Текст книги "Пепел"

***

– Артур. Артур! Ты здесь? – спросил Олег, похлопав меня по плечу.

– Да, да. Конечно, здесь. Ведь деваться отсюда некуда верно?

– Смотря, как посмотреть, – сказал себе под нос Заяц.

– Замолчи, Косой, – сказал коренастый зек. Он был крупнее всех остальных. Здоровенный кабан с искореженным лицом. Его называли Гиря.

– Базар фильтруй! – ответил Заяц.

Гиря даже не обратил внимания.

– Олег, в самом деле, я понимаю, что вы были знакомы с ним, с Мясником, но мы не знаем, на кого он работает.

– Что ты имеешь ввиду, Гиря? – сказал Олег.

– Ничего. Просто совпадение ли, что он вышел из карцера и оказался здесь. Все мы знаем, что он сделал, и за такое… За такое из карцера не выпускают несмотря ни на что. А он сейчас сидит здесь, и мне кажется не стоит раскрывать ему всех карт.

– Он давно уже доказал свою верность. В нем сомнений нет, верно, дружище?

Олег посмотрел на меня. В его взгляде читалось полное доверие. Он верил мне. Верил в то, что оказался я здесь по счастливой случайности или для того, чтобы помочь ему осуществить его неизвестный план.

– Конечно. Мне чертовски повезло, что я здесь с вами. Если у вас есть секреты, то просто не говорите мне об этом. Я не хочу знать, о чем вы здесь говорите, если вы и вправду считаете меня стукачом и сучилой.

– Да хорош, Артур. Не будь так строг к себе. Вот видите. Об этом парне я и говорил. Это наш человек, – с улыбкой сказал Олег.

Как же ты ошибаешься, дружище. Как же ты не прав. Я думал, что ты закоренел в стенах этой колонии, но все было не так. Ты был тем, кто просто выглядел так, как оно требовалось в этой ситуации, в этой сфере обитания, в этой проклятой дыре. На самом деле ты остался тем наивным мальчишкой, каким я знал тебя раньше, а вот я нет.

– Вот видишь, видишь? – сказал Заяц. – Олег верит ему, и значит я тоже верю, – Косой едва не ударил кулаком себя в грудь

– Ладно, забыли, – сказал Гиря. – Чай еще остался?

– Вот, возьми, – я передал ему кружку со стола. – Теперь, если вы не против, я бы хотел поспать. Завтра, я так понимаю, снова придется вкалывать.

– Да, нам бы всем не помешало выспаться. Все льготы потеряны. Начальник поменялся, а значит нас снова выгонят на мороз валить лес, – сказал Малой.

– Все, всем отдыхать, – подытожил Олег.

Глава 28

Сколько лет прошло? Десять? Двадцать? Я снова на свободе. Чувство того, что я был на этом пляже не покидает меня, словно я был здесь раньше, когда-то давно. В моей руке бутылка холодного пива. Яркое солнце приятно обжигает кожу. Поправляю свою соломенную шляпу на голове и продолжаю идти вдоль береговой линии, зарывая ноги в песок. Как же тепло и чудесно в этом месте. Что может быть лучше этого дня? Разве что неожиданная встреча.

Впереди была девушка, совсем молодая, по крайней мере мне так показалось. Рядом с ней был маленький мальчик. Он был ей братом, либо сыном. Я приблизился ближе, и сомнений совсем не осталось, это был ее ребенок. Он звонко смеялся, когда его молодая мама щекотала его, прижимала к себе, целовала его щеки. Потом он встал с песка и побежал к морю. Заботливая мать предупредила его, чтобы он был возле берега и не вздумал пропадать из виду.

Я приблизился ближе, на минуту остановился, усомнившись в том, что это была она.

Нет. Такого просто не может быть. Столько лет прошло. Все надежды уже давно умерли, и все забыто. Я пережил такое катастрофически жестокое время в тюрьме, выбрался оттуда, может даже, благодаря воспоминаниям о ней, но… Нет. Бред. Я не мог встретить ее здесь.

Сев неподалеку от девушки, я открыл бутылку пива, откинулся на бок и сделал несколько глотков. Может, было невежливо так нагло наблюдать за ней, но ее это совсем не смущало. Она смотрела на своего сына, который плескался в море. Незнакомец был ей безразличен. Очередной обыкновенный турист на пляже.

