Текст книги "666. Рождение зверя"

– Дыхание Сета? Значит, ты и есть Исида?

– У меня бесчисленное количество имен. Как и у тебя.

– Скажи, мама, это сон? Это какое-то мое воспоминание?

– Не всегда то, что ты забываешь, является забытым. И не всегда то, что ты помнишь, является воспоминанием. Это не сон.

– Но что это за место?

– Его невозможно описать словами и нельзя найти, пользуясь обычной системой координат и понятиями четырехмерного пространства-времени. Мы находимся вне земных измерений. Существуют «кротовые норы» – входы, которые меняются от эпохи к эпохе. Наш скрытый мир рядом с каждым человеком, ступающим по земле. Именно сюда пытаются пробиться геологи, шахтеры, нефтяные и газовые компании. Смешные люди! Они думают, что затерянный град внизу, дырявят землю скважинами, превращая поверхность планеты в предплечье закоренелого наркомана. В мифологии каждого народа есть свой Китеж.

– Так это Сигор?

– Нет, Кирилл, Сигор – творение рук человеческих. Библейское повествование вообще весьма неточно, хотя отражает некоторые события, имевшие место в Ханаане, и падение Содома, конечно, – любопытный сюжет. Я выманила Лота и сказала Зоару увести людей из Белы, чтобы спасти их от Сета, вознамерившегося обратить в прах пятиградие. В тот день произошло много других интересных событий. Например, близ Двараки Кришна покинул этот мир, и началась Кали-Юга – последняя эра из четырех, отмеренных Ведами. А в долине реки Хуанхэ происходили другие события, которые также важны для понимания того, к чему мы пришли. Но все письменные источники – как испорченный телефон. Людям очень свойственно додумывать и придумывать, подгонять свершившееся под сиюминутные нужды и ошибочные представления о природе вещей. Прошлое искажено, будущее скрыто, а настоящее обманчиво. Таково жалкое положение человека в каждый момент его жизни. Но человек на то и есть вершина творения, что он задается онтологическими вопросами и пытается понять суть вещей. Вот сейчас ты конечно же спросишь меня, существует ли бог, бессмертная душа и, вообще, как устроена вселенная.

– Угадала.

– Смотри. – Она показала пальцем на таракана, который полз по дверце кухонного шкафчика. – Как ты думаешь, что это существо думает о нас с тобою? Как оно объясняет тот факт, что свет вокруг него то включается, то выключается? Что еда то появляется, то исчезает? Что их колонии, их племена время от времени уничтожаются дихлофосом? Вероятно, он думает о высших силах, и правильно думает. Человек – это наше порождение, высшая форма эволюции созданного и управляемого нами материального мира. Но его внешняя оболочка смертна, и, оставляя природе свою плоть, человек переходит на другой уровень бытия, попадает в другую реальность, в царство, которое живет по иным законам. Точнее было бы сказать – в царства, ибо их тоже великое множество. Те, кто попадает к нам, обращаются в грейлинов, которых люди называют духами или ангелами. Иные находят себя в прочих измерениях.

– Рай?

Исида откусила песочное печенье и смахнула со стола просыпавшиеся крошки.

– Рай и ад – наивные представления людей о загробной жизни. Понять, что происходит по ту сторону, человек не в силах. При определенном стечении обстоятельств, находясь в состоянии сильного душевного порыва, он может увидеть какой-то фрагмент, и отсюда возникают разнообразные религиозные откровения – экстаз шамана, медитация йога или явление пресвятой Богородицы португальским пастушкам в Фатиме. В своих снах ты видел то же, что Иоанн Богослов когда-то. Можно почувствовать близость другой реальности, на какой-то миг пробить дыру в наш мир, находясь во сне, занимаясь любовью или принимая наркотические средства. Но осознать это, будучи в своем теле, скованном кандалами разума, человек не может. Для него бог – это я или ты. Демиурги, являющиеся им в разных обличьях, от Будды и Саваофа до Одина и Перуна. Но точно так же и над нами властвует высшая сила и высший мир, который мы не можем осознать. Число таких миров, уходящих в макрокосм, бесконечно.

– Ты хочешь сказать, что мы смертны? – удивился Кирилл.

– Нет, – улыбнулась Исида. – Люди тоже бессмертны. Смерти для них и для нас нет, есть лишь форма существования, которая всегда конечна. Хотя, с точки зрения человека, даже наша форма не имеет предела. О том, каков промысел в отношении нас у иного мира, я могу только догадываться.

– Подожди! Но если мы являемся божеством для человека, то должен быть какой-то низший мир, для которого богом является сам человек? Что это за мир? Животные? Растения? Материя?

– Очень хороший вопрос, сынок. Мы как раз подходим к самому главному. Таракана я привела тебе лишь в качестве примера. Живые твари, вода, воздух, солнце, планеты вокруг него и вся бесконечная вселенная – это лишь среда обитания человека, которая питает его и поддерживает жизнь, подобно тому, как содержимое яйца позволяет зародышу вырасти. Разумеется, бесконечность простирается как вовне, так и внутрь. Каждая реальность порождает другой мир, наделяет его частицей бессмертия и властвует над ним. Я не стала бы употреблять здесь определение «низший» – оно не отражает сути вещей. Скорее имманентный. По нашим меркам человечество является не просто юным, оно лишь зародыш. Но земное время ускоряет бег – человек скоро созреет и вылупится из скорлупы. Он возмужает и породит другой мир, свою подчиненную вселенную.

– Сверхструны, «частица бога» и искусственный интеллект, – догадался Кирилл. – Адронный коллайдер, подключенный к автономной системе, генерирующей разумные решения.

Мать кивнула:

– Искусственный интеллект для человека – то же, что для нас с тобой сам человек. Соединение этих начал – ИИ с микрокосмом – создаст новую реальность. Несчастный Алан Тьюринг был отравлен в 1954 году, спустя год ушел из жизни Эйнштейн. Но эти двое показали путь, по которому пошли сотни и тысячи. Сейчас человечество в двух шагах от двери. Как только она отворится, туда устремятся людские души, отвергнутые нашим миром.

– Так это же, получается, ад? То есть люди сами откроют врата ада?

– Еще раз говорю тебе: не стоит оперировать такими понятиями, как «ад», «рай», «чистилище», и прочими элементами догматической фантастики. Они так же далеки от реальности, как представления людей об устройстве вселенной от того, что она представляет собой в действительности.

– Ты сказала, что люди не всегда попадают в наш мир после того, как их тело разрушается. Каковы же критерии? Какова цена входного билета?

– Все религиозные доктрины предписывают определенные модели поведения, которые якобы определяют участь человека после его физической смерти. Все они примерно одинаковы и сводятся к укрощению страстей. На самом деле это полная чушь, которая является лишь инструментом контроля коллективного разума над индивидом. Никакие поступки человека не могут повлиять на его судьбу по окончании земного пути. Потому что нет никакого различия между добром и злом, а ангелы и демоны – это одна сущность. Мы сами решаем, кому будет позволено проникнуть сюда, и критерии отбора находятся вне человеческого понимания.

Потемкин напрягся:

– Допустим, так. Но зачем я в этом унылом человеческом мире? Зачем мне эта затхлая плоть?

– Унылом? – Исида иронически посмотрела на сына и кивнула в сторону двери. – Там тебя, кажется, кто-то ждет, и я бы не назвала этот сюжет унылым…

– Ладно, мам, – смутился Кирилл. – Не лови меня на слове, ты поняла, что я имел в виду.

– Хорошо, не сердись. У тебя, как у богочеловека, есть важная миссия. Когда наивные люди, выражаясь твоими словами, откроют врата ада, они могут попытаться избавиться от ненужной, как им вдруг покажется, оболочки и уйти из-под контроля. Они, собственно, и не скрывают своих планов – этому посвящено множество трактатов, в том числе откровение Иоанна Богослова. Такой путь не имеет перспективы – иерархия бессмертных миров не может быть разрушена. Но вселенная, которую мы создали и пестовали миллиарды человеческих лет, погибнет. Апокалипсис может начаться в любой момент. Поэтому мы решили послать одного из нас, чтобы остановить это безумие.

Кирилл был поражен:

– Получается, что царствие небесное, которое ждут христиане, – это ад, а Антихрист, которого они так боятся, – спаситель мира!

