Текст книги "Почему властвует Запад… по крайней мере, пока еще. Закономерности истории, и что они сообщают нам о будущем"

Часть II

4
Восток догоняет

Есть старая история из Южной Азии о шести слепцах, которые встретились со слоном. Один схватил его за хобот и сказал, что это змея; другой ощупал его хвост и подумал, что это веревка; третий прислонился к ноге и пришел к выводу, что это дерево, и т. д. Очень трудно не подумать об этой притче, когда читаешь теоретиков, объясняющих владычество Запада с позиций «давней предопределенности» или «краткосрочной случайности»: и те и другие, подобно тем слепцам, в равной степени склонны выхватывать только одну часть «животного» и ошибочно принимать ее за целое. Напротив, индекс социального развития позволяет убрать такого рода мерила прочь с наших глаз, и чепуха насчет змей, веревок и деревьев становится более невозможной. Каждому приходится признать, что он держится всего лишь за одну из частей животного с бивнями.

На рис. 4.1 подытожено то, что мы в импрессионистическом виде наблюдали в главе 2. В конце последней ледниковой эпохи ускорению социального развития – причем на Западе раньше, чем на Востоке, – способствовали климат и экология, и, несмотря на климатическую катастрофу во времена раннего дриаса, Запад оставался несомненным лидером. Следует признать, что для времен ранее 10 000 лет до н. э. наше «искусство выпиливания при помощи бензопилы» (метафора, которой мы регулярно пользуемся в этой книге), безусловно, является весьма грубым и приблизительным. На Востоке вообще трудно выявить какое-либо поддающееся измерению изменение в социальном развитии на протяжении более чем четырех тысяч лет, и даже на Западе, где социальное развитие ко времени 11 000 лет до н. э. было, безусловно, выше, нежели за 14 000 лет до н. э., подробности происходивших изменений оказались для нас утраченными. Однако, хотя тот свет, который дает наш индекс, является мерцающим и тусклым, даже небольшой свет лучше, чем никакой, и к тому же он выявляет один очень важный факт: в точности как предсказывали сторонники теорий «давней предопределенности», Запад уже на старте вырвался вперед, а потом сохранял достигнутое преимущество.

Рис. 4.1. Картина происходившего: раннее первенство Запада в социальном развитии в период с 14 000 по 5000 год до н. э., как это описывалось в главе 2

Но график на рис. 4.2, на котором наша история продолжается с 5000 до 1000 лет до н. э., является не столь простым. Он настолько отличается от рис. 4.1, как, к примеру, веревка от змеи. Как и у веревки и змеи, у двух графиков имеются черты сходства: на обоих графиках баллы для Востока и Запада к концу выше, нежели в начале каждого графика, и на обоих же баллы для Запада все время выше, чем баллы для Востока. Однако столь же впечатляющими являются и различия. Во-первых, на рис. 4.2 линии идут вверх намного быстрее, нежели на рис. 4.1. За девять тысячелетий с 14 000 по 5000 год до н. э. баллы для Запада удвоились, а для Востока возросли на две трети, но в следующие четыре тысячелетия – то есть за период вдвое меньший, нежели на рис. 4.1, – баллы для Запада утроились, а для Востока возросли в два с половиной раза. Второе отличие в том, что впервые в истории мы действительно видим, что баллы социального развития на Западе после 1300-х годов до н. э. начинают снижаться.

Рис. 4.2. Вперед, вверх, дальше и ближе: ускорение, дальше друг от друга и ближе друг к другу: ускорение, дивергенция и конвергенция социального развития на Западе и Востоке с 5000 по 1000 год до н. э.

В этой главе я пытаюсь объяснить эти факты. Я предполагаю, что ускорение и последующее снижение темпов роста на Западе после 1300-х годов до н. э. были фактически двумя сторонами одного и того же процесса, который я называю парадоксом развития. В последующих главах мы увидим, что этот парадокс играет важную роль при объяснении того, почему Запад властвует, и при выяснении того, что случится дальше. Но прежде чем мы сможем перейти к этому, нам необходимо рассмотреть, что именно происходило в период 5000—1000-х годов до н. э.

В период с 14 000 по 5000 год до н. э. баллы социального развития Запада удвоились, а сельскохозяйственные деревни распространились из мест своего возникновения – Холмистых склонов – в глубь Центральной Азии и к берегам Атлантики. Однако ко времени 5000 лет до н. э. сельское хозяйство лишь едва затронуло Месопотамию – Междуречье, то, что мы теперь называем Ираком, – хотя эти места располагаются на расстоянии всего нескольких дней ходьбы от территории Холмистых склонов (рис. 4.3).

Некоторым образом, это неудивительно. Начиная с 2003 года, благодаря сообщениям в новостях, в мире более чем хорошо известно о суровости природной среды в Ираке. Летние температуры здесь превышают 120 ºF [около 49 ºC], здесь едва ли когда-нибудь случаются дожди, а пустыни напирают со всех сторон. Трудно представить земледельцев, которые вообще бы выбрали эти места для проживания, а ранее, около 5000 года до н. э., Месопотамия была еще жарче. Впрочем, она была и более влажной, и главной проблемой для земледельцев было не отыскать воду, а справиться с ней. Муссонные ветры с Индийского океана приносили некоторое количество дождей, – впрочем, едва ли достаточное для обеспечения нужд сельского хозяйства. Однако если бы земледельцы смогли контролировать летние разливы мощных рек Тигра и Евфрата и направлять воды на свои поля в нужное время на благо своим культурным растениям, то их возможности были бы безграничными.

Рис. 4.3. Экспансия западного первичного центра в период 5000–1000 лет до н. э.: местонахождения и регионы, упоминаемые в этой главе

Люди, которые распространяли сельскохозяйственный образ жизни по всей Европе, от одного ее конца до другого, или те, кто заимствовал сельское хозяйство у соседей, постоянно экспериментировали, дабы сельское хозяйство стало эффективным в новых условиях. Впрочем, для того чтобы приемы, разработанные для питаемого дождями сельского хозяйства на территории Холмистых склонов, заработали в условиях орошаемого сельского хозяйства в Месопотамии, одного экспериментирования было мало. Земледельцам здесь приходилось начинать почти с нуля. На протяжении 20 поколений они улучшали свои каналы, рвы и водохