Текст книги "Психодрама. Теория и практика. Классическая психодрама Я. Л. Морено"

В 1925 году Морено эмигрировал в Соединенные Штаты. Непосредственным поводом для этого стало сообщение в «New York Times» от 3 августа 1925 года об изобретении им аппарата, предшественника современного магнитофона. Приехав в Нью-Йорк, Морено продал свой патент и открыл в Биконе, штат Нью-Йорк, частный психиатрический санаторий. Пристройкой к этой больнице является терапевтический театр. Он состоит из сооруженной по проекту Морено круглой трехъярусной сцены, балкона, выступающего над нею, и зрительного зала. На этой сцене любой пациент имеет возможность насладиться царским суверенитетом играющего ребенка, суверенитетом «изгонять собственных демонов из их укрытий», экстериоризировать и проигрывать интрапсихический конфликт. «Играть – означает освобождаться от препятствий, чинимых действительностью, стоять над вещами, распоряжаться ими по своему усмотрению, царствовать, быть господином, быть свободным» (62). На этой сцене за долгие годы работы со своими пациентами Морено создал из венских предшественников – ролевой игры, театра импровизации и рождественского, или мистериального, театра – психодраму и превратил ее в дифференцированный психотерапевтический метод, состоящий из нескольких сотен частных техник. Если даже на психодраматической сцене пациенты и не находятся в своей естественной среде – in situ, – тем не менее они имеют возможность воспроизводить и варьировать условия своей жизни hic et nunc.

Однако видеть в психодраме только лишь метод, направленный на исцеление «человеческого – слишком человеческого», – это противоречило бы философской глубине Морено. Уже в Вене Играть означало для Морено Быть, а Быть означало Играть. Благодаря своему поэтическому восприятию бытия как космической игры Создателя, как бытия с самим собою, Морено как поэт и мыслитель стоит в ряду тех философов, начиная с Древнего Египта и Древней Греции и заканчивая новым временем, чьи мысли вращаются вокруг Deus ludens99
  Бог играющий (лат.). – Прим. ред.


[Закрыть]. Плотин, один из них, говорит: «Оно создает жизнь мироздания во всем богатстве его вещей, и, живя, оно создает пестрое многообразие. Оно не останавливается ни на миг, непрерывно создавая прекрасные, удивительные по форме живые игрушки» (108). Прокл же в своем комментарии к платоновскому «Тимею» вместе с другими считает, что «скульптор мира, сотворяя космос, играет в игру» (111).

В венский период своей жизни наряду с созидательной игрой ребенка Морено настолько был увлечен мироформирующей игрой Создателя, что в своих стихах «предоставляет мировому Творцу слово». С экспрессивностью гимна от первого лица изображается сотворение мира:

 
Землю и рай сотворив,
Я шел по ним танцуя.
И ясен был мой ум от грез и
звуков.
По радости отца я сразу же узнал
неисчислимых ангелов моих и сыновей.
Всем им я подал руку и сказал, откуда я их
знаю.
Я знал уже, как правильно назвать все
клетки в моем теле,
Из которых все, великое иль малое, взошло и
расцвело.
Я шел по раю людей,
Из сердца моего выжженных и
истолченных,
По раю собак и волков,
Из клыков моих
освобожденных,
По раю ласточек и жаворонков,
Из слюны моей вознесшихся в
эфир,
По раю камней,
гор небесных… (79).
 

Эти строки являются отрывком из стихотворения, в котором Морено, выйдя за рамки философских рассуждений и мифологических предчувствий, устремляется в центр теологии танцующего Deus ludens (7)1010
  Ср. текст из книги Притчей (8: 27–31). Здесь божественная играющая мудрость (Chokma) также от первого лица говорит:
Когда Он уготовлял небеса, я была там,Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны,Когда утверждал вверху облака,Когда укреплял источники бездны,Когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его,Когда полагал основания земли;Тогда я была при Нем художницеюИ была радостию всякий день,Веселясь пред лицем Его во все время,Веселясь на земном кругу Его,И радость моя была с сынами человеческими (7). – Прим. авт.

[Закрыть].

Совершив творение – столь же серьезно и легко, как во всякой игре, – Создатель чувствует себя удовлетворенным. Возникшее из Божьей мудрости и Божьего тела, оно, несмотря на свою сказочную красоту и несмотря на всю мудрость, все же несовершенно. Оно содержит боль и смерть. Но боль и смерть создают предпосылку для возникновения нового измерения творения – любовь. Морено продолжает цитировавшиеся выше стихи описанием этого высшего творческого акта:

 
Когда ж услышал я о слезах ангелов
И муках человека,
Почувствовал голод волков и паденье
жемчужин,
Пронзил меня озноб,
Увидев, как страдает и увядает ствол с
раскинутою кроной,
Смотри же, в упадке полном сил моих,
Я сердцем ощутил, как почка набухает,
Безграничное новое чувство, последнее мое и
высшее творение:
Выше рая и света,
Выше молитвы и боли,
Выше добра и спасения,
Безмолвный, возвышенный образ.
Его назвал я любовью.
Любовью отца к сыну,
Любовью матери к ребенку,
Любовью ребенка к ребенку, к моей самой дальней ветке,
Ко всему, что страдает и подневольно, ко всему,
что смеется и веселит,
Ко всему, что цветет и жаждет
совершенного моего поцелуя (79).
 

Центральная роль, которая, согласно этому видению, принадлежит в космическом явлении любви и сочувствию, придается им и в психодрамотерапии. Морено рассматривает их как экзистенциальную основу своего творчества, Примером для него была открытость и простота великих основателей религий, пророков и святых, действовавших и исцелявших всей своей личностью (96). Значение их жизни для искусства драмы произвело на него огромное впечатление. Плотью и кровью они олицетворяли собой великие роли. Дом, улица, деревня и город были их сценой. Они осознали требования момента, непосредственного разрешения неотложных проблем, в своих ролях они вели себя спонтанно, не по инструкции и не по шпаргалке. Они действовали и устанавливали контакты, сознавая космическую общность своих судеб с природой и человеком.

Это космическое, или интегративное сознание, иное по сравнению с расширенным благодаря информации дискурсивным сознанием. Обладая дискурсивным сознанием, человек противопоставляет себя миру. Оно дистанцирует, анализирует, интерпретирует. Дискурсивное сознание отличается от древних форм смутного и нечеткого партиципирующего сознания (68), равно как и от интегративного сознания, которое является трансцендентным по отношению к дискурсивному сознанию и которое не столько упорядочивает и анализирует; сколько приобщает к миру и синтезирует. Различным формам сознания соответствуют различные формы бытия и общения, в том числе и в сфере психотерапии. Людвиг Бинсвангер описывает их следующими словами:

«Когда свойства в дискурсивной трактовке, или интерпретации, истолковываются как “психологические” процессы, то “Как”, которым они теперь объясняются, по-прежнему все же “оттесняется” на соразмерный уровень данного, “Как” по-прежнему опускается до уровня “структуры” того, что “можно только узреть”, составляющего характерную особенность данного. (Видят ли “данное” и в самом деле или же только истолковывают или выводят, как это часто бывает в психоанализе, – от этого сам факт ничуть не меняется.) Имеющийся человеческий тип как совокупность наличных свойств теперь лишь абстрактно расширяется и углубляется до психологической структурной связи (Дильтей), “душевного аппарата” (Фрейд), взаимосвязи актов или функций, процесса психологического явления, места действия и арены борьбы душевных событий или конфликтов, соотношения состояний и функций различных слоев, короче говоря, до “психики”! Хотя тип и психика могут “спокойно созерцаться”, на них можно спокойно сосредоточиться, но их нельзя ни любить, ни “по-человечески” с ними обходиться или соприкасаться.

Практикой дискурсивного заключения в психологическом познании является психологический эксперимент – как нацеленный на “познание людей” эксперимент с типом или психикой в повседневной жизни, так и преследующий чисто научные цели эксперимент в психологической лаборатории» (9).

Практикой интегративного сознания является встреча, экзистенциальное, или психодраматическое, соприкосновение. Страдающий человек не овеществляется. В психодраме терапевт и группа являются свидетелями того, как складывается судьба пациента, но не остаются посторонними, дискурсивно оценивающими наблюдателями за клиентом, его поведением и его состоянием. Пропасть между субъектом и объектом, которую Людвиг Бинсвангер назвал «раком психологии» (10), в психодраме преодолена. Совместное исполнение судьбы в игре обусловливает часто встречающееся и бросающееся в глаза тесное единство членов психодраматической группы. Благодаря игре они тем не менее остаются свободными и способны правильно оценить положение вещей. Игра, как мы видели, относится к категории Быть, но не к категории Иметь (76, 72, 126). Вовлекаясь в игру и настраиваясь на бытие другого человека, мы достигаем тем самым релевантной его сущности «объективности», приходим к пониманию бытия, которое Людвиг Бинсвангер называет собственно предметом психологии: «Предметом психологии является игра бытия с самим собою, поскольку оно познается в “объективности” любви» (9).

VII. Теория ролей Я.Л. Морено

Концепция ролей вторгается в науки о человеке, физиологию, nсихологию, социологию, антропологию, и связывает их воедино в новой плоскости (96).

Я.Л. Морено

До разработки в 30-е годы нашего века научной теории ролей понятие роли связывалось с театром. Бывало, однако, что философы и поэты тоже рассматривали мир как сцену, а жизнь как ролевую игру. В качестве самого известного примера можно процитировать отрывок из комедии Шекспира «Как вам это понравится» (II, 7):

 
Весь мир – театр.
В нем женщины, мужчины – все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий горько на руках у мамки,..
Потом плаксивый школьник с книжной сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь, —
Так он играет роль. Шестой же возраст —
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса – кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта… А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы —
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего1111
  У. Шекспир. Как вам это понравится (перевод Т. Щепкиной-Куперник). – Полн. собр. соч. в восьми томах, т. 5. M., «Искусство», 1959, с. 47–48. – Прим. ред.


[Закрыть].
 

Мысли Шекспира оказали огромное влияние на весь труд Морено как психиатра, который сам он иногда называл «шекспировской психиатрией» (93). Однако Морено не остановился на этой метафоре ролей, а начал в 20-е годы экспериментировать с «жизненными ролями». Результатом этого стало создание психодрамы в качестве практического терапевтического метода и теории ролей в качестве развернутой антропологической системы. Эта система позволяет охватить в понятии «роль» типы поведения, выявленные в самых разных сферах жизни, и свести эти сферы к одному знаменателю. Первые формулировки имеются в работах Морено «Театр импровизации» (1923) и «Who Shall Survive?» (1934). В том же году в «Mind, Self, Society» появилась также и теория ролей Г. Х. Мида, в которой он рассматривает усвоение ролей в качестве фундаментальной функции социализации и расширения сферы влияния индивида (74). Теория Мида оказала большое влияние на социальную психологию и социологию.

Теория ролей Морено по своей широте подобна античному представлению об «игре бытия с самим собою» (в ролях); но она также является практически обоснованным эквивалентом экзистенциально-аналитического понимания бытия, которое по своей сути изначально представляет собой бытие друг с другом. Теория ролей Морено делает возможным всеобъемлющий подход к теоретическому пониманию и практическому разрешению многих проблем. Из теоретических предположений, подобных упомянутым выше, Морено исходит при обсуждении ряда вопросов в рамках генетической психологии. Так, сущность самого развития он усматривает, во-первых, в формировании способности к межчеловеческим отношениям (социоэмоциональное развитие) и, во-вторых, в приобретении благодаря ролевому обучению опыта (ролевое развитие).

Социоэмоциональное развитие

Как нам известно, социометрия занимается количественной и качественной оценкой межчеловеческих отношений. Эти отношения зависят от ролей, которые играют люди в своей социальной среде, или, выражаясь социометрически, в социоэмоциональной структуре своей группы. Самым первым отношением ребенка к другому человеку является его «паразитарное отношение» к матери на эмбриональной стадии развития. Однако это отношение нельзя пока еще назвать социометрическим отношением, поскольку для него невозможно указать социометрических критериев выбора и отвержения. И для отношений между матерью и ребенком в период новорожденности настоящие социометрические масштабы также непригодны. Поэтому в данной главе они нас не интересуют.

Собственно началом социоэмоционального развития является феномен спонтанной социализации (91) среди не связанных родством людей на самой ранней ступени развития. Поэтому Морено обратился к исследованиям групп младенцев в клинике, где дети находились рядом друг с другом в расположенных по кругу кроватках и где можно было наблюдать за их интеракциями – без влияния матери или иных взрослых.

Социометрическое наблюдение за группами младенцев на 1–20-й неделе жизни показало, что в этом возрасте младенцы совершенно не замечают друг друга. Они живут на стадии органической изоляции (91).

Примерно с 20–24-й недели дети, чьи кроватки расположены по соседству, начинают спонтанно обращать друг на друга внимание. В целом эти обоюдные контакты младенцев равномерно распределяются между всеми детьми. Они зависят от расположения кроваток и пока еще не обусловлены индивидуальными особенностями отдельных младенцев. В отличие от стадии органической изоляции, на этой стадии можно уже распознать зачатки цепной структуры контактов внутри группы младенцев. Морено называет эту фазу стадией горизонтальной дифференциации.

Стадию вертикальной дифференциации, сменяющую примерно на 40–42-й неделе стадию горизонтальной дифференциации, Морено описывает следующими словами:

Как только дети становятся способными самостоятельно двигаться и свободно ходить, различия в их физической силе и сообразительности начинают влиять на групповую организацию. В группе образуется «верх» с ее лидерами и «низ» с несамостоятельными и обособленными членами группы, а в совокупности – вертикальная дифференциация (91).

В исследовании первых социальных отношений в группах младенцев и маленьких детей исследователь-социометрист опирается на свои наблюдения. Впервые только в детском саду социометрические исследования могут проводиться при активном участии самих детей. При тестировании от детей требуется взять выбранного по критерию совместной игры ребенка за руку. Оказывается, что в этом возрасте социализирующий фактор теле у детей развит все еще слабо. Соответственно этому лишь немногие из них взаимно выбирают друг друга. Большинство по-прежнему, как на стадии горизонтальной дифференциации, выбирает другого ребенка, находящегося в непосредственной близости, или, как на стадии вертикальной дифференциации, выделяющегося своим поведением.

На седьмом году жизни социометрическая структура детских групп меняется. Многочисленные взаимные выборы свидетельствуют о том, что фактор теле становится более действенным. До завершения пубертата и появления типичных для взрослых людей групповых структур, сменяя друг друга, следуют две стадии преобладания разнополых и две стадии преобладания однополых выборов. Они интересуют нас здесь лишь постольку, поскольку при психических нарушениях нередко наблюдается блокировка или реверсия развития в форме социальной регрессии, которая у тяжело больных пациентов может доходить до стадии органической изоляции, т. е. до самой ранней ступени социального развития. Обратимся, однако, вместе с Морено к значению ролей для человеческого развития.

РОЛЕВОЕ РАЗВИТИЕ

Появление роли первично по отношению к «Я» (96).

Я.Л. Морено

Во всех своих рассуждениях, касающихся вопросов психологии развития, Морено исходит из феномена спонтанности. Он констатирует, что человек не просто «выброшен в бытие» как попало, а уже на эмбриональной стадии вступает в отношения с миром. Он изначально является действующим, т. е. обладает поведением. Уже на самых ранних стадиях развития он взаимодействует с космосом. В любой момент существования человека его интеракции связаны как минимум с одной ролью. Морено использует понятие «роль» во всех жизненных проявлениях. Он описывает роль как «форму функционирования, которую принимает индивид в определенный момент, реагируя на определенную ситуацию, в которую вовлечены другие лица или объекты» (96). В дальнейшем мы рассмотрим человеческое развитие под углом зрения всеобъемлющей теории ролей Морено. Однако сначала для этого следует указать наиболее важные стадии развития человека. Ими являются:

эмбриональная стадия;

первая психическая вселенная, которая подразделяется на стадию переживания идентичности – бессознательной эмпатической интеракции ребенка с миром (матрица вселенской идентичности) – и на стадию переживания одного только вещно реального мира (матрица вселенской реальности);

вторая психическая вселенная – это стадия расщепления переживания на переживание (материальной) реальности и на переживание мира представлений;

третья психическая вселенная добавляется как стадия осознанной эмпатической интеракции с миром или космосом, способствующей переживанию интеграции.

Различные формы человеческого переживания в перечисленных стадиях связаны с ролями. Осознание этого факта оказалось причиной того, что в своих антропологических рассуждениях и практической психо– и социотерапевтической работе Морено стал преимущественно заниматься игнорируемым поныне феноменом роли. Так появилась диалектика спонтанности и роли в учении Морено. Согласно Морено, «роль – это единица консервированного поведения (role is the unit of conserved behavior)» (96). Это определение означает, что роли состоят из множества отдельных способов реагирования и поведения (реакций), обнаруживающих более или менее устойчивую организацию. Если рассмотреть отдельные реакции, например, жевательные движения, в качестве основного элемента процесса принятия пищи, то следующие друг за другом элементы – смачивание пищи слюной, жевание, пробование ее на вкус, глотание, переживание у довольствия, нахваливание еды – представляют собой поведенческие цепи. Эти поведенческие цепи конституируют в своей комбинации соматическую роль человека, принимающего пищу, и ее корреляты – психическую роль человека, наслаждающегося едой, и социальную роль потребителя. Возможно, покажется необычным сводить воедино органические функции и реакции, такие, как, например, жевание, смачивание пищи слюной и глотание в роли человека, принимающего пищу. Однако, как показала гештальтпсихология, совокупность отдельных поведенческих актов является чем-то большим и чем-то иным по сравнению с суммой отдельных реакций. Поэтому Морено вполне обоснованно, использовав понятие соматической роли, создал феноменологическую категорию, позволяющую объединить в понятии «роль» функционально взаимосвязанные комплексные поведенческие акты и тем самым сделать их доступными как для антропологической теории, так и для практики.

В отличие от театральной роли, фиксирующей неповторимую социокультурную или историческую роль и таким образом создающей жесткие «культурные консервы», пережитые человеком роли открыты для спонтанного и креативного действия. Ведь выученные или рефлекторно закрепленные реакции, т. е. консервированное поведение, образуют основные элементы ролевого поведения, которые могут столь же бесконечно комбинироваться и варьироваться, сколько бывает в жизни различных ситуаций. Принимающий пищу или наслаждающийся едой будет, например, вести себя по-разному в зависимости от вида пищи и от окружения.

Приступать к рассуждениям о теории ролей следует с того момента, когда у человека появляется поведение. Таковое, однако, имеется уже на эмбриональной стадии. Первой исключительно соматической ролью человека является роль паразита в теле матери. В этом состоянии своим физическим развитием человек обязан (органической) плаценте. Ребенок и мать, несмотря на различия в их физическом строении, образуют функциональное органическое единство. Оба организма во время беременности готовятся к родам. Морено считает, что помимо роста зародыша существенный вклад в этот процесс вносит также и его спонтанность, которую он назвал S-фактором (87).

В нормальных родах, которые немецкоязычные гинекологи характерным образом с давних пор называют спонтанными родами, Морено усматривает достижение давно желанной цели, первую победу человека. Морено стремится отмежеваться от психоаналитических предположений, в частности, представляемых Ранком, что уже сам процесс рождения является для ребенка психотравмирующим, преисполненным страха переживанием, которым могут объясняться его последующее неправильное развитие, невротические и фобические проявления. Морено полагает, что в возникновении неврозов прежде всего повинна недостаточно развитая спонтанность. Однако именно здесь можно, пожалуй, усмотреть точку соприкосновения обоих авторов. Возникает вопрос: разве травма рождения, к которой Ранк вполне обоснованно сводил отдельные случаи, не может быть следствием пренатальной задержки спонтанности, из-за которой – предполагая, что условия материнского организма для развития плода являются нормальными, – процесс рождения как раз и становится замедленным, патологическим и психотравмирующим? И разве могут быть сомнения в том, что спонтанность новорожденного имеет огромное значение для перехода от внутриутробных к внеутробным условиям его жизни? Он достигает того, что роль паразита на эмбриональной стадии сменяется соматической ролью новорожденного.