Текст книги "Почему властвует Запад… по крайней мере, пока еще. Закономерности истории, и что они сообщают нам о будущем"

Это все, что касается правил игры. А теперь некоторые результаты. На рис. 3.3 показаны баллы, вычисленные для последних 16 тысяч лет, то есть после того, как в конце ледниковой эпохи началось потепление.

Что мы видим из этих построений? Если честно, то немногое, – разве если только ваши глаза не видят гораздо лучше моих. Линии Востока и Запада проходят настолько близко друг к другу, что их трудно даже различить одну от другой. Вплоть до 3000-х годов до н. э. эти линии еле-еле отступают от нижней оси координат. И даже затем, похоже, мало что происходило вплоть до последних нескольких столетий, когда обе линии, повернувшись почти под углом 90º, резко пошли вверх.

Но этот довольно разочаровывающий график фактически сообщает нам два важных обстоятельства. Во-первых, в социальном развитии Восток и Запад не слишком сильно отличались друг от друга. На данной шкале, которую мы сейчас рассматриваем, на протяжении большей части истории очень трудно говорить о них в отдельности. Во-вторых, за последние несколько веков произошло нечто глубокое – самые быстрые и величайшие трансформации в истории.

Рис. 3.2. Смещающиеся центры мощи: порой медленное, порой быстрое перемещение наиболее высокоразвитого центра в рамках западной и восточной традиций, происходившее с конца ледниковой эпохи

Чтобы получить больше информации, нам необходимо рассматривать эти баллы по-другому. Трудности с рис. 3.3 возникают, поскольку поворот вверх линий Востока и Запада в ХХ веке был настолько резким, что для того, чтобы шкалы на вертикальной оси хватило, чтобы включать баллы, соответствующие 2000 году н. э. (906,38 для Запада и 565,14 для Востока), нам необходимо сжать более низкие баллы предыдущих периодов настолько, что они будут еле видны невооруженным глазом. Эта проблема типична для всех графиков, с помощью которых мы пытаемся показать закономерности, когда рост ускоряется во много раз по сравнению с тем, что было до того. К счастью, имеется один удобный способ разрешить данную проблему.

Представьте, что я хочу выпить чашку кофе, но у меня нет денег. Я занимаю доллар у местной версии Тони Сопрано (представьте также, что эта история происходит в те дни, когда на доллар еще можно было купить чашку кофе). Он, конечно, мой друг, и поэтому не будет взимать с меня проценты, если я верну ему занятый доллар в течение недели. Но если я пропущу этот крайний срок, мой долг каждые семь дней будет удваиваться. Вряд ли нужно утверждать, что, когда наступило время платить, я этого не сделал, и поэтому я стал должен ему два доллара. Осторожность с деньгами никогда не была моим сильным качеством, и я еще неделю протянул с выплатой, из-за чего мой долг кредитору вырос до четырех долларов. Потом прошла еще неделя.

Рис. 3.3. Начисленные баллы: социальное развитие Востока и Запада с 14 000-х годов до н. э.

Теперь та чашечка кофе стоила мне уже восемь долларов. Я уехал из города, постаравшись забыть о нашей договоренности.

На рис. 3.4 показано, как рос мой долг. Как и на рис. 3.3, в течение длительного времени на нем почти нет ничего, на что можно было бы посмотреть. Линия, соответствующая размеру процентов, становится видимой только примерно на 14-й неделе: к тому времени, когда я должен уже захватывающую дух сумму – 8192 доллара. На неделе 16, когда мой долг вырос по спирали до 32 768 долларов, линия наконец-то отрывается от нижней координаты графика. К 24-й неделе, когда бандиты нашли меня, я был должен им 8 260 608 долларов. Да, та чашечка кофе действительно оказалась недешевой.

Если руководствоваться этими стандартами, конечно, рост моего долга в первые несколько недель с одного до двух, затем до четырех, потом до восьми долларов был на самом деле незначительным. Однако представьте, что примерно через месяц после судьбоносного в моей жизни кофе, когда мой долг равнялся 16 долларам, я случайно встретился с одним из вышибал банды, парнем из тех, которые собирают долги у таких, как я. Давайте также представим, что у меня не было этих 16 долларов, но я отдал ему пять. Не желая ухудшения моего здоровья, я платил еще четыре недели по пять долларов в каждую, но затем снова испарился и прекратил отдавать дань. Темная линия на рис. 3.5 показывает, что произошло, когда я ничего не платил, а серая – как мой долг рос после этих пяти пятидолларовых платежей. Мой кофе по-прежнему в итоге стоил дороже 3 миллионов долларов, но это меньше половины того, что я задолжал бы без этих платежей. Это критически важно, но на графике остается невидимым. Нет никакого способа, позволяющего на основе изучения рис. 3.5 предсказать, почему серая линия заканчивается намного ниже, чем черная.

На рис. 3.6 история моего краха рассказывается чуть иначе. Статистики называют рис. 3.4 и 3.5 линейно-линейными графиками, поскольку шкалы на каждой оси показаны растущими путем линейных приращений: то есть каждая проходящая неделя занимает одно и то же место на горизонтальной оси, а каждый доллар долга – одно и то же место на вертикальной оси. И наоборот, рис. 3.6 относится к тому виду диаграмм, которые статистики называют логарифмически-линейными. Время, по-прежнему откладываемое на горизонтальной оси, измеряется в линейных единицах, а размер моего долга, который показывается на вертикальной шкале, – в логарифмических единицах. Это означает, что расстояние между нижней осью графика и первой точкой на вертикальной оси соответствует десятикратному росту моего долга с одного до десяти долларов, расстояние между первой и второй точками опять же возрастает десятикратно, то есть от десяти до ста долларов, затем еще увеличивается в десять раз, от ста до тысячи, и так продолжается и дальше, до десяти миллионов в верхней части.

Рис. 3.4. Чашка кофе за 8 миллионов долларов: величина компаундируемой процентной ставки, представленной на обычном графике. Даже когда за 14 недель стоимость чашки кофе спиралевидно возросла с 1 до 8192 долларов, темп финансовой катастрофы на этом графике остается невидимым и проявляет себя лишь на 17-й неделе

Рис. 3.5. Неудачный способ представления плохого планирования: темная линия показывает тот же самый по спирали нарастающий размер долга, как и на рис. 3.4, а серая – то, что происходит после небольших платежей в течение недель с 5-й по 9-ю. На обычном линейно-линейном графике эти важнейшие платежи остаются невидимыми

Политики и специалисты по рекламе превратили в тонкое искусство введение нас в заблуждение с помощью статистики. Еще полтора века назад британский премьер-министр Бенджамин Дизраэли пожелал заметить: «Существуют три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика»[122]122
  Выражение, приписываемое Марком Твеном Бенджамину Дизраэли (Twain, 1924, p. 246).


[Закрыть], и рис. 3.6 может в полной мере подтвердить его точку зрения. Однако все там представленное на самом деле является лишь другой картиной моего долга по сравнению с рис. 3.4 и 3.5. Линейно-линейная шкала хорошо показывает, насколько тяжким является мой долг, а логарифмически-линейная шкала хорошо показывает, каким образом ситуация становится такой тяжкой. На рис. 3.6 темная линия идет равномерно и прямо, демонстрируя, что без каких-либо платежей размер моего долга устойчиво ускоряется и каждую неделю возрастает вдвое. Серая линия показывает, как после четырех недель удваивания моя серия пятидолларовых платежей замедляет этот процесс, но не отменяет его, и скорость роста долга продолжает возрастать. Когда я перестаю платить, серая линия повышается параллельно темной, поскольку мой долг снова каждую неделю удваивается, но заканчивается не на столь головокружительной высоте.

Рис. 3.6. Прямая дорога к краху: спиралеобразное нарастание долга на логарифмически-линейной шкале. Темная линия показывает устойчивое удвоение долга, если не делается никаких платежей, серая – влияние небольших платежей, сделанных в период с 5-й по 9-ю неделю, после чего, когда платежи прекратились, оставшийся долг снова начал удваиваться

Ни политики и ни статистики в своих заявлениях не лгут всегда. Просто нет такой штуки, как совершенно нейтральный способ представить политику или цифры. Каждое заявление для прессы и каждый график делают упор на одних аспектах реальности и умаляют другие. Поэтому рис. 3.7, показывающий на логарифмически-линейной шкале баллы социального развития, начиная от 14 000 лет до н. э. до 2000 года н. э., производит совершенно другое впечатление, нежели линейно-линейная версия тех же самых баллов на рис. 3.3. Здесь ситуация в глаза бросается гораздо больше, чем на рис. 3.3. Скачок в социальном развитии за последние столетия является очень реальным и остается наглядным; никаким ухищрениям статистики не по силам устранить его. Однако рис. 3.7 показывает, что достигнутый результат не «упал с ясного голубого неба», как это кажется при рассмотрении рис. 3.3. К тому времени, когда линии начинают резко идти вверх (что произошло около 1700 года н. э. на Западе и около 1800 года н. э. на Востоке), количество баллов в обоих регионах было уже примерно в десять раз выше, нежели в левой части графика, хотя на рис. 3.3 эта разница еле-еле видна.

Из рис. 3.7 видно, что объяснение того, почему Запад властвует, будет означать одновременный ответ сразу на несколько вопросов. Нам необходимо знать, почему социальное развитие совершило настолько внезапный скачок после 1800 года н. э. и достигло такого уровня (где-то около 100 баллов), когда государства могут проявлять свою мощь в глобальных масштабах. Прежде чем развитие достигло таких высот, даже самые могущественные общества на Земле могли доминировать только в своих собственных регионах. Однако новые технологии и учреждения в XIX веке позволили им трансформировать местное доминирование во владычество в мировом масштабе. Нам к тому же потребуется, конечно, понять, почему Запад стал первой частью мира, достигшей этого порога. Но для ответа на любой из этих вопросов нам также необходимо разобраться и в том, почему социальное развитие настолько увеличилось уже за предыдущие 14 тысяч лет.

Рис. 3.7. Рост социального развития в период с 14 000 лет до н. э. по 2000 год н. э., представленный на логарифмически-линейной шкале. Возможно, это самый полезный способ представления баллов, поскольку он подчеркивает относительные скорости роста на Востоке и Западе и важность тысяч лет изменений до 1800 года н. э.

График на рис. 3.7 говорит не только об этом. Он также показывает, что баллы для Востока и Запада не были фактически неотличимыми друг от друга вплоть до последних нескольких столетий: начиная с 14 000 лет до н. э. баллы Запада были выше баллов Востока на протяжении более 90 процентов времени. Этот факт, похоже, должен представлять реальную проблему для теорий «краткосрочной случайности». Главенство Запада с 1800 года н. э. – это возвращение к долговременной норме, а не какая-то странная аномалия.

Но рис. 3.7 вовсе не обязательно опровергает теории «краткосрочной случайности»; на самом деле он лишь означает, что успешные теории «краткосрочной случайности» должны быть более сложными и изощренными и должны объяснять как долгосрочную закономерность, уходящую в прошлое вплоть до конца ледниковой эпохи, так и события, происходившие после 1700 года н. э. В то же время представленные здесь закономерности также показывают, что и сторонникам теорий «давней предопределенности» не следует ликовать слишком рано. Рис. 3.7 наглядно демонстрирует, что баллы социального развития Запада не всегда были выше, нежели баллы на Востоке. После того как на протяжении большей части первого тысячелетия до н. э. линии сходились, они пересеклись в 541 году н. э., после чего Восток оставался впереди вплоть до 1773 года. (Эти неправдоподобно точные даты, конечно, основаны на маловероятном допущении, что баллы социального развития, которые я рассчитал, являются абсолютно точными. И поэтому, возможно, наиболее разумным в данном случае будет сказать, что баллы для Востока превысили баллы на Западе с середины VI столетия н. э. и что Запад вернул себе первенство в конце XVIII века.) Конечно, факты – что баллы для Востока и Запада в древние времена сближались по величине и что затем Восток занимал лидирующие позиции в мире в отношении социального развития на протяжении двенадцати столетий – не опровергают теории «давней предопределенности» в большей степени, нежели тот факт, что Запад лидирует почти все время с конца ледниковой эпохи, опровергает теории «краткосрочной случайности». Нет, они опять-таки означают, что, дабы быть успешной, теория должна быть более сложной и изощренной и принимать во внимание более широкий диапазон свидетельств, нежели те, что предлагались до сих пор.

Прежде чем мы закончим рассмотрение графиков, полезно разобраться еще с парой закономерностей. Их можно заметить уже на рис. 3.7, но на рис. 3.8 они представлены более наглядно. Это обычный линейно-линейный график, но охватывающий всего три с половиной тысячелетия, с 1600 года до н. э. по 1900 год н. э. Если отсечь огромные баллы для 2000 года н. э., это позволяет нам достаточно сильно растянуть вертикальную ось, чтобы можно было на самом деле увидеть баллы для более ранних периодов, в то время как сокращение временного промежутка позволит нам растянуть горизонтальную ось так, чтобы изменения, происходившие в течение этого времени, также были более наглядными.

В этих графиках меня особенно поразили две вещи. Первой является пиковое значение для Запада в I веке н. э., составившее около 43 баллов, за которым последовало медленное снижение после 100 года н. э. Если мы переведем взгляд немного правее, то увидим, что пик для Востока, равный примерно 42 баллам, был достигнут в 1100 году н. э. в период наивысшего могущества династии Сун в Китае, а затем последовал сходный спад. Если перейти вправо еще дальше, то около 1700 года н. э. баллы для Запада и Востока вернулись к уровню чуть ниже 40 баллов, но на этот раз вместо сохранения на этом уровне началось ускорение, и через сто лет линия для Запада преодолела этот потолок, когда началась промышленная революция.

Рис. 3.8. Линии сквозь время и пространство: социальное развитие на протяжении трех с половиной тысячелетий, с 1600 года до н. э. по 1900 год н. э., представленное на линейно-линейном графике. Линия А показывает возможное пороговое значение, равное приблизительно 43 баллам, которое, вполне вероятно, заблокировало продолжение развития Римской империи на Западе в первых веках н. э. и династии Сун в Китае около 1100 н. э., и только около 1700 года н. э. и Восток и Запад смогли преодолеть это пороговое значение. Линия В показывает возможную связь между снижающимися баллами как на Востоке, так и на Западе в первых веках н. э., а линия С демонстрирует другую возможную связь между Востоком и Западом, берущую свое начало около 1300 года н. э.

Существовало ли какого-либо вида пороговое значение «чуть ниже 40 баллов», которое привело к поражению Рима и сунского Китая? Во введении я упоминал, что в своей книге «Великая дивергенция» Кеннет Померанц утверждал, что в XVIII веке и Восток и Запад в равной степени оказались в экологическом «бутылочном горлышке», что, по справедливости, должно было бы привести к остановке и снижению их социального развития. Однако этого не произошло, и, по мнению Померанца, причиной этого было то, что британцы – скорее благодаря удаче, нежели в результате принятого решения, – объединили результаты разграбления Нового Света и энергию ископаемого топлива, что позволило им избавиться от прежних экологических ограничений. Не могло ли случиться так, что римляне и династия Сун оказались в подобных «бутылочных горлышках», – когда их социальное развитие достигло уровня «чуть ниже 40 баллов», – но не смогли выбраться из них? Если это так, то, может быть, доминирующей закономерностью за последние две тысячи лет истории была одна из «длинных волн», когда великие империи пытались преодолеть потолок «чуть ниже 40 баллов», а затем откатывались назад, – до тех пор, пока в XVIII веке не произошло нечто особенное.

Второе, что поразило меня при анализе рис. 3.8, – это то, что мы можем провести вертикальные оси столь же четко, как и горизонтальные. Очевидное место для размещения вертикальной оси – I столетие н. э., когда баллы и для Запада, и для Востока достигли пиковых значений, хотя баллы для Востока были заметно ниже, чем баллы для Запада (34,13 против 43,22 балла). Вместо того (или наряду с тем), чтобы сосредотачивать внимание на том, как Запад пробивал потолок «чуть ниже 40 баллов», нам, возможно, следовало бы рассмотреь некую совокупность событий, оказавших влияние на оба конца Старого Света, в результате которых баллы социального развития и для Рима, и для империи Хань стали уменьшаться, – невзирая на то, какой именно уровень был достигнут к тому времени каждой из этих империй.

Мы могли бы провести еще одну вертикальную линию где-то около 1300 года н. э., когда баллы для Востока и для Запада опять следовали похожим закономерностям, хотя на этот раз баллы для Запада были намного ниже, нежели для Востока (30,73 против 42,66). К этому времени баллы для Востока уже снижались на протяжении сотни лет, а теперь к этому добавилось снижение баллов и для Запада, и только после 1400 года обе линии опять пошли вверх, и еще резче пошли вверх около 1700 года. Опять же, вместо того чтобы уделять основное внимание баллам, которые в начале XVIII столетия уперлись в потолок «чуть ниже 40 баллов», нам, возможно, следует более внимательно присмотреться к некоторым глобальным событиям, которые начали толкать развитие Востока и Запада по общему пути в XIV веке. Возможно, промышленная революция впервые произошла на Западе не из-за некоей экстраординарной счастливой случайности, согласно выводу Померанца, а потому, что и Восток и Запад были на пути к такой революции. И затем нечто на этом пути Запада породило в ответ на события XIV века незначительное, но несомненное его первенство к моменту достижения «точки взлета» в XVIII столетии.

Мне кажется, что рис. 3.3, 3.7 и 3.8 иллюстрируют реальную слабость и теорий «давней предопределенности», и теорий «краткосрочной случайности». Некоторые из этих теоретиков сосредотачивают внимание на начале всей этой истории во время сельскохозяйственной революции, в то время как подавляющее большинство их коллег рассматривает только самый ее конец – последние пятьсот лет. Поскольку все они по большей части игнорируют тысячи лет, прошедшие в промежутке, они редко даже пытаются объяснить все периоды резкого роста или замедления, коллапсы, сближения, смены лидеров, либо горизонтальные потолки и вертикальные связи, которые внезапно делаются явными, когда мы можем видеть целостную картину истории. Это означает, если сказать прямо, что ни один из подходов не может нам сообщить, почему Запад властвует; и в данном случае ни один представитель этих теорий не может надеяться ответить на вопрос, что таится в отдалении: что случится дальше?

В самый решающий момент в «Рождественской песне» Чарльза Диккенса Дух будущих Святок приводит Эбенезера Скруджа, главного героя этого произведения, старого и всегда угрюмого скрягу, на заросшее сорной травой церковное кладбище. Здесь призрак молча указывает ему на неухоженный могильный камень. Скрудж понимает, что на нем он увидит свое имя и что здесь он будет лежать вечно в одиночку, никем не посещаемый. Ошеломленный, он обращается к своему спутнику: «Ответь мне на один вопрос, Дух. Предстали ли мне призраки того, что будет, или призраки того, что может быть?»[123]123
  Перевод Г. Г. Кудрявцева. – Прим. перев.


[Закрыть]

Мы можем задать тот же вопрос применительно и к рис. 3.9, на котором показаны темпы повышения социального развития на Востоке и Западе в ХХ веке и их проекции в будущее[124]124
  Максимальное количество баллов, равное 1000, которое я задал для 2000 года н. э., конечно, не означает, что это наивысший уровень развития, который не будет далее повышаться. По моим расчетам, в период с 2000 по 2010 год (год, когда я пишу эти строки), развитие Запада возросло с приблизительно 906 баллов к 1060 баллам, а развитие Востока – с примерно 565 баллов к приблизительно 680 баллам.


[Закрыть]. Линия для Востока пересекает линию для Запада в 2103 году. К 2150 году владычество Запада закончится, и он окажется в одном ряду с городами Ниневией и Тиром[125]125
  Автор здесь цитирует строки из стихотворения Киплинга «Отпустительная молитва»: «Дни нашей славы далеки, /Как Ниневия или Тир». – Прим. перев.


[Закрыть].

Эпитафия для Запада выглядит настолько же понятной, как и для Скруджа.

ВЛАДЫЧЕСТВО ЗАПАДА

1773–2103

R.I.P.

Действительно ли это призраки того, что может быть?

Познакомившись с собственной эпитафией, Скрудж упал на колени и снова обратился к Духу: «Жизненный путь человека, если неуклонно ему следовать, ведет к предопределенному концу. Но если человек сойдет с этого пути, то и конец будет другим. Скажи, ведь так же может измениться и то, что ты показываешь мне сейчас?» Дух будущих Святок ничего не ответил на это, но Скрудж попытался сам дать себе объяснение. Он был вынужден провести не самые приятные ночи со Святочным духом Прошлых лет и Духом нынешних Святок, потому что ему надо было многое узнать от них обоих. «Я буду чтить Рождество в сердце своем и хранить память о нем весь год. Я искуплю свое прошлое настоящим и будущим, и воспоминание о трех Духах всегда будет живо во мне. Я не забуду их памятных уроков, не затворю своего сердца для них, – пообещал Скрудж. – О, скажи, что я могу стереть надпись с этой могильной плиты!»

Рис. 3.9. Картина того, что будет? Если мы спроецируем на XXII век скорости, с которыми росло в ХХ столетии социальное развитие Востока и Запада, то увидим, что Восток в 2103 году снова станет главенствовать. (На логарифмически-линейной диаграмме линии Востока и Запада после 1900 года шли бы устойчиво ровно, отражая неизменяющиеся темпы роста. Но поскольку этот график линейно-линейный, обе кривые резко поднимаются вверх)

Во введении я сообщил, что среди тех, кто пишет о том, почему Запад властвует, я отношусь к меньшинству, – особенно в отношении того, что произойдет дальше, поскольку я не экономист, не специалист по истории Нового времени и не политический мудрец того или иного сорта. Рискуя переборщить, используя аналогию со Скруджем, я должен сказать, что отсутствие в дискуссии историков, специализирующихся на временах, предшествующих Новому времени, привело нас к ошибке: мы говорим исключительно о Духе нынешних Святок, а нам нужен и Дух прошлых Святок.

Чтобы добиться этого, в части II этой книги (главы с 4-й по 10-ю) я, будучи историком, стану рассказывать истории из жизни Востока и Запада на протяжении последних нескольких тысячелетий. При этом я попытаюсь объяснить, почему социальное развитие изменялось именно так, как оно изменялось. А в части III (главы 11 и 12) я сведу эти истории вместе. И я уверен, что таким образом мы сможем узнать не только то, почему Запад властвует, но и то, что произойдет дальше.