Текст книги "Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут"

Рассудив, что он достаточно пришел в себя, мы решили устроить котенку «тестдрайв» на заднем дворе. Я знала, что у меня пока не хватит сил за ним угнаться, но не слишком переживала по этому поводу. Поскольку к тому времени Джона прочно ассоциировал свое имя с консервированным тунцом, я не сомневалась, что мы с ним как-нибудь справимся.

Выйдя из дома, Филипп опустил хвостатого разбойника на крыльцо. Он сидел там, подобно котенку с рождественской открытки, и с любопытством смотрел в небо.

– Ну вот! – воскликнула я. – И никаких проблем. Он же у нас умный мальчик.

Порыв ветра взъерошил заросли оливы. Джона принюхался и напрягся. Подобрал задние лапы. Распушил хвост. Ветер был ему в новинку – и пугал. Филипп наклонился было, чтобы взять котенка на руки, но тот что есть мочи рванул на другой конец двора и в мгновение ока забрался на дерево. Мы как-то не предполагали, что это будет ему под силу.

Нависнув над нами, Джона прижал уши к голове. Дерево ходило ходуном, словно застигнутый штормом корабль. А вцепившийся в «палубу» котенок выглядел так, будто его настиг приступ морской болезни.

Лидия побежала на кухню за стремянкой. Филипп установил ее под деревом и поднялся, чтобы снять беглеца. Но едва он прикоснулся к Джоне, как тот забрался еще выше. Переставляя одну кофейную лапу за другой, котенок взял курс на верхние ветки. Залетевший на дерево голубь возмущенно курлыкнул и поспешил подыскать другое место для отдыха.

– Ладно, пусть сидит там, – вздохнул Филипп.

– А вдруг он не знает, как спуститься? – заныла Катарина. – Или переберется через забор и потеряется?

Осознав, что внизу его ожидают три беспокойные женщины, Филипп рассерженно выдохнул и с неожиданной легкостью подтянулся к ближайшей ветке. Мы следили за ним, затаив дыхание. Джона угадал маневр хозяина и тоже перебрался повыше. Ветки становились все тоньше. Если Филипп ошибется с выбором, то полетит на землю.

– Поймал! – крикнул он.

Мы с девочками с облегчением смотрели, как Филипп спускается, прижав котенка к груди. Но едва он коснулся земли, как Джона вывернулся и бросился наутек.

– Хватайте его! – завопил Филипп. – Блокируйте пути к отступлению!

Девочки кинулись к левой стороне дома, а я осталась на крыльце – со швами не очень-то побегаешь. Джона превратился в неистовый торнадо и стремительно нарезал круги по траве, ускоряясь с каждым витком. Филипп попытался его схватить, но котенок оказался быстрее и ловко ушел от хозяина, который растянулся на земле.

– Внимание! – крикнул муж девочкам, отряхивая с локтей грязь. – Он бежит в вашу сторону!

Лидия с Катариной опустились на колени и раскинули руки в стороны, образовав живой щит на пути неугомонного котенка. Но в последний момент Джона резко сменил траекторию движения… И скрылся под домом.

Где-то я это уже видела. Погоня, попытка перекрыть путь к отступлению, неожиданный маневр и стремительное бегство. Не зря я заставляла себя не спать, пока Филипп смотрел регби по телевизору, хотя ничего в нем не понимала. Это оно! Они играли в регби. Джона вполне заслужил свое имя.

Мы заглянули под дом, куда еще не ступала нога живого существа, если не считать пауков и мастера по ремонту вентиляции. Джону нигде не было видно.

Филипп шепнул девочкам, чтобы они оставались на месте, а сам побежал на противоположную сторону дома – караулить котенка там. Я неспешно последовала за ним в качестве моральной поддержки.

– Видите его? – крикнул Филипп девочкам.

– Нет! А ты?

Тишина, только ветер шуршит по кустам. Джона испарился, словно джинн из арабских сказок.

Стоя рядом с мужем, я размышляла о том, что котенок мог навсегда исчезнуть из нашей жизни. Когда серебряная пуля выстрелила из-под дома и устремилась в сад, Филипп кинулся в сторону, как профессиональный игрок. Дальше все было, словно в замедленной съемке: он вытянул руки, схватил хвостатую ракету… Мужчина и пушистая молния замерли в воздухе – а потом время вернулось в обычное русло, и они рухнули на землю. Филипп упал на живот, сжимая в руках невредимого котенка. Отличный блок!

– Бедный Джона! – воскликнула я.

Пока муж вытирал кровь с колен, я осматривала котенка. Тот казался ничуть не испуганным, только возбужденно мурчал и тянул к хозяину кошачьи «Дай пять!».

16
Котенок в доме

Вы беспокоитесь, когда держите кошек и дочерей при себе, но тревожитесь еще сильнее, если отпускаете их на волю

Наша дочь и кот по-прежнему стремились вырваться на свободу. Лидии не терпелось вернуться в монастырь. Джона просто хотел сбежать на улицу. Ни один не задумывался о том, насколько это опасно. Я была не готова дать им то, о чем они мечтали. По крайней мере, пока.

Я надеялась, что Джона проявит хоть каплю мудрости, которой Клео была наделена от рождения. Она провела всю жизнь рядом с крупными трассами и знала, что от дорог следует держаться подальше. Джона искренне полагал, что припаркованные машины – идеальное место для укрытия.

Когда мы только начали выпускать его на улицу, он наглядно продемонстрировал, что представляет опасность для самого себя и досадную проблему для всех окружающих. Кот бесстрашно покорял деревья и столбы, но слезать почему-то так и не научился.

Однажды к нам постучался сосед, который сообщил, что наш кот застрял у него на крыше. Он охотно предоставил девочкам лестницу, чтобы они его оттуда сняли.

Потом настал черед соседки; она дрожащими руками передала нам Джону, который додумался ввязаться в драку с двумя ее черными котами. Я часто видела, как эти здоровяки патрулируют улицу. Будучи размером с маленьких пантер, они представляли собой нечто вроде кошачьей мафии. По словам соседки, они загнали Джону в угол и она едва успела ему на выручку. Еще повезло, что оба глаза остались целы.

Охота на птиц раз за разом оборачивалась неудачей. Едва заметив голубя, Джона замирал и прижимался к земле. Сосредоточившись на цели, он отслеживал каждый шаг птицы, пока не проникал в сознание жертвы. Окрас делал Джону потенциальной грозой пернатого мира… Но в последний момент он обычно выдавал себя каким-нибудь звуком, и у голубя оставалось достаточно времени, чтобы почистить перышки, издевательски курлыкнуть и взлететь на изгородь.

Что касается обычной кошачьей манеры легко и непринужденно ходить по заборам, для Джоны это было недосягаемой мечтой. Птицы покатывались со смеху, глядя на его нелепые попытки. Из-за несоразмерных лап он вечно умудрялся застрять посередине и повиснуть на заборе, словно был не гордым представителем племени котов, а каким-то двуногим мутантом.

Помимо прочего, природа наградила его чрезвычайно тонким слухом. Он подскакивал от малейшего шороха, а шум, который издавала крышка мусорного бака, попросту обращал его в бегство.

Зато собачий лай он воспринимал исключительно как вызов на бой. И неважно, насколько большим и злобным был противник, – Джона отважно распушал хвост и вступал в битву, ни секунды не сомневаясь в своем превосходстве.

Правда, он понятия не имел о том, как надо драться, и придерживался рыцарских принципов боя. То есть утробно рычал, выгибал спину, но не выпускал когти. Для Джоны было важно психологически подавить противника, заставить его понять, насколько он ничтожен.

Мы же вечно бегали по улицам, пестрящим объявлениями о потерявшихся питомцах, взывали к совести нашего блудного кота или обыскивали соседские сады. Иногда он великодушно позволял найти себя прежде, чем мы успевали несколько раз обежать квартал. Но нечасто.

Несмотря на стремление вырваться на волю, Джона был удивительно преданным существом. Он всегда сидел на подоконнике и ждал, когда мы вернемся домой, и первым бежал встречать Филиппа и девочек. Когда мы сдали его на выходные в специальную гостиницу, чтобы осмотреть место, которое Роб и Шантель выбрали для свадебной церемонии, кот совсем приуныл. Одна из служащих гостиницы привязалась к нашему разбойнику. Она играла с ним по часу каждый день, и он всегда заставлял ее смеяться. Эта милая и вежливая девушка мне сразу понравилась. Она с неподдельным беспокойством рассказала, что Джона очень скучал и его даже два раза стошнило. Возможно, ему не подходят кошачьи гостиницы. Если мы снова надумаем уехать, она согласна приходить и навещать его у нас дома.

Когда я рассказала Натану о страсти Джоны к побегам, тот предложил мне кошачью шлейку с колокольчиком. По словам продавца, животным эти приспособления нравились. Представив, как здорово будет смотреться красная шлейка на Джоне, я приобрела еще и медный жетон, на котором попросила выгравировать его имя и наш номер телефона.

Вопреки заверениям Натана, кот мои покупки не одобрил. Прогулки на поводке явно были ниже его достоинства. Ему потребовалось несколько месяцев, чтобы понять: шлейка тоже дарит свободу. В определенном смысле.

Вскоре после того, как мы прицепили на шлейку именной жетон, Джона научился выкручиваться из нее, словно Гудини. Филиппу снова пришлось изображать полузащитника в регби… Однажды утром я оставила Джону на заднем дворе всего на несколько минут – так он едва не повесился на поводке, забравшись на оливу и основательно застряв в развилке!

Непрекращавшаяся борьба с котом всем действовала на нервы. Нужно было как-то отвлечься. Я зашла в магазин для рукоделия и купила бордовую пряжу. Увидев, как я сижу со спицами перед телевизором, Лидия радостно улыбнулась. То, что я принялась за шарф, для дочери означало принятие ее религиозных стремлений. Я честно пыталась. Но, даже понимая необходимость духовного поиска, я не могла не думать о том, что она теряет, запирая себя в монастыре на Шри-Ланке. После шарфа осталось достаточно шерсти для самой страшной в мире шапочки. Которую я не замедлила связать.

Красная шлейка для кота, бордовый шарф для дочери – я искренне надеялась, что эти нити уберегут их от опасности. При этом я полностью поддерживала Лидию в ее стремлении приучить Джону к адекватному поведению на улице.

Пока в дело не вмешался Джоффри.

Наш друг Джоффри был экспертом практически во всем. Если вам нужно узнать, как сделать вино из кожаного ботинка или мороженое из дождевой воды, обратитесь к Джоффри – не пожалеете. Услышав, что мы завели котенка, он не замедлил явиться в гости.

– Джона, – протянул он, оценивающе разглядывая наше сокровище. – Почему такое несчастливое имя?

– Что ты имеешь в виду? – спросила Лидия.

– Ну знаешь, старое поверье, – пояснил Джоффри. – Так называли морского демона.

Я заверила его, что мы не собираемся брать котенка в морской круиз.

– Лучше вам держать его дома, – наставительно заметил Джоффри. – В городе средняя продолжительность жизни кошек – восемнадцать месяцев. Выпустите на улицу – и его собьет машина, разорвут собаки, отравят или похитят.

Наш шоколадно-сливочный котенок был слишком занят мухой, кружившей у него над головой, чтобы заметить угрюмые тучи, которые начали сгущаться в комнате после слов Джоффри.

– С котами всегда беда, – добавил гость, откусывая банановый кекс. – Они же собственники и блюдут свою территорию. И нещадно гоняют тех, кто посмеет нарушить границу. Если ваш кот и останется в живых, представьте, какой счет вам выставит ветеринар! К тому же кошки болеют СПИДом.

– СПИДом? – переспросил Филипп. – Да ты, наверное, шутишь!

– Ничего подобного. Конечно, их форма СПИДа отличается от человеческой, но среди городских котов уже настоящая эпидемия.

Лидия испуганно приоткрыла рот. С предсказаниями Джоффри трудно было спорить.

Джона крутил головой все быстрее и быстрее, чтобы успевать за мухой. Он даже слегка окосел. Я знала, что такими темпами ему скоро станет дурно. Но для котенка муха была крылатым драконом, и самоназначенный чемпион мира по укрощению домашних драконов не позволял себе обращать внимание на подобные мелочи.

– Жаль, что вы не взяли девочку, – вздохнул Джоффри, слизывая крошки с пальцев. – С ними проблем меньше.

– Звучит как-то по-сексистски, – заметила Лидия.

– Зато справедливо, – самодовольно ответил Джоффри.

Джона взвился в воздух и схватил муху зубами примерно в метре от пола. Все было проделано стремительно и элегантно. Ну кто не захочет жить с таким великолепным существом? Наверное, Джоффри просто завидует.

– Это голые факты, – сказал он, принимаясь за вторую чашку кофе.

– Ты сам живешь рядом с городом, и кошка у тебя довольно молодая, – напомнила я.

– Да, но она не любит гулять. Когда я открываю дверь, она отказывается выходить. К тому же она размером с тигра!

Шерстка Джоны блестела на солнце, пока наш питомец пытался привести муху в чувство. Та лежала на спине, вяло шевеля лапками. Это напомнило мне позу из йоги, которую я особенно не любила.

