Текст книги "666. Рождение зверя"

Точка бифуркации

Кирилл лежал на кровати в луже собственной блевотины. «Вот так закончили свой земной путь великие русские лицедеи Владимир Семенович Высоцкий и Олег Иванович Даль, – пронеслось у него в голове. – Да и не только русские. Тот же Бон Скотт, кажется, этим способом коньки отбросил. Что примечательно – все трое в один год. Эпидемия у них тогда, что ли, случилась». Голова раскалывалась. Он был в той же одежде, в какой приехал из клуба «Рай», – события вчерашнего дня и ночи начали смутно проступать в его памяти. Потемкин понял, что все события от звонка в дверь до этого момента были очередной серией кошмара – никакого Фильштейна у него дома и в помине не было.

Часы показывали половину одиннадцатого. Потемкин разделся, завернул грязную одежду в заблеванную простыню и пошел на кухню. Он засунул узелок в стиральную машину, налил стакан холодной минералки с лаймом и кинул туда таблетку алка-зельтцера. Жадно выпив шипящее содержимое, Потемкин залез в ванну и включил холодный душ. Несколько минут он лежал под рукотворным ливнем, отмокая и приходя в себя. Потом наконец взял себя в руки и быстро собрался – натянул парусиновые штаны, льняную рубашку-апаш и мокасины. Все вещи, включая трусы, носки и брючный ремень, были белоснежны, словно их только что отстирали в рекламном ролике про порошок «Тайд». Посмотрев в зеркало, Кирилл остался доволен своим отражением. «Вы еще о чем-то думаете? Тогда мы идем к вам», – подмигнул он самому себе и вышел из дома.

Мыкалгабырта, как часовой родины, стоял на посту. Вид у него был совершенно невозмутимый – как будто ничего и не случилось. Потемкин даже подумал, что триллер на кинофестивале ему тоже приснился. Однако сводки новостей на «Эхе Москвы» не оставляли сомнений – это был не сон.

– В офис, Кирилл Ханович? – спросил Гаврилов, выруливая на Голубинскую улицу.

Потемкин кивнул.

– Вы сегодня прямо как на свадьбу собрались. – Михаил Сергеевич искренне радовался за начальника, находившегося вопреки всему в отличном расположении духа.

Кирилл вдруг понял, что его курортный гардероб не соответствует переживаемому страной моменту. «Хотя мама бы, наверное, одобрила», – пронеслась у него в голове мысль: перед смертью мать его часто говорила, что обязательно погуляет на его свадьбе.

– Разворачиваемся, Михаил Сергеевич, – сказал он. – Я паспорт забыл.

Разумеется, никакой паспорт он не забыл. Вернее, он был ему не особенно-то и нужен. Просто Кирилл на ходу сочинил легенду. Он даже не понял, зачем это сделал, – ведь когда он переоденется, Гаврилов все равно поймет, что босс возвращался не за паспортом. Это получилось автоматически, по привычке. Потемкин поднялся к себе в квартиру и радикально сменил имидж. Теперь он выбрал темный костюм и черное хлопковое поло. На ноги он надел мягкие отполированные туфли, тоже черные. Прихватив солнцезащитные очки, Кирилл спустился вниз.

– В зеркало посмотрели, Кирилл Ханович? – спросил Гаврилов, трогаясь с места.

– Само собой, Михаил Сергеевич, – опять соврал Потемкин.

На «Эхе Москвы» в программе «Утренний разворот» выступал оппозиционный политический деятель, экс-чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров.

– У нас почему-то мало обращают внимания на знаки, – с легким иностранным акцентом энергично говорил Каспаров. – Всё ищут нечистую силу, а, между прочим, нынешний режим – это и есть нечистая сила. Правление Путина началось с подлодки «Курск», и вот теперь, я считаю, мы видим апофеоз этой власти – «кремлевский „Титаник“», как его уже успели назвать в народе. Очень логичный финал для всей этой власти. У них на Красной площади кладбище, на Саяно-Шушенской ГЭС кладбище, теперь еще в Москве-реке будет кладбище. У нас вся страна – сплошное кладбище. Это результат деятельности путинского режима.

– Гарри Кимович, извините, а при чем здесь Путин-то? – удивленно спросила ведущая программы Нателла Болтянская. – Вы что, считаете, что Путин – Антихрист?