– Конечно. Вещи не такие, какими они кажутся.

«Знакомая песня», – подумал Кирилл.

– Еще как знакомая, – подтвердила Исида. – Антихриста придумали христиане. Они не понимают, что то, что они называют «святым духом», на самом деле есть то, что они же сами называют «дьяволом». Бог, дьявол и мессия, или князь мира, – это одна сущность. Мусульмане придумали Даджаля. Иудеи никакого антигероя не придумывали, они просто ждут своего мошиаха. Но в общем балансе населения планеты последователи авраамических религий едва дотягивают до половины. Это если титульно, если мы каждого русского будем считать православным. Китайцы и индусы вообще никак не персонифицируют зло. Они не понимают, что такое дьявол. И правильно делают, потому что дьявол – это и есть человек, поднявший бунт против бога. Будет очень прискорбно, если большинство людей падет жертвой соблазнов и заблуждений меньшинства.

Потемкин посмотрел на светящийся абажур.

– Почему я никак не осознавал себя богом раньше? Я не помню, что было до моего рождения.

– В этом нет ничего удивительного, потому что твоя сущность спала внутри человека. Теперь она пробуждается, и скоро ты все узнаешь. Твоя воля существует сама по себе, она совершенно свободна. Прислушайся к своему внутреннему голосу, почувствуй свое естество, и тебе откроется то, что скрыто за пеленой иллюзии, которую мы же сами и создаем. Ты властвуешь над вещами. Ты сам есть бог, его эманация, или, как теперь модно говорить у людей, аватара. Твоя любимая шутка о том, что твое отчество происходит от Чингисхана, не далека от истины. Кровь Темуджина течет в твоих жилах – так же, как и кровь других великих правителей. Теперь мир созрел для того, чтобы принять своего последнего и вечного императора, который удержит его у роковой черты.

Кирилл задумался. У него возникали все новые и новые вопросы, но он чувствовал, что уже знает ответы на них.

– Вот и славненько, – согласилась с его мыслями Исида. – Давай лучше чаю попьем, раз пришел. А то все разговоры да разговоры…

Она подняла чайник и разлила горячий напиток. Кирилл взял пиалу и вдохнул аромат. Это был не чай. Терпкий травяной настой, от которого несло сыростью. «Ага, грибы», – догадался Потемкин. Он приподнял пиалу на пальцах, как бы провозглашая тост за здоровье Исиды, и выпил все до дна. Потом он подхватил чайной ложкой кусочек торта и положил в рот. Торт был необыкновенно вкусным, воздушным, нежным. Во всем теле сразу возникла необыкновенная легкость.

– Мам, а исход этого Армагеддона предопределен?

– Нет, Кира. Предопределение – христианский миф и еще один инструмент контроля. Есть предначертание, согласно которому Рождество 2012 года ознаменует гибель мира. Но его судьба теперь в твоих руках.

– А как же Книга Судеб?

– Ой! – охнула Исида. – Хорошо, что спросил.

Она подошла к шкафчику, прихлопнула все еще сидящего там таракана, открыла дверцу и достала оттуда пухлый фолиант в кожаном переплете с тиснением. Это была «Книга о вкусной и здоровой пище» 1952 года издания, которую Кирилл так любил разглядывать в детстве.

– На, держи. Магическая поваренная книга.

Потемкин с трепетом перевернул обложку и обнаружил, что на первой странице ничего нет. Он недоверчиво пролистал неестественно белые страницы: книга была пуста.

– Это что, шутка?

– Ничуть. Ты ведь хотел написать нечто, что изменит ход вещей и опрокинет существующий порядок, создаст хаос, из которого родится новый, справедливый мир?

– Да, хотел, – согласился Кирилл.

– Так действуй. Это мой тебе подарок. У тебя ведь сегодня день рождения. – Она кивнула на настенные часы, которые показывали полвторого ночи, и потрепала его за волосы. – Надеюсь, ты не забыл?

Потемкин хлопнул себя по лбу:

– Надо же, мам, совсем забыл! Со всеми этими событиями… Спасибо большое! Может, напишешь чтонибудь на память?

