Текст книги "Помощники Ночи"

Шэгот предположил, что этот человек, наверно, и был тем самым жутко умным Гервасом Салудой, с которым Палудан подружился в пору своей юности, когда сбежал ночью из дома и присоединился к толпе сирот и разбойников. Впрочем, в эту легенду никто не верил. И все же Гервас недаром заслужил свою репутацию.

– Держите руки у меня на виду. Если, конечно, не хотите, чтобы ваша голова присоединилась к уже существующей коллекции, – приказал Шэгот.

– Он бездушный, не злите его, – взвыл отец Обилад. – Он неуязвим. Этот древний меч… Его выковали, когда миром управляла Тирания Ночи.

– Спасибо, – поблагодарил его Шэгот. – Старый пень говорит правду. Впрочем, правда и то, что я сейчас поведаю вам. Люди, которых вы послали нас убить, опростоволосились. Вместо нас они прикончили охранников Колони. А эти восемь появились в разгар потасовки. Они прихлопнули всех, кроме Родриго. Забрали его с собой. Мы с братом преследовали их. Мы ведь заключили контракт с Бруглиони. Эти типы отказались сотрудничать. Поэтому нам пришлось обезглавить их. Мы решили, что, отомстив за смерть ваших ребят, сможем заработать премию. – Шэгот пнул голову Палудану Бруглиони. Она, перекатываясь через нос, изменила траекторию и направилась к Гервасу Салуда.

– Что вы натворили? – вопрос Палудана был слабый и чуть ли не риторический.

– Какие демоны управляют вашей душой? – горестно спросил отец Обилад. – Ужас каких древних времен вы принесли в нынешний век, в сердце епископской веры?

– Вы должны мне двести золотых дукатов. Плюс награду за отмщение ваших людей, – напомнил Шэгот.

– Обилад, сходите за деньгами. Не вздумайте предпринимать никаких глупых действий по дороге. Вы меня поняли? – Палудан Бруглиони подчинился воле Ночи.

– Да, сэр, – поклонился священник.

– Прекрасно. Поторопитесь. Если станете медлить, я заподозрю неладное, и тогда погибнут люди. – Шэгот тоже все прекрасно понял.

Когда отец Обилад удалился, андорэец пнул еще одну голову.

– Эти люди из братства знали о том, что должно случиться на Мадурской площади. Откуда?

– Что вы наделали? – вновь запричитал Палудан.

«Пошатнул устои Броса», – подумал Шэгот.

Ни разу в своей жизни не имел он такого большого влияния. Даже в эпоху расцвета старлангийских набегов на побережья острова Восьмерых, где от действий Шэгота пострадало так много людей, при этом не имея ни малейшего представления о том, кто он такой.

– Я просто зарабатываю себе на жизнь. Не думаю, что из-за этого меня можно принести в жертву честолюбия какого-нибудь местного олуха, – ответил андорэец.

Вернулся отец Обилад. Он принес больше трехсот золотых дукатов, на которых изображались лики почивших Патриархов. Шэгот проверил несколько монет на зуб, дабы удостовериться в том что они настоящие.

– Хорошо-хорошо. Надеюсь, господа, вы не станете обижаться на меня. Это была честная игра. – Андорэец поманил пальцем старого священника.

– Ближе, отец, ближе. Эти ребята знают, что на самом деле произошло, падре. Вам стоит подобрать свою юбку и бежать отсюда, – прошептал Шэгот, когда старик приблизился.

– Спасибо всем. В следующий раз постарайтесь не быть такими пронырами, – сказал Грим уже громко.

Шэгот выбрался из поместья Бруглиони, прежде чем сон начал его одолевать. Благодаря благосклонности Ночи ему удалось добраться до жилища до того, как он захрапел.

Сон, овладевший андорэйцем, не проходил, пока Свэйвар не забил тревогу. Не умер ли его брат?

Глава 20
Хорэн в краю Конека

Зима в Конеке ознаменовалась хлопотами для тех, кто пытался вплотную заняться тем, что арнхандеры называли резней у Черной горы. Захватчики утверждали, что их вины в случившемся не было.

В Конек приходили пилигримы с благими намерениями помочь измотанным епископским единоверцам защититься от нападок еретиков, кои жарили младенцев и приносили в жертву девственниц. Покуда мэйзелане еще не успели добраться до других земель.

– И этим вы объясняете свое поведение? – бросил граф Рэймон неприятному, горбатому посланнику из Салпено, отцу Остину Ринпоше. – Не могли придумать чего получше? Могли бы обвинить нас в оргиях с участием отъявленных развратников. Идиот. Лишь благодаря нашему вероотступничеству и ереси во всех уголках Хорэна действуют епископские церкви. Вот почему в краю Конека куда больше соборов, чем во всем арнхандерском помойном ведре. Эти храмы построили мы, чтобы нам было где укрыться со своими развратниками.

Герцог Тормонд попробовал усмирить юного дворянина. Но граф Рэймон слушком разгорячился. Теперь, после победы над бароном Алгром, к голосу Рэймона наконец-то прислушаются на советах Конека.

– Что же вы молчите, священник? Я с вами говорю. Назовите хотя бы одного епископа из края Конека, который пострадал от рук Искателей Света?

– Епископ Сериф Антекскии, – ликующе ответил Ринпоше.

Тишина.

Снова тишина.

– Да смилостивится святой Аарон над ослом. Глупец и правда так считает, – сказал кто-то.

– Священник не глупец. А гораздо хуже. Он полный идиот, – фыркнул граф Рэймон.

Даже Великий Неустойчивый, герцог Тормонд, уставился на отца Ринпоше, словно считал, что духовник упивается своим слабоумием.

– Отец, вы это серьезно? Сериф был вором. Он злоупотреблял своими полномочиями. Пренебрегал правами других. Клятвопреступник, извращенец и мужеложец. Его преступлениям нет конца. Если бы не протекция Великого, его давно бы вздернули на виселице. До этой минуты я с пониманием относился к вашей миссионерской деятельности. Однако все мы знаем тех крысенышей, которые заслуживают гораздо худшей участи, чем епископ Сериф.

– Сериф оказался настолько никчемным, что принципат Бронте Донето, кузен Патриарха, после неудачной попытки ограбить и убить жителей Антекса приказал сбросить его со скалы.

Отец Ринпоше настаивал на своем. Герцог Тормонд остановился. Он скрестил выпрямленные руки в замок.

– Я добрый епископец, отец. Я хожу в церковь каждый день. И всегда исповедуюсь. Его Святейшеству я отослал письмо, в котором спрашивал, какие еще обязанности следует выполнять. Он не ответил. Тем временем мы по-прежнему здесь, и вновь нам предъявляют необоснованные и сфабрикованные обвинения те, кто заинтересован не столько в воле Божьей, сколько в разграблении Конека. Попробуйте найти среди них хоть одного неверного.

Не самое разумное предложение с точки зрения брата Светоча.

Арнхандерский священник не отреагировал на предложение. Он ничего не ответил и даже отказался допустить такую возможность.

Ринпоше не оставалось ничего другого, как только вернуться в Салпено и доложить, что Конек по-прежнему упорствует, не желая идти на компромисс, а помощники Врага, эти мэйзелане, приобрели скрытое влияние. Единственным возможным ответом на непокорность Конека стало решение Патриарха организовать новый поход, который раз и навсегда покончит с мэйзеланской ересью.

Властители Салпено не придавали значения попыткам Ринпоше убедить их отказаться от этой затеи. Большинство из них жаждали мести, легкой наживы. Их мало волновала истина, с которой они сталкивались. Немощный король арнхандеров не мог исполнять свои обязанности и все никак не умирал. Впрочем, его смерть ничего не изменит. Наследного принца-то не было.

Честолюбивые герцоги, бароны и подобные им с вожделением смотрели на открывающуюся перед ними перспективу.

Наследовать престол жаждали также лорды и рыцари из континентальных земель Сантерино, которые граничили с арнхандерскими территориями.

Почти каждый день здесь происходили стычки с налетчиками из тех южных областей, где Трамани граничила с Конеком вплоть до северных деревень на морском побережье к востоку от Аргони. Местные рыцари и солдаты практически не оказывали никакого сопротивления нападавшим. Члены семей жили по обеим сторонам границы. Из года в год феодальные обязательства менялись с каждым браком, рождением, смертью, победой или поражением.

Смена правителей никак не отражалась на жизни людей. Некоторые крестьяне не знали ни арнхандерского, ни сантеринского языков.

Все зажиточные арнхандерские семьи имели родственников за морем, в военных областях. Они посылали своих сыновей на восток закалять характер в безжалостных боях за обладание Святыми Землями.

Юноши брали с собой в дорогу слуг, солдат и золото.

Назад возвращались только молодые люди, но от их юности не оставалось и следа.

Анна Менадская, любовница короля, родила от него двух детей. Старшим был сын, Регард. Ему недавно исполнилось четырнадцать, однако он отличался острым умом, крепким телом и обладал королевской статью. В мирные времена никто бы и не подумал рассматривать его в качестве кандидата на престол. Арнхандерские аристократы придавали огромное значение законнорожденности. Но теперь люди жили в ненормальную эпоху. Искусные интриганы могли переделать даже прошлое, дабы узаконить права Регарда.

За пределами королевской опочивальни Анна оказывала повышенные знаки внимания нескольким избранным липам и создавала круг собственных сторонников. Благодаря ее упорным стараниям отец мальчика был готов назначить его своим наследником. Однако за другими претендентами стояли влиятельные фракции.

Анна Менадская строила козни и манипулировала людьми. К тому же она оказалась потаскухой. Женщина спала с нужными ей людьми не только для того, чтобы воздействовать на них, но и потому, что испытывала огромную потребность в ночных утехах. Несмотря на это она была набожной халдаркой, искренне верившей в непогрешимость Патриарха. Если бы Великий запросил войска, то она сделала бы все, чтобы их ему предоставить.

Именно этим и руководствовалась Анна, когда ей удалось отправить в Конек армию из восьмидесяти рыцарей и их свиты. Крохотное войско так никогда и не добралось до назначенного места. Воины вернулись назад, как только истек их срок службы. Они ни разу не вступили в бой с еретиками – солдаты даже не встретили их на своем пути. Однако три дюжины арнхандерских воинов пали жертвами болезней и несчастных случаев.

Брат Светоч отправился в путешествие по Конеку, придавая мужество Искателям Света, которые чувствовали приближение грозы. В каждом городе он посещал аристократов. Им следовало понять: они обязаны защитить всех жителей от иноземных врагов. Мэйзеланин напомнил дворянам, что менестрели и поэты окрестили Конек королевством Спокойствия. Конекийцы гордились своей способностью жить в гармонии.

Наступило время духовной стойкости. Время, когда надо было оправдать грядущую жестокость.

Великий V неустанно издавал гневные указы, объявлявшие всех мэйзелан и почти всех конекийцев персонами нон-грата. Казалось, он стремился разъединить свою паству.

Жители Конека начали переходить под знамена Чистого II. У того нашлись силы изрыгнуть несколько собственных булл. Священники, поддерживающие Брос, итак никогда не пользовались уважением, а теперь столкнулись с явной враждебностью.

Сонный Конек потихоньку пробуждался. И пробуждение это было для него мучительным.

Брат Светоч опасался, что непомерная алчность Великого вызовет смерч. А мэйзеланину совсем не хотелось лицезреть, как Конек захлестывает волна агрессивного народного сознания. Благодаря страху перед огромными и свирепыми армиями, что придут истязать Конек, стремление к независимости росло как на дрожжах.

Куда бы ни пришел брат Светоч со своим посланием, везде он видел одно и то же. Городские стены укреплялись и возвышались. Замки подготавливали к осаде. Уважаемые солдаты, которые участвовали в войне за освобождение Святых Земель, давали местным отрядам указания по использованию оружия. Куда бы ни ступала нога мэйзеланина, его всегда опережали гонцы Тормонда. Они просили людей не готовиться к войне. Брос и Арнхандо могли расценить это как провокацию.

Столь странное послание сбило с толку даже миролюбивого брата Светоча.

Никто за пределами Хорэна не обращал внимания на герцога. Население с головой ушло в приготовления к войне, словно десятки тысяч арнхандерских каннибалов собирались вступить в Конек с появлением первых листьев.

Весна плавно перетекла в лето. Захватчики так и не появились. Герцог Тормонд высказал намерение отправить в Брос послов, которые, вероятно, придут с Великим к какому-нибудь соглашению. Брат Светоч не присутствовал на горячей дискуссии, последовавшей за этим. Он присоединился к мэйзеланскому сообществу в Кастрерсоне, дабы восславить свою религию. Впрочем, брат Светоч слышал о яростных спорах. Даже конекийские сторонники Великого настаивали не отправлять послов в Брос. Мат Ришено, недавно назначенный епископом Антекса и только что прибывший в Конек, предлагал не торопить события. Патриарх непременно сочтет любую попытку договориться с ним знаком своего превосходства.

