Текст книги "Пионеры Вселенной"

4

Растроганный и ободренный столь горячей похвалой Ассонова, Циолковский тут же отправил первую часть статьи в Петербург, в «Научное обозрение», где его хорошо знали и ценили.

Скоро пришло письмо редактора журнала профессора Филиппова. Он уведомлял, что статья «Исследование мировых пространств реактивными приборами» понравилась и будет опубликована в журнале.

Циолковский решил об этом пока никому не говорить, зная, что журнал на подозрении у жандармов, но тут же принялся доделывать и переписывать начисто вторую часть статьи.

Осенью 1902 года эта вторая часть статьи была завершена, и Циолковский послал ее в «Научное обозрение» с просьбой опубликовать вместе с первой, как продолжение.

Наступил новый 1903 год, а из журнала не было никаких вестей. Ассонову через близких людей удалось узнать, что обе статьи набраны, но публикация задерживается цензурой. Журнал был под особым надзором полиции за его, как говорили, «крайне либеральное» направление…

Весна прошла в тревоге и ожидании. В памятный день, когда в епархиальном училище прозвенел последний звонок, Циолковский пришел домой усталый и присел во дворе под липами.

В открытое окно его увидела Любаша, и тотчас выскочила из дома:

– Папа! Папочка, у нас радость: прислали журнал с твоей статьей, – вот он!

– Дай, дай скорей!

Циолковский обнял дочь и вместе с ней стал листать журнал:

– Да, напечатали! А уж я было отчаялся… Теперь словно гора с плеч… И посмотри, Любаша, что по соседству.

– Менделеев!

– Да! Каково? Напечатали рядом с Менделеевым! Я сейчас же, сейчас же иду к Ассонову, даже обедать не буду. Это победа, Любаша! Это огромная победа!

5

В субботу выдался ясный, солнечный день с легким ветерком и белыми барашками на небе.

Циолковский был в отличном настроении и готовился после обеда с сыновьями поехать вверх по Оке, чтобы там порыбачить в глухих заводях. Снасти уже были подготовлены, и Александр с Иваном пошли копать червей.

Вдруг взвился резкий ветер, и по небу поползла огромная, во всю его ширину, хмурая, тяжелая туча. Она надвигалась неукротимо, закрыв солнце, обрушилась ливнем.

Промокшие до нитки, вбежали сыновья и, бросив на крыльце банки с червями, стали выжимать рубахи. По лесенке затопали чьи-то тяжелые сапоги, и в кухню, где сидел Циолковский, в надвинутой на глаза шляпе, с которой текли потоки, вошел Ассонов.

– Вот угораздило меня, – забасил он, – ведь вышел – светило солнце… Уж вы извините, Константин Эдуардович, наследил тут.

– Что вы, что вы, Василий Иванович, это пустяки. Вот промокли вы… ну, да я сейчас что-нибудь принесу переодеться…

– Не надо, не надо. Дождь теплый, да и я на минутку.

– Случилось что-нибудь, Василий Иванович? – с тревогой спросил Циолковский.

– Да. Погиб редактор «Научного обозрения» Филиппов.

– Профессор Филиппов? Как же так? – растерянно спросил Циолковский.

– Говорят, изобретал лучи, способные делать взрывы на расстояниях… И погиб при опытах.

– Какое несчастье! Какая горькая потеря! Редкий был человек. Редкий! Видный ученый и смелый, решительный издатель! А для меня – и говорить нечего… С девяносто седьмого года опубликовал мои статьи и вот сейчас о ракете…

– Да, это так. Он вынес настоящую войну из-за вашей статьи.

– Знаю, знаю… Тяжелую весть вы принесли, Василий Иванович. Я потрясен… Давайте сядем, помолчим…

Внезапная смерть Филиппова, как говорили – от отравления газом, вызвала переполох в жандармском управлении, где его называли «красным профессором».

В редакции журнала и в лаборатории были произведены аресты, опечатаны все бумаги и рукописи.

Журнал «Научное обозрение», где печатались статьи Ленина, был закрыт.

Циолковский, и без того убитый известием о смерти покровителя, впал в мрачное настроение, затосковал.

Варвара Евграфовна, зная о причине расстройства мужа, послала Сашу к Ассонову с просьбой прийти к Константину Эдуардовичу.

Ассонов сразу догадался, что до Циолковского дошли слухи о закрытии журнала, и явился немедля, чтоб успокоить друга. Константин Эдуардович, думая, что Ассонов пришел сам, встретил гостя обрадованно и сразу увел к себе, усадил в кресло, заговорил таинственно:

– Вы слышали, Василий Иванович, что творится в Петербурге?

– Да, знаю. Однако не стоит унывать и впадать в отчаяние. Вас же печатают в «Науке и жизни» и других изданиях. Вторая часть вашей статьи все равно увидит свет и произведет сильное впечатление в ученых кругах.

– Вы уверены в этом, Василий Иванович?

– Да, безусловно! Иначе и быть не может.

– Но о первой статье пока нет никаких откликов.

– А много ли прошло времени? Каких-нибудь два месяца! Да ведь любой ежемесячный журнал сдается в типографию месяца за два. И еще нужно время, чтобы его напечатать… Дорогой мой Константин Эдуардович, раньше чем через полгода и ждать ничего нельзя. А если взять западные страны, так и того больше. Так что вы не расстраивайтесь, а спокойно занимайтесь делами.

– Да как же, Василий Иванович? Ведь у меня все из рук валится. Вдруг статья о ракете не привлечет внимания?

– Не может этого быть. Не может! Проблема воздухоплавания волнует все прогрессивное человечество. А вы поднимаете вопрос о полетах в иные миры. Это же сенсация! Нет, мимо таких событий нельзя пройти молча. Статью нельзя не заметить. Еще месяц-два, и вы сами прибежите ко мне с газетами.

– Вы так говорите, так умеете успокоить, Василий Иванович.

– Так и будет! Так и будет! Вот увидите!

– Ну, если вы так уверены – пойдемте пить чай, – сказал успокоенно Циолковский и повел гостя в столовую.

Новый 1904 год начался тревожно: в ночь на 27 января японский флот напал на русскую эскадру в Порт-Артуре. Началась русско-японская война.

Молебствия во всех церквах о даровании победы русскому воинству, рекрутские наборы с пьяными песнями и плачем заслонили, затмили все другие события.

Циолковский отлично понимал, что сейчас не до полетов в мировое пространство, и не надеялся, что его статья привлечет к себе широкое внимание. Он даже стал подумывать о том, чтобы вернуться снова к проекту металлического управляемого аэростата, который мог пригодиться на войне…

Однажды, потрясая газетой и гулко стуча сапогами, к нему вошел раскрасневшийся от ходьбы Ассонов.

– Новость чрезвычайная, Константин Эдуардович! Сын газету прислал. В Америке взлетел в небо первый в мире самолет!

– Наконец-то! Наконец-то! – воскликнул Циолковский. – Но кто же, кто его построил?

– Братья Райт! Вот посмотрите, напечатали их портреты.

Циолковский всмотрелся.

– Совсем еще молодые люди. Я рад! Это всеобщее достижение! Ведь они взлетели в небо на аппарате тяжелее воздуха! Небывалая сенсация! Я искренне рад этой великой победе человеческого разума! – задумчиво сказал Циолковский. – Но боюсь, что завоевание Райтов будет для меня роковым.

– Как? Почему? – воскликнул Ассонов.

– Разве вы не знаете алчности фабрикантов? Сейчас во всех странах начнут строить самолеты, а на мое исследование о ракетах даже не обратят внимания. Оно будет похоронено и забыто. Я боюсь, что его ждет та же горькая участь, что постигла изобретение Кибальчича…

– Ну, что вы, Константин Эдуардович, разве возможно такое сравнение. Я слышал от Стрешнева, что проект Кибальчича был опечатан и приобщен к делу «первомартовцев». Ваша же работа напечатана в популярном журнале и стала достоянием гласности. Если не у нас, то за границей вашу работу оценят и начнут осуществлять. А самолеты пусть вас не смущают. От первого опытного полета до машин, на которые отважатся сесть пассажиры, пройдут многие годы. Ведь дирижабли осваиваются не одно десятилетие.

– Так-то так, а все-таки…

– Нет, нет! С вашей ракетой не могут конкурировать даже самые наисовершеннейшие самолеты, которые будут строить лет через пятьдесят.

– Вы так думаете?

– Конечно. Для самолета нужна опорная среда… воздух. Ни один самолет не способен взлететь выше атмосферы – вы же сами пишете об этом в своей статье.

– Да, это так, – вздохнул Циолковский.

