Текст книги "Вихрь преисподней"

Глава XLII
«Лермонтов, Михаил Юрьевич, восстаньте!»

Узнав Ивана Бобылева Пенза было шагнул в его сторону, но тот хрипло прокричал:

– Уйди! Прочь, лукавый сатана!..

Пенза опять замер. Затем он как-то сделал несколько шагов в сторону и оказавшись у развевающихся черных полотнищ стал почти незаметен. Все внимание зала было теперь приковано к Ивану Бобылеву.

Иван Бобылев вытащил из кармана руку с зажатым в ней ножом и высоко подняв ее, угрожающе потряс им… Тут же вокруг него образовалось свободное пространство.

– Ну что, мрачное и тупое стадо! – обратился он к залу. – Как видите, представители мрачного и тупого стада, события развиваются по нарастающей. И это только начало!.. Все еще впереди!.. А вы-то сидели и веселились, выпятив вперед свои сытые животики!.. Веселились!..

Вдруг лицо его, и без того зверское, перекосило особой злостью:

– «О, как мне хочется смутить веселость их!» Знаете, представители мрачного и тупого стада, чьи это стихи?!.. Да нет, откуда вам знать?!.. Такого вы, тупые жвачные животные, знать не можете. Лермонтов, Михаил Юрьевич, вас забыли здесь!.. – воскликнул он, потрясая ножом и обращаясь куда-то к небесам…

Затем он опять обратился к залу:

– Не в весельи правда и суть, а в боли, в слезах, которые пропитали эту землю! Правду говорит мой сын, который сейчас здесь же, на передаче – со всем этим морем боли должно что-то произойти, какой-то итог! Что-то!.. А вы веселитесь, вы смеетесь. Лермонтов, Михаил Юрьевич, восстаньте!.. Я верю в то, что сказал Христос Спаситель – убогие, калечные, неудачливые – спасутся, им будет принадлежать царство! А удачливым счастье не светит, как не светит верблюду пролезть в игольное ушко! Это моя вера, моя религия, потому что это я – убогий! А вы – вы счастливы, вы улыбаетесь, это не ваша религия!

– Бросьте, какой же вы убогий?! Вы – певец, хоть и бывший! – крикнул Пенза.

– Вот именно, что бывший! Я, может быть, и не убогий, но я тот, чья судьба пошла наперекосяк. А это значит, что для меня уготовано царство божие! Я наконец понял в чем дело! Я не виноват в собственном неблагополучии! Я все делал хорошо! Я все делал правильно! Но нечто не давало состояться моему счастью…

– Отец, не надо! Никакого нечто нет! Мы сами виноваты во всех наших неблагополучиях. Но все можно поправить!.. Надо только во всем разобраться, главное только придумать как!.. Мы во всем разберемся…

– Замолчи! Не встревай! Ты ничего не знаешь… Есть! Есть!.. Оно довело меня! Происходит конец моей жизни, конец титанической борьбы с неведомым, которая называется «жизнь Ивана Бобылева». Всю жизнь я боролся с чем-то мрачным, неведомым, мутным, едва уловимым, о котором только что сказал мой сын… В моем поясе – бомб а!..

Зал вздрогнул.

– Что, испугались?.. Это вам не мертвецы с вампирами… Это нечто – мутное, едва уловимое порождало ужасное неблагополучие. Оно губило мое счастье, уничтожало надежды, подтачивало мои силы и изнуряло меня. Вот что, в моем поясе – бомб а. Если сейчас кто-нибудь попытается арестовать меня – смотрите…

Никто и не пытался арестовывать его.

– Изнуренный и лишенный счастья я отравлял все вокруг… Да, я признаю – я был ужасным человеком, я губил всех тех, кто был рядом со мной. Я не дал своему сыну достаточных информаций и он, пользуясь информациями малочисленными, ложными, непроверенными сделал ошибку – а кто бы в его положении такой ошибки не сделал? – и направился через Приморье к границе с Северной коммунистической Кореей с чемоданом наркотической травки, чтобы пересечь границу, продать там наркоту, нанять лодку и ехать в Японию. По дороге к границе его и задержали… Жизнь его после этого была сломана… Лишь благодаря моей известности он не сел на долгие годы в тюрьму… Во всем виноват я со своей жизнью, а в моей жизни во всем виновато темное, мутное, неведомое нечто, о котором ни одному нормальному человеку не захочется думать. Ведь нормальному человеку хочется всегда думать о чем-то ясном, понятном, легко объяснимом. Мир нормального человека должен быть привычен и прост. И это вовсе не плохо и не смешно. Без привычного и простого мира нельзя построить счастливую, удачную жизнь.

Но привычный и простой мир закончился, потому что в нем появился я, Иван Бобылев. А раз появился я, то вскоре появился и мой сын – Не-Маркетинг. Это он, он сгущал краски и ждал все более решительных информаций, с детства он был отравлен парами темного и мутного, которое отравило меня. А раз появился Не-Маркетинг, но свихнулся и Маркетинг, а он в свою очередь привлек Пензу и так пошло и поехало…

Нечто погубило мою жизнь, а я погублю вас всех… Пояс, пояс здесь со мной…

Все опять задрожали от страха, когда он похлопал себя по животу…

– Что же погубило мою жизнь? Что за странная, темная и мутная сила?!.. Кто она и что она? Нечто!.. Что это? Мертвец или мертвецы? Вампир или вампиры? Таинственный космический луч, поразивший мой мозг и мое сердце? Зловещие пришельцы или быть может какая-то змея, которая поднялась из глубин мирового океана и укусила меня во сне, пока я спал?.. Я не знаю, не знаю… Но я хочу сегодня, напоследок, перед своей смертью увидеть его. Я чувствую, оно здесь, ему очень хорошо среди всех этих черных красок, среди этих тревожно колышущихся полотнищ, оно здесь, здесь!.. Оно перебегает от одного полотнища к другому, хоронится за ними, следит за нами, внимательно слушает, о чем мы здесь говорим… Помнишь, сынок, там, на кладбище, ты все призывал мертвых восстать из гробов, чтобы разыскать ту ужасную причину, которая коренится в сути всех вещей и которая сгубила их жизни. Сейчас мы увидим эту причину, сейчас оно откроется нам!..

– Отец, прекрати! Я не могу тебя больше слушать! Это ужасный бред! Это не ты говоришь!

– Не подходи! Не подходи! Я взорву и тебя и себя и всех!

– Ты не можешь такого говорить!.. Это не ты! Я не буду слушать того, кто вселился в тебя!

Он закрыл уши руками.

– Я хочу его видеть!.. Ведь я уже почти мертвец и мы все здесь почти мертвецы! – он похлопал себя по поясу. – Здесь взрывчатка, мы почти мертвецы! Значит, мы имеем право на встречу! Ну же! Откройся нам!.. Явись!..

Вдруг из зала вышел Маркетинг и поднялся на сцену…

– Ваше задание выполнено… Люди доведены до нужной кондиции… – громко проговорил он, обращаясь к Ивану Бобылеву. – Все напуганы, поражены и нужна только спичка, чтобы в их душах вспыхнуло огромное пламя!

– Брось, я не давал тебе никакого задания!.. – проговорил Иван Бобылев и отпрянул.

– Ах вот как! – проговорил Маркетинг. – Что ж, это правда… Как правда и то, что я не свихивался в результате того, что нечто повлияло на вас, а потом, через вас и на вашего сына… Когда вы говорите про это, вы лжете!.. Что ж, вы говорите, что я свихнулся – назовите это так. Но я сделал это не из-за вас и вашего сына… На самом деле я просто моя жизнь подошла к концу… Так же как и ваша, и вашего сына – Не-Маркетинга, так же как и жизнь Пензы, так же как и жизнь всех тех людей, что сидят сейчас в зале…

– Уж это точно! – со зловещей улыбкой Иван Бобылев похлопал себя по поясу.