– А что, разве непонятно? – удивился в ответ Каспаров. – Я уверен, что, если бы не Путин, ничего подобного бы не случилось. Надеюсь, после этого уже ни у кого не осталось сомнений, что необходимо немедленно объединиться и призвать к ответу Путина и его подручного – президента.

– Язык без костей, – сказал Кирилл и выключил радио.

– Да, Кирилл Ханович, совсем у мужика крышу снесло, – согласился Гаврилов. – А ведь какой шахматист был! Вся страна его на руках носила…

«Ласкер дошел до пошлых вещей, с ним стало невозможно играть. Он обкуривает своих противников сигарами. И нарочно курит дешевые, чтобы дым противней был. Шахматный мир в беспокойстве», – вспомнил Потемкин.

– Вы знаете, Кирилл Ханович, у меня такое ощущение, что нас пасут, – неожиданно бросил Гаврилов, глядя в зеркало заднего вида.

Кирилл вздрогнул:

– Что вы имеете в виду, Михаил Сергеевич?

– А то и имею, что хвост за нами. Я же говорю – у меня глаз зоркий. Причем двумя машинами пасут: одна – синий «фольксваген-гольф», другая – «лада-калина», зелененькая. Обе как бы неприметные такие. Профессионально работают, меняются.

– Вы-то откуда знаете, как профессионалы работают? – с недоверием поинтересовался Потемкин. – Вы же ТАМ вроде не служили.

– Зато кино много смотрю. Вы же когда днем в офисе сидите, мне делать особо нечего, я у нас в прихожей телик смотрю, особенно НТВ. А там по будням – сами знаете – одни сериалы, и все сплошь детективные. Глухарь с псом Мухтаром гоняется за морскими дьяволами или что-то в этом роде. Так что, если не возражаете, я проверю.

– Кого?! Как?

– Их, голубчиков. Может, мне и показалось. Сейчас поманеврируем немножко, все и выяснится. Только вы не вертитесь. Делайте вид, что все в порядке.

В голове Гаврилова явно созрел какой-то план. Он вырулил на Третье транспортное кольцо и медленно поплелся в крайнем правом ряду. Лицо его было сосредоточенно – Михаил Сергеевич смотрел то на дорогу, то в зеркало – так, как азартный игрок смотрит на вращающееся световое табло «однорукого бандита».

– Ага! – приглушенно вскрикнул он. – Вот смотрите, слева «лада» обходит – типа дальше поехал. А «гольф» так сзади на хвосте и сидит.

Действительно, их «ровер» слева обошло чудо-юдо отечественного автопрома. Потемкин на всякий случай запомнил номер – 374. Михаил Сергеевич начал путать маршрут: он свернул на Большую Пироговскую, потом выскочил на Плющиху и начал крутиться между Тружениковыми и Вражскими переулками.

– Нет, не отстает, Кирилл Ханович, – хмыкнул Гаврилов. – Можете взглянуть.

Потемкин осторожно посмотрел в боковое зеркало. Прямо за ними, подскакивая на ухабах, шла бетономешалка.

– Я ничего такого не вижу.

– Да она прямо за бетоновозом, Кирилл Ханович, будьте уверены, – возбужденно прошептал Михаил Сергеевич. – Просто с вашей стороны не видать.

Они выехали на почти пустую Саввинскую набережную, и Потемкин развернулся в кресле. Отставший бетоновоз прижался в правом ряду. Ни перед ним, ни за ним никого не было.

– Ну где же ваш хвост? – с иронией в голосе спросил Кирилл.

– Сам не пойму, Кирилл Ханович, – виновато пробормотал Гаврилов. – Богом клянусь, только что был. А сейчас вроде как отвалился.