– Только ракета может вырваться в просторы Вселенной. Она вне конкуренции. У нее нет и не может быть соперников!.. Вы подарили России, а может быть, и всему человечеству математические расчеты первой космической ракеты. Если современники не сумеют осуществить вашу идею – ее оценят и осуществят потомки! Вы, Константин Эдуардович, совершили великое открытие и должны быть счастливы! Если даже вы больше не напишете ни одной статьи, не сделаете ни одного изобретения – все равно ваше имя войдет в историю.

– Вы это говорите серьезно, Василий Иванович, а не для того, чтобы утешить меня? – дрогнувшим голосом спросил Циолковский.

– Я говорю то, что думаю. Я глубоко верю в то, что говорю, – горячо продолжал Ассонов. – Встряхнитесь, Константин Эдуардович, и гордо вскиньте голову. Вы открываете человечеству дверь в грядущее! Вы указываете ему путь в таинственные просторы Вселенной…

Книга третья
Вперед, на Марс!

Глава первая

1

– Господа, космографии не будет – Козерог заболел! – крикнул, влетев в класс после звонка, круглолицый реалист с озорными, широко открытыми глазами.

– Ура! По домам! – закричал кто-то пронзительно.

Класс загудел, захлопали доски парт, реалисты наскоро собирали тетради и книги.

В распахнутых дверях появился тучный, горбоносый учитель с рыжеватой козлиной бородкой.

– Э… позвольте, господа… разве я перепутал расписание?

Реалисты вскочили. Дежурный, с белой повязкой на рукаве, одернув черную тужурку, шагнул навстречу:

– Извините, Людвиг Густавович, сказали, что вы заболели и не будете…

– Садитесь! – приказал учитель.

Черные тужурки слились с черными партами, слышалось лишь порывистое дыхание.

– Господа! – торжественно провозгласил учитель, расправляя свернутый в трубочку журнал. – Сегодня у нас будет необычное занятие. Сегодня я вас ознакомлю с весьма любопытной и примечательной статьей. Речь пойдет о полете в мировое пространство! Да-с, господа, о полете во Вселенную!

Людвиг Густавович, которого в училище недолюбливали за педантичность и звали «Козерогом», редко баловал реалистов чтением на свободную тему. Объявив о статье, он сделал паузу и, прищуром осмотрев класс, заметил, что глаза реалистов потеплели:

– Сегодня, господа, – повысил голос Людвиг Густавович, – задания на дом не будет, но прошу вас слушать внимательно: о том, что изложено в статье, вы не услышите ни в одной аудитории… даже в институтской. Речь пойдет не о фантастике, а о научном предсказании, основанном на математических расчетах. Вы ознакомитесь с идеей создания космического корабля, способного разорвать путы земного тяготения и вырваться в необъятность Вселенной.

Реалисты притихли, некоторые даже достали тетради и вооружились ручками и карандашами.

Учитель раскрыл журнал.

– Итак, слушайте, господа! «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Автор статьи – господин Циолковский. Не слыхали этого имени? Я тоже! Однако можно предполагать, что это маститый исследователь, очевидно, профессор. Иначе его статью не стали бы печатать в «Научном обозрении». Впрочем, вы сами увидите…

Людвиг Густавович привычным жестом погладил бородку и стал читать.

Его слушали, затаив дыхание.

– «Чтобы аэростат поднялся на высоту в 27 километров… он должен занять объем в 50 раз больший, чем внизу».

Учитель остановился и многозначительно поднял палец.

– Вообразите, господа, какова должна быть оболочка аэростата? Сколько на нее потребуется газонепроницаемой ткани и сколько эта ткань может весить? Циолковский приводит здесь обстоятельные расчеты, которые я опускаю. Вывод же его таков:

«За пределы атмосферы поднятие приборов с помощью воздушного шара, разумеется, совсем немыслимо!»

– Жюль Верн предлагал гигантскую пушку, – послышался чей-то робкий голос.

– Циолковский рассматривает и этот вопрос, господа, – продолжал учитель. – Вот послушайте, что он пишет далее: «Одного громадного усиления тяжести совершение достаточно, чтобы оставить мысль о применении пушек к нашему делу».

– Это ясно! А что же он предлагает? – спросил кто-то с последней парты.

Учитель обвел класс внимательным взглядом.

– «Вместо них или аэростата… предлагаю реактивный прибор, то есть род ракеты, но ракеты грандиозной и особенным образом устроенной».

Учитель прервал чтение, поднялся и, взяв мел, стал на доске старательно вычерчивать контур ракеты, напоминающий пузатую, бесхвостую рыбу.

Когда чертеж был готов и учитель вернулся к столу, раздался звон колокольчика.

Учитель, поморщась, закрыл журнал.

– Нет, нет, мы не пойдем на перемену!

– Просим продолжать, Людвиг Густавович! – закричали реалисты.

Сдвинув на лоб очки, учитель удивленно осмотрел класс, погладил бородку, улыбнулся:

– Это похвально, господа! Очень похвально, что вы проявили интерес к поднимаемой проблеме. Я рад, очень рад!

– А как же будет устроен этот снаряд? – спросил белокурый реалист с третьей парты.

– А вот взгляните на чертеж и послушайте описание, – Людвиг Густавович поправил очки и продолжал читать:

«Камера имеет большой запас веществ, которые при своем смешении тотчас же образуют взрывчатую массу. Вещества эти, равномерно взрываясь в определенном месте, текут в виде горящих газов по расширяющимся к концу трубам вроде рупора… Они (газы), сильно разрядившись и охладившись, вырываются наружу с громадною… скоростью».

Учитель приподнял голову:

– Надеюсь, всем понятно, господа, что эти газы могут двигать снаряд-ракету?

– Понятно! Ясно! – послышались голоса.

– Далее господин Циолковский говорит о способах управления ракетой, о ее преимуществах, позволяющих постепенно увеличивать скорость, а также и гасить ее, что создает возможность полета на ней человека.

Он рассматривает полет ракеты в атмосфере и в безвоздушном пространстве и, исходя из закона сохранения количества движения для замкнутой системы, выводит формулу для наибольшей скорости.

Учитель встал, шагнул к доске и написал формулу.

– Господа, вот формула Циолковского! Можете ее переписать.

У самой двери снова раздался звонок.

– Простите, господа, – заговорил учитель взволнованно, – я едва ли смогу вторично вернуться к этому важному вопросу и потому прошу у вас позволения зачитать еще один абзац из статьи господина Циолковского.

Он поднялся на кафедру и взял журнал:

– «Эта моя работа далеко не исчерпывает всех сторон дела… Во многих случаях я принужден лишь гадать или предполагать… Моя цель возбудить к нему интерес, указав на великое значение его в будущем и на возможность его решения…» Вот и все, господа. Благодарю вас!

Учитель закрыл журнал и, поклонившись, сошел с кафедры.

Его проводили аплодисментами.

Но едва учитель скрылся за дверью, как в классе поднялся гвалт: реалисты, опережая друг друга, бросились в раздевалку.

Класс быстро опустел, только на третьей парте одиноко сидел белокурый юноша и сосредоточенно делал какие-то вычисления…

Скоро внизу смолкли последние возгласы. В класс вошел служитель в сером фартуке с ведром, совочком и щеткой на длинной палке.

– А вы почему здесь сидите?

– Решал задачу… Сейчас уйду.

Услышав голоса, в дверь заглянул инспектор, прозванный «Усачом».

– Цандер? Вы наказаны?

– Нет, я изучал формулу Циолковского, господин инспектор, – вскочив, ответил юноша.

– Циолковского? Не знаю такого математика, – нахмурясь, сказал Усач.

– О, вы еще о нем услышите, господин инспектор! – воскликнул Цандер и легкой походкой вышел из класса.

2

Был легкий мороз, и светило солнце. Цандер, выйдя на свет, на мгновенье зажмурился. От яркого солнца и свежего снега слепило глаза. Постояв немного, он перешел на другую сторону улицы и оказался в белом саду. После вчерашней оттепели деревья стояли в инее. От веток на чистый снег падали ажурные серовато-синие тени. Причудливая узорность белых кружев и темной вязи теней делала сад фантастическим.

Статный голубоглазый юноша, в длинной черной шинели, в фуражке с желтым кантом, шел не спеша, любуясь красотой закуржавелых деревьев, молодо вдыхал бодрящий морозный воздух. Мысли его витали в беспредельно далеких мирах. Он думал о фантастическом снаряде Циолковского, который мог умчать человека за пределы земного мира. Эти сладкие грезы наполняли его душу тихой радостью. Он не шел, он – парил…

Фридрих был младшим сыном старого доктора Артура Константиновича Цандера. В свое время у отца составилась большая практика, его знала вся Рига. Но после смерти жены он одряхлел, оставил медицину и перешел работать в зоологический музей.

Маленький Фридрих, рано лишившись матери, рос под наблюдением няни, сестер и старика отца.

Когда Фридрих немного подрос, отец стал чаще брать его в зоологический музей. В нем были отделы геологии, археологии, космографии. Даже имелась действующая модель Сатурна «Сатурнарий». Вращением деревянной ручки приводилась в движение планета Сатурн, ее кольцо и все спутники. Фридрих радовался, когда на темном фоне двигался светящийся шар Сатурна, охваченный мерцающим кольцом.

Рос он мальчиком тихим, мечтательным. Под впечатлением «Сатурнария» он всякий раз, как отец возвращался со службы, расспрашивал его о таинственной жизни Вселенной. К восьми годам Фридрих знал все планеты солнечной системы, многие созвездия и отдельные звезды… Когда Фридриха определили в приготовительные классы, он пристрастился к чтению и перечитал в библиотеке отца все книги по астрономии. У него в комнате появились вырезанные из журналов портреты Галилея, Коперника, Джордано Бруно и горячо любимого Жюля Верна. «Пять недель на воздушном шаре» и «С земли на Луну» Фридрих знал чуть ли не наизусть.

Поступив в реальное училище, Фридрих продолжал увлекаться научной фантастикой Жюля Верна и Фламмариона. Однако в последних классах его все больше тянуло к науке, к познанию тайн Вселенной, к воздухоплаванию.

В девятисотом году, узнав о полете первого цеппелина, Фридрих собрал все газеты на русском, немецком и латышском языках, где сообщались подробности. А когда огромный, сигароподобный цеппелин пролетал над Ригой, Фридрих убежал с уроков, чтоб увидеть его собственными глазами. Теперь, на последнем курсе, он внимательно следил за всеми новшествами в области воздухоплавания и нетерпеливо ждал того дня, когда появится в Риге самолет братьев Райт. Он мечтал познакомиться с изобретателями или хотя бы осмотреть их самолет. Ему казалось, что на основе самолета братьев Райт можно построить новую модель, которая будет летать дальше и выше. А если ее еще снабдить сильным двигателем и придать ей форму стрелы с конусообразными крыльями, она сможет достичь небывалой высоты. Он был глубоко убежден, что самолет усовершенствованной конструкции сможет пройти земную атмосферу. И вдруг сегодня статья Циолковского опрокинула все его понятия и представления о высотных полетах. Вначале он сидел в оцепенении и не верил тому, что слышал. Но потом, все более и более вникая в смысл статьи, понял, что Циолковский предлагал новый замечательный снаряд! Снаряд несравнимо лучший, более стремительный в полете и более надежный, чем самолет.

«Да, да, да! – шептал себе Фридрих. – Ракета, только ракета сможет поднять человека в космические выси! Однако возможно ли это? Не слишком ли я ослеплен статьей Циолковского? Вдруг это первое впечатление от прочитанного ошибочно? Не обуяли ли Циолковского фантастические идеи Жюля Верна? Надо самому проверить его расчеты. Самому!»

Фридрих был так поглощен этой мыслью, что не слышал, как прозвучал последний звонок, не видел, как уходили товарищи, – он решал формулу Циолковского.

Когда пришел служитель убирать класс, Фридрих уже заканчивал подсчеты. Выходило, что Циолковский прав! Но Фридрих понимал, что математика не дружит со спешкой. «Надо внимательно прочесть статью и проверить все вычисления». С этой мыслью Фридрих вышел из училища и был ослеплен солнцем, красотой заснеженного сада.

Лишь когда кончился сад, он вспомнил, что хотел достать журнал «Научное обозрение».

Зная, что поблизости есть книжная лавка, Фридрих свернул в переулок…

– «Научное обозрение» желаете? – спросил, разглядывая его сквозь очки, седой, интеллигентного вида старик. – Этот журнал уж полтора года как прикрыт!

– Прикрыт?

– Да-с… как я слышал, прикрыт по распоряжению Министра внутренних дел.

– Но ведь статья была напечатана… В ней ничего крамольного… Это о полетах в мировое пространство.

– А? Господина Циолковского? Помню. Май тысяча девятьсот третьего года… Идите в ратушу, молодой человек. Там, в публичной библиотеке, можете достать. И это, пожалуй, единственное место.

Цандер поблагодарил старика. До ратуши было – рукой подать.