Текст книги "Почему властвует Запад… по крайней мере, пока еще. Закономерности истории, и что они сообщают нам о будущем"

Поскольку около 5000-х годов до н. э. первым земледельцам приходилось немало попотеть, чтобы сельскохозяйственные культуры росли на равнинах Месопотамии, то самые неустрашимые из них отправились из долины реки Иордан через Синайскую пустыню, чтобы попытать счастья на реке Нил. В Египте было мало пригодных для одомашнивания местных растений, и он отставал от Холмистых склонов в отношении освоения сельского хозяйства. Однако как только такие подходящие семена и животные были сюда импортированы, новый образ жизни расцвел. Нил каждый год разливался как раз в нужное для сельскохозяйственных растений время, а крупные, питаемые дождями оазисы позволяли заниматься сельским хозяйством далеко в глубине сегодняшних пустынь.

Однако такое преимущество означало и то, что, когда около 3800-х годов до н. э. муссоны отступили, это ударило по Египту даже еще сильнее, нежели по Месопотамии. Многие жители Египта покинули свои оазисы и перебрались в долину Нила, где вода была в изобилии, но было мало земли, – в особенности там, где долина сужается в Верхнем Египте[130]130
  Что вызывает путаницу у тех из нас, кто пользуются современными картами, на которых север расположен наверху. Египтяне же все рассматривали в привязке к Нилу; река текла вниз из Верхнего Египта на юге в сторону Нижнего Египта на севере.


[Закрыть]. Как и в Месопотамии, ответом на это стало управление. Раскопанные могилы позволяют предположить, что вожди деревень в Верхнем Египте исполняли как военные, так и религиозные роли. Успешные вожди становились богаче по мере того, как их деревни захватывали больше земли, а неуспешные исчезали. Ко времени 3300 лет до н. э. образовались три небольших государства. В каждом из них было богатое кладбище, где его первые цари – если только этот титул не был слишком пышен для них – были упокоены в могилах, которые копировали архитектуру Месопотамии, вместе с золотом, оружием и «импортом» из Месопотамии.

Эти царства сражались между собой, пока ко времени 3100 лет до н. э. из них не осталось только одно. К этому времени размеры монументов царей стали гораздо большими и внезапно появилось своеобразное египетское иероглифическое письмо. Как и в Месопотамии, эта письменность была, вероятно, достоянием узкой группы грамотеев. Однако с самого начала в египетских текстах содержатся повествования, равно как и отчеты чиновников. Одна примечательная надпись гласит, что царь Верхнего Египта по имени Нармер завоевал Нижний Египет около 3100-х годов до н. э., в то время как другие надписи позволяют предположить активную роль человека по имени царь Скорпион[131]131
  Кинофильмы «Царь Скорпион», к сожалению, не имеют даже поверхностного сходства с тем немногим, что мы знаем о реальном царе Скорпионе.


[Закрыть].

В более поздних текстах также упоминается завоеватель по имени Менес (возможно, то же самое лицо, что и Нармер). Подробности противоречивы, однако основная фабула ясна: около 3100-х годов до н. э. долина Нила была объединена, образовав крупнейшее царство из когда-либо до того виданных в мире, в котором был, возможно, миллион подданных.

После 3100-х годов до н. э. материальная культура Верхнего Египта быстро распространилась вниз по долине Нила. Как и при распространении сельского хозяйства за тысячи лет до этого, и при распространении культуры Урука в современной им Месопотамии, жители Нижнего Египта могли подражать образу жизни Верхнего Египта (добровольно или из-за необходимости соперничать). Однако на этот раз имеются надежные свидетельства того, что население Верхнего Египта, организованного в государство, росло быстрее, нежели население «деревенского» Нижнего Египта, и что политическая унификация частично протекала в форме колонизации югом севера.

Несмотря на наличие столь многих общих черт, экспансия Урука в Месопотамии после 3500-х годов до н. э. и экспансия Верхнего Египта после 3300-х годов до н. э. имели разные последствия. Во-первых, как раз тогда, когда Нармер/Менес/царь Скорпион покорял Нижний Египет около 3100-х годов до н. э., экспансия Урука внезапно закончилась. Сам Урук сгорел, а большинство новых местообитаний с материальной культурой в его стиле оказались покинутыми, и причина этого остается загадкой. Когда около 2700 года до н. э. в текстах стало содержаться больше информации, жители Южной Месопотамии, называвшиеся тогда шумерами, были разделены на 35 городов-государств, каждое со своим собственным богоподобным царем. После краха Урука главным центром Запада остался объединенный Египет.