– Это ненужная пустая жизнь пустого жалкого человека… Что общего было у меня с вашим сыном? Да то, что мы оба – два совершенно одиноких человека, у которых нет ни семьи, ни детей, ни возлюбленной, никого!.. Лишь только эта работа в представительстве одной из крупнейших в мире транснациональных корпораций. Но кто мы этой работе и что мы этой работе?.. Наша корпорация предала нас, обманула!.. Я верой и правдой служил ей, просиживая в офисе с раннего утра и до вечера, а что я получил?! Меня уволили… Но мое увольнение – это лишь последний шаг, крайняя точка, было и много другого… Я был много раз несправедливо обижен, раздавлен, отринут в сторону… Плодами моего труда пользовались другие, другие получали награды, поощрения и повышения по службе… В мою же жизнь все время вмешивалось что-то мрачное, мутное и непонятное, какое-то нечто… Какой мне смысл жить?.. Нечто ведь все равно погубило все мои надежды! Есть ли смысл доживать в этом бессмысленном и бесперспективном неблагополучии? Есть ли смысл продлевать его?.. Люди я – бог!..

– Не сходите с ума, никакого нечто нет! Что вы все ищете какие-то потусторонние причины своих собственных глупостей и неудач…

– Есть, Пенза, есть! – проговорил Маркетинг. – Поверьте, Пенза, оно есть и это ужасно. Гораздо проще было бы, если бы его не существовало… Оно есть. Ваша телестудия, Пенза, сегодня очень напоминает какой-то языческий храм, посвященный какому-то ужасному, мрачному божеству. Но зря вы оказываете этому божеству такие почести – оно слишком ужасное и не стоит почестей, потому что оно всегда берет их себе само. Это оно погубило вашего родственника – охранника, погубило подростка, того пьяницу, которого убил Иван Бобылев, погубило Ивана Бобылева, его сына, Не-Маркетинга, наконец вас, Пенза… А вы говорите, что его нет. Оно есть!.. И ему требуются новые и новые жертвы!.. Тех жертв, что уже есть – мало. Нужны новые. Только тогда это божество, наконец, будет сыто и успокоится и оставит нас всех в покое… И опять воцарится мир и порядок. До следующего раза, конечно… Но когда будет этот следующий раз – никто не знает… Может рано, может – поздно…

Он пошел к лестнице, вдруг остановился, обернулся:

– Я знаю, вы не смеетесь надо мной, только потому, что слишком напуганы взрывчаткой, содержащейся в поясе Ивана Бобылева. – Иначе бы вы смеялись… Вам, идиотам, мои слова показались бы смешными… Просто вам сейчас не до смеха… Взрывчатка делает вас серьезными!..

– Нет никакой взрывчатки! – вдруг воскликнул певец. – Я соврал!..

– Ложь, кругом ложь… – устало проговорил Маркетинг.

Вдруг лицо его изменилось и стало злым:

– Как я ненавижу вас всех, всех, все человечество!.. Ненавижу и тебя, нечто, за то, что ты сделало мою жизнь такой… Но знаете, я теперь счастлив! Мне надо было дойти до этой студии и до этой телепередачи, чтобы стать счастливым. Счастье в том, что мне больше ничего от вас не надо! Вы больше никогда мне не понадобитесь!.. Не считаете меня богом – ну и черт с вами! Не нужно!.. Вам же хуже… Я хотел употребить свою жизнь для вашей пользы… Но ничего не вышло… Я кажусь вам сумасшедшим, хотя вы в тысячу раз более сумасшедшие, чем я… И пусть! И пусть! Мне ничего и ни от кого больше не надо: от вас, от Главы представительства транснациональной корпорации, от его сотрудников… Я хотел принести себя в жертву, чтобы в мире воцарился покой. Вам не нужна моя жертва – и черт с вами!

Он начал подниматься вверх по лестнице… Вот фигура его начала скрываться во мраке. Верх лестницы был задрапирован черной материей, тревожно колыхавшейся под действием направленных не нее воздушных струй. Еще выше был огромный портрет Пензы. Нырнув под черные полотнища Маркетинг исчез из вида. В следующее мгновение оттуда послышался какой-то сдавленный крик…

– Это нечто! – воскликнул Иван Бобылев. – Оно здесь! Оно его убило!.. Оно приняло его жертву!.. Он говорил, что он никому не нужен, но он оказался нужен!.. Нечто мудрее и добрее нас всех! Люди, поклонимся нечто!

Иван Бобылев упал на пол и простер руки…

– Все подстроено! – выкрикнул кто-то из зала. – Пенза опять все подстроил!.. Долой Пензу!.. Пенза превратил хорошее шоу черт знает во что!.. Не верьте всему, что здесь происходит!..