Советникам Тормонда удалось все-таки переубедить герцога однако они так и не доказали ему, что он не сможет просто сесть за один стол с Великим и поговорить с ним по душам. Будучи непогрешимым, Патриарх не станет вести переговоры.

Тормонд ненавидел отказываться от своих идей. Никто не мог поспорить с тем, что образ его правления, который он перенял от своих предшественников, на протяжении вот уже более века служил верой и правдой.

Никто не вторгся в Конек весной. Никто не атаковал его летом. Подготовка к войне приобрела неспешный, размеренный характер, а в удаленных от северной границы землях вообще прекратилась.

С наступлением лета герцог Тормонд решил действовать. Он направил в Салпено послов, дабы попытаться заключить мир с Арнхандо. Ничего не вышло. С приходом осени Великий Неустойчивый снова принялся за глупости. Он вернулся к своему намерению открыть переговоры с Великим.

На сей раз никто не мог изменить его решения.

Брат Светоч вернулся в Хорэн до обнародования новостей. Его приютила семья добропорядочных мэйзелан, Арчимбальт, члены которой занимались дублением шкур. Ролет Арчимбальт боялся, что решение герцога приведет Конек к краю пропасти.

Искатели Света обычно собирались вместе для обсуждения насущных проблем по вечерам до последней трапезы. В Конеке ее принимали за полночь. В дом Арчимбальта стянулась большая группа людей: все хотели услышать слова Истинного. Наслышанные о том, как броские епископы расправлялись с деведийцами и дайншаукинами, их волновало собственное будущее. Было понятно, что Великий не ограничится простыми угрозами в адрес еретиков и неверных.

– Ролет, мы с вами уже говорили об этом, и я вас понимаю. Но объясните все остальным, которые, вероятно, незнакомы с ходом ваших мыслей, – попросил брат Светоч.

Ролет Арчимбальт чувствовал себя неудобно под пристальным взглядом собравшихся.

– Отправив послов в Брос, Тормонд может тем самым ухудшить положение Конека, – сбивчиво объяснил он и замолчал.

– Продолжайте. Расскажите нам, почему, – подбодрил его брат Светоч.

– Ну, таким образом Тормонд признает право броского Патриархата вмешиваться в наши дела. Что само по себе уже не сулит ничего хорошего. Вдобавок это ослабит Патриарха Висэсмэнта. А он – законный Патриарх. Я прав?

– Ослабить его не так уж сложно. Кто из вас – поднимите руки – скажет мне, кто такой Антипатриарх? Чистый II, братья и сестры. Думаю, вам будет интересно услышать, что кто-то пытался убить его прошлой весной, – сказал брат Светоч.

– Как патетично, – вымолвил Ролет.

– Да, – согласился Истинный. – И этот человек должен быть нашим Патриархом. Патриархом, который представляет всех халдар. Арианистов, антастов, епископцев, восточных требников, шекеров и мэйзелан. – Большинство из перечисленных верующих по антастски считали себя добродетельными халдарами. – И он должен заставить Пять Домов прекратить рассматривать Церковь как горшок с деньгами на конце радуги.

– Я не понимаю лишь того, почему герцог пошел на такой шаг несмотря на то, что советники были против. Это бессмысленно, – сказала мадам Арчимбальт. Среди Искателей Света царило равноправие. Женщины так же, как и мужчины, могли высказывать свое мнение и задавать вопросы. – Они, наверняка, ему объяснили ситуацию.

– Именно, – кивнул брат Светоч. – Снова и снова. Один раз я присутствовал на заседании, когда Тормонду разложили все по полочкам. Он сказал, что понял. Но как знают те из вас, кто вырастил детей, нельзя заставить кого-то слушать тебя, когда он этого не хочет.

– А герцог не мог обезуметь? – спросил пекарь Скарр.

– Наверно, это происки Ночи, – пискнул чей-то тоненький голосок.

– Или Бог Патриарха коснулся Тормонда, – вмешался Ролет. – Может, епископский Создатель поддерживает затею Великого? – Ролет пошутил, но остальные восприняли его слова всерьез.

– Мне следует встретиться с епископом ЛеКруа и узнать его мнение, – сказал брат Светоч.

– Невероятно, – пробормотал кто-то.

– Люди Тормонда никак не могут повлиять на его решения? Брат, вы упомянули, что при дворе герцога нет сторонников Броса, – поинтересовалась мадам Арчимбальт.

– Да, их немного. Однако люди Тормонда преданы и благородны. Они выполнят любой приказ, когда поймут, что изменить решение герцога невозможно.

– А что предпримет граф Рэймон?

– Сложный вопрос, – заметил брат Светоч. – И ответить на него в состояние лишь Гэрэт. Он не скрывает своего презрения.

– Рэймон юн. Молодые совершают поступки ради самих поступков, – вымолвила мадам Арчимбальт.

Мэйзеланскую ересь, в основном, исповедовали те, кто уже утратил юношескую горячность.

Брат Светоч принял бокал вина из рук хозяйской дочери, Кедл, которая сильно волновалась, так как ей впервые разрешили присутствовать на собрании. Ей уже исполнилось тринадцать, и в некотором роде она уже была женщиной. Однако при Истинном девушка всегда молчала.

Искатели Света верили в то, что они истинные халдары. Они утверждали, что их учения имеют много общего с проповедями Аарона, Айса, Лолиты и других основателей до тех пор, пока их не извратили последователи Иосифа Алегийского и его клики.

Божество, которому поклонялись арианисты и пришедшие вслед за ними епископцы, оказалось Великим Врагом, коего так поносили основатели.

Скрываясь среди Помощников Ночи, Великий Враг сплел столь хитроумную сеть обмана, что ее невозможно было распутать, так как один обман порождал другой.

Брат Светоч расслабился и отметил, как разговор перешел на обсуждение реинкарнациии. Она являлась частью восточной религии, но ее успели позаимствовать для своего учения мэйзелане.

Собравшиеся хотели выяснить ее этический смысл. Некоторые полагали, что перерождение – хороший способ уйти от расплаты за свершенные грехи. В следующей жизни можно было бы избежать старых ошибок.

Брат Светоч еще не определился в своих взглядах на реинкарнацию. Сама по себе идея была неплохая. Перерождение давало человеку второй шанс, чтобы исправить свои прегрешения. Таково великое Колесо Жизни.

Мадам Скарр хотела задать брату Светочу вопрос.

– Я слушаю.

Женщина поинтересовалась, верил ли он в то, что Искатели Света должны нанести ответный удар, если на них нападут.

– Конечно. Это еще один способ оказать злу сопротивление. Если мы не будем сражаться с ним, то станем оружием в его руках.

В доме Арчимбальта воцарилось молчание. Было слышно лишь чье-то взволнованное дыхание. Мудрый мэйзеланин собирался поделиться мыслью.

– Вот оно. Вот где правда. Границы между добром и злом размыты. Не существует абсолютной справедливости. Есть только абсолютное зло, но распознать его сложно, ибо оно многолико, – разочаровал всех брат Светоч.

– Что вы имеете в виду, брат? – удивился пекарь Скарр.

Тот начал проповедь.

– Мы рабы разума. Разум искореняет любые доводы, которые приводят нам враги. Их добродетельность просачивается сквозь пальцы словно вода. Остаются лишь эмоции. Наша слабость состоит в том, что мы не осознаем, когда нами начинают управлять желания и чувства. Мы такие же жертвы Помощников Ночи, как и те, кого презирают за безрассудство.

Брат Светоч боялся, что не сумел объяснить всего должным образом.

Хотя моральные нормы и вложенные в уста богов увещевания творить добро и являлись неотъемлемой частью любой религии, брат Светоч не видел прямого доказательства того, что Помощники Ночи обнаруживают какую-то врожденную духовную склонность. Они просто существовали подобно земле, ветру, воде и огню. И подобно самой жизни они требовали что-то взамен.

Понятия добра и зла навязывались человеку посредством его ощущений, веры или же колдовством.

Брату Светочу было трудно исполнять роль духовного наставника и поводыря в мире, где осталось всего лишь несколько абсолютных ценностей, которые могли послужить путеводной звездой в его собственном плавании.

– Если мы, Искатели Света, и исчезнем из великой и бессодержательной истории, то не потому, что нас поглотила другая вера или иное мышление. Это произойдет лишь из-за того, что против нас используют мощь оружия и силу запугивания, – подытожил он.

Брат Светоч страшился того будущего, корни которого уходили в принятое Тормондом решение попытаться договориться с Великим V. Броский Патриарх ни капельки не походил на герцога, простого и доброжелательного чудака.

Возможно, Гонарио Бенедокто являлся колоссальной марионеткой в руках Помощников Ночи. Как говорилось в некоторых древних легендах, боги последних поступали куда хуже: ради своего удовольствия они были готовы разрушить целый муравейник.