– Я могу написать только имя автора.

Исида вытащила из халата обгрызенную шариковую ручку, раскрыла книгу на первой странице и написала сверху справа налево:

– В начале было слово, и слово было у бога, и слово было бог. На, прочитай.

Потемкин никогда прежде не сталкивался с этим языком, но с легкостью понял значение слов:

– Здесь мое имя! А откуда я знаю арамейское письмо?

– Ты знаешь все, что имеет отношение к этому миру, – ответила она и поправилась: – Скоро будешь знать. Так написали бы твое имя евангелисты – те из них, что были грамотны. А теперь сосчитай его.

– Шестьсот шестьдесят шесть, – удивленно пробормотал Кирилл. – Отец Андрей был прав! Только он не там искал.

– Мне кажется, он ищет как раз там, где надо. – Исида помрачнела. – Точнее, где не следовало бы ему искать.

Потемкин встал, подошел к окну и раздвинул шторы. За стеклом простиралось бесконечное черное пространство, которое говорило с ним и манило к себе. В голове у него просветлело. Потемкин открыл окно и оторвался от земли, увлекаемый в бесконечность. Все вокруг вспыхнуло ослепительным светом, и Кирилл почувствовал себя так, будто окунулся в непрекращающийся, тысячекратно усиленный оргазм. Мимо него, кружась в музыке сфер, проносились звезды и галактики. Он увидел, как из куска огненной плазмы зарождается Земля, как она покрывается голубой пеленой, под которой растекаются океаны и проступают очертания суши. Его глазам предстала эволюция живого мира, венчавшаяся рождением первого человека в Эдеме. Вся история цивилизации с взлетами, падениями и взаимным уничтожением пролетела за какие-то мгновения. Он видел эпическую битву при Курукшетре и слышал, как его отец, явившийся в образе Кришны, наставляет Арджуну. В майское полнолуние он наблюдал, как в сидящем под деревом Бодхи Сиддхартхе Гаутаме пробуждается Будда Шакьямуни. В предрассветный час он стоял за плечом Христа на вершине Джомолунгмы, когда к нему обращался достигший 300 лет от роду Лао Цзы. Он смотрел на разрушение Иерусалимского храма и видел, как от его основания пророк Мухаммед совершает свой мирадж к небесам. Перед его глазами прошли полчища крестоносцев и орды Чингисхана, возникали и повергались в прах империи. Он видел возведение Великой китайской стены, был на капитанском мостике «Санта-Марии» рядом с Колумбом, летел на беременной «Малышом» «Эноле Гей» к еще спящей Хиросиме и стоял на крыше Северной башни Всемирного торгового центра, наблюдая стремительно приближающийся Боинг-767. Перед ним возникла гигантская, упирающаяся в небеса Вавилонская башня-мельница с восемью лопастями – косами острыми, подобными спицам колеса Дхармы на груди Пелагеи. Они разрезали стонущее пространство, вращая жернова. Из подножия мельницы выходили желоба, по которым сплошными потоками стекала кровь, образуя полноводную реку. Внезапно лопасти начали со скрежетом тормозить. Когда колесо Дхармы совершило свой последний круг, оно обратилось в металлический диск детектора ATLAS, стоящий в подземной шахте Большого адронного коллайдера. Кровавая река времени остановилась: по кольцам коллайдера в противоположных направлениях проносились раскрученные супермагнитами до световых скоростей адроны, которые нажатием кнопки могли в любой момент устремиться навстречу друг другу. Потемкин услышал голоса миллиардов человеческих существ, проник в их внутреннее состояние. Ужас и сострадание охватили все его естество.

– Пять-шесть-пять-десять, – четко сказал он.

Все моментально вернулось на круги своя. Кирилл стоял у раскрытого окна на кухне. Он обернулся к матери:

– Я все понял. Мне надо идти.

– Иди, конечно, – тихо откликнулась Исида. – Я знаю, что ты исполнишь все так, как оно и должно быть исполнено. Хотя Осирис сомневался в тебе.

У Кирилла что-то надломилось внутри.

– Папа? Папочка… Почему он не пришел?

– Не расстраивайся, у тебя еще будет возможность с ним поговорить. Другое известие огорчит тебя гораздо сильнее.

– О чем ты? – насторожился Потемкин.

– Та девушка, Беатриче.

– Что с нею?

– Ты должен будешь оставить ее.

В глазах у Кирилла потемнело, душа его скукожилась, будто брошенный в огонь испанский башмак.

– Этого не будет, мам! – решительно произнес он.

– Это неизбежно, сынок, и это не вопрос твоего желания. Пробудившись окончательно, божественная сущность подавит земные страсти, тебе будет просто не до нее. Она всего лишь человек, и ее миссия уже выполнена, дальнейшая близость превратится для тебя в обузу. Хотя ты, конечно, можешь освободить ее от оков, превратив в существо нашего мира.

– Что ты имеешь в виду?

– Умертвить ее плоть.

– Убить Беатриче? – вскипел Потемкин. – Даже не думай.

– Тогда ваши пути расходятся. Тебе надлежит быть выше и сильнее этого.

– Пути господни неисповедимы, – парировал Кирилл. – И сила божия в немощи совершается.

– Воля твоя, я только хотела предупредить. Ладно, иди уже.

Лицо матери стало грустным, по морщинистой щеке прокатилась слеза. Она встала и подошла к нему. Кирилл слегка наклонился, и она поцеловала его в лоб. Что-то проникло в него с этим прикосновением. Потемкин приобнял ее, поцеловал в щеку – туда, где застыла слеза. Потом он взял книгу и направился к выходу.

Осирис

Беатриче сидела в коридоре и листала польский журнал Uroda[105]105
  Красота (польск.).


[Закрыть] – единственное доступное советским женщинам издание о более-менее «заграничной» моде. Читать его, естественно, они не могли, зато с интересом рассматривали цветные картинки. Их мужья тоже их рассматривали, но по другим причинам: в «Уроде» можно было встретить элементы эротики – например, фотографии моделей в нижнем белье. Увидев Кирилла, Бета бросила журнал и вскочила:

– Ну как? Что она тебе сказала?

– Мама объяснила мне, кто я и зачем здесь.

– Мама? – Беатриче схватилась рукой за лицо и отпрянула. – Элохим!

В ее глазах смешались страх и восхищение, – Потемкин видел ее мысли, как мозг на томографе. Она думала о том, что теперь будет с нею.

– Для начала выберемся отсюда, – сказал Кирилл.

Он открыл дверь и пропустил даму вперед.

– Ой! – вскрикнула Беатриче, когда они покинули зазеркалье и оказались опять в тоннеле. – Что с тобой?

– Неужели рога выросли? Тебя даже на полчаса нельзя одну оставить, любимая.

– Дурак! На, посмотри.

Беатриче вытащила пудреницу и раскрыла ее, обратив к Потемкину круглое зеркальце. Кирилл улыбнулся: в ультрафиолетовом свете на его лбу четко проступал знак, похожий на арабскую букву «кяф», – .

– Поцелуй Исиды, – объяснил он. – Видимо, помада у нее какая-то особенная.

Они быстро пошли по коридору к выходу. Сознание Кирилла разорвало в клочья, и теперь из этого хаоса постепенно выкристаллизовывалась воля. Однако он не мог поверить в то последнее, что сказала ему мать, – его чувства к Бете были так же сильны. «Не стану ей сейчас ничего говорить, – решил Потемкин. – Надо подождать и посмотреть, как будут развиваться события».

– А что это за книга у тебя? – спросила фея.

– Так, подарок от мамы на день рождения.

Беатриче остановилась:

– Ой, милый! Прости, я совсем забыла… Поздравляю! Что тебе подарить?

– Ну… – усмехнулся Кирилл. – Главный подарок ты мне уже сделала – привела сюда. Так что готов удовлетвориться поцелуем.

Она подпрыгнула и чмокнула его в щеку.

– Дашь почитать? – спросила фея, когда они двинулись дальше.

– Видишь ли, мне только предстоит ее написать.

– Хочешь, я буду твоим летописцем? – неожиданно предложила Беатриче.

Кирилл повертел книгу в руках:

– Ты знаешь то письмо, которым она должна быть написана?