– А мы и так не верим!.. – закричали в другом конце огромного зала телевизионной студии.

– Не верим!.. Долой Пензу!.. Не верим!.. Долой!.. – загалдели со всех сторон.

Вдруг какой-то молодой огромного роста парень прямо через спинки кресел выскочил из второго ряда в проход, в несколько прыжков оказался на сцене и набросился на Ивана Бобылева – заломил ему руки и держа их одной рукой, другой быстро обшарил певца:

– Ничего нет! Никакой взрывчатки! Врал!.. Все подстроено! Да может это и Иван Бобылев не настоящий?! Может это какое-то загримированное чучело?!.. Иван Бобылев бы себя так никогда не повел!..

– Я и сам признался, что это ложь!.. – вскричал Иван Бобылев.

– Все ложь! Все подстроено! Долой Пензу! Долой!.. Мы больше не верим ничему!

– Идиоты! Кретины! – завопил Пенза. – Я ничего не подстраивал! Неужели вы не понимаете, что подстроить такое невозможно!..

– Мы тебе не верим! Ты все врешь! Ты и сейчас врешь!.. Ничему не верим!

– Идиоты! Когда вам по-настоящему врут, вы верите, а стоит перестать врать – вы тут же перестаете верить!..

Вдруг на сцену выскочила та самая молодая журналистка. В руке ее был микрофон:

– Вот оно, наступающее царство черной лжи! Вот ее ужасный лик! Вот этот журналист Пенза – и есть олицетворение ужасного царства мрачной лжи! – громко проговорила она.

– Да! Да! – бурно согласился с этим зал.

В зале появились сотрудники службы безопасности. Тем временем огромного роста парень отпустил Ивана Бобылева:

– Никакого взрывного устройства нет. Он нас просто запугивал…

– Все это ложь, ложь, тысячу раз ложь и еще раз ложь! – проговорила молодая женщина. – Но зачем люди лгут? В этом-то нам и предстоит разобраться на сегодняшней передаче. Что заставляет их городить такие буреломы лжи!..

– Не-ет! Люди, не слушайте ее!.. – вдруг диким голосом завизжал Пенза. Изо рта его летели брызги слюны. – Вот оно и начинается!.. Оно начинается!..

– Что? Что?! – заволновались многие.

– Атака нечто!

– Да какое еще нечто?! Что это такое?!

– Смотрите, смотрите, оно идет! Сейчас вы увидите! Сейчас многое станет ясно!.. Надо немедленно по требованиям безопасности прекратить съемки!..

– Он опять кривляется!

– Съемки и так прекращены!..

– Немедленно посмотрите там, за лестницей, там что-то шевелится!..

Несколько человек с опаской зашли за лестницу и увидели там исковерканного Маркетинга, – он умер, свалившись вниз с самого верха лестницы…

С разных сторон понеслись крики:

– Он просто нечаянно сорвался! Все подстроено!.. Он жив!.. Сейчас они скажут, что он бог и он воскрес… Все подстроено! Кругом ложь!.. Он не воскреснет, он мертв, что вы! Смотрите, кровь! Надо вызвать скорую. Скорая не понадобится: он мертв, мертвее мертвого!..

– Язычники! Креста на вас нет!..

* * *

Пенза и Не-Маркетинг находились в съемной квартире Не-Маркетинга, в которую они приехали на такси сразу после провалившихся съемок ток-шоу. Не-Маркетинг лихорадочно метался по квартире, собирая вещи… Пенза бесцельно ходил по комнате, наблюдая за ним.

– Что ты намереваешься делать? – спросил он Не-Маркетинга.

Тот перестал складывать в сумку какую-то одежду и, распрямившись, произнес:

– Отдохнуть… Прежде всего отдохнуть. Я очень плохо себя чувствую…

Сказано это было чрезвычайно спокойно. Пенза опешил:

– Вот как?!.. А как же отец?..

– А что я должен делать?

– Нанять хорошего адвоката, носить передачи ему в тюрьму… Он же оказался совершенно один… Как же он?! – взорвался молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист.

– А как же тот маленький мальчик, мой двойник, который до сих пор в ужасной тоске бегает по городу?.. Он тоже оказался совершенно один! Выходит, его я должен предать, забыть?! Забыть ради Ивана Бобылева?!..

После некоторой паузы он проговорил:

– Я сейчас обязательно должен отвлечься от всей этой истории и позаботиться о том маленьком мальчике, который до сих пор в ужасной тоске бегает по городу. Если я займусь отцом, в лучшем случае мне будет ни до чего, в худшем – и это самый вероятный вариант – я просто погибну, превращусь в какого-то совсем другого человека, которому уже не будет дела ни до чего из того, что сейчас волнует меня… А я не хочу превращаться ни в какого другого человека. Я хочу остаться самим собой.

Не-Маркетинг спокойно смотрел на журналиста, голос его был тверд. Чувствовалось, что он хорошо обдумал то, что сейчас говорит. Пенза не нашел, что сказать…

Не-Маркетинг продолжал:

– Знаешь, тот подросток, который погиб, попав под автобус, – он спрятал где-то в дебрях Измайловского парка каменную дощечку, на которой процарапал слова: «Суровым дням, родившим крепкое…»

Пенза слушал, не перебивая. Не-Маркетинг говорил:

– Суровые дни – это наши нынешние дни, только для него они были не просто там какие-то дни, одни из многих прочих. Для него наши нынешние дни были днями его переходного возраста, порой, когда он вступал во взрослую жизнь…

Не-Маркетинг замолчал…

– И этот переходный возраст, – неожиданно продолжил он гораздо громче, чем говорил до этого, но теперь голос его уже дрожал. – стал для него днями перехода от жизни к смерти!

Глаза его наполнились слезами.

Пенза, до этого расхаживавший по комнате, присел на краешек дивана. Как ни был он сам совершенно разбит и разгромлен, а все же в этот момент он подумал про Не-Маркетинга: «У-у, да ты, брат, окончательно не в себе!.. Бедный же человек твой отец!.. Хотя… Хотя он ведь сам во все впутался!..» Вслед за этим на ум Пензе пришла другая мысль: «Сам, не сам, а теперь-то всей этой семье – точно конец!.. Свалятся под откос оба: и отец и сын… Но есть ли куда им еще валиться дальше?!..»

Тем временем Не-Маркетинг продолжал:

– А крепкое, что порождено суровыми днями его переходного возраста, закончившегося его смертью, так вот, крепкое – это… – он уже вовсю плакал и совершенно не стеснялся этого, – Крепкое – это был он, новый, изменившийся, он – уже не ребенок, а подросток переходного возраста, почти уже юноша… Но юношей он так и не стал…

Плач Не-Маркетинга уже переходил в рыдания, он стал вздрагивать, он едва мог уже говорить… Пенза смотрел на него с ужасом и сожалением… «Готов! Окончательно готов!» – думал он.

Не-Маркетингу вдруг удалось немного взять себя в руки. Он перестал по-бабьи всхлипывать…

– Понимаешь, – проговорил он после некоторой паузы. – тот главный вывод, который я делаю… Он заключается в том, что, конечно, невозможно воспрепятствовать возникновению суровых дней, но можно не дать родиться этому, как наш подросток его называл, «крепкому»… Крепкое – это тот страшный ужасный мутант, в которого человек может превратиться под воздействием суровых дней в этом великом городе…

После некоторой паузы Не-Маркетинг мрачно произнес:

– Крепкий человек!.. Нельзя давать ему рождаться!..

– Но если не давать рождаться крепкому человеку, то что же это значит?.. Назад в детство? – спросил Пенза.

– Именно! Именно!.. И не вижу в этом ничего плохого! – страстно и совершенно серьезно проговорил Не-Маркетинг.

– Но если в детстве у тебя все было так ужасно, если до сих пор бродит где-то ты из прошлого, страдающий и отслоившийся, то какой же смысл туда возвращаться? Как ни плохо здесь, а все же лучше, чем там, в детстве, а вернее – в отрочестве… Там тебе выдали волчий билет, там побег через границу, там – отцовские побои… – Пенза говорил все это, хотя говорить с Не-Маркетингом ему на самом деле совершенно не хотелось.

«Не-Маркетингу – конец! Он окончательно раскис!» – думал он. Впрочем, к своему товарищу, хоть и думая так, он относился без презрения. «Раскиснешь тут!.. – размышлял он. – При таких делах невозможно не раскиснуть… Впрочем, я-то сам еще как-то держусь… Но надолго ли меня хватит?!.. Впрочем, со мной – совсем другая история!..»

Молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист слушал своего товарища скорее из сострадания, из вежливости, – ведь надо же было кому-то его выслушать!.. Все это лепетание сквозь слезы казалось ему знаком презренного провала, поражения, неблагополучия, признаком конца… «Что болтать так, что влезть в петлю и замолкнуть навсегда – одно и то же! Разницы никакой!» – думал про себя Пенза. – «Название и тому и другому одно – конец!.. И тут уж непонятно: то ли Не-Маркетинг действительно был прав, когда говорил, что ему наступает конец и он заранее это предчувствовал, то ли этот конец и наступил именно из-за того, что он слишком мнительно вслушивался в разного рода предчувствия, которые не являлись ничем иным, кроме как обычной ерундой и бредом… Скорее всего, конец наступил именно из-за того, что слишком прислушивался ко всяким там выдуманным дурацким предчувствиям… Идиот!»

Не-Маркетинг отвечал Пензе запинающимся, дрожащим голосом:

– Там, в отрочестве, мне было совсем не плохо. Плохо стало после неудавшегося побега в Северную Корею и Японию. До побега все было еще более-менее, по крайней мере была надежда, что все поправится… После побега даже надежды не осталось…

Молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист смотрел на него, но ничего не говорил. «Не нужно все это комментировать!» – думал он.

Вдруг Не-Маркетинг, словно он до этого был пьян и теперь неожиданно протрезвел, совершенно иным тоном, чем прежде, – не дрожащим, а спокойным, уверенным в себе – произнес:

– Чуешь, как всех нас размазывает?.. Это нечто!.. Мы все от его действий расслаиваемся каждую минуту! Мы все остаемся в прошлом. Я же тебе говорил: я чувствовал – нам всем в будущее не прорваться. Нечто нас туда не пустит. Будущее когда-нибудь наступит, но оно наступит без нас. Мы расслоимся и большая наша часть останется в прошлом! Надо писать про это во все газеты! Это важная тема, которую надо обсуждать… И про отца!.. Он не виноват! Его доконали! Вот что я собираюсь делать в ближайшее время… Быть может даже во время отдыха… Я уже сделал кое-какие наброски… Там, на передаче… Я знал, что тебя – того… И передача не выйдет! Поэтому не старался… Там, на передаче бесполезно было что-либо делать – ясно было, что ты обречен и ничего не выйдет…

Это было сказано так неожиданно, что Пенза в первое мгновение просто-напросто опешил. Тон этих слов настолько противоречил всему, что Не-Маркетинг говорил с того момента, как они оказались в этой квартире и до сих пор, что, наверное, если бы Не-Маркетинг вдруг встал и ударил бы Пензу по лицу – тот удивился бы меньше.

Но еще более неожиданной – причем неожиданной прежде всего для него самого – оказалась реакция Пензы на эти слова: страшная ярость охватила его, – но еще более удивительным было то, что он сам в эти мгновения чувствовал, что его ярость направлена не против Не-Маркетинга, а против нечто, словно в эту секунду от его, Пензы, слов и действий зависело – дать нечто право на существование или запретить, вычеркнуть его навсегда из списка реальных явлений:

– Напридумывали черти чего!.. Да ничего никого не размазывает! И я-то – тоже, дурак, поддался!.. Эпоха! Современность!.. «Является ли современная эпоха эрой прогресса или эрой наступления мрачной сюрреалистической лжи!» – передразнил он свое собственное объявление о теме передачи. – Все просто кругом идиоты, трусы, слабаки!.. Вот что, старина, ничего и никого не размазывает! Потому что все уже давно закончилось!.. Понимаешь?!.. Что-то у вас в представительстве было, – какие-то события, какой-то скандал, уход Главы, какие-то пертурбации, но все уже закончилось! Было, но закончилось!.. Кроме вашего несостоявшегося увольнения, ухода Главы и всех сопутствовавших этому панических и тревожных разговоров, вполне естественных в подобной ситуации, были еще мои глупые заморочки с запугиванием людей, были глупые выступления Маркетинга – и все!.. Если все это кого-то и размазывало, то оно уже размазало, а больше, сильнее размазывать уже не будет… Согласен, все прошло по-идиотски, неожиданно, действуя на психику, но давай уже эту страницу перевернем! Мы ее уже прочитали!.. Больше ее читать не станем, потому что она уже завершена!.. Все, что с вами, с нами произошло, было достаточно непонятно, неожиданно, исполнено тумана и, вполне естественно, многие из этих событий и фактов казались нам чрезвычайно странными. Честно говоря, мы до сих пор в произошедших событиях многого не можем себе объяснить и многих подробностей так и не знаем. Но лучше нам, кажется, больше ничего про эту историю и не знать. Черт его знает, какую глупость мы можем во всем этом выкопать… Какое-то нечто можем начать выкапывать… Да нет никакого нечто! Вообще не понятно, что это такое!.. Мы все это выдумали… Точнее, не мы, а вы все это выдумали от усталости и перенапряжения. Но усталость и перенапряжение закончены… Да, много неприятных, ужасных вещей произошло. Но с этими многими вещами мы будем бороться уже в другой, новой жизни, которая наступит не позже, чем наступит завтрашний день. А сегодняшний день надо заканчивать… Давай сегодняшний день, как и все предыдущие отнесем в архив. Давай жить будущим! Мне эта история окончательно осточертела! Я больше не хочу ничего про нее слушать! Неужели нельзя сдать ее в архив и начать новую жизнь с нового чистого листа?! Или ты и дальше собираешься заниматься всякой ерундой вместо того, чтобы исправлять положение?!

Пенза замолчал. Не-Маркетинг внимательно смотрел на него, но молодой чрезвычайно нарядно одетый журналист больше ничего не говорил.

Тогда Не-Маркетинг тихо произнес:

– Между прочим, Пенза, я хочу провести детальное расследование всей этой истории… – он внимательно посмотрел на журналиста. – Не сейчас… Сейчас у меня просто нет на это сил. Но когда я начну это расследование, ты будешь под самым пристальным прицелом.

Пенза вздрогнул:

– Почему?..

– Разве ты не понимаешь?.. – Не-Маркетинг был совершенно спокоен и он пытливо всматривался в лицо Пензы.

– Нет, я не понимаю… Я действительно причастен к этому спектаклю в офисе… То есть, к одному из спектаклей, не самому большому, смею заметить… Но ты и так, насколько я понял, знаешь об этом… Да, я действительно несколько раз заставил понервничать сотрудников вашего представительства. Хотя, если бы они не были такими идиотами, они бы и не нервничали. Я не чувствую себя виноватым… Было только это… Но об этом ты и так знаешь… Что тут рассказывать?.. А больше ничего нет…

– Больше никого нет… Ты, Пенза – единственный оставшийся в живых свидетель… Все расследование будет крутиться прежде всего вокруг тебя.

– Что ты несешь?.. Свидетель… Оставшийся в живых… Расследование… Да кто его станет проводить?! Кому все это нужно?!.. Тебе?!.. – Пенза как-то заметно занервничал.

– Мне?.. Да, конечно! Мне это интересно… – спокойно ответил Не-Маркетинг. – Но главным, кто будет проводить расследование, буду не я.

– А кто? Нечто?.. – здесь Пенза истерично хохотнул.

– Нет, не нечто… Руководство транснациональной корпорации… И возможно, кто-то здесь, в нашей стране, кого это руководство попросит посодействовать в проведении этого расследования…

– Ерунда! – спокойно сказал Пенза. – Ты продолжаешь бредить… Никто не будет проводить никакого расследования, потому что, в сущности, ничего не произошло и расследовать нечего… В представительстве, я имею в виду…

– Верно. Не произошло… Но произойдет. Уверяю тебя, произойдет!..

– О-па! – Пенза присвистнул.

«Либо дело совсем плохо и у него от всех потрясений просто самый настоящий форменный бред и сумасшествие, либо я ничего не понимаю и по всей видимости прошляпил что-то важное!» – подумал он.