Это была замечательная картина, отображающая самую чистую любовь матери к сыну. Это было прекрасно. Искренние теплые чувства, вот что делает нас людьми. Людьми, в которых хочется верить, и которые способны на что-то по-настоящему доброе и прекрасное.

Сделав еще несколько глотков, я откинулся на спину. Бутылку поставил рядом с собой, достал сигарету и закурил. Я улыбался, предаваясь своим философским суждениям.

Шум моря отдавался в моих ушах приятными нотами свободы и умиротворенности. Если счастье есть, то оно настигло меня именно здесь.

– Добрый день, – рядом послышался приятный голос.

День был, действительно, прекрасен и добр ко мне и к окружающим. Но вот чего я точно не ожидал увидеть, так это наяву свои догадки.

Она все же заметила меня?

Я приподнялся со своего места, посмотрел на стоящую рядом девушку.

– Здравствуй, Марин.

– Артур? – она была удивлена такой встрече, а вот я не очень. Все время знал, что когда-нибудь снова увижу ее.

Да, это я. Каждый раз я представлял нашу с тобой встречу, хотел признаться в своих чувствах, ведь ты до сих пор не отпустила меня. Я постоянно думал о тебе, особенно в самые тяжкие дни моей жизни…

– Вот мы и снова встретились.

– И не говори. Как неожиданно видеть тебя здесь. Я думала ты остался там в…

– Прошлом? – я ухмыльнулся.

– Что-то вроде того.

Мне показалось, что ей даже стало стыдно от своих слов.

– Звучит не так приятно.

– Прости, если я тебя обидела. Я не хотела.

– Я шучу. Это юмор такой. Понятный только мне. Забудь. Как твои дела?

– Все хорошо. Поначалу было трудно, но я свыклась и просто начала жить дальше.

– Трудно?

Тебе было тяжело, как и мне после нашего расставания, верно? Знаешь, я иногда даже не находил себе места. Постоянно видел тебя в отражении лиц, совершенно незнакомых мне людей. Наверное, ты думаешь, что я слаб, раз позволяю себе такие романтические сопли, но…

– Да, ты знаешь, переезд в другую страну. Незнание языка, непонимание культуры. Эти постоянные поиски работы, себя.

– Ну да, ну да…

Она не разделяет твоих чувств, наивный глупец.

– В чем дело? Ты выглядишь как-то подавленно.

Да что ты. Ты так считаешь?! Стоп. Не стоит мне думать о тебе с пренебрежением. Это ведь я напридумывал себе фантазий. В чем твоя вина? Ее здесь нет.

– Просто я совершенно не ожидал встретить тебя когда-либо еще. Ты знаешь, после того как ты уехала.

– Не нужно.

– Мне было тяжело, но ты не подумай, что я виню тебя. Это ведь я отпустил тебя, бросил. Стоило рискнуть всем и поехать с тобой, но я просто струсил. Да. Слишком многое держало меня. Кажется, так я оправдывался тогда перед тобой. Смешно.

– Вовсе нет, Артур. Вовсе нет. Так было нужно. Мы не знаем, что предначертано нам судьбой. На тот момент это было лучшим решением в твоей жизни, раз ты так посчитал. Зачем винить себя за прошлое? Тем более это было давно.

Конечно, не знаем. Кто знал, что мне придется отсидеть в камере двадцать лет, а!? Не вздумай рассуждать о жизни. Не стоит. Ты ничего не знаешь, глупая симпатичная девочка. О… Нет. Не тебе говорить мне, как устроен этот мир.

– Мама! Мама! Посмотри, что я нашел! – восторженно кричал мальчишка.

– Что там такое, сладкий мой? – Марина улыбалась, и моя нагнетающая мысль улетучилась, словно ее и не было. Она была так прекрасна как в жизни, так и во снах. Волшебная, белокурая, ослепительная. Эти сияющие от радости глаза. Искренняя любовь. Но не ко мне…

– Это ракушка. Теперь мы сможем слушать море, когда захотим. А кто этот дядя?

Никто малыш, никто. Всего лишь призрак прошлого. Привидение, которое невзначай появилось перед твоей мамой и понадеялось разбудить в ней былые чувства.

– Артур? Артур с тобой все в порядке? – она увидела мою слабость. Слабость в чувствах к ней.

– Все в порядке. Просто неудобно, что я… Да неважно.

Я затушил сигарету, стараясь сделать это как можно более незаметно, однако появление мальчика не помешало мне сделать еще один глоток пива из бутылки. Не корите меня, прошу. Просто на улице было, действительно, жарко, тем более потом я убрал бутылку в сторону.

– Это старый знакомый твоей мамы. Его зовут дядя Артур.

– А я Коля.

– Очень приятно, – говорю.

– Мне тоже.

– Слушай, Артур. Мне правда приятно встретить тебя, но может ты присоединишься к нам? Не то чтобы я была против того, что мы находимся под открытым солнцем, но ведь у тебя есть эта забавная панамка на голове, а вот у нас нет, но за то мы расположились под комфортными пляжными зонтиками. Ну, так что? Ты с нами?

– С удовольствием.

***

Мы разговаривали об ушедших годах. Мне пришлось поведать Марине о своей непростой судьбе. Да. Я назвал это именно таким словом, так как понял, что для нее это значит многое, а для меня являлось оправданием моей глупости, даже не так, тупости. Естественно, я не рассказывал ей вообще обо всем. Не говорил ни об Изе, ни о Наташе. Не стоило пробуждать в женщине ревность, это могло закончиться… плохо. Что? Вы сомневаетесь, что я могу пробудить в ней это чувство? Ну что ж. Поверьте мне, через несколько часов наших разговоров я увидел в ней эти самые прежние чувства. Даже не так. Не прежние чувства, а чувства желания, воссоединения. Не только телесного, но и душевного.

Правда перед этим пришлось выпить несколько бутылок пива, и спешу заметить, что не только мне одному. Тогда-то я и выведал ее расположенность ко мне. Она начала издалека. Почему-то сравнивала меня со своим бывшим мужем, который погиб на войне. Никакой романтики в воспоминаниях не было. Потому что не было женских слез.

Как я понял из наших душевных разговоров, он их бросил, а потом слинял на фронт, даже не дождавшись первого месяца беременности собственной жены. Попытался спрятаться от ответственности. Не получилось. Не буду его судить. В жизни разное бывает, хотя неприязнь к нему я все равно чувствовал, ведь этот тип касался моей Марины своими руками и не только ими, но и другими частями тела.

– Ну, а ты?

– Что я?

– Кто у тебя был? Какая твоя история? – неутолимый девичий интерес. Кто же у меня был? Это первый вопрос, заметьте.

– Марин, какая может быть история у человека, который загремел в тюрьму на столько лет? – я добавил немного ноток раздраженности в свой голос.

Нужно было сфабриковать дельце, как надо, и не остаться замеченным. Не стоило ей знать о моих похождениях. Впрочем, по правде сказать, и мне не стоило знать о ее, да только рядом с ней бегал этот несмолкаемый комочек радости и счастья – Коленька. Тут уж не утаить истории своих личных отношений.

– Прости меня. Не следовало мне так.

– Может еще выпьем?

– Конечно, почему нет. Коля все равно уже спит.

Тут мне пришлось оглядеться. Я был на пляже, выпил, видимо неплохо выпил, если уже успел очутиться в ее небольшом доме. В соседней комнате спал ее ребенок, а она едва ли не съедала меня глазами. Я занимался тем же, но мы оба не спешили доканчивать нашу игру, прежде чем мы окажемся в постели.

Она принесла два бокала с вином.

– Так как ты здесь оказался? Как давно здесь живешь?

– Ты не поверишь, но мой самолет приземлился сегодня утром. Я оставил вещи в отеле и прямиком отправился на пляж, а теперь я здесь, рядом с тобой, – я положил свою ладонь ей на бедро.

– И как после такого не поверить в…

– Судьбу? – я улыбнулся.

– Да, – она придвинулась ко мне ближе, сдвинула мою руку выше, положив ее себе на талию. Наши глаза встретились, губы едва не соприкасались в ожидании страстного поцелуя. Она здесь, рядом со мной, стоило сделать лишь маленький шаг ей навстречу.