– Мой родной язык остался неизменным со времен гибели Содома, а наше письмо чище, чем самаритянское.

Она сказала это на языке Авраама. Кирилл посмотрел на нее – Беатриче говорила совершенно искренне, в ее душе не было и тени намерения навязываться. Он ответил ей на родном наречии, протягивая фолиант:

– Держи крепко, жена. От сохранности этой скрижали теперь зависит сохранность твоего мира.

– Ой, как все интересно! – Беатриче опять подпрыгнула и соскочила на русский. – Ну просто фантастическое кино.

От такой детской непосредственности Потемкин рассмеялся:

– Главное, чтобы у этого кино был хеппи-энд, дорогая.

Впереди показалась дверь в зал с шаттлом. Допотопный агрегат, курсирующий между мирами, стоял на месте. Кирилл набрал цифры номера в обратном порядке. Капсула лифта дернулась и полетела вверх. Кирилл увидел, что владения Исиды и Осириса стали иными: мрачное подземелье превратилось в сияющий всеми красками радуги океан, над которым парили сгустки света. «Символично, конечно, что вход в царство божие находится в месте, называемом Paradise», – подумал Кирилл, когда будка скрылась в шахте. Он вышел первым, вдыхая земную воздушную смесь, за ним выпорхнула фея. По идее, здесь должна была быть ночь, но все вокруг излучало такой же радужный свет. Потемкин будто надел прибор ночного видения, который к тому же давал не тускло-зеленую, а яркую разноцветную картинку.

– Ты видишь то же, что и я? – спросил он.

– В каком смысле? – шепотом переспросила Беатриче.

– Свет вокруг…

– Да нет, темень непроглядная. Только Луна и дорожка впереди светится.

Беатриче сказала это без всякой настороженности. Она понимала, что он видит нечто, недоступное ее зрению, и относилась к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. Потемкин затворил проржавевшую дверь и услышал странный глухой голос откуда-то сверху:

– Ну надо же! Первый раз вижу, чтобы оттуда кто-нибудь выходил. Я-то думал, что здесь одностороннее движение.

Кирилл оглянулся и задрал голову, пытаясь понять, откуда исходит звук. Но источника как такового не было. С ним говорила вся огромная пальма.

– Что вы так подозрительно смотрите на меня, милейший? – весомо спросило дерево.

– А вы кто, извините? – несколько стесняясь, спросил Кирилл и тут же понял, с кем имеет дело.

Это был лауреат Нобелевской премии по литературе Александр Солженицын. Кирилл помахал ему рукой:

– Доброй ночи, Александр Исаевич!

– И вам доброй. Поторопитесь, милостивый государь. Я вижу очень дурные предзнаменования, а мне, поверьте, отсюда хорошо видать.

Все пространство вокруг было наполнено разговорами. Трава, кусты, деревья и населяющие их твари полушепотом обсуждали Кирилла на тысячах наречий. Этот шелестящий гам шел отовсюду, проникая в его сознание.

– Ты слышишь это?

– Слышу что?

– Деревья… Они говорят со мной.

– Нет, я не слышу. Но если ты слышишь, значит, так оно и есть. Интересно, что бы сказали вегетарианцы, узнав об этом.

– Вегетарианство – психоз и самообман, – сказал Потемкин. – А уж о том, что в этом свете представляют собой православные посты, даже думать не хочется. Отказ от мяса животных в пользу убийства и поедания организмов, являющихся вместилищем человеческой души, – верх цинизма.

Он взял Бету за руку и пошел по дорожке сквозь райские кущи. На сей раз Кирилл сам четко видел путь. Он понял, что этот лес – то самое чистилище, временное пристанище умерших на пути во владения Исиды. Словно царь Соломон, он внимал голосам природы, посмеивался, что-то отвечал им, впитывал и пропускал через себя этот поток. У него было ощущение, что он слышит кого-то одного и всех одновременно. Его сознание растекалось по окружащему миру, проникая в него, земля под ногами начала дышать, а от далеких звезд послышались новые, до сих пор неизвестные ему голоса. Оттуда вновь полилась музыка сфер, восхитительная, повергающая в эйфорию. Мир вокруг стал похож на переливающееся всеми красками подводное царство, будто в яркий солнечный день он плыл через Большой барьерный риф, разглядывая все его великолепие. Кирилл увидел, как их, то ли идущих, то ли плывущих по лесу, сопровождает несколько светящихся объектов. Каждый из них представлял собой нечто сходное с актинией и шаровой молнией одновременно – дымчатая сфера, покрытая венчиком искрящихся щупалец. Их было семь, и оттенок каждого соответствовал цвету радуги. «Грейлины», – догадался Потемкин. Они начали на разном удалении вращаться вокруг Кирилла, образуя нечто наподобие солярной системы.