Не-Маркетинг продолжал:

– Мы находимся только в самом начале событий. То, что случилось до сих пор – это только прелюдия, старт.

– Я тебя не понимаю… Ты что-то знаешь?.. – вкрадчиво спросил Пенза. У него в эти мгновения появилось чувство, что он сам давно уже сошел с ума и весь этот разговор, особенно теперешняя его часть – это плод его болезненной фантазии… Но он тут же отогнал это ощущение, – надо было оставаться на чеку.

В речи Не-Маркетинга зазвучали какие-то мечтательные нотки, что само по себе показалось журналисту ужасно странным:

– Я не знаю наверняка… Но я вижу и предчувствую. Бизнес корпорации должны поразить какие-то невероятные, неожиданные удары, причем исходить они будут от самих сотрудников корпорации… Пойми, когда я говорю по нечто, я имею ввиду вовсе не черта с рогами и не мертвеца в черном саване. Я полностью согласен с тем, что ты говорил там, в телестудии: никаких мертвецов в саванах и чертей с рогами не существует… Когда я говорю про нечто я подразумеваю какую-то мрачную тенденцию, какой-то мрачный ход событий, истинной причины и загадочного механизма которого я не понимаю. Поэтому что именно произойдет – я не знаю. Но могу предположить: странное, загадочное поведение сотрудников – они станут вести дела в убыток корпорации и собственным интересам лично. Что же касается партнеров корпорации, то они станут отказываться в ущерб себе по каким-то совершенно странным, дурацким причинам от выгодных предложений со стороны корпорации… В представительствах корпорации да и в ее центральном офисе будет царить что-то невообразимое: порядочные люди начнут подличать, подлые, напротив, станут совершать честные и бескорыстные поступки, никого уже особенно не будут интересовать деньги, а тех, кого они будут интересовать, станут стремиться к ним как-то очень странно, очень глупо.

– Одним словом, ты хочешь сказать, что вся транснациональная корпорация впадет в состояние безумия?.. – к Пензе вернулось прежнее спокойствие.

«Безумие – это ерунда!» – думал он. – «А что, собственно, могло быть, кроме безумия?.. Про что еще он мог сказать?!.. Что еще может произойти в какой-то там занюханной конторе, в которой сидят самые обыкновенные занюханные клерки от бизнеса?! Идиоты, которые верят в чертей, барабашек, мертвецов, саваны… Что с такими вообще может случиться? Ничего! Потому что они шаг в сторону с привычной дорожки, по которой годами ходят на работу и с работы – и тот побоятся сделать!.. С такими-то никогда ничего не случается!.. Такие-то вот именно что от монотонности жизни в конце-концов впадают в маразм, в идиотизм, в безумие… Но это не опасно!»

– Нет, в безумие никто не впадет… – продолжал говорить Не-Маркетинг. – Но многие станут действовать руководствуясь какой-то совершенно невероятной логикой, альтернативной правдой…

Пензе надоел этот бессмысленный с его точки зрения разговор:

– Хватит городить ерунду!.. Ничего этого ни в коем случае не будет!.. – раздраженно проговорил он.

– Могу я похранить у тебя какое-то время мои вещи… – спросил неожиданно Не-Маркетинг.

– Много вещей?

– Нет, совсем чуть-чуть…

– Да храни пожалуйста, хотя бы даже и много… Есть один очень хороший адвокат… Так аж бы за какие дела он уже не берется, а по моей рекомендации, думаю, станет иметь с тобой дело… К тому же… Певец Иван Бобылев!.. Дело может обернуться для адвоката неплохим пиаром. Так что, думаю, он сто процентов не откажется и сделает все, чтобы выиграть дело…

– Я не выдержу – адвокаты, стояние с передачами у тюрьмы, суд… Я не в силах в это втягиваться, я слишком плох… Когда мы перерождаемся в кого-то крепкого – это психоз, реакция на суровые обстоятельства… В случае опасности самый естественный выход – бежать. А если не сбежал – начинается сумасшествие: ожидание мессии, желание отправлять в мир как можно больше информаций, галлюцинации… Втянись я во все это – уверен, у тюремных ворот мне померещится мертвец в черном саване. Хватит, я и так уже на последнем издыхании… Только бежать!