Потемкин посмотрел на своего водителя снисходительно, но тут же устыдился, вспомнив ночной диалог с таксистом у «бабы с бигудями». Правда, раньше за Мыкалгабыртой галлюцинаций он никогда не замечал. «Значит, ничто человеческое даже ему не чуждо», – подумал Кирилл с некоторым удовлетворением. «Ровер» быстро долетел до Краснопресненской набережной, крутанулся через Новоарбатский мост и выскочил к сталинской высотке гостиницы «Украина». Тут случилось нечто, заставившее Потемкина не только испытать неприятное каждому самоуверенному человеку чувство неправоты, но и реальный испуг. На углу, в точке, откуда хорошо просматривался главный вход, словно караулила зеленая «лада-калина». Их курс пролегал прямо мимо нее. В надежде, что это лишь совпадение, Кирилл вжался в сиденье и ждал, когда покажется номер. Наконец они поравнялись. Ошибки быть не могло – цифры 374 просматривались отлично. Потрясенный этим обстоятельством, Потемкин не удержался, надел темные очки и как бы невзначай бросил взгляд на сидевшего за рулем лады филера. Как на стоп-кадре, он успел внимательно рассмотреть рыжего, коротко стриженного амбала в цивильном костюме, его красную обгоревшую шею, горбатый нос, изрезанный морщинами лоб и полузакрытые глаза. Амбал как будто поймал прицепившийся к нему взгляд и отмахнулся от него. Во всяком случае, так показалось Кириллу. Он тоже почувствовал, что на него смотрят. Мыкалгабырта разглядывал своего начальника гордо и даже торжествующе.

– Да, вижу, вижу… – извиняющимся тоном признал Потемкин.

Гаврилов промолчал – для морального удовлетворения ему этого было вполне достаточно. Когда они остановились, Кирилл жестом попросил его пойти с ним в офис.

– Михаил Сергеевич, мы с вами понимаем, о чем идет речь, но что это за служба, пока непонятно, – начал Потемкин, когда они зашли в лифт. – Я сегодня все выясню. Главное в такой ситуации – не нервничать, не трепыхаться и делать вид, что ничего не происходит. Поэтому надо вести себя так, как будто мы их не обнаружили. Так что вы через какое-то время спуститесь вниз и будете вести себя как обычно. Пойдите покушайте там. Главное – ни в коем случае на них не пяльтесь и тем более не пытайтесь общаться. Хорошо?

Гаврилов кивнул. Он всегда очень быстро все понимал. Двери открылись, и Кирилл решительно проследовал по коридору до серебристой светящейся таблички «КонтрПроект». Открыв дверь, он увидел Еву. Когда девушке говорят «на тебе лица нет» – это как раз о ней в тот момент. Прикрывая красные зареванные глаза, она пыталась изобразить некоторое подобие улыбки. Ее вид пробуждал жалость и сострадание. Потемкину почему-то сразу захотелось ее утешить.

– Ева, что с вами?

– Ну как же, Кирилл Ханович… – Ева захлюпала и схватила бумажный одноразовый носовой платок. – Такое горе… Руди Янгблад – мой любимый актер… Я всю ночь плакала. А Тимати-и-и!

При воспоминании о рэп-исполнителе Тимуре Юнусове Ева начала натурально рыдать. Кирилл подошел к кулеру, налил в пластиковый стакан воды и поставил его перед секретаршей.

– Ева, послушайте. – Он взял ее за плечи. – Вы слишком близко к сердцу это принимаете… Мы с вами живы?

– Да, – неуверенно промямлила Ева.

– Здоровы?

– Конечно.

– Вот видите! Разве можно беспокоиться о чем-то еще?

Потемкин почувствовал себя штатным психологом – из тех, что МЧС для проформы направляет беседовать с безутешными родственниками жертв очередной катастрофы или теракта в Домодедово. Толку от них, конечно, никакого, зато галочку можно поставить: «с родными и близкими работают специалисты».

– А, ну да… – Ева успокоилась и посмотрела на Кирилла полными нежности зелеными глазами. – Кофе мне сделайте, пожалуйста, – сказал Потемкин и захлопнул дверь в свой кабинет. Он включил компьютер. Интернет был забит информацией о ночной катастрофе.

ГЛАВА МЧС СЕРГЕЙ ШОЙГУ: GRAND RIVER PALACE НЕДЕЛЮ НАЗАД ПОЛУЧИЛ ПРЕДПИСАНИЕ О ЗАКРЫТИИ В СВЯЗИ С НАРУШЕНИЕМ НОРМ ПОЖАРНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

ГЛАВНАЯ ВОЕННАЯ ПРОКУРАТУРА НАЧАЛА РАССЛЕДОВАНИЕ В СВЯЗИ С НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫМ УЧАСТИЕМ САЛЮТНОГО ДИВИЗИОНА МОСКОВСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА В ЦЕРЕМОНИИ ЗАКРЫТИЯ КИНОФЕСТИВАЛЯ

БЫСТРОМУ РАСПРОСТРАНЕНИЮ ПОЖАРА СПОСОБСТВОВАЛ КРЕПКОАЛКОГОЛЬНЫЙ АБСЕНТ, КОТОРЫЙ ВО МНОЖЕСТВЕ СТРАН ПРИРАВНЕН К НАРКОТИКАМ

ДЭМИЕН ХЕРСТ СЧИТАЕТ СЛУЧИВШЕЕСЯ САМОЙ УДАЧНОЙ ИНСТАЛЛЯЦИЕЙ В ИСТОРИИ

Появились и рассказы очевидцев, и масса видеоматериалов. Сотни россиян выложили на youtube свои ночные записи с мобильников. Прошерстив этот массив, Кирилл обнаружил себя, вылезающего из воды и с очумелым видом сидящего на постаменте. На всякий случай он сохранил этот файл в почте. По инсайду оперативней всех работал, разумеется, сайт Lifenews Арама Габрелянова, у которого в ГУВД были прикормленные источники:

По сведениям едва уцелевших участников мероприятия, за несколько минут до начала шоу с фейерверками служба безопасности фестиваля заставила всех, кто находился на открытой верхней палубе, спуститься вниз. Охранники наглухо запечатали двери между этажами, уверяя, что нахождение наверху небезопасно. Таким образом, все оказались закупорены на нижней палубе…

«Вот дебилы, – подумал Кирилл. – Все как всегда». Единственной хорошей новостью было то, что Мандровой, судя по всему, удалось спастись. Хотя пока не до конца – она лежала в реанимации в состоянии комы. В таком же положении оказались Мел Гибсон, вицепремьер Жуков, Владимир Меньшов и еще пятнадцать участников вечеринки. Предварительный список погибших уже висел на «Газете. Ру» – видимо, они достали где-то лист приглашенных и вычли из него спасшихся. Все это походило на то, как если бы «философский пароход» Oberburgermeister Haken, на котором в 1922 году из Петрограда большевики депортировали сливки общества, не дошел до Штеттина, а подорвался на мине и затонул где-нибудь в холодном Балтийском море. «Расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно» – так, кажется, сказал об этих пассажирах вождь пролетарской революции Лев Троцкий. Кирилл почему-то подумал, что эта фраза пришлась бы сейчас вполне ко двору. Он листал страницы ежедневника, которые теперь напоминали мартиролог. Дойдя до текущей даты, он увидел только одно слово: «Ирек», подчеркнутое два раза. «Ах, да, Нигматуллин!» – вспомнил Потемкин.

Это только несведущие люди полагали, что главным каналом страны руководил теперь уже покойный Константин Эрнст. Эрнст – тонкая творческая личность, идеолог. В реальности главным средством массовой пропаганды в России всегда управляла его жена и первый заместитель Александр Файфман. Эта парочка определяла политику и бизнес-стратегию. Однако в связи с очередной волной борьбы с коррупцией Файфман практически прекратил личное общение с контрагентами. Поэтому с некоторых пор все приходилось делать через его специально уполномоченного представителя Ирека Нигматуллина. Встречи Иреку Кирилл назначал в ресторане «Твин Пигз», который располагался в двух шагах от главной штаб-квартиры Первого канала на улице академика Королева.

За неимением мобильного Потемкин набрал Ирека по городскому телефону. После нескольких длинных гудков послышался голос:

– Слюшаю.

– Ирек, это Потемкин, можешь говорить?

– Конечно, дорогой.

– Мы сегодня встречаемся или как?

– А что может помешать нашей встрече?

– Ну как, у вас вроде там проблемы с начальством.

– Потемкин, ты же знаешь: война войной, а обед по расписанию.

– Тогда давай в шесть.

– Отлично, в шесть.

– Пока.

Кирилл еще не успел договорить, как дверь кабинета открылась, и в проеме показалась Ева. Потемкин сначала подумал, что она несет кофе, но тут заметил, что прямо за ней плотно следуют двое мужчин в цивильных костюмах.

– Кирилл Ханович, к вам тут посетители. – Вид у Евы был немного испуганный.

– Я никому не назначал, – рассердился Потемкин, но по взгляду Евы понял, что это какие-то ТАКИЕ посетители, которых она никак не может не пропустить.

Слегка отодвинув секретаршу, двое решительно зашли в кабинет. Один из них, смуглый молодой брюнет со слегка вьющимися волосами, сразу сел на стул около входа. Другой, очкастый блондин с залысинами и папкой под мышкой, подошел к столу. Потемкин обратил внимание на лиловые, покрытые струпьями пятна, которые выступали из-под застиранного воротника рубашки. «Экзема, – заключил он. – Вероятно, на нервной почве». Блондин вытащил из кармана удостоверение и небрежно помахал им перед носом хозяина кабинета.

– Подполковник Федеральной службы безопасности Михайлов Александр Владимирович. А это, – он показал рукой на своего спутника, – капитан Джабраилов Руслан Мусаевич.

Потемкин встал из-за стола и почувствовал, как у него сжалось, заиграло очко.

– Очень приятно, господа… Чем обязан?

Быстро прокрутив в голове варианты, Кирилл пришел к выводу, что визит, несомненно, связан с событиями прошлой ночи. «Ах, так вот кто за нами сегодня ездил! – отметил он про себя. – Шустро работают, молодцы».

– У нас есть к вам несколько вопросов, – сказал Михайлов. – Разрешите?

– Разумеется. – Потемкин был само гостеприимство. – Чай, кофе?

– Мне бы минеральной воды. С газом, если можно.

– А мне кофе, пожалуйста, – откликнулся со своего места Джабраилов. – Черный, без сахара.

– Ева, принеси воду и два кофе, – распорядился Кирилл.

Ева, внимательно наблюдавшая всю эту мизансцену, кивнула и вышла. Михайлов уверенно расположился на стуле и достал сигареты.

– Не возражаете?

– Сам курю, как паровоз. – Кирилл почему-то вспомнил советские фильмы о чекистах и их любимой игре в «доброго» и «плохого» следователя. – Так, собственно, что случилось?

– А почему вы думаете, что что-то случилось? – спросил Михайлов.

– Что значит «думаете»? Я же не могу предположить, что интерес представителей столь уважаемого ведомства к моей скромной персоне носит праздный характер. – Кирилл произнес эту фразу тщательно и даже немного вычурно.

Михайлов переглянулся с коллегой, потом оценивающе посмотрел на Потемкина и выпустил дым.

– А вдруг мы пришли к вам с деловым предложением?

– Так это завсегда пожалуйста! – Кирилл распахнул объятия, выражая максимальную степень учтивости. – За ради такого клиента мы в лепешку расшибемся. Только что-то мне подсказывает, что вы из-за пожара на теплоходе пришли. Или я неправильно понял?

– Видимо, неправильно. Мы, конечно, спросим вас про пожар, Кирилл Ханович. Но потом. Сейчас мы пришли по другому делу. Мы хотели бы поговорить об одном вашем знакомом. О Фильштейне Александре Евсеевиче.

– О Филе… В смысле Александре Евсеевиче? А что с ним такое? Я думал, вы лучше меня должны о нем знать. Он же у вас генерал-майор, кажется…

Джабраилов громко рассмеялся. Михайлов прокашлялся и продолжил:

– С ним случилась, скажем так, пренеприятная история. В общем, если коротко, Александра Евсеевича с нами больше нет.

– Убийство?!

– Заметьте, я этого слова не произносил. – Михайлов вновь переглянулся с Джабраиловым, как бы призывая его в свидетели. – Кирилл Ханович, я могу рассчитывать, что этот разговор останется между нами?

– Конечно. – Потемкин был растерян и не мог этого скрыть.

– По предварительным данным, речь идет о самоубийстве. Александр Евсеевич застрелился из наградного пистолета, который, к сожалению, был ему выдан нашим ведомством. Его тело сегодня обнаружила домработница. Скажите, вы с ним сегодня ночью общались?

– Не понял… Вы же сказали «самоубийство». Меня что, в чем-то подозревают?

– Во-первых, я сказал «по предварительным данным», – холодно заметил Михайлов. – Мы отрабатываем все версии и пытаемся, так сказать, воссоздать истинную картину происшедшего. А во-вторых, вы – последний, с кем господин Фильштейн разговаривал. Вернее, тот, о разговоре с кем нам достоверно известно. Так все же, зачем вы ему понадобились этой ночью, что он от вас хотел? Это же он вам звонил, да?

В этот момент вошла Ева и принесла джентльменам напитки. Потемкин взял чашку, стараясь демонстрировать полное хладнокровие.

– Ну… как бы вам сказать… Саша был весьма нетрезв, и понять, что у него на уме, было довольно затруднительно… Вообще, мы говорили про предстоящие выборы. Да, точно, про них мы и говорили, – не моргнув, соврал Кирилл. – Фильштейн планировал привлечь меня к работе по Нижнему Новгороду. Тем более, я когда-то сотрудничал с губернатором Шанцевым, когда он еще был вице-мэром Москвы.

– В час ночи? Про выборы? В ночном клубе? – недоверчиво приподнял брови Михайлов.

– Да, а что тут удивительного? Мы, как и вы, всегда на посту. К тому же, как я уже говорил, депутат был несколько подшофе. А мало ли чего пьяному в голову взбредет.

– Ясно, – сказал Михайлов. – А где вы были ночью, между двумя и четырьмя часами?

Кирилл ожидал этого вопроса. Он вообразил реакцию на ответ: «Стояли с Филей у меня в Ясеневе на балконе и наблюдали, как красное солнце восходит над зданием СВР» и едва удержался от смеха.

– В это время я был дома, спал.

– Кто-то может это подтвердить?

– Это может с легкостью подтвердить камера наружного наблюдения на моем подъезде. Надеюсь, вам не составит труда достать соответствующую запись.

Михайлов понял, что Кириллу врать ни к чему. Он открыл свою папочку.

– Вы же, наверное, знаете, что Александр Евсеевич был тяжело и неизлечимо болен.

– Болен? Чем же?

– Шизофрения малопрогредиентная, с аффективными и психопатоподобными расстройствами, – вздохнул подполковник. Он положил перед собой ксерокопию какого-то документа, отпечатанного на машинке. – Вот, выписка из истории болезни, составленная заведующей отделением пятнадцатой клинической психиатрической больницы города Москвы доктором Пыхтаревой в 1991 году. Можете полюбопытствовать.

Кирилл взял листок и начал выборочно читать себе под нос:

– «В 7 лет пошел в школу, успевал хорошо, но был медлительным. В 8 лет пытался рифмовать. Занимался в литературных кружках, плавал в бассейне. С матерью был то ласков, то груб, жесток. С ранних лет был труден в поведении, возбудим, капризен, непослушен, упрям, в аффекте бился, рыдал. Предъявлял нелепые требования, был фиксирован на акте мочеиспускания в соответствующих условиях. Примерно с 10 лет испытывал страхи за свою жизнь и здоровье. В 11-летнем возрасте стал плохо спать, заявлял матери, что он мог выброситься с балкона, кричал, что он „плохой“, мог схватить нож и демонстративно резал себе запястье, в то же время опасался за свою жизнь, страхи испытывал особенно в ночное время. Состояние определялось изменениями личности с преобладанием к снижению эмоционально-волевой сферы в сочетании с проявлениями черт инфантилизма, формальности, отрицательным отношением к окружающим. Продуктивные симптомы рудиментарны, но полиморфны. Аффективные субдепрессивные расстройства психопатоподобные с агрессивностью, патологическое фантазирование со снижением критики, рудиментарные гипногогические галлюцинации…»

Потемкин вернул документ Михайлову:

– Ну вот, вы сами все объяснили. Что же тогда вас удивляет?

– Долгое время болезнь протекала латентно. Вы вчера ничего странного в его поведении не заметили? Чего-либо такого, что напоминало все эти симптомы?

– Вы знаете, если честно, то, по-моему, все эти симптомы у него всегда были налицо. И сегодняшний день – не исключение.

– Хорошо, Кирилл Ханович, спасибо за разъяснения. – Михайлов затушил сигарету и встал из-за стола. Своими манерами он напоминал следователя Порфирия Петровича из «Преступления и наказания». – У нас к вам небольшая просьба: пока все окончательно не прояснится, не покидайте Москву, пожалуйста. И еще раз напоминаю о конфиденциальности. Мы не хотим объявлять эту новость до окончания траура.