***

– Подъем, блять, собаки! – надзиратель орал во все горло. Видимо новенький, совсем молодой.

Маленькое окошко нашей камеры раздвинулось, и по ту сторону показалась довольная рожа.

– Хули вы до сих пор не встали! Не заставляйте меня и моих парней поднимать вас! – кричал он.

Похоже молодой начальник тюремного блока. Неудивительно. После бунта это плевое дело. Замена штатных кадров на более подготовленных специалистов. На самом деле, на тех же людей. Энтузиазм быстро иссекает в условиях вечной мерзлоты. Дайте этому парню время, и он станет таким же хмурым, спокойным, но озлобленным обитателем наших заснеженных пустошей. Неважно, заключенный ты или надзиратель. Холод всех нас кутает в свои объятия.

Глава 29

В холодную стужу колонна заключенных, шаг в шаг, идет на лесоповал. Ветер завывает свои песни, пробирает до костей, хлещет по щекам.

Занятий сегодня хватит для всех. Каждый даже успеет перевыполнить норму, если не захочет замерзнуть, впрочем, один старик не советовал мне сильно напрягаться на подобной работе, ведь никто не оценит твоей переработки. Интересно, что с ним сталось?

Я бы и рад сообщить вам, что он в добром здравии, ожидает своего освобождения, но похоже вы совсем забыли, что на улице в этих местах не бывает жаркого солнца. Нет. Тут царит мрачный, дьявольский холод. Живя в таких условиях, иногда даже хочется спуститься на один из кругов ада, чтобы немного погреться.

Не буду тянуть, скажу вам прямо. Старик умер от пневмонии, не дождавшись своего освобождения. Я хотел бы посочувствовать, но в глубине меня, в моем сердце, засела ледяная игла, которая делала меня абсолютно безразличным ко всему, что происходило со мной.

В колонне кто-то упал. Просто повалился в снег, от бессилия и мороза. Подобное уже было, и конец этого несчастного заключенного уже предрешен.

Никто не спешил поднимать темную фигуру из белого сахарного сугроба, пока надзиратели не решили взяться сами за это дело. Они подошли к обессиленному телу, несколько раз пнули его ногами, даже попытались поднять его, но после неудачных попыток громко разорались, всполошив колонну. Раздался выстрел. Сугроб больше не походил на комок сахарной ваты, блестящей под зимним солнцем. Снег окрасился ярко-красной кровью. Похоже, что тюремщики даже перекинулись парой шуток, немного посмеялись, а потом погнали колонну дальше. Обычное дело.

Весь последующий день я и остальная бригада махали топорами, мерзли, перекусывали в бараке баландой, и нас снова выгоняли на холод. День за днем в течении долгих двух недель ничего не менялось. Жизнь в лагере стала для меня днем сурка. Ни в каких делах Олега и его шайки я не принимал участия. Пытался слушать в половину уха перед сном их разговоры, но ничего важного так и не услышал, несмотря на то, что по словам Олега, его доверия я не утратил.

Сложно уживаться с совестью, будучи двойным агентом. Игра в шпиона. Как это забавно… было бы, если бы хоть одна из сторон поддерживала со мной контакт. Сейчас это неважно, ведь осталось всего несколько часов до подъема, а мне следовало немного поспать, отдохнуть, и, быть может, вспомнить что-то важное.

Находясь в этих серых стенах, я утрачиваю свою человечность.

***

– Здравствуй, милый.

– Марина?

– Ох, снова она. Ты же прекрасно знаешь, что она уже не вернется, Артур. Оставь ее. Побудь лучше со мной.

– Иза?

– Да, дорогой. Это я. Не ждал? Пройди, пожалуйста, на кухню.

Я шел по темному коридору, окна квартиры были настежь раскрыты, я чувствовал, как холодный ветер сковывал мои кости. Промерзлый пол отдавался скрипом при каждом моем шаге. Я ничего не боялся и шел к Изабелле.

– Привет. Сейчас это похоже на нашу первую встречу, правда?

Она сидела на окне, абсолютно обнаженная. Лунный свет падал на ее голые груди и стройные ноги, а лицо… лицо… Она скрыла его в тени, прижавшись затылком к стенке окна.

– Помню, помню. Ты тогда был совсем мальчишкой, а сейчас. Ты только посмотри на себя. Такой сильный и крепкий…

– Скорее изможденный.

– Перестань! Ты хорош, Артур. Знаешь, а я вспомнила эту картину. Не то чтобы я забыла, скорее вспомнила более точно, чем следовало. Стоишь ты такой возле окна, лицо серьезное, в зубах сигарета. Смотришь на меня, и я это чувствую, чувствую, что нравлюсь тебе.

– Да, а потом появляется какой-то очередной урод и чуть ли не оттаскивает тебя за волосы обратно в койку, – озлобленно сказал я.

– Грубиян! Похоже, ты слишком повзрослел, мальчик мой.

Она закурила сигарету, отвернулась к окну и заплакала.

– Прости меня, Иза. Мне не следовало так говорить.

– Что ты. Ерунда какая. Обидеть шлюху дело плевое. Не стоит даже задумываться над этим.

– Ну, прости, прости… – я двинулся ей навстречу, приблизился к ней, чтобы заглянуть в ее лицо, увидеть эти добрые глаза, но, когда она затянулась сигаретой, я увидел уродливый шрам на ее шее и отшатнулся.

– Что такое? Ты больше не хочешь видеть меня? Не хочешь видеть такой? – она слезла с подоконника и двинулась ко мне.

Иза была бледной, обескровленной, но по-прежнему сильной. Если бы она захотела, то могла бы с легкостью убить меня. Ее сила заключалась не в физическом превосходстве, а в ментальном. Хватало лишь ее остекленного взгляда, чтобы получить убийственную дозу смерти.

– Вовсе нет. Я не отступлюсь и никогда не забуду, что ты для меня сделала, – я прижался к ней, вытер своим рукавом кровь с ее груди, шеи и подбородка. – Тот мерзавец, что сделал с тобой это, убит. Жаль, что мне не удалось лично с ним поквитаться.

Она положила свою голову мне на плечи. Я облегченно вздохнул.

– Он уже поплатился за содеянное с полна. Все мы, убиенные насильственной смертью, однажды встречаемся на дорожке со своими убийцами. Таков порядок. Но ты не забивай себе этим голову. Я так рада, что ты смог отпустить меня. Теперь ты точно знаешь и чувствуешь, что я не злюсь на тебя, Артур.

– Спасибо.

– Хотя знаешь, все же не следовало тебе спать с Наташкой. Я ведь предупреждала.

Мы засмеялись.

Она ушла, я ожидал, что проснусь, но после того, как она исчезла, я оказался в старой родительской квартире. Комната была пуста, за исключением стола, что находился в углу. Стены квартиры облезли, штукатурка потрескалась, пол издал жалобный вой, когда я повернулся к стене с фотографиями. На меня смотрела счастливая улыбчивая мама, и серьезный строгий отец. Как всегда, при своей военной форме с грудой медалей за выслугу лет. Штабной офицер. Отец не бывал на фронте, не стрелял в своих врагов, не рушил чужой мир. Он иногда сам любил насмехаться над собой за награды, называя их песочными медалями, но втайне все равно ими гордился. Мама была в своем белом платье в горошек. Так просто и так изящно. Милая, любимая мамочка.

В таком виде они и явились ко мне.

– Здравствуй, сыночек, – сказала из-за моей спины мама.

Я обернулся.

Она стояла возле старого стола в углу комнаты, за столом сидел отец и курил сигарету.

– Здравствуй, маменька.

– Как ты себя чувствуешь, сыночек? Все ли у тебя хорошо? – ее голос отдавался призрачным эхом в этой комнате.

– Хорошо!? Да ты посмотри на него. Позор! – вскричал Отец.

– Перестань! – прикрикнула мама на отца.

– Почему это вдруг!? Наш сын сидит в тюрьме, дорогая. Он убивает людей! Приди в себя! Хватит распускать нюни. А что ты так смотришь, гаденыш? Гордишься собой, а?

– Нет.

– И правильно. Мне стыдно, что мы вырастили из тебя уголовника, – продолжил отец и ударил по столу кулаком.

– Не слушай его сынок, – торопливо заговорила мама. – Это он не со зла. Ты же знаешь своего отца. Нам так тебя не хватает. Как жаль, что мы оставили тебя.