– Так что же теперь держать Джону в доме, если мы хотим, чтобы он дожил хотя бы до двух лет? – вздохнула я.

– Ночью его все равно нельзя выпускать – это незаконно, – ответил Джоффри, поглядывая на часы. – Кошки уничтожают дикую природу. И убивают опоссумов.

Ну вот опять… Если когда-нибудь между Австралией и Новой Зеландией и вспыхнет война, то исключительно из-за опоссумов. Этих коренных жителей маленького континента завезли к нам в тридцатых годах XIX века в надежде наладить торговлю мехом. Поскольку на новом месте не было ни хищников, способных ограничить популяцию сумчатых переселенцев, ни людей, испытывающих потребность заворачиваться в мех животных, опоссумы вскоре разбежались и начали активно размножаться. А заодно и уничтожать кустарники Новой Зеландии.

Короче говоря, если австралийцы сами попадут в аварию, только бы не сбить опоссума на дороге, то новозеландцы лишь покрепче вцепятся в руль и вдавят педаль газа. В Австралии убийство опоссума – преступление. У нас – повод открыть банку пива. Не то чтобы мы с Филиппом имели какое-то отношение к гибели этих сумчатых… Но вступать в дискуссию с Джоффри нам определенно не хотелось.

К тому же с точки зрения истребления Джону интересовали исключительно домашние драконы. Оттопырив губы на случай, если «дракон» вздумает кусаться, кот шумно захрустел мухой, изредка поглядывая вокруг: надо же убедиться, что его подвиг не остался незамеченным.

– Жестоко все время держать кошек дома, – заявила Лидия, относя чашки в раковину.

Хотя я недавно избавилась от последней дренажной трубки, сил по-прежнему не хватало, и она не торопилась доверить мне уборку. Неужели это я вырастила такую хозяйственную девочку?

– А выпускать их навстречу верной гибели не жестоко? – выпалил Джоффри.

Неудивительно, что, когда наш гость накинул куртку и вышел за дверь, я вздохнула с облегчением. Мы с Лидией переглянулись.

– В общем-то, он прав, – заметила я. – Джона действительно проживет дольше, если мы будем держать его дома.

– Но это все равно что держать его в тюрьме! – возразила дочка. – Представь, каково ему будет не гулять по траве!

Этот разговор начинал напоминать наши споры о Шри-Ланке.

– Будем выводить его на шлейке.

– Он ее ненавидит!

В итоге мы с девочками снова отправились в зоомагазин, где приобрели кошачий туннель, когтеточку и шарики для настольного тенниса, которые нужно было гонять по пластмассовому лабиринту («для тренировки мозгов»), маленькие мячики с колокольчиками, большие мячи с батарейками, которые периодически оживали сами собой, игрушечную мышку, пахнущую кошачьей мятой, и целый набор удочек. Дом превратился в игровую площадку для одного-единственного хвостатого ребенка.

Хотя меня не покидало чувство вины из-за того, что мы заперли свободолюбивого кота в четырех стенах, Джона с удовольствием ползал по туннелю и нападал на ни о чем не подозревающих прохожих. В центре туннеля обнаружилось отверстие, которое придавало ему сходство с подводной лодкой. Иногда Катарина таскала его по комнате, а Джона высовывал голову в дырку и любовался проплывающим мимо пейзажем.

– Думаю, пора, – вздохнула однажды Лидия, закутываясь в новый бордовый шарф. – Мне тут делать больше нечего.

Мы обе знали, что она имеет в виду. Помимо того что Лидию совсем не радовал домашний арест Джоны, после операции прошло уже шесть недель, и все это время она была чудесной дочерью и сиделкой.

Теперь я могла ее отпустить.

Через неделю Лидия вновь спускалась по лестнице в белых одеждах. Цвет чистоты и мученичества, хотя второй пункт вряд ли успокаивал встревоженных родителей. В тайских хлопковых штанах и шали, она выглядела как хиппи, случайно забредший в бутик. Я понимала, что должна уважать ее выбор, куда бы тот ни завел мою дочь.

Чувствуя, что Лидия нас покидает, Джона накручивал восьмерки у нее в ногах и безостановочно мяукал. Дочка взяла кота на руки и поцеловала в нос, пока Филипп относил ее рюкзак в багажник – не слишком сложная задача, если учесть, что она брала на Шри-Ланку только шарф, ароматическую свечу для монаха и подарки для монахинь и сирот. Я боком забралась на переднее сиденье, чувствуя себя большим крабом. Да, садиться и вылезать из машины по-прежнему было непросто.

Лидия устроилась сзади. Она в который раз заверила нас, что монах встретит ее в аэропорту Коломбо[18]18
  Крупнейший город Шри-Ланки.


[Закрыть] и отвезет в монастырь. Им придется проехать через несколько контрольно-пропускных пунктов, но на Шри-Ланке с монахами и монахинями обращаются очень почтительно. В маленьком поселении в горах она будет в безопасности.

– Не волнуйся, – сказала Лидия. – Я приеду на свадьбу Роба.

До нее оставалось три месяца. Достаточно времени, чтобы вдоволь помедитировать на скалах.

Мы ехали молча, но в этом молчании не было злости или обиды. К худу ли, к добру ли, но я смирилась с тем, что мое мнение в этом вопросе не имеет веса, хотя и продолжала тревожиться из-за опасностей, о которых дочь пребывала в блаженном неведении.

Лидия не выказывала ни малейшего интереса к гражданской войне на Шри-Ланке или бедственному положению тамильских сепаратистов. Я нашла несколько книжек на эту тему, но она к ним даже не притронулась. В голове у меня все время прокручивались кадры из старых телешоу: вот Лидию похищают, вот ее берут в заложники террористы… Я отчаянно пыталась нажать на паузу. Поздно было переубеждать дочь или рассказывать о том, что военные силы Шри-Ланки только что захватили важную морскую базу «Тамильских тигров» в Видатталтиве на севере.

В конце концов, от рака и ссор была своя польза: Лидия доказала, что любит меня ничуть не меньше, чем я ее.

Я в свое время наговорила немало глупостей, в основном по поводу каких-то мелочей. Мама делала то же самое, но ее замечания сильно ударили по моей самооценке. Когда я смотрюсь в зеркало, в голове до сих пор звучат мамины слова: «Тебе нужно носить корсет» или «Что ты сделала со своими чудесными кудрями?» Перед смертью она сказала: «Да что ты знаешь?» Полагаю, я это заслужила.

Наблюдая, как маму накрывают волны мучительной агонии, я пыталась подобрать правильные слова. «Ты хорошо держишься», – пробормотала я. Хотя к тому времени мама уже потеряла вставные зубы и почти не имела власти над собственным телом, оставшихся у нее сил хватило только на то, чтобы смерить меня негодующим взглядом. Она была права. Я ничего не знала о том, через что она проходила в тот момент.

По дороге в аэропорт я надеялась, что Лидия понимает: все мои замечания, все неподходящие слова были пропитаны любовью к ней. Просто у меня классический случай материнского синдрома Туретта[19]19
  Расстройство центральной нервной системы, характеризующееся множественными моторными тиками и, как минимум, одним вокальным тиком. Ранее считался редким и странным синдромом, ассоциируемым с выкрикиванием нецензурных слов или социально неуместных и оскорбительных высказываний.


[Закрыть].

«Это рубашка слишком короткая, ты простудишься!» – «Я просто хочу, чтобы ты была здорова».

«Ты такая худая!» – «Не надо сравнивать себя с чучелами из журналов. Ты сама по себе очень красива».

«Ничего страшного с твоими бровями не случится, если их выщипать!» – «Наслаждайся своей чувственностью, цени свою красоту – и твоя молодость закончится не скоро».

«У тебя дырка на колготках!» – «Я на твоей стороне».

«Повеселись!» – «Наполни комнату цветами. Пей шампанское. Открой сердце навстречу людям. Мечтай без оглядки. Это твоя жизнь, ты можешь делать все, что пожелаешь».

«Береги себя!» – «Люби ту чудесную женщину, которой ты являешься. Не становись тенью мужчины. Защищай себя. Ты дороже всех на свете».

У стойки с регистрацией Филипп достал специальный ярлык для багажа, тщательно его заполнил и прикрепил к рюкзаку Лидии. Я расцеловала дочь в теплые розовые щеки и поблагодарила за то, как чудесно она ухаживала за мной после операции.

Улыбнувшись, Лидия пообещала звонить и писать как можно чаще.

Наша дочь уплывала к выходу на посадку, подобно невесомой снежинке, а настоящая мать во мне твердила: «На белом заметны все пятна! Надеюсь, она не заляпается кетчупом».

Лидия повернулась, помахала нам и затерялась в потоке пассажиров.