Потемкин чуть было не сказал про завтрашний рейс, но вовремя спохватился – заикнувшись о вылете, он мог легко нарваться на подписку о невыезде.

– Разумеется, господа. Я здесь, на месте. Всегда к вашим услугам. Кстати, что касается траура, то здесь вы не правы. Говорю это как специалист. Как раз лучше объявить сейчас – все внимание приковано к расследованию ЧП, и на эту негативную информацию мало кто обратит внимание.

– Мы доведем ваше мнение до руководства. – Подполковник пожал ему руку.

Кирилл проводил визитеров до двери и пригласил Еву.

– Вот что, Ева. Берите Михаила Сергеевича, в кассе возьмите деньги. Здесь мой паспорт, восстановите сим-карту. Потом купите мне телефон. Аппарат – на ваш вкус.

– А можно с металлическим корпусом, Кирилл Ханович? – просияла Ева. – А то вы ходите, извините, как лох, с пластмассовым. Даже не солидно.

– Давайте с металлическим, – улыбнулся Потемкин.

Ева ушла. Вообще, ситуация требовала прояснения. У Кирилла было несколько весьма близких людей из разных управлений бывшего КГБ СССР, но беспокоить их по таким пустякам он не имел никакого желания. «Хотя, с другой стороны, – подумал он, – надо принять превентивные меры. А то мало ли что они там себе понапридумывают». На столе уныло зазвонил телефон. Это была его прямая линия. Погруженный в раздумья, Потемкин посматривал на мигающую лампочку, ожидая, когда звонок перехватит Ева. Наконец до него дошло, что секретарши нет на месте, и он нехотя поднял трубку:

– Добрый день, с Кириллом Хановичем можно поговорить?

Он сразу узнал этот вкрадчивый голос. Николай Владимирович Андриякин – подполковник внешней разведки, дослужившийся некогда до советского резидента в Эквадоре. Потемкин всегда поражался аристократизму старших офицеров первого, главного управления КГБ СССР. Они всегда подчеркнуто обращались к людям не из их круга на «вы», даже если эти люди были лет на двадцать младше. Сказать, что Николай Владимирович производил впечатление «просто Бонда», значило ничего не сказать: он был им до мозга костей. «Что-то везет мне сегодня на подполковников, – подумал Потемкин. – Но ведь на ловца и зверь бежит».

– Конечно, Николай Владимирович. Это я.

– У вас мобильный что-то не отвечает, Кирилл Ханович, – заметил Андриякин. – Вот, по наводке из Твиттера позвонил.

– Мой мобильный этой ночью… потерялся, – вздохнул Потемкин.

– Не в районе Кремлевской набережной, случайно?

– Так точно.

– Сочувствую.

– Не стоит, Николай Владимирович. Потеря телефона – самая мелкая из неприятностей, которая могла вчера со мной приключиться.

– Согласен. Нам бы встретиться.

Кирилл задумался.

– У меня в шесть встреча в «Останкино». Если хотите, можем пересечься где-нибудь в тех краях в районе семи.

– Давайте в «Рокки II».

– Отлично, до встречи.

С Николаем Владимировичем Кирилл познакомился в 1993 году. Он не помнил в деталях, откуда тот появился. Но именно Андриякин, оставшись никому не известным, мог сыграть ключевую роль в исторических событиях той осени. После того как Ельцин объявил парламент распущенным, а парламент объявил Ельцина низложенным, Андриякин стал правой рукой назначенного Руцким и Хасбулатовым главой Министерства безопасности Виктора Баранникова. В ночь с третьего на четвертое октября 1993 года Андриякин прочитал лекцию высшему командному составу Белого дома. Он впервые объяснил новым-старым как бы руководителям государства смысл понятия «точка бифуркации». «Это такая ситуация, когда система попадает в критическое состояние, и малейшее воздействие, взмах крыла бабочки, может привести к глобальному сдвигу, переходу на новый уровень самоорганизации, – рассказал Андриякин. – Сейчас мы находимся именно в такой точке». Он имел в виду, что история могла пойти по тому руслу, по которому она в итоге и пошла, а могла повернуться в совершенно ином направлении. Все зависело от авантюризма и степени отмороженности каждой из сторон.

В тот момент власть в Москве действительно валялась на улице. Когда толпа жаждущих посадить Чубайса на кол разблокировала Белый дом и двинулась на штурм телецентра, «силовые» структуры, которые тогда еще и силовыми-то были лишь по названию, оказались полностью деморализованы. Группа поддержки из числа офицеров на Лубянке предложила ввести Баранникова в его кабинет. Двадцать человек должны были блокировать двери изнутри и обеспечить проход в здание как бы законного министра безопасности. Баранников поинтересовался, можно ли при этом обойтись без крови. Андриякин сказал, что мужики постараются, но гарантировать ничего нельзя. Тогда у Баранникова не хватило духу, и эта нерешительность обернулась для него тюрьмой и смертью.

Другой тактической задумкой Андриякина был штурм Кремля с использованием подземного тоннеля, по которому свободно проезжал отбитый утром БТР. Однако и она осталась нереализованной по тем же причинам психологического свойства. Вообще, Кирилл до сих пор не мог понять, на что рассчитывали вожди восставших, засевшие на Краснопресненской набережной. Под лежачий камень вода не течет. Они ведь не думали в самом деле, что Ельцин приползет к ним на коленях и отдаст ключи от своего кремлевского кабинета? Пока Руцкой с Хасбулатовым теряли драгоценное время и, главное, инициативу, Борис Николаевич «утрамбовывал» группу «Альфа», а его помощники уже ехали в гвардейскую Таманскую дивизию с убедительным чемоданом долларов для офицерских танковых экипажей. Кто смел – тот и съел.

Потемкин подошел к окну. На другом берегу Москвы-реки в лучах клонящегося к закату солнца переливался жемчужным светом айсберг Белого дома. Это был, конечно, шедевр архитектурной мысли периода позднего застоя. Напоминающее по форме кресло большого начальника, здание строилось с использованием особо прочных материалов – оно должно было выдержать удар взрывной волны при ядерной атаке на столицу. В подземелье располагался комфортабельный бункер – один из важных узлов огромной, построенной для жизни в условиях третьей мировой войны подземной Москвы. Изначально в Доме Советов были сосредоточены все органы власти старшей сестры в братской семье народов, строящих коммунизм, – Российской Советской Федеративной Социалистической Республики: Верховный Совет, Совет министров и прочие. Поэтому внутреннее пространство было разбито на отдельные блоки, которые между собой практически не сообщались. Когда в 1991 году правительство переехало на Старую площадь, в апартаменты ЦК распущенной КПСС, а президент РСФСР Ельцин выжил-таки президента СССР Горбачева из Кремля, все здание занял парламент. Тут-то выяснилось, что для функционирования одного учреждения этот объект совершенно не приспособлен. Чтобы попасть из точки А в точку Б, которая по плану здания располагалась на том же этаже в десятке метров, приходилось преодолевать немыслимые расстояния по бесконечным глухим коридорам. Существует легенда, что как-то раз делегация демократически настроенных шахтеров из Воркуты, заблудившись, попала в катакомбы и сгинула там навеки. После этого ремонтные бригады в коллекторах Краснопресненского района якобы периодически слышали доносящиеся из подземелий стуки и крики.

Посмотрев на приспущенный в связи с объявленным трауром государственный флаг, Кирилл припомнил одну забавную историю, которая случилась в августе 1993 года, когда началось противостояние между Ельциным и парламентом. Обе стороны были настроены весьма решительно. В те времена по конституции высшим органом власти в стране являлся съезд народных депутатов, который мог решать любые вопросы. Депутаты планировали 4 ноября созвать съезд, на котором собирались поменять саму конституцию и ликвидировать должность президента к чертовой матери. Ельцин, в свою очередь, готовился разогнать депутатов. Он бы давно их разогнал, но никак не решался на такой шаг, потому что не был уверен, что акция встретит понимание среди людей с ружьем и найдется достаточное для разгона количество матросов Железняков. А по действующим законам это было тяжкое государственное преступление, за которое в случае провала можно было легко получить вышку – ни о каком моратории на смертную казнь в России тогда даже не думали.