Текст книги "666. Рождение зверя"

– Смотри.

Окружавшая их панель превратилась в сплошную панораму. Съемка шла во всех направлениях с уровня головы, то есть Потемкин мог ощутить себя в шкуре этого человека. Вероятно, это был Фильштейн. Он стоял на паркетном полу посреди просторной, хорошо обставленной комнаты, освещаемой зажженным иудейским семисвечником-менорой. Кирилл обратил внимание на раскрытое фортепиано и стол, по которому были разбросаны древние фолианты. Филя находился внутри очерченного мелом белого круга. За чертой сидели на корточках четыре человека, образуя вместе с депутатом крест. Присмотревшись, Потемкин опознал этих людей. Один из них был тем самым шахидом, что набросился на него в метро, трое других – гопниками у подъезда, напавшими на него два часа назад. Правда, от их обличья унтерменшей не осталось и следа – даже в чертах лица, которые будто стали тоньше. Они были одеты так же, как и шахид: белая тюбетейка, косоворотка, жилет, странные тапочки из мягкой кожи. Все четверо немигающими взглядами смотрели на него.

Пару лет назад, катаясь на роликах в Ботаническом саду, Потемкин заехал совсем в глухое место и был окружен стаей бродячих псов. В газетах писали о нескольких жутких историях, случившихся в этом районе, когда дикие собаки насмерть загрызли заблудившихся прохожих. Поэтому Кирилл действовал так, как ему кто-то когда-то советовал, – застыл на месте. Хищники расположились вокруг него и тоже замерли, ожидая, видимо, когда он начнет движение. Это жуткое стояние продолжалось несколько минут, пока Потемкин все же не решился действовать, достав из рюкзака травматический пистолет «Макарыч». Выражения лиц четырех окруживших Филю субъектов и сама сцена напомнили Кириллу тот случай.

Съемка не могла передать самой атмосферы этого психологического стресса, но было видно, что воздух в комнате буквально наэлектризован. Пламя свечей на меноре затрепетало, послышался тихий шелест, шаги и звон, какой издает качающаяся хрустальная люстра. Нарастающий звук шел из темного коридора за дверной аркой. Что-то или кто-то приближался по коридору, но рассмотреть его было невозможно. Кирилл увидел, как поднялась рука Фили с зажатым в ней пистолетом Стечкина. Послышались оглушительные щелчки выстрелов и звон разлетающихся гильз – раз, два, три, четыре, пять… Кирилл сбился со счета, но Фильштейн стрелял не менее пятнадцати раз. Несколько пуль попали в створ арки, выбив штукатурку. Когда пальба стихла, стало ясно, что эффекта от нее не было никакого – кто-то по-прежнему шел навстречу и уже почти приблизился к арке. Хрустальный перезвон стал пронзительным. Четверо окруживших Филю синхронно потянулись за пазуху. Каждый извлек оттуда по прозрачному пластиковому футляру. В одном из них была скрутившаяся клубком змея, в другом – скорпион, в третьем – черный паук, в четвертом – летучая мышь-вампир. Тут случилось совсем странное – лепнина на стенах как будто поплыла, меняя форму и рисунок. В темном проеме арки показался какой-то объект. Порыв ветра от его приближения задул свечи. Помещение погрузилось во мрак, по которому передвигались лишь тени. В следующую секунду справа что-то вспыхнуло, хлопнуло, и панорама окрасилась в синий цвет.

– Конец фильма, – сказал Порохов и вновь включил мозаику.

– Вроде же было два выстрела, – вспомнил Кирилл.

– В курсе. Но первый отключил трансляцию. Что произошло потом, мы не знаем. Теперь ты видишь, что дело серьезное.

– Получается, что, попадая в вашу систему, я сам становлюсь ходячей мишенью для этих… Кстати, кто это?

– Точно мы не знаем, но, судя по всему, это представители древнего ордена ассасинов. Идейные душегубы. Их база сейчас находится где-то в Ливане. Что касается ходячей мишени, дорогой друг, то последние три дня ты без всякой нашей системы ходишь под прицелом по краю пропасти. Теперь у тебя хотя бы будет возможность донести важную информацию.

– Спасибо большое, польщен, – съязвил Потемкин. – Может, мне еще свои внутренние органы завещать? Для дальнейших, так сказать, алхимических опытов.

– Хорошая мысль, я подумаю. – Порохов почесал лоб рукоятью пистолета. – Но ведь мы не только смотрим, можем и вмешаться при крайне неблагоприятном развитии событий. До Фильштейна мои орлы просто долететь не успели. Собственно, поэтому я и решил в отношении тебя действовать без лишних церемоний. Кстати, насчет церемоний. Сними все до пояса, встань на колени и закрой глаза.

Потемкин повиновался. Он услышал, как хозяин башни зашел к нему за спину и громко произнес:

– Так ты обретаешь славу всего мира. Поэтому от тебя отойдет всякая тьма!

Холодный благородный металл уперся ему в загривок. Шприц-пистолет чавкнул. Кирилл почувствовал щипок и легкое жжение. У него возникло ощущение, будто в него проник какой-то иной организм, который растекался по позвоночнику и поднимался вверх, к мозгу. Через секунду этот дискомфорт исчез.

– Я же сказал – больно не будет, – одобрительно хлопнул его по плечу Порохов. – Одевайся. Меня на самом деле очень интригует твоя завтрашняя поездка. Место там такое, что с твоими авуарами особо не разгуляешься. Поэтому сегодня тебе на счет переведут кое-какие деньги на карманные расходы. Да, чуть не забыл. Надо подписать документы.

Он положил пистолеты в стол и достал оттуда две прозрачные папки-файлы со стопочками бумаги внутри.

– Что это? – поинтересовался Кирилл, натягивая пиджак.

– Так, формальность – договор об оказании консультационных услуг компании Global Communications Research, базирующейся на Бермудских островах, – пояснил Порохов. – Ты же должен, если что, как-то объяснить налоговой, откуда на тебя вдруг свалились деньги. С другой стороны, если зрить в корень, в общем-то, никакого жульничества здесь нет. Ты ведь действительно оказываешь нам информационные услуги. – Он подтолкнул обе папки к Потемкину. – Там, в конце, где твоя фамилия, в двух экземплярах.

Потемкин никогда не подписывал документы, не читая их. Однако в данном случае он здраво рассудил, что от его мнения относительно текста ничего не зависит – браунинг был довольно серьезным аргументом в их неожиданно возникших отношениях с олигархом. «В конце концов, потом, если что-то не понравится, можно будет юридически оспорить то, что подписано под принуждением», – подумал Кирилл и тут же сам про себя посмеялся над этой наивной мыслью. Он быстро пролистал полтора десятка страниц убористого текста на русском и английском языках, достал из пиджака Машину ручку и поставил размашистую подпись сначала на одном, потом на другом документе. Порохов сгреб один из них в ящик стола.

– Ну что же, велкам ту зе клаб[25]25
  Добро пожаловать в клуб (англ.).


[Закрыть], как любит говорить товарищ Мутко. А теперь двигай домой, отдыхай. Тебя, небось, телки ждут. – Он вильнул бедрами. – Меня, кстати, тоже.

Олигарх жестом пригласил Кирилла к лифту. Дверь автоматически отъехала в сторону.

– Тебе туда. – Порохов показал на потолок. – Ладно, пока. Береги себя.

Сакраментальная формула «береги себя» на этот раз не задела Потемкина – теперь она стала вполне уместна. Прижимая к груди папку с договором, он зашел в капсулу лифта. Поднявшись на один этаж, кабина остановилась. Когда дверь раскрылась, Кирилл увидел освещенную лампочками каменную лестницу, ведущую вверх. Поднимаясь, Потемкин обнаружил, что лестница упирается прямо в звезды, – ступеньки заканчивались открытым люком. Преодолев его, он оказался на крыше башни. Эта площадка смахивала на блокгауз – каменный борт с зубцами, как и внешние крепостные стены, имел амбразуры, а на уложенных по кругу рельсах была закреплена корабельная турельно-башенная пулеметная установка «Утес-М» с двумя воздетыми к небу воронеными стволами. Посреди площадки стоял еще один, четвертый и самый навороченный вертолет. Это был хамелеон с зеркальной поверхностью, позволяющей мимикрировать под окружающую среду. Снизу к нему крепилась пушка и системы выброса инфракрасных ловушек для защиты от ракетной атаки с земли. Из открытой двери пассажирского отсека чудо-техники высунулась уже знакомая рыжая голова его конвоира.