Кирилл посмотрел на Беатриче и увидел, что она полностью поглощена мыслями о нем. В ее душе боролись обожание и отчаяние. Фея думала о том, что тот, кого она ждала всю свою жизнь и кого всем сердцем полюбила, стал другим, и в этом виновата только она, так как сама привела его на заклание человеческой сущности. Она боялась, что теперь станет ему ненужной, что он оставит ее навсегда. А тогда ей самой станет не нужна эта жизнь, потому что жизнь без него представлялась ей мучением. Беатриче страдала от ужасной несправедливости этой ситуации, но твердо решила не подавать вида, что ее это тревожит. «Главное – улыбаться как ни в чем не бывало», – думала она. Кирилл поймал себя на мысли, что Исида оказалась права, – он действительно изменился. Эмоции Беты уже не затрагивали его, ему просто было любопытно. Прежний Потемкин остался в прошлом как личинка, а сейчас из куколки вылезала, расправляя крылья, имаго бабочки. Прошлая и настоящая сущности боролись в нем, предчувствуя приближение точки бифуркации.

Они вышли к «Фениксу». Проходя мимо знакомой беседки, Кирилл обнаружил, что в ней расположились Левинсон с Орханом. Оба были голыми – видимо, только что вышли из работающих круглосуточно терм. Помыслы классика, сосредоточенные на смазливом турке, читались без труда. Орхан же хотя и не горел желанием ублажать клиента, но уже смирился с неизбежностью. Он с тоской вспоминал о прошлой ночи, проведенной с халдейкой Айгюль. Левинсон между тем пустил в ход весь свой талант обольстителя и бархатным голосом декламировал юнкерские стихи Лермонтова:

 
Вдруг шорох, слабый звук и легкие две тени
Скользят по каморе к твоей желанной сени,
Вошли… и в тишине раздался поцалуй,
Краснея, поднялся, как тигр голодный, хуй,
Хватают за него нескромною рукою,
Прижав уста к устам, и слышно: «Будь со мною,
Я твой, о милый друг, прижмись ко мне сильней,
Я таю, я горю…» И пламенных речей
Не перечтешь. Но вот, подняв подол рубашки,
Один из них открыл атласный зад и ляжки,
И восхищенный хуй, как страстный сибарит,
Над пухлой жопою надулся и дрожит.
Уж сближились они… еще лишь миг единый…
 

Потемкин подхватил:

 
…Но занавес пора задернуть над картиной,
Пора, чтоб похвалу неумолимый рок
Не обратил бы мне в язвительный упрек.
 

– Кирилл? Беатриче? – откликнулся из тьмы Левинсон. – Вот так встреча! Как прогулялись?

Внешне сама приветливость, классик был весьма раздосадован – как тот самый тигр Шерхан, который уже изготовился насладиться добычей, но был отвлечен появлением стаи волков.

– Отлично! С легким паром, Миша.

– Спасибо. Куда путь держите?

– А поедемте к океану! – неожиданно предложила Беатриче, пытаясь разглядеть спутника Левинсона. – Здесь же Орхан, кажется. Он нас всех отвезет.

Халдею ее идея очень понравилась. Он вообще был ужасно рад появлению этой парочки: в его душе зародилась надежда, что сегодня, может быть, обойдется без интима с этим странным русским.

– Замечательная мысль! – скрепя сердце, согласился писатель. – Идите к машине, мы сейчас вещи заберем и подойдем.