– Мне тоже вас не хватает. И я сожалею, что сделал, – я склонил свою голову. Мне стало стыдно.

– Сожалеешь!? Сожалеешь!? Я не ослышался? А когда ты занимался всей этой пакостью, то скажи, о чем ты вообще думал!? – свирепел отец.

– А что мне было делать!? Мамы не стало. Ты сломался и бросил меня! Нужно было идти на фронт, чтобы меня тоже убили!?

Злость наполнила и меня, но между нами двумя была мама, которая всегда несла мир в любой раздор.

– Перестаньте, мальчики мои. Прошу вас, хватит. Мы же семья.

Отец посмотрел на свою жену. Он все еще был зол, но чем дольше он смотрел в ее глаза, тем скорее утихали его гнев и его боль. С ней он мог показаться слабым, он просто любил ее, так же сильно, а может даже и сильнее, чем я.

– Семья… Да, семья, – он затушил окурок. – Прости меня, сын. Прости за все.

Эти слова давались ему непросто, но я его не виню. Он прав насчет меня, и я сам знаю это.

– Я скучаю по вам.

Я приблизился к ним ближе, отец встал из-за стола рядом с мамой и обнял ее.

– Я люблю вас.

– А мы любим тебя, – сказала мама.

Я обнял их, почувствовал себя под защитой в родных объятиях. Не хотелось, чтобы это заканчивалось. Семья – это ведь главное счастье жизни. Люди, которые ценят тебя, поддерживают, помогают тебе стать лучше. В самые тяжелые моменты жизни только они будут рядом с тобой.

Отец схватил меня за запястье.

– Но знай, то что ты задумал… Хорошо подумай над этим! Это может стоить тебе жизни, сын!

***

– Подъем! Подъем, животные! Солнце уже высоко! – надзиратель засмеялся.

– Отцепись, шакал! – крикнул Шустрый.

Дверь открылась. В камере появилось четверо надзирателей с озлобленными лицами.

– Кто сказал!? Кто сказал, а!?

– Ну я. И че? – малой поднялся с кровати, сунул руки в карманы и вызывающе посмотрел на молодого лейтенанта.

Офицер подошел к нему и с силой ударил его дубинкой по лицу. Парень повалился на пол, взявшись за лицо.

– Сука паршивая! Ты не имеешь права! – кричал Шустрый.

– Какое тебе право, гнида!? Здесь я закон! – лейтенант вдарил еще раз, и еще.

Когда начальник замахнулся снова, Гиря взял его за руку. Тюремщики за его спиной напряглись.

– Начальник хорош. Перегибаешь, – Гиря продолжал держать его за запястье.

– Отцепись! – лейтенант достал из кобуры пистолет и направил его на зека.

– Хули вы встали, остолопы!? – обратился он к своей команде. – Взять, блять!

Надзиратели немного потупились, потом достали свои дубинки и бросились на Гирю, жестко избивая его.

– Оборзели совсем, мусора! Гаси их! – вскрикнул Заяц и соскочил со своей шконки.

Раздался выстрел.

Ситуация накалилась. Да еще как. Стреляют не так часто, и не каждый выбирает такой путь рассмотрения сложившейся ситуации.

Пуля врезалась в потолок. Почти все повалились наземь и взялись за голову.

– Отставить! – взвизгнул лейтенант.

– Беспредел, начальник, – спокойно сказал Олег, продолжая сидеть на нарах.

– Да вы, да вы тут совсем оборзели, проголодь! – нервничал лейтенант.

– Остынь, начальник, – поддержал Олега я.

– На улицу все, живо!!! – раскричался надзиратель. – Я вам покажу, кто здесь хозяин!

Выглядело это так: нас в нательном белье без валенок выгнали на улицу, продержали под общие выкрики и маты на морозе около двух часов. Ломали. Ломали по-жесткому. Если кто-то из нас пытался перечить лейтенанту, то бунтаря припечатывали дубинкой. Я тоже был среди них. Невыносимо холодно и больно ощущать затянувшуюся зиму на своей шкуре. Ничего в моей жизни не менялось, так было почти каждый день… почти.

Вечером Олег посвятил меня в план готовящегося побега.