– Давай сюда! – крикнул он.

Как только Потемкин вскарабкался в вертолет, ему на голову опять надели мешок. Однако ощущения были уже совершенно иными. Тревога исчезла – Кирилл понимал, что ему закрывают глаза по инструкции, чтобы он не смог определить местоположение замка. Еще одна вещь также была теперь понятна: все это фортификационное сооружение с артиллерией, вся королевская конница и вся королевская рать – не блажь и не паранойя Порохова, а вполне рациональный способ самозащиты. Когда вертолет взмыл в ночное небо, у него возникло чувство, что это не его везут, а он сам летит навстречу никогда не спящему муравейнику. Он чувствовал над собой холодные звездные дали и Луну. Еще он подумал, как много событий может происходить в такой короткий промежуток времени и как много тайного, умело скрытого от человека может в одночасье стать явным. Тут он вспомнил о Фильштейне. Кирилл понял, что главная тайна его истории осталась нераскрытой. Загадочное нечто, приближавшееся по коридору, – это и было главное. «Непонятно даже, кто это или что это, объект или явление, – подумал Потемкин. – Ясно лишь, что именно этого так боялся Филя и именно от этого пытался скрыться в “Эдеме”».

Пока Потемкин ломал голову над этой загадкой, вертолет успешно приземлился. Последовала пересадка в машину, проселочная дорога, бетонка… Уже на въезде в Ясенево рыжий снял с головы Кирилла мешок, вытащил из кармана его мобильник и вручил хозяину.

– Ты это, извини, если что, – немного застенчиво сказал амбал и представился: – Егор.

Кирилл почему-то так и думал, что его зовут либо Федор, либо Егор.

– Да брось ты, Егор, – махнул он рукой. – Работа есть работа.

– Мы за тобой приглядывать будем, на всякий случай. Сейчас доведем до порога, потом будем внизу.

– А куда мне звонить, если что-то случится?

– Если случится, нам сообщат.

Кирилл вспомнил о «третьем глазе» и облегченно вздохнул. Джип притормозил у подъезда около часа ночи. Егор остался в машине, а двое охранников вышли и, озираясь по сторонам, направились следом. Подъезд был пуст, лифт и лестничная площадка тоже. Кирилл попрощался со своими вновь обретенными секьюрити и вошел в дом. Как только дверь за ним захлопнулась, зазвонил телефон.

Это была Елизавета:

– Потемкин, ты че, уже совсем охамел?! Я три часа, как дура, тебе названиваю! Если ты к какой-нибудь бляди завалился, то мог хотя бы предупредить.

Кирилл хлопнул себя по лбу – он совсем позабыл про Вету. Ему стало стыдно.

– Прости, душа моя, – примирительно сказал он. – Это совсем не то, что ты подумала своей умной головой. Я в аварию попал, а телефон у меня сломался. Только сейчас дома симку в новый вставил.

Было слышно, как Осиповская ахнула.

– Бедненький! Ты хоть живой там?

– Странный вопрос, зайка. Если ты со мной разговариваешь – значит, живой.

– Я имела в виду руки-ноги-голова целы?

– Так, палец поцарапал да на голове шишка. Руки, ноги и то, о чем ты на самом деле подумала, – Кирилл сделал многозначительную паузу, – в целости и сохранности.

– Хулиган! Через полчаса приеду. Кстати, я уже голодная.

– Значит, будет романтический ужин.

Он положил трубку в карман и побрел на кухню.

Молох

Кирилл стоял перед холодильником и рассматривал его унылое содержимое.

– Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и дух божий носился над водою, – в задумчивости произнес он.

Потчевать даму сосисками или яичницей было явно не комильфо. Из иных пригодных к употреблению продуктов были кое-какие овощи, крабовые палочки в вакуумной упаковке да квашеная капуста. Озарение пришло, как и полагается, внезапно. Со времен командировки Потемкина в страну гейзеров морозильник хранил трофей – ноги камчатского краба. Потемкин извлек завалявшийся деликатес, крабовые палочки, репчатый лук, красный перец, кабачок. Потом вскипятил воду, положил туда краба, пакетик с рисом и два яйца. Пока они варились, Кирилл порезал крупными кусками овощи и начал жарить их на грильнице, поливая маслом и соевым соусом. Когда пакетик в кастрюле набух, он достал миску, мелко покрошил туда сваренные яйца, крабовые палочки и остатки лука, высыпал сверху баночку сладкой кукурузы и рис. Щедро залив все это майонезом, Потемкин перемешал крабовый салат и засунул его в морозильник. Овощи на грильнице тоже были уже вполне готовы. Кирилл выложил их на две тарелки, рядом выпотрошил крабовые ноги и накрыл металлическими колпаками-клошами.

– И увидел бог, что это хорошо, – произнес Потемкин, оценивая стол с двумя переливающимися под светильниками большими железными каплями.

Он тут же понял, что для завершенности все же чего-то не хватает. Кирилл порылся в шкафу и вытащил оттуда бутылку коньяка Courvoisier тридцатилетней выдержки, два бокала и длинную черную свечку. Порезанный дольками лимон придал натюрморту определенную законченность.

– И был вечер, и было утро: день шестой, – торжественно объявил Потемкин и услышал протяжный звонок в дверь.

Елизавета была хороша, очень хороша в эту ночь. Высокая и гибкая, как кошка, она внесла с собой в дом букет ароматов, в котором были круто намешаны изысканный парфюм, алкоголь и дым сигарет. Она чмокнулась щечкой с хозяином, поправила у зеркала короткие рыжие волосы и повела носиком. Глазки ее вспыхнули.

– Ах! Пахнет вкусно.

Кирилл изобразил некое подобие книксена:

– Рады стараться, ваше высочество.

– «Рады»? Вы тут не один, Кирилл Ханович? – Вета начала игриво озираться по сторонам.

– Нас двое, – радостно отрапортовал Потемкин. – Я и мой верный хуй. Ты с ним вроде бы знакома.

– Да, что-то такое припоминаю, – расплылась в улыбке Осиповская. – Но сначала дай женщине поесть.

– Avec plaisir[26]26
  С удовольствием (фр.).


[Закрыть], – сказал Потемкин с нарочитым прононсом и шаркнул тапком.

Войдя на кухню, Кирилл решительным движением снял клоши, вытащил из холодильника салат, квашеную капусту и бутылку минеральной воды. Салат и капуста были тут же положены горками рядом с пассерованными овощами, свечка зажжена, а минералка разлита по стаканам.

– Ах! – не удержалась Вета. – Вот знаешь ты, змей, чем подкупить.

– Эге, – спокойно прокомментировал Потемкин, присаживаясь и разливая коньяк. – Давай за встречу.

Осиповская угукнула, чокнулась и приступила к трапезе. Кирилл нехотя последовал ее примеру. Минуты через три он положил нож с вилкой и принялся точить минералку.

– Слушай, киса, а что у вас говорят насчет фестиваля?

Елизавета, кажется, уже вполне насытилась. Прихлебнув коньячка, она вытерла губки салфеткой и уставилась на Потемкина роскошными антрацитовыми глазами.

– А тебе-то что за дело, Кира? Или ты там был, признавайся.

– Ну да, был. – Кирилл вытащил сигарету и прикурил от свечи. – Потому и спрашиваю.

Осиповская чуть не подавилась.

– Да ты что?! – прохрипела она, превращаясь из кошки в львицу. – И ты все видел? Все снимал? И я об этом только сейчас узнаю! Кому эксклюзив слил, какой бляди?!

В ярости Вета была страшна. Глаза ее метали молнии. Посреди стола будто возникла стеклянная стена, как в комнатах свиданий в американских тюрьмах. Потемкин сидел по ту сторону, где обычно сидят преступники. Он заерзал на стуле и принялся ее успокаивать:

– Милая, я ничего никому не сливал. Я вообще не снимал. Там не до этого было, пойми ты.

Кирилл говорил чистую правду, но именно поэтому его слова звучали совершенно неубедительно.

– Да ты, дружочек, фраеришься, по-моему, – бросила Вета как бы небрежно. – Кто бы тебя туда вообще пустил.

На такую разводку Потемкин не мог не клюнуть. Он вытащил телефон, залез в почту и нашел по ссылке видео из Интернета:

– На, смотри.

Осиповская взяла телефон и промотала три раза.

– Да, круто, черт!

Она будто подзабыла, зачем, собственно, приехала, и стала похожа на тех тинейджеров на пристани.

– Но я не понимаю, как тебя угораздило?!

– Просто оказался не в то время не в том месте, – пожал плечами Кирилл. – Давай лучше за тебя.

– Да я не об этом, – с досадой сказала Вета. – Ты как раз оказался в том самом месте в то самое время. Я не понимаю, как тебя угораздило, оказавшись там, не снять все ЭТО? Ни одной записи изнутри нет, это я точно знаю. Да такому файлу цены не было бы! Съемка последнего дня Помпеи, эксклюзивные кадры с «Титаника» – об этом же только мечтать можно!

Кирилл посмотрел на нее очень внимательно. Он думал о превратностях человеческого общения: вот вроде бы знаешь человека как облупленного, а он каждый раз к тебе новыми гранями поворачивается, причем далеко не всегда эти грани сверкают как бриллиант.

– Спасибо за заботу, дорогая, – добродушно зевнул Потемкин. – Но я там думал все больше не об эксклюзиве, а как бы ноги унести. Настоящий ад.

– Дурак ты, Потемкин. – Осиповская осушила бокал и закусила остатками крабовых ног. – Уоллес Соуза в Бразилии, как ты помнишь, сам убивал, чтобы у шоу «Криминал» был полный эксклюзив и рейтинг. Между прочим, для криминальных репортеров он теперь как икона.

– Ага, Иоанн Креститель, – усмехнулся Кирилл. – Ты еще вспомни всю эту чушь про то, что Путин дома в Москве взрывал для поднятия рейтинга.

– А что, – задумчиво произнесла Елизавета. – Не знаю, как на самом деле, но если бы это было правдой, я бы одобрила. Рейтинг – это мерило современного искусства, а искусство требует жертв. Вот Костя покойный ничего для рейтинга не жалел…

– В каком смысле?

– Ты помнишь, как у них по каналу «Повелителя бури» показывали?

– Ну да, было такое. Еще удивился, как это они ухитрились оскароносное кино через три недели после церемонии закупить для зомбоящика. До официального начала проката, причем.

– Так вот, Кира, – Вета хитро посмотрела на него, – два взрыва в метро за четыре дня до премьеры такого фильма – это разве не промоушен?

Потемкин опять поймал себя на мысли, что плохо знает свою старинную коханку. «А ведь и впрямь сходится, – подумал он. – Кино про террористов и саперов в Ираке анонсировали за неделю до терактов, в пятничный прайм-тайм». Но признать правоту женщины, даже такой умной, как Елизавета, он не мог.

– Mon cher[27]27
  Дорогуша (фр.).


[Закрыть], а ты не охуела, часом? Сорок трупов – промоушен?

Вета ничуть не обиделась.

– Да брось, ты что, совсем маленький? Вспомни фильм «Солт» с Анджелиной Джоли, покойной. Ты думаешь, случайно за неделю до мировой премьеры случился шпионский скандал с нашими агентами в Америке? Там же сюжет как раз про русских шпионов.

Кирилл понял, что Елизавета говорила все это абсолютно искренне. Она считала, что информационный поток имеет собственную сущностную ценность. И этот поток гораздо важнее, чем какие-то человеческие взаимоотношения, чем счастье, страдание или даже сама жизнь людей, ради внимания которых он, по идее, генерируется. А эксклюзив – самое ценное, что существует в мире информации, потому что он дает РЕЙТИНГ. Рейтинг же в современном обществе давно обратился в идола, в ненасытного Молоха, беспрестанно требующего новых жертв. Жрецы этого бога способны не только возвысить или обратить в прах конкретного человека, сделав из него героя или, наоборот, ничтожество. Они распоряжаются судьбами гигантских банков, корпораций, целых народов. Достаточно какому-нибудь агентству Fitch понизить суверенный рейтинг той или иной страны до «мусорного», как все ее население начинает испытывать отнюдь не виртуальные лишения, хотя никаких объективных предпосылок к этому нет. Потемкин вспомнил свой затрапезный разговор с Арсентьевым и по-новому оценил почти религиозное отношение властителей России к его величеству Рейтингу.

– Эй, красавчик, ты чего загрустил? – вывела его из прострации Осиповская. – Ладно, забудь! Скажи лучше, куда лыжи навострил?

– А вот этого я тебе не скажу. В целях твоей же безопасности.

Потемкин опять не шутил и не лгал, и опять это выглядело совершенно неубедительно. Такой профессиональный обманщик, как он, часто становится жертвой «синдрома пастушка». Когда слишком часто пугаешь людей мнимыми волками, при появлении волков настоящих они могут просто не поверить.

– Какой еще безопасности? – Вета хитро посмотрела на него.

– С людьми, которые слишком интересуются этим местом, случаются всякие неприятности.

– Вау! – Осиповская хлопнула в ладоши. – Обожаю неприятности!

– Ты не поняла, киса. Это совсем неприятные неприятности. Лучше не продолжай эту линию.

Елизавета вспорхнула со стула и, крадучись, подошла к Потемкину. Она провела своим носиком по его бровям, потом опустилась чуть ниже, и Кирилл почувствовал, как ее язычок щекочет ему ухо. Это было как легкий удар электрического тока. Он ухватил ее за сочные груди и впился в губы, обмениваясь языками какой-то зашифрованной, но вполне понятной информацией. Рука Веты проскользнула ему под майку, ее пальчики сжали левый сосок. Потемкин незамедлительно ответил тем же. Внутри он уже весь горел, между его ног, на которые приземлилась Вета, вздымалось орудие.

Осиповская, однако, была весьма искушенной любовницей и употребляла секс не такими темпами, как коньяк.

– Я схожу душ приму. – Она погладила Потемкина по щеке и пошла в ванную.

Кирилл проследовал в спальню и завалился на кровать. Он уже полностью пребывал в процессе. Была, конечно, мысль залезть под душ вслед за Елизаветой, но Потемкин решил, что сегодня заниматься сексом они будут в постели, поэтому надо было дождаться своей очереди на омовение. Неожиданно он услышал, как к шуму воды присоединился посторонний скрежещущий звук, исходящий явно не из ванной комнаты. Он вскочил и вышел в холл. Звук шел от входной двери – в ней явно кто-то ковырялся. Кирилл подбежал, открыл створ глазка и отпрянул, ошеломленный увиденным. Прямо на него, улыбаясь, смотрел тот самый бородатый шахид, что давеча свалился под поезд. За его спиной маячили три других, уже знакомых персонажа. Потемкин молниеносно задвинул щеколду и, схватив телефон, трясущимися руками набрал «911». Связь не работала. Он тут же почувствовал накатывающую панику:

– Ну где же этот ебаный Егор?!

Он еще раз нажал на вызов экстренных служб. Наконец соединение было установлено. Выбрав «2», Кирилл услышал меланхоличный голос девушки-автосекретаря:

– Вы позвонили в полицию. В настоящее время все операторы заняты. Дождитесь, пожалуйста, ответа или оставьте сообщение. Мы вам обязательно перезвоним.

– Суки вы! – прошипел Потемкин. – Рожи!

Трубка молчала. За его спиной раздался удивленный голос Веты:

– Ты че тут делаешь? В ванну не хочешь сходить?

Она стояла в коридоре голая и мокрая.

– Какую ванну, блядь! – приглушенным голосом выпалил Кирилл, тыча пальцем в дверь. – Нас сейчас замочат! Ты что, не видишь?!

Осиповская тоже испугалась, но это был испуг от перемены, произошедшей с ее любовником. Таким его она еще никогда не видела. Елизавета подошла к двери и посмотрела в глазок.

– Там никого нет, – тихо сказала она.

Кирилл вновь оказался у глазка. Бородач, все так же улыбаясь, подбирал ключи к двери. В замке что-то клацнуло, ручка повернулась, и он попытался открыть дверь, однако помешала щеколда.

– Вот! – показал на ручку Потемкин. – Этого тоже нет?!

– Чего нет?! – раздраженно выпалила Вета. – Ёб твою мать, Потемкин! Дверь как дверь.

Раздался звук раскочегариваемой болгарки.

– И ты что же, ничего не слышишь? – сдавленно спросил Кирилл.

– Я слышу только какую-то хрень! До белой горячки допился?

Над щеколдой показалась пробитая болгаркой борозда и посыпались искры. Потемкин, кажется, начал догадываться, почему Осиповская прикидывается дурочкой.

– А! Ясненько!!! Ты с ними заодно! – Кирилл хотел ее ударить, но удержался. Он просто поднял палец и угрожающе помахал им в воздухе. – Вы меня голыми руками не возьмете!

Его уже конкретно колбасило. Потемкин открыл тумбочку в прихожей и вытащил пистолет ТТ. Аргумент выглядел весьма убедительно. От испуга Осиповская громко выпустила газы. Кирилл, конечно, не собирался стрелять в нее. Выход из ситуации созрел внезапно. Он побежал в спальню, которая выходила на лоджию, и, перемахнув через двухметровую перегородку, очутился у запертой балконной двери соседней квартиры. Стараясь быть максимально вежливым, он постучал по стеклу дрожащей рукоятью пистолета. Никакой реакции не последовало. Времени на ожидание не было. Кирилл выбил стекло и открыл дверь изнутри.

На шум никто не дернулся. Потемкин достал зажигалку, и мрак прорезал мерцающий свет. Спальня оказалась объяснимо пуста – отпускной сезон. Убранство ее, однако, весьма впечатляло. Стены были оклеены фотообоями с садомазохистскими сценами, а полки шкафов напоминали стеллажи секс-шопа. Выбежав в коридор, Кирилл понял, что хозяева – люди какие-то совсем уж непростые. Вместо комнатных дверей были решетки, как в милицейском обезьяннике. Потемкин будто попал в ИВС с деревянными нарами и выкрашенными бурой масляной краской неоштукатуренными стенами. В одном из боксов послышалось движение.

Кирилл подошел к решетке и посветил перед собой. С другой стороны, держась руками за железные прутья, стоял на коленях сильно побитый человек. Несмотря на кляп-шарик во рту и синяки под глазами, Потемкин сразу узнал того, кого в последнее время часто показывали в криминальной хронике. Это был вице-губернатор Ивановской области, которого месяц назад арестовали за серийные убийства детей. Купленный судья выпустил педофила под залог, после чего он предсказуемо сбежал. Человекоподобное существо что-то мычало и указывало пальцем в направлении входной двери. Кирилл подошел к ней и обнаружил, что слева на планшетке висят ключи. Существо радостно закивало. Кирилл снял ключ, по конфигурации подходящий к дверному замку, оглянулся и сказал:

– Извиняй, чувак. Suum cuique placet[28]28
  Каждому свое (лат.).


[Закрыть].

Он открыл дверь и вышел. На площадке никого не было. Потемкин заскочил в как нельзя кстати оказавшийся на этом этаже лифт и поехал вниз. Ему казалось, что железная кабина специально ползет слишком медленно, что сейчас те четверо уже вошли в квартиру, не нашли его там и спускаются вниз, чтобы перехватить на выходе. Сердце бешено стучало. Тяжело дыша, он двумя руками сжимал взведенный пистолет, ожидая, когда же, наконец, откроется эта чертова дверь. Чертова дверь открылась. Выскочив на улицу, Кирилл увидел джип Егора, который спокойно стоял напротив его подъезда. Он подбежал к машине и начал барабанить по стеклу. Мужики внутри спали.

– Че случилось-то? – спросил Егор, нехотя вылезая и разминаясь.

– «Че случилось-то»?! – размахивая оружием, заорал Потемкин. – Случилось то, что меня убивать пришли, а вы тут дрыхнете!

– Да ладно, – зевнул Егор. – Ты же живой.

Кирилла просто трясло от его невозмутимости.

– Они там, на этаже, сейчас дверь квартиры вскрывают! – подпрыгнул он. – Моя телка с ними заодно!

– А ты-то как здесь оказался?

– Через смежный балкон, – Потемкин указал пистолетом на подъезд, из которого вышел.

– Надо же, молодец, – похвалил его Егор. – Соображаешь. Где служил, шустрый?

– Первый Белорусский, блядь! – Потемкин сплюнул от злобы. – Чего делать будем? Пойдем наверх и порешим их всех на хуй!

– Нахуя? – удивился Егор. – Тебя ж там нет. Они пошукают и спустятся. Тут мы их и возьмем. Мужики, занимаем позиции, – крикнул он своим бойцам, – щас гости будут.

Из машины резво выскочили трое его немногословных спутников. Они вытащили из багажника АКМы и быстро рассредоточились, укрывшись за стоящими у подъезда машинами. Буквально через секунду дверь подъезда распахнулась и, как только оттуда вышли четверо удрученных ассасинов, пороховская гвардия открыла по ним оглушительный шквальный огонь. Стреляли прицельно и профессионально. Троих покосило сразу, как траву. Бородач, предусмотрительно выходивший последним, дернулся было обратно, в спасительную бетонную коробку, но пули догнали его и уложили прямо на решетку, о которую жильцы обычно вытирали грязную обувь.

Потемкин двинулся к живописной группе на асфальте. Один из гопников, хрипя и подергиваясь, шевелил рукой. Кирилл подошел к нему и всадил контрольный в голову. Остальным добавка явно не требовалась: ранения, как говорят судмедэксперты, были несовместимы с жизнью. Потемкина удивило, что выражения лиц всех его мертвых преследователей были какими-то блаженно-радостными. Они улыбались чему-то, будто получили заслуженную награду. «Наркоманы, как пить дать», – подумал Кирилл и тут же обратил внимание на другую странность: в доме не зажглось ни одно окно. Он чувствовал, как его буравят десятки испуганных глаз людей, выглядывающих во мраке из-за подоконников. Потемкин хотел крикнуть им: «Ну и хули вы ментов не вызываете?!», но ощутил на плече тяжелую длань Егора:

– Надо к единорогу съездить.

– К единорогу? – развернулся Потемкин.

– Ну да, это конь такой. У нас традиция – как нечисть какую замочим, сразу едем к нему. Он грехи отпускает.

– А где этот ваш конь?

– Понятно где – в конноспортивном комплексе «Битца». Тут недалеко.

Кириллу нечего было возразить. Они сели в машину и двинулись на север. По пустынным улицам ночного города до цели езды было не более пяти минут. Когда джип проносился по Литовскому бульвару мимо усадьбы Трубецких «Узкое», Потемкин заметил необычное радужное свечение, озарявшее этот санаторий советских властителей дум. Оно поднималось над пятиглавым собором, воздвигнутым на рубеже эпох – XVII и XVIII веков. То ли дух Наполеона, который с той колокольни печально взирал на свою бегущую прочь из Третьего Рима армию, то ли великий Владимир Сергеевич Соловьев пришел к месту своей кончины, – было в этом нечто величественное. Потемкин хотел было поделиться наблюдениями с соседями, но решил, что они вряд ли знают, кто такой Соловьев, а читать лекцию на эту тему у него не было никакого желания. Тем более, что их внимание было приковано к зрелищу иного рода.

Дома по ходу движения были охвачены заревом – горел кинотеатр «Ханой». Машина притормозила, и все пятеро уставились на него, как завороженные. Пожар был очень странным – Кирилл никогда бы не подумал, что стоящая на пустыре массивная бетонная коробка может полыхать как стог сена. Огромные языки пламени высоко вздымались над зданием очага вьетнамской культуры. «Может, вьетнамцы там склад пиротехники устроили, как на теплоходе», – подумал Потемкин.

Первым очнулся Егор.

– Чего встал?! – рявкнул он водителю. – Поехали, а то сейчас менты с пожарниками понаедут – нам для комплекта только их не хватает!

Оставшиеся пять километров до Балаклавского проспекта пролетели как на крыльях. Наконец джип, подпрыгивая, выскочил к огромному полю и уперся в сетчатую железную ограду. Путь им преграждали ворота. Егор достал свой телефон:

– Але, Ильич? Да мы это, мы, открывай! – Егор убрал телефон в карман. – Можно вылезать, сейчас подойдет.

Кирилл вышел из машины и осмотрелся. За оградой простиралось поле, освещенное фарами их джипа. Дальше, в нескольких десятках метров, виднелись здания конюшен. С другой стороны ограды шумел Битцевский лесопарк. В этой чаще – правда, уже за кольцевой дорогой – нападал на своих несчастных жертв бутовский маньяк Александр Пичужкин. Возможно, именно лес каким-то образом вдохновил Пичужкина на эти бессмысленные, казалось бы, убийства. Рассматривая его с балкона многоэтажки, вдыхая его запахи, он вдруг представил себя первобытным охотником. Маньяк выбирал очередную дичь, приманивал ее, затем отводил подальше и приносил в жертву деревьям. В этом смысле его молоток как орудие убийства был весьма символичен, так как он является прямым потомком каменного топора.