Потемкин с Беатриче обогнули здание комплекса с внешней стороны и вышли к площадке перед входом, где одиноко стоял клаб-кар Орхана. Вскоре появились их компаньоны с одеждой в руках. Они побросали вещи на пол и сели впереди, Кирилл с феей угнездились на заднем сиденье. Вскоре электромобиль уже выезжал на пустынный ночной пляж. Бар, как обычно, светился, но рядом никого не было.

– Пойдем туда? – спросил Потемкин, не особенно надеясь на поддержку его инициативы со стороны Левинсона.

– Да нет, – предсказуемо отреагировал писатель. – Мы сразу купаться пойдем. Да, Орхан?

Турок кивнул и обреченно вздохнул: Her mermi kutuk var[106]106
  От судьбы не уйдешь (турецк.).


[Закрыть]. Кирилл помог Беатриче выйти, и они двинулись к сияющей будке, где стоял одинокий бармен Gabriel. Когда они расположились на тюфяках, он вылез из-за стойки и подошел. Сигорец неестественно улыбался и выражал готовность услужить, но Потемкин почувствовал, что его мысли совсем не о клиентах – Гавриил второй день мучился опоясывающими болями в брюшной полости. Поначалу он списывал это на увлечение острой пищей, однако никакая диета не давала облегчения.

– Что желаете?

– Звезду с неба, – улыбнулась Беатриче.

– Извольте. – Гавриил извлек из нагрудного кармана целлофановый пакетик с белым порошком. – Новая смесь. Удивительные ощущения. Прикажете разбодяжить?

– Вы не поняли, Гавриил, – строго посмотрел на него Потемкин. – Она пошутила. Принесите нам воды.

– Просто воды? – удивился бармен.

– Да, без газа. И три бокала, пожалуйста.

– Три?

– Я что-то не так сказал?

Гавриил медленно удалился, а Кирилл подумал о том, что иногда самое простое людям представляется странным и неестественным.

– Так все-таки, не расскажешь мне о том, что поведала тебе Исида? – спросила его Беатриче.

– Она сообщила мне очень важную новость.

– Важную для тебя?

– И для тебя тоже.

– Скажи, пожалуйста.

Кирилл почувствовал, как защемило ее сердце. Он задумался.

– Однажды к Сократу пришел ученик и сказал: «Сократ, я хочу рассказать тебе кое-что про ученика твоего, Платона». Сократ ответил: «Перед тем как рассказать, ответь мне на три вопроса. Скажи, эта новость хорошая или плохая?» «Плохая», – ответил ученик. «Скажи тогда, эта новость принесет кому-либо пользу?» – «Вряд ли». – «Скажи, ты сам узнал это или тебе кто-то рассказал?» – «Рассказали». – «То есть твоя новость плохая, бесполезная и недостоверная. Есть ли смысл рассказывать ее?» «Выходит, что нет», – согласился человек и ушел с пониманием.

– Ну конечно, – грустно посмотрела на него фея. – А Сократ так и не узнал, что Платон спит с его женой.

– Хорошо, раз ты так хочешь, смотри. – Потемкин показал в направлении горизонта. – Что ты там видишь?

– Я ничего не вижу, Элохим. Сейчас еще ночь.

– Рассвет уже близок. Если бы ты поднялась на ту огромную пальму, то увидела бы, как загорается заря. Без солнца люди на земле пребывают во мраке. Великие пророки уподобляли себя солнцу и думали, что несут народам свет истины, а потому требовали поклонения себе. Но им было неведомо, что солнце – лишь песчинка в безбрежной пустыне вселенной, над которой стоит иное светило, не нуждающееся ни в каком поклонении, ибо свет его недоступен человеку. И люди подумали, что этого, высшего солнца нет, что оно им не нужно. Вместо того чтобы понять простые истины, они сжигают свои души у жертвенников искусственным звездам, которые воспламеняют своими руками, используют дарованный им интеллект как отмычку, чтобы проникнуть в тайну мироздания и опрокинуть Творца. Человек подошел к пропасти самоуничтожения, и мне предстоит его остановить. Это Апокалипсис, Бета. Но сюжет в этой пьесе совсем не такой, какой ты привыкла видеть в классической эсхатологии. Роли в ней распределены по-другому, и вещи действительно не такие, какими они кажутся. То, что всю жизнь представлялось светлым, на самом деле является темным.