Текст книги "Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут"

20
Соблазнение

Семья счастлива, когда дочь знает, что она прекрасна

Вместо того чтобы с возрастом стремиться к независимости, как Клео, Джона все больше нуждался в людях. Он ужасно скучал по малярам и по утрам караулил их под дверью. Когда они не приходили, он слонялся за мной по дому и тоскливо мяукал, напоминая беспокойного ребенка. Мои дети когда-то вели себя точно так же. Если они не переставали плакать, я прижимала их к себе и носила в слинге. Теплота и близость матери всегда успокаивали малышей.

Я решила опробовать этот метод на несчастном коте: положила его в матерчатую сумку из супермаркета и надела на плечо. Джона действительно перестал мяукать и замурчал. Ритм моих шагов его успокоил; высунув голову из сумки, он видел все, что происходит вокруг, и был вполне доволен жизнью.

Джона с радостью сидел бы в сумке часами, но в последнее время он заметно потяжелел, а я по-прежнему быстро уставала. Когда я осторожно опускала его на пол, кот оставался в сумке в надежде, что кто-нибудь придет и подберет его. Джоне нужен был постоянный спутник, а лучше сразу несколько. К счастью, наш дом как раз наполнялся людьми.

С гордо реющим хвостом Джона кинулся к двери, чтобы поприветствовать Лидию, но бросаться на нее не стал. С теми, кто покидал его больше чем на двадцать четыре часа, он обращался как с предателями и жестоко игнорировал в течение двух дней. Отсутствовавшая три месяца Лидия, несомненно, заслужила самое серьезное наказание. Кот обнюхал ее сандалии. Запах его заинтриговал. Вслед за обувью настала очередь штанов и рюкзака, а когда она взяла Джону на руки, то и волос. Кот считывал запахи, как человек читает книгу. Наверное, ароматы, поселившиеся в вещах Лидии, шептали ему о змеях и храмах, о благовониях и слонах. Даже я своим бесполезным человеческим носом уловила запах специй, дыма и пыли, а еще чего-то невесомо-цветочного.

Обнюхав пропавшую хозяйку с головы до ног и тщательно изучив содержимое сумки, Джона решил, что ее можно простить. Он уткнулся носом в шею Лидии и громко замурчал. А потом порадовал редким и великодушным жестом – лизнул в руку. Правда, потом не оставлял в покое ни на секунду. Куда бы ни шла Лидия, Джона бежал следом. Когда она садилась, кот забирался к ней на колени и ворчал, стоило дочери тронуться с места. Если Лидия медитировала, он устраивался рядом и замирал подобно древней статуе между свечой и фотографией Учителя на «алтаре» в ее комнате.

Хотя слышать легкие шаги дочери по дому было невероятно здорово, мне все время казалось, что она парит среди нас на собственном облаке. Телом она была дома, но мысли ее находились где-то далеко. Излучая доброжелательность, она, тем не менее, выглядела не слишком счастливой. Я чувствовала, что дочь воспринимает своих веселых, любящих мясо и ничего не понимающих в буддизме родных как бремя. И в который раз с неприязнью думала о монахе, отвратившем Лидию от семьи.

Мать, потерявшая связь с дочерью, не такое уж редкое явление. Это случается время от времени – случайно или по какой-либо причине. Я отдалялась от матери, эгоистично и порой жестоко отстаивая собственную независимость, душевное равновесие и личные границы. Во всяком случае, так я оправдывала свои действия. Многим сильным женщинам рано или поздно приходит в голову мысль о необходимости оторваться от корней. Особенно если голос матери постоянно звучит в голове, оценивая все, что они делают. Дочь должна понять, откуда берется ее сила – изнутри или из внешнего, порой чересчур заботливого источника.

На какое-то время мне удалось смириться с тем, что Лидия повернулась спиной к нам и нашим ценностям. Но теперь я беспокоилась уже из-за того, что она теряет связь с собой. Это парящее, духовное существо не было настоящей Лидией. Но если дочь вознамерилась превратиться в кого-то другого, не в моей власти было ее переубедить.

К тому же я чувствовала в происходящем и свою вину. Может быть, если бы мы со Стивом не развелись, все было бы иначе. В детстве Лидия очень боялась нас обидеть и скрупулезно подсчитывала дни, проведенные в каждой семье, чтобы никого не обделить. Развод превращает детей в настоящих дипломатов.