Почему пути Египта и Месопотамии разошлись, остается необъясненным. Возможно, Египет с его единственной речной долиной и дельтой, немногими оазисами и пустынями вокруг было попросту легче завоевать и удержать, нежели Месопотамию с ее двумя реками со множеством притоков, где сопротивление могло быть более сильным, а также окружающими горами, где обитали конкурентоспособные соперники. Или, может быть, Нармер и другие цари просто принимали лучшие решения, нежели цари Урука, чьих имен мы сейчас не знаем. Или, возможно, решающим оказался какой-нибудь совершенно другой фактор. (Я вернусь к этому вопросу еще раз ниже.)

Между Месопотамией и Египтом есть еще одно большое различие. Если шумерские цари утверждали, что они подобны богам, то египетские цари утверждали, что они являются богами. В кино– и телесериале «Звездные врата», поставленном по мотивам книг фон Деникена, этому дается простое объяснение: Нармер и другие были на самом деле космонавтами, в то время как цари Урука были всего лишь друзьями космонавтов. Однако, хотя этот вариант соблазняет своей простотой, нет никаких фактов, свидетельствующих в его пользу, но многое позволяет предположить, что фараоны (как называли царей Египта) фактически прилагали большие старания по «продвижению имиджа» своей божественности.

Большинству из нас самообожествление кажется чем-то психопатологическим, да и пять тысячелетий назад оно не было чем-то обычным. Так каким же образом это произошло? Нармер и его друзья не оставили никаких отчетов (богам не нужно объяснять свои действия), а наши лучшие ключи к этому происходят из намного более поздних повествований об Александре Великом из Македонии. Александр завоевал Египет в 332 году до н. э. и провозгласил себя фараоном. Столкнувшись с борьбой за власть среди своих полководцев, он счел полезным распространить слух, что он, как и фараоны до него, на самом деле является богом. Поскольку мало кто из жителей Македонии воспринял это всерьез, то Александр поднял ставки. Когда его армия достигла территории нынешнего Пакистана, он пригласил к себе десять местных мудрецов и приказал им под страхом смерти ответить на его самые серьезные вопросы. Дойдя до седьмого мудреца, Александр спросил: «Как человек может стать богом?»[132]132
  Плутарх. Александр и Цезарь, LXIV.


[Закрыть] Философ на это ответил просто: «Сделав то, что человек сделать не может». Легко представить, как Александр чешет голову и задается вопросом: «Знаю ли я кого-то, кто в недавнее время сделал что-то, чего никто из людей не смог бы сделать?» Ответ, который он, возможно, дал себе, был очевидным: «Да, это я. Я только что покорил Персидскую империю. Никто из смертных не смог бы сделать этого. Я – бог, и я должен подавить чувство вины по поводу убийства моих друзей, если они будут мне противоречить».

В качестве альтернативы, Александр или его сторонники могли целиком придумать всю эту историю. Однако, в известном смысле, ее реальность имела меньшее значение, нежели тот факт, что в 320 году до н. э. лучшим способом для царя «продать» идею о своей божественности было достижение сверхчеловеческого военного мастерства. Мы можем только догадываться, был ли уже этот способ лучшим за три тысячи лет до того; однако при объединении долины Нила царь Скорпион, Нармер и/или Менес, несомненно, сделали то, чего не мог рассчитывать сделать простой смертный. Возможно, слияние богоподобного царя и великого завоевателя делало самообожествление правдоподобным.

Конечно, это не было удачным ходом фараонов. Первые цари Верхнего Египта, как и в Уруке, должны были развивать управленческие навыки, заставляя людей отдавать им ресурсы и соглашаться с централизованным управлением. Однако теперь фараоны привлекали себе на службу представителей местной элиты со всей долины Нила в качестве своих управляющих. Фараоны построили новую столицу в Мемфисе, стратегически выгодно расположенном между Верхним и Нижним Египтом, и местные властители приходили туда. В Мемфисе фараоны распределяли свое покровительство среди мелких аристократов, которые платили за право оставаться в этой системе. Местные властители извлекали доходы из сельского населения, стараясь увеличить их, насколько это было возможно, не делая при этом невозможной их жизнь, а затем передавали полученное по цепочке вверх. В ответ на это сверху нисходила царская благосклонность.

Успех фараонов отчасти зависел от политиканства и взаимных одолжений, а отчасти от пышных зрелищ. И тому, кто сам является богом, наверняка все удается легче, нежели просто другу бога. Разве местные воротилы не захотят работать в интересах бога? Впрочем, чтобы обезопасить себя, фараоны создали и мощный язык символов. Вскоре после 2700-х годов до н. э. художники фараона Джосера разработали стили вырезания иероглифов и изображения богов-царей, которые сохранялись на протяжении пяти тысяч лет. Джосер понимал теологическую деликатность ситуации, когда видят умершим бессмертное существо, и придумал предельный символ Египетского царства – пирамиду, предназначенную для хранения священного трупа. Великая пирамида Хуфу высотой 450 футов [около 137 м], построенная около 2550-х годов до н. э., оставалась самым высоким сооружением в мире, пока Кельнский собор в Германии, завершенный в 1880 году н. э., не отодвинул ее на второе место. Она до сих пор остается самым тяжелым сооружением, имея вес около миллиона тонн. Тысячи работников десятилетиями трудились, добывая камни, доставляя их по воде вниз по Нилу и перетаскивая их на место строительства. Так называемая деревня строителей у подножия пирамид была тогда одним из крупнейших городов мира. Питание работников и их перемещения требовали резкого увеличения размеров и выучки бюрократического аппарата, а работа в составе бригад, должно быть, глубоко внутренне меняла деревенских жителей, которые, возможно, до этого никогда не покидали дома. Если кто-то и сомневался в божественности фараона до появления пирамид, то после их появления ни у кого таких сомнений, разумеется, больше не было.

Шумерские города-государства в Месопотамии развивались в том же направлении, но медленнее и осторожнее. Каждый город, согласно текстам, был разделен на «домовладения», в которых проживали много моногамных семей. В каждом домовладении одна семья была главной и занималась организацией своей территории и труда на ней, а другие семьи были разделены на категории – одни трудились на полях, другие – в мастерских, выполняя нормы и получая взамен пайки. Самые крупные и богатые домовладения теоретически возглавлялись богами и могли распоряжаться тысячами акров земли и сотнями работников. Людьми, которые управляли этими домохозяйствами богов, обычно были городские руководители, при этом царь возглавлял домохозяйство бога-покровителя данного города. Царь должен был выступать защитником интересов своего бога-покровителя. Если царь делал это хорошо, его бог должен был тоже процветать. А если же царь плохо справлялся с этой задачей, то акции его бога падали.

После 2500-х годов до н. э. это стало проблемой. Улучшившееся сельское хозяйство позволило людям иметь более крупные семьи, а рост населения породил соперничество за хорошие земли и более эффективные способы борьбы за них. Некоторые города побеждали другие и захватывали власть над ними. Теологические последствия были такими же трудными для объяснения, как и смерть египетских богов-царей: если царь заботился об интересах своего бога-покровителя, что тогда означало то, что другой царь, действовавший в интересах другого бога, взял верх? Некоторые жрецы предложили теорию «храма-города», делающую религиозную иерархию и интересы богов независимыми от царей. Успешные цари отвечали на это, провозглашая, что они являются не просто представителями богов. Где-то около 2440-х годов до н. э. один из царей объявил, что он является сыном своего бога-покровителя, и начали ходить стихи о том, как царь Гильгамеш из Урука путешествовал за пределы этого мира в поисках бессмертия. Затем эти стихи были объединены в «Сказание о Гильгамеше» – старейший в мире дошедший до нас литературный шедевр.

Правители искали новые способы продемонстрировать свое величие, и величайшая археологическая находка, когда-либо сделанная в Месопотамии, – царская гробница в Уре – была, возможно, одним из них. Находящиеся в ней впечатляющие предметы из золота и серебра, подобно пирамидам фараонов, должны были свидетельствовать о более высоком, нежели у обычных смертных, положении погребенного; а 74 человека, отравленные для того, чтобы сопровождать царицу Пуаби в следующий мир, позволяют предположить, что старания правителей поддерживать лучшие отношения с богами могли быть плохими новостями для простых жителей Шумера.

Конфликт достиг апогея около 2350 года до н. э. Начались жестокие перевороты, вооруженные завоевания и революционные перераспределения собственности и священных прав. В 2334 году до н. э. человек, которого звали Саргон (это имя – что довольно подозрительно – означает «истинный царь»; вероятно, он принял это имя после того, как захватил власть), основал новый город, названный Аккад. Возможно, он находился около Багдада и – что неудивительно – остается пока не-раскопанным. Но глиняные таблички из других городов сообщают, что вместо того, чтобы сражаться с другими шумерскими царями, Саргон грабил Сирию и Ливан, пока не смог оплачивать постоянную армию численностью в пять тысяч человек. После этого он переключился на других шумеров и подчинил их города путем дипломатии и насилия.

В учебниках Саргон часто именуется первым в мире строителем империи. Однако то, что сделали он и его аккадские наследники, на самом деле не так уж сильно отличается от того, что сделали объединители Египта на восемь столетий ранее. Сам Саргон не стал богом, но после подавления мятежа около 2334 года до н. э. его внук Нарам-Суэн объявил, что восемь шумерских богов захотели принять его в свои ряды. Шумерские художники начали изображать Нарам-Суэна с рогами и больших размеров, нежели он был в жизни, – что традиционно является атрибутами божественности.

Ко времени 2230 лет до н. э. два центра Запада, в Шумере и Египте, сильно затмили первоначальный центр на территории Холмистых склонов. В ответ на экологические проблемы люди создали города. А в ответ на конкуренцию между городами они создали государства с миллионами жителей, которыми правили боги и богоподобные цари, а управляли чиновники. По мере того как борьба в основных центрах все больше способствовала росту социального развития, сеть городов распространилась на территории Сирии и Леванта, занятые ранее более простыми сельскохозяйственными деревнями, и далее через Иран – до границ нынешнего Туркменистана. На Крите люди вскоре тоже начали строить дворцы. Величественные каменные храмы выросли на Мальте. Укрепленные небольшие города начали усеивать юго-восточное побережье Испании. Еще дальше на север и запад земледельцы и скотоводы заполнили каждую экологически пригодную нишу. На самой дальней окраине западного мира, где Атлантика бьется о холодные берега Британии, люди затратили, по оценкам, 30 миллионов часов труда на создание самого загадочного из всех монументов – Стоунхенджа. Один из космонавтов фон Деникена, посетив Землю около 2230 года до н. э., вероятно, пришел бы к выводу, что в дальнейшем нет особой нужды во вмешательстве со стороны инопланетян: эти более умные шимпанзе решительно повышали свой уровень социального развития.

Однако повторное путешествие спустя пятьдесят лет, возможно, шокировало бы космонавта. С одного конца западного центра до другого государства разваливались на части, а люди сражались и покидали свои дома. На протяжении следующего тысячелетия в результате серии неурядиц (нейтрально звучащее слово, скрывающее за собой ужасное многообразие массовых убийств, страданий, беженства и нужды) Запад отправился «в дикие скачки». Когда мы спрашиваем, кто или что нарушило социальное развитие, то получаем удивительный ответ: виной тому – само социальное развитие.

Одним из главных способов, при помощи которых люди пытаются улучшить свою судьбу, всегда было перемещение информации, материальных благ, а также самих себя. То, что имеется в изобилии здесь, может быть редкостью – причем ценной – в других местах. Результатом становятся все более сложные сети, связывающие сообщества между собой и функционирующие на каждом социальном уровне. Четыре тысячелетия назад храмы и дворцы владели некоторыми наилучшими землями, но вместо того, чтобы распределить их среди крестьянских семей, каждая из которых пыталась бы выращивать все, что ей необходимо, централизованно действовавшие чиновники оставляли эти земли у себя и указывали остальным, что выращивать. Одна деревня, с хорошей пахотной землей, могла выращивать только пшеницу, другая, расположенная на склонах холма, – возделывать виноград, третья могла специализироваться на работах с металлом. А чиновники могли перераспределять получаемые продукты: забирали то, что им требовалось, часть запасали на случай непредвиденных обстоятельств, а остальное раздавали как пайки. Это началось в Уруке ко времени 3500 лет до н. э., а через тысячелетие стало нормой.

Цари одаривали друг друга подарками, с учетом собственных интересов. Египетские фараоны, у которых было много золота и зерна, дарили их мелким правителям ливанских городов, которые, в свою очередь, отправляли в Египет ароматный кедр, поскольку в Египте не хватало хорошего дерева. Неправильный выбор подарков был крупным промахом. За обменом подарками стояли как психология и беспокойство по поводу статуса, так и экономика, но при этом достаточно эффективно происходило перемещение товаров, людей и идей. Цари, находившиеся на каждом конечном звене этих цепей, и множество торговцев, действовавших между ними, обогащались.

В наши дни мы склонны предполагать, что «командная экономика», при которой царь, диктатор или политбюро сообщает остальным, что им надо делать, должна быть неэффективной, однако большинство ранних цивилизаций зависело от нее. Возможно, в мире, в котором не хватает доверия и законов, заставляющих рынки работать, это был наилучший из доступных вариантов. Но он никогда не был единственным вариантом. Наряду с царскими и храмовыми структурами всегда процветали скромные независимые торговцы. Соседи занимались бартером, обменивая сыр на хлеб или помогая выкопать отхожее место за то, что кто-то сидел с их ребенком. Городские и сельские жители торговали на ярмарках. Медники нагружали котелки и сковородки на ослов и отправлялись своей дорогой. На окраинах царства, где засеянные поля постепенно иссякали среди пустынь или гор, сельские жители получали у пастухов или собирателей в обмен на хлеб и бронзовое оружие молоко, сыр, шерсть и животных.

Самый известный материал на эту тему происходит из еврейской Библии. Иаков был успешным пастухом на холмах возле Хеврона – там, где сейчас находится Западный берег реки Иордан. У него было 12 сыновей, но его любимцем был одиннадцатый, Иосиф, которого он наряжал в разноцветные одежды. В припадке задетого самолюбия старшие братья продали любимца своего отца вместе с его пестрой одеждой ехавшим мимо торговцам рабами, которые направлялись в Египет. Сколько-то лет спустя, когда в Хевроне было туго с продовольствием, Иаков отправил десять своих старших сыновей в Египет, чтобы они купили там зерна. Они не знали, что управляющий, с которым они там встретились, был их брат Иосиф. Он, хотя и был рабом, высоко поднялся на службе у фараона (правда, это было после краткого пребывания в тюрьме за попытку изнасилования. Разумеется, это был ложный навет на него). Прекрасной иллюстрацией того, как трудно было узнать Иосифа, было устроенное им испытание. Братья не удивились, когда не узнанный ими Иосиф притворился, что считает их шпионами, и бросил их в тюрьму. История, впрочем, заканчивается счастливо, когда Иаков, его сыновья и все их стада переселяются в Египет. «И жил Израиль в земле Египетской, в земле Гесем, – говорится в Библии, – и владели они ею, и плодились, и весьма умножились»[133]133
  Бытие, 47.27.


[Закрыть].

История Иосифа, вероятно, произошла в XVI веке до н. э. К тому времени люди, чьи имена ныне затерялись, следовали одному и тому же сценарию на протяжении двух тысяч лет. Амориты с окраин Сирийской пустыни и гутии с гор Ирана приходили как торговцы и работники и были хорошо знакомы жителям городов Месопотамии. В долине Нила это были «азиаты», как их презрительно именовали египтяне.

Рост социального развития экономики центров, сопровождаемый все большим переплетением экономики, общественной жизни и культуры центров и соседних регионов, приводил к увеличению размеров центров, к большему овладению ими окружающей средой и опять-таки к подъему социального развития. Однако ценой растущей сложности была растущая хрупкость. Это было и остается центральным элементом парадокса социального развития.

Около 2200 года до н. э. – когда Шаркалишарри, божественный сын бога-царя Нарам-Суэна, правил большей частью Месопотамии из своего тронного зала в Аккаде – начало происходить нечто неправильное. Харви Вайс, археолог из Йельского университета, который раскопал местонахождение Телль-Лейлан в Сирии, полагает, что он знает, что это было. В дни Саргона, то есть около 2300 года до н. э., Телль-Лейлан был крупным городом с населением в 20 тысяч человек, но столетием позднее он стал городом-призраком. В поисках объяснений геологи из команды Вайса обнаружили путем микроскопического изучения отложений, что количество пыли в почве Телль-Лейлана и соседних местонахождений резко выросло именно незадолго до 2200 года до н. э. Оросительные каналы засорились, – что, возможно, произошло из-за сокращения количества дождей, – и люди ушли прочь.

За тысячи миль отсюда в долине Нила также происходило что-то неправильное. В рассказе об Иосифе фараон, чтобы получить предсказание относительно урожаев сельскохозяйственных культур, полагался на толкователей снов. Но у реальных фараонов имелся «ниломер» – устройство, при помощи которого измерялись разливы реки и которое давало предварительное предупреждение о хороших и плохих урожаях. Анализ надписей показывает, что масштабы разливов около 2200 года до н. э. резко уменьшились. Египет также стал суше.

Установившийся около 3800-х годов до н. э. более сухой климат способствовал достижению величия Уруком и ведению войн, объединивших Египет. Однако, с другой стороны, в более сложном и взаимосвязанном мире, который сложился в последней трети I тысячелетия до н. э., запустение местонахождений наподобие Телль-Лейлана означало также и прекращение той деловой активности, от которой зависели амориты и азиаты. Как будто братья Иосифа прибыли в Египет, чтобы купить зерно, но никого там не нашли. Они могли вернуться обратно в Хеврон и рассказать своему отцу, что ему придется голодать, или же они могли доставить отца в земли фараона, чтобы там, когда получится, торговать или работать за еду, а когда так не получится, – то сражаться или воровать ради того же.

При других обстоятельствах аккадское или египетское ополчение могло бы истребить этих докучливых пришельцев (экономических мигрантов или преступников, – в зависимости от вашей точки зрения), но к 2200 году до н. э. эти вооруженные силы сами пришли в расстройство. Некоторые жители Месопотамии считали своих аккадских царей жестокими завоевателями, и, когда божественный – предположительно – Шаркалишарри не смог хорошо справиться со всеми проблемами, с которыми он сталкивался в 2190-х годах до н. э., многие семьи жрецов перестали с ним сотрудничать. Его армии таяли, полководцы сами провозглашали себя царями, а банды аморитов захватывали целые города. Менее чем через десятилетие империя развалилась. Теперь каждый город был сам за себя, о чем рассказал один из шумерских хронистов: «Кто был царем, а кто не был царем?»[134]134
  Sumerian King List [Шумерский «Царский список»], в пер. Kramer, 1963, p. 330.


[Закрыть]

В Египте напряжение между двором и аристократией также нарастало, а фараон Пиопи II, который сидел на троне 60 лет, проявил себя неспособным справиться с этими проблемами. Пока его придворные плели интриги против него и друг против друга, представители местной элиты забирали правление в свои руки. К тому времени – около 2160 года до н. э., – когда в результате переворота в Нижнем Египте установилась новая династия, там были десятки независимых правителей, а по стране буйствовали неуправляемые банды азиатов. Что еще хуже, верховные жрецы великого храма Амона в Фивах в Верхнем Египте присваивали себе все более пышные титулы и в конце концов вступили в гражданскую войну с фараоном Нижнего Египта.

Около 2150 года до н. э. Египет и Аккад развалились на маленькие независимые государства, сражавшиеся с разбойниками и друг с другом за долю от все сокращающегося количества продукции, получаемой крестьянами. Некоторые военачальники процветали, но общий тон немногих сохранившихся текстов проникнут отчаянием. В них также есть намеки, что кризис отозвался эхом и за пределами центра. Археологам трудно сказать, когда события в одном регионе оказываются связаны с событиями в другом регионе, и мы не должны никогда недооценивать возможности простого совпадения, но трудно не обнаружить более широкой закономерности, которая проявила себя в гибели в огне крупнейших зданий в Греции, в прекращении деятельности мальтийских храмов, а также в запустении прибрежных крепостей в Испании, – то есть всех тех событий, которые случились в период между 2200 и 2150 годами до н. э.

Более крупные и сложные системы западного центра зависели от регулярных потоков людей, товаров и информации, но неожиданные перемены – наподобие установления более сухого климата в Телль-Лейлане или одряхления фараона Пепи II, – привели к их нарушению. Такие неурядицы, как засухи и миграции после 2200 года до н. э., не привели к хаосу, но они эффективно «перевернули костяшки» истории. В течение короткого времени как минимум могло произойти все, что угодно. Если бы у Пепи II был советник, подобный Иосифу, он, возможно, использовал бы трудные времена себе на пользу. Если бы Шаркалишарри смог лучше управляться со своими военачальниками и жрецами, его империя устояла бы. Вместо этого в Месопотамии основным результатом событий стало то, что город Ур воспользовался крахом Аккада, создав новую империю, меньшую по размерам, чем Аккад, но лучше нам известную, поскольку ее старательные чиновники выдали очень много расписок о полученных налогах. Сейчас опубликовано уже 40 тысяч их, а еще тысячи дожидаются изучения.

Шульги, занявший трон в Уре в 2094 году до н. э., провозгласил себя богом и ввел культ личности. Он даже даровал Уру новую музыкальную форму – гимн Шульги, в котором восхваляются его умения во всех областях – от пения до пророчеств, – в результате этот гимн напоминает отрежиссированные здравицы в честь диктатора Северной Кореи Ким Чен Ира. Однако, несмотря на таланты Шульги, через несколько лет после его смерти, в 2047 году до н. э., его империя также развалилась. В 2030-х годах до н. э. набеги стали настолько серьезной проблемой, что Уру пришлось построить стену длиной в сотню миль [более 160 км], чтобы не пускать аморитов, но в 2028 году до н. э. города начали выходить из налоговой системы Ура, и около 2020 года до н. э. произошел государственный финансовый крах. Как и при падении Аккада, свирепствовал голод, так как одни военачальники пытались реквизировать зерно для Ура, а другие объявили себя независимыми. «Голод заполняет город как вода, – рассказывалось в шумерской поэме «Плач об Уре», – его люди словно окружены водой и стараются получить глоток воздуха. Его цари одинокие, тяжело вздыхают в своем дворце, их люди бросают свое оружие…»[135]135
  The Lamentation over Ur [ «Плач об Уре»], lines 390−94, в пер. Michalowski, 1989.


[Закрыть] В 2004 году до н. э. налетчики опустошили Ур и увели его последнего царя в рабство.

Если Месопотамия распалась на части, то Египет снова объединился. Высшие жрецы из Фив в Верхнем Египте, теперь сами выступавшие в качестве царей, в 2056 году до н. э. победили своих главных соперников, и в 2040 году до н. э. господствовали уже над всей долиной Нила. К 2000 году до н. э. западный центр выглядел во многом так же, так за тысячу лет до этого, когда Египет объединился под властью бога-царя, а Месопотамия разделилась на города-государства, где властвовали цари, которые, в самом лучшем случае, были всего лишь богоподобными.

К этому времени – то есть более чем четыре тысячи лет назад – головокружительные и бурные события в западном центре уже сделали явными некоторые фундаментальные силы, движущие социальным развитием. Социальное развитие – это не подарок и не проклятие, посылаемые человечеству монолитом Кларка или инопланетянами фон Деникена. Это то, что мы делаем сами, просто не в результате нашего собственного выбора. Как я предположил во введении, суть дела состоит в том, что мы ленивы, жадны и трусливы и всегда ищем более легких, более выгодных или более безопасных способов делать свои дела. С момента возвышения Урука до нового объединения Фивами Египта лень, жадность и страх были движущими силами при всяком шаге по восходящей в социальном развитии. К тому же люди не могут пользоваться любым способом, который им нравится; каждый очередной шаг основан на всех предыдущих. Социальное развитие имеет кумулятивную природу и является результатом последовательных шагов, которые следует выполнять в правильном порядке. Правители Урука около 3100 года до н. э. так же не могли организовать такого же рода бюрократию, которой гордился Ур в годы правления Шульги на тысячу лет позже, как и Вильгельм Завоеватель не мог производить компьютеры в средневековой Англии. Как говорится в одной поговорке янки, «туда отсюда не попасть». Эта кумулятивность также объясняет и то, почему рост социального развития постоянно ускоряется: каждое новшество создается на основе предыдущих и вносит свой вклад в последующие. И это означает, что чем выше становится социальное развитие, тем быстрее оно может продолжать расти.

Однако, разумеется, новшества никогда не осуществляются гладко. Новшества означают изменения и приносят равно и радость, и боль. Социальное развитие порождает своих победителей и проигравших, новые классы богачей и бедняков, новые отношения между мужчинами и женщинами и между старыми и молодыми. Оно даже создает целые новые центры, когда преимущества отсталости предоставляют возможности тем, кто прежде играл незначительную роль. Его рост зависит от сообществ, становящихся более крупными, более сложными и более трудными для управления. Чем более оно возрастает, тем больше создает угроз для себя. Отсюда и парадокс: социальное развитие само порождает те силы, которые его подрывают. Когда они выходят из-под контроля – особенно когда изменяющаяся окружающая среда усиливает неопределенность, – могут последовать хаос, разрушение и крах, как это и произошло около 2200 года до н. э. Как мы увидим в последующих главах, парадокс социального развития по большей части объясняет, почему теории «давней предопределенности» не могут быть верными.