С другой стороны, не таким уж кошмарным было это время! Обе семьи, Роб и сводные сестры души не чаяли в Лидии.

Если ее оскорбляло наше поведение или же она смотрела на нас свысока, нужно было лишь сказать. Но Лидия загадочно улыбалась, отводила глаза и на все вопросы отвечала: «Это трудно объяснить».

Теперь, когда она стала полусвятым существом, я не знала, как до нее достучаться. Мне же хотелось заново приобщить дочь к удовольствию быть красивой молодой женщиной в том обществе, к которому она принадлежала.

Катарина предположила, что поход по магазинам за нарядами к свадьбе может сработать. Лидия сначала не горела желанием нас сопровождать, но мы ее не слушали. Младшая дочь мгновенно влюбилась в пурпурное платье, выставленное в витрине бутика. Изучив волнистую юбку и гофрированный воротник, мы согласились, что оно ей идеально подойдет. Продавец завернул платье в бумагу и положил в сумку. Катарина торжествующе улыбнулась и вышла из магазина с видом человека, который получил черный пояс по шопингу.

А Лидия терялась перед разнообразием цветов и стилей. Ее тянуло к сдержанным нарядам приглушенных тонов. Когда мы с Катариной в один голос убеждали Лидию примерить платья с низким декольте, которые идеально подчеркивали достоинства ее фигуры, она смущалась и качала головой. Если платье обнажало плечи, она сразу накидывала шаль.

Мне тоже было непросто найти подходящий наряд. С новой грудью и перекроенным животом, я чувствовала себя подростком, который не знает, за что хвататься.

Хотя восстановление после пластической операции было нелегким, я все равно была рада, что решилась на нее. Благодаря искусной работе Грега ничто не напоминало о смертельной болезни, с которой я столкнулась. Основываясь на собственном опыте, авторитетно заявляю, что реконструкцию груди лучше делать сразу после мастэктомии. Лично я вряд ли набралась бы духу еще раз вернуться в больницу для масштабной операции.

Когда я была полностью одета, создавалось впечатление, что я выгляжу даже лучше, чем до постановки диагноза. В нижнем белье я казалась абсолютно нормальной. Правда, с первым пунктом возникали проблемы. Несколько месяцев после операции я могла носить только мягкие бесформенные лифчики, так что теперь меня потянуло на что-то более дерзкое. К сожалению, выбор не радовал. Бюстгальтеров на косточках я опасалась – по слухам, они способствуют развитию рака груди. А найти красивое белье без косточек не представлялось возможным. Отыскав самого опытного продавца, я объяснила ситуацию, после чего она с виноватым видом продемонстрировала несколько довольно унылых вариантов. Производители нижнего белья явно не понимали, что даже после рака груди женщины хотят выглядеть сексуально.

Большой шрам на животе и отсутствующий сосок не облегчали мне жизнь. Но когда я начинала сомневаться, стоило ли подвергать себя дополнительной операции, Филипп обнимал меня и убеждал в обратном. Не представляю, как ему удавалось всегда находить нужные слова!

Правда, убедить меня было непросто. Я не могла поверить, что по-прежнему выгляжу красивой в его глазах. Слишком часто я видела, как муж применяет к другим свои дипломатические таланты.

Поскольку я чувствовала себя ранимой, как никогда, мой радар без устали следил, не смотрит ли Филипп на других женщин, чье тело не покрыто шрамами. Но я вышла либо за святого мужчину, либо за очень хитрого – он ни разу ни на чем не попался.

Увы, хотя мои груди и выглядели как настоящие, источником эротического наслаждения они быть перестали. Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к полному отсутствию чувствительности в правой искусственной груди и ее значительному снижению в левой. Постепенно я приучилась тщательно укрываться перед выходом на холод и периодически проверять, все ли на месте, чтобы не простудиться или ненароком не шокировать прохожих незаметно съехавшей деталью туалета.

Девочки уговаривали меня примерить длинное серебристое платье. Низкое декольте, без рукавов – обычно я одевалась совсем не так. Ну и пусть! Пусть это будет символом победы над болезнью. Благодаря черной накидке и паре метров тесьмы я чувствовала себя более чем уверенно… И неожиданно привлекательно.

Потратив несколько дней на магазины и не найдя ничего для Лидии, мы вернулись в бутик, где купили платье Катарине.

– Давайте попробуем это… – сказала Лидия, кивая на вешалку у входа.

– Вот это? – спросила я, доставая на свет костюм цвета слоновой кости. Идеальный вариант для тех, кто хочет остаться незамеченным.

– Нет, вот это. – Лидия указала на буйство шелка и кружев. – Или оно слишком яркое?

– Нет-нет-нет! – хором завопили мы с Катариной. – Обязательно попробуй!

Ожидая у примерочной, мы едва не подпрыгивали от нетерпения. Из-за ширмы доносился упоительный шелест ткани. Лидия не торопилась. Катарина наклонилась, чтобы заглянуть внутрь, но увидела только голые ноги. Мы спросили, подошел ли размер. Лидия не была в этом уверена.

И тем не менее из примерочной вышла невероятно красивая девушка. Не святая Лидия-утешительница и не Лидия-студентка из благотворительного магазина. Нет, новая Лидия, соблазнительная молодая женщина, окутанная водоворотом ткани и красок. Когда она шла, юбка выгодно облегала ее бедра, а тугой лиф зрительно увеличивал грудь. Женственный силуэт платья завершали узкие бретельки и черное кружево в районе… Ладно, назовем это горловиной, хотя обычно горловина располагается повыше!

– Невероятно! – выдохнула я.

От улыбки моей дочери в магазине стало светлее.

– Мне понадобится шаль, – сказала она. – Но это платье слишком дорогое.

Взглянув на цену, я судорожно сглотнула. И все же наряд, который до такой степени подчеркивал красоту Лидии и возвращал ее в лоно родной культуры, того стоил. Мы купили платье и принесли домой. Остаток дня девочки, к вящему удовольствию Джоны, копались в моей шкатулке с украшениями.

Я предложила им купить серьги и ожерелья, но они настояли на том, чтобы воспользоваться фамильными драгоценностями. Катарина выбрала кулон, принадлежавший бабушке Миртл, которая, как и многие женщины в нашей семье, была озабоченной авантюристкой (по стандартам ее поколения).

Лидия предпочла длинные яркие серьги (я носила их в 80-х) и мамино бриллиантовое колье. Мама очень его любила, особенно в 60-е, когда драгоценные камни сияли на ее коже только по особым случаям. Предки наших бунтарок должны гордиться тем, что их побрякушки увидели свет на столь важном семейном торжестве!

Джоне пришлось довольствоваться павлиньим перышком, добытым из глубин шкатулки. Впрочем, он не расстроился. Катарина прикрепила его к ленточке и повесила коту на шею.

В этом ожерелье от личного дизайнера Джона сел вылизываться на кухонном столе, хотя прекрасно знал, что ему запрещено туда залезать. Приподняв переднюю лапу, он делал вид, что всецело занят своим маникюром. Вылизывая промежутки между коготками, кот поглядывал по сторонам и ждал, когда кто-нибудь произнесет его любимые слова: «Джона, какой же ты красивый!»

Я считала, что не стоит потакать его тщеславию, но знала, что в глубине души каждого тщеславного существа таится островок неуверенности. Может, если мы будем чаще напоминать коту, какой он замечательный, Джона избавится от комплексов и перестанет все время пытаться впечатлить окружающих.

Несмотря на выдающиеся внешние данные и умственные способности, на свадьбу кота не пригласили. Я позвонила в приют, но там не оказалось свободных мест. К счастью, я не потеряла телефон Вивьен. Она помнила Джону и охотно согласилась посидеть с ним на выходных.

Была только одна маленькая проблема. Ферди – кот Роба и Шантель – тоже оставался один. К счастью, Вивьен ничего не имела против того, чтобы провести выходные в обществе двух котов. Кошачий мальчишник. Звучит оригинально.

21
Кошачьи проблемы

Нет ничего слаще свободы

– Ест резинки для волос? И мериносовую шерсть? – вытаращила глаза Вивьен.

Джона с мурлыканьем выгибал спину, подставляя ее под поглаживания. Сотрудница кошачьего приюта оказалась первой гостьей, которую он одобрил. Наблюдая, как она с ним общается и позволяет коту свободно выражать свои чувства, я и сама проникалась к ней все большей симпатией. Вивьен красила волосы в пурпурный цвет и собирала в хвост. Немногим женщинам тридцати пяти лет пойдет такой имидж, но на ней этот оттенок смотрелся идеально. К тому же он замечательно подходил к ее карим глазам. Глазам, которые удивительным образом смягчались, когда речь заходила о животных. Впрочем, чувством юмора ее природа тоже не обделила.

– Ну, пряжа из шерсти лам ему тоже нравится, но больше в качестве подстилки, – ответила я. – Хотя это не помешало Джоне погрызть мой кардиган из ламы…

– Похоже на аллотриофагию…

– Это когда беременные женщины грызут мел и уголь?

Вивьен кивнула.

Я не спешила соглашаться с ее диагнозом и вместо этого спросила, есть ли у нее кошка. У Вивьен загорелись глаза. Не одна, а целых девять.

– Девять? – переспросила я, не в силах смириться с тем, что из категории оригинальных женщин Вивьен только что переместилась в группу сумасшедших кошатниц. Я смотрела передачу о дамах, которые коллекционировали кошек. У них это было вызвано психологическим расстройством.

Вивьен предложила показать фотографии своих питомцев. Особого желания разглядывать снимки, на которых шелудивые коты разносят ее дом, у меня не было. Но обижать Вивьен тоже не хотелось. Она достала из красной сумочки – где, кстати, царил удивительный порядок – небольшой альбом для фотографий.

– Какие кошки! – воскликнула я, изумленно разглядывая ухоженных, откормленных животных. Они явно не испытывали недостатка в любви и заботе. – Как ты с ними управляешься?

– С трудом, – засмеялась Вивьен. – Я всех взяла из приюта. Зоуи бросили на дороге, когда она была котенком. Айгор потерял глаз, и хозяева решили, что такой кот им не нужен. Над Салли издевались. Эти кошки через многое прошли.

Мне стало не по себе. Все наши трудности с котом, отрастившим львиное эго, меркли по сравнению с тем, на что добровольно пошла Вивьен, взяв на попечение девять кошек. Может быть, она и сходит по ним с ума, но сумасшедшей я бы ее не назвала. Неудивительно, что она не смутилась, когда мы попросили ее присмотреть за двумя котами.

Поразившись, с каким интересным человеком свела меня судьба, я налила Вивьен бокал вина и стала ненавязчиво расспрашивать о ее прошлом. Она оказалась не только опытным специалистом по психологии кошек, но и активисткой общества защиты животных. Прежде я не встречалась с людьми, отстаивающими права братьев наших меньших, и, признаюсь, почему-то думала, что все они похожи на сумасшедших кошатниц. А еще считала их не совсем нормальными. Но рассказ Вивьен о том, чем они с друзьями занимаются, заставил меня в корне изменить свое мнение.

Один из ее товарищей недавно раздобыл информацию, что городской совет собирается устроить облаву на котов, обитающих на старом автовокзале. Дальше события развивались, как в настоящем боевике: Вивьен с друзьями забрались туда ночью и сами забрали котов.

– Знаешь, диких там было немного, – добавила она. – Почти все вели себя очень дружелюбно. Этих котов бросили хозяева, вот они и стали жить на вокзале.

Активисты отвезли животных в приют, где их постараются пристроить в хорошие руки. Спасение кошек от смерти требует огромной самоотверженности и немалых вложений. Приятно думать, что у животных есть хранители, подобные Вивьен.

Пока она это рассказывала, Джона забрался на спинку дивана и принялся играть с ее волосами. И как водится, заигрался. Он повалился на спину и стал с ожесточением грызть пурпурные кудряшки, используя их в качестве зубной нити.

Извинившись, я вытащила Джону из гнезда, которое он устроил на голове у Вивьен, и опустила на пол. Гостья внимательно разглядывала кота. Я ждала, что услышу стандартное «Какой милый!», но Вивьен была очень серьезна.

– Это все порода, – сказала она. – Восточные кошки требуют особого ухода. Сколько, говоришь, ему было, когда вы его купили?

– Не помню, – задумалась я. – Пара месяцев, может, больше. Он точно был самым крупным котенком в магазине.

– Это многое объясняет, – сказала Вивьен, когда Джона убежал драть ковер на лестнице. – Видимо, он отказник.

– Что значит «отказник»? – спросила я, готовясь обидеться за любимца.

– Он был старше других котят в магазине, так что, вполне возможно, его уже покупали до вас. Потом решили, что кот им не подходит, и вернули. Как думаешь, почему они так поступили?

Я не знала, что ответить.

– Продавец в магазине сказал, что у Джоны был конъюнктивит и его пришлось держать на карантине.

– Нельзя верить всему, что говорят в магазинах, – наставительно произнесла Вивьен, глядя, как шоколадно-сливочный кот с громким мяуканьем проносится мимо нас.

– Ну да, проблем с ним хватает, – признала я, когда Джона вскочил на подоконник и тут же спрыгнул с него. – Зато он нас любит. И он помог мне восстановиться после операции и написать книгу. Джона такой… забавный.

– Да, он забавный, – кивнула Вивьен, тепло глядя на кота, который принялся играть с пряжками ее ботинок. – Но у него не все в порядке.

– То есть?

– Во-первых, аллотриофагия, потом боязнь разлуки с хозяином, и налицо признаки обсессивно-компульсивного расстройства, – перечислила Вивьен. – Ты заметила, что, когда я пришла, Джона сначала побежал меня встречать, а потом сразу бросился драть ковер?

– Если честно, нет, – сказала я, думая, что в последний раз чувствовала подобную готовность защищать любимое существо, когда, с трудом уместившись на школьном стуле, доказывала учителям, что мой ребенок не «неуправляемый/ плохо читает/отвратительно пишет». И все это им только кажется.

Поэтому я не собиралась рассказывать Вивьен о тех действительно странных вещах, которые мы замечали за Джоной: например, что он таскает из шкафов шляпы и перчатки, коллекционирует носки и брелоки для ключей и любит прятаться в отделении для мусорного ведра.

– Да мы все здесь не слишком нормальные, – добавила я. – Так что Джона нам подходит.

По словам Вивьен, некоторые проблемы могли быть вызваны тем, что нашему коту скучно. Я сразу спросила, значит ли это, что мы должны выпускать его на улицу без поводка, но она поспешно ответила «нет». Учитывая нервозность Джоны, встреча с собакой или машиной могла плохо закончиться.

Глядя на когтеточку в углу, она спросила, есть ли у нас другие. Если мы хотим, чтобы кот перестал терзать ковер, ему нужно больше когтеточек. И лучше выбирать те, что повыше.

– Разве эта недостаточно высокая? – обеспокоенно спросила я, поскольку наш дом и так уже напоминал зоомагазин.

– Видишь, какой он у вас длинный? – Вивьен кивнула на Джону. – Ему не хватает этого столбика, чтобы хорошенько вытянуться и всласть поточить когти. И вы не думали о том, чтобы поставить во дворе вольер для кота?

– То есть клетку? – подавленно уточнила я.

– Я видела потрясающие вольеры, – продолжала Вивьен, записывая телефонные номера в кухонном блокноте для заметок. – Посмотри в Интернете или обратись к кому-нибудь из этих людей.

Вот так за неделю до свадьбы Джона стал самым счастливым котом в округе. После того как нам доставили свежую партию мячиков, всевозможных игрушек и даже инфракрасную установку для того, чтобы кот охотился за красными точками, мы в полной мере почувствовали, что наша жизнь подчинена желаниям этого хвостатого эгоиста.

Что касается самой высокой в мире когтеточки, то к ней Джона отнесся крайне благосклонно.

Вивьен была права. Новый столбик не только позволял коту вытянуться во всю длину, он еще полюбил сидеть на установленной сверху платформе, откуда открывался чудесный вид на обедающих хозяев. Когда девочки готовили или мыли посуду, они переносили столбик вместе с Джоной на кухню, где он следил за их действиями, подобно египетскому надсмотрщику за рабами, которые строят пирамиду.

Вскоре, несмотря на опасения Филиппа, что это будет выглядеть некрасиво, на заднем дворе установили вольер. Точнее, полноценный лабиринт для Джоны. Из кошачьей дверцы в шкафу прачечной он выбирался в башню из железной сетки, потом – в туннель над розовыми кустами, а оттуда – во вторую башню рядом с оливами. Причем вторая была значительно крупнее первой: там размещались несколько деревянных лестниц и два гамака. Чтобы завершить устройство этого роскошного жилища, мы с девочками посадили под гамаками кошачью травку.

Хорошо, что мама не видит, как мы носимся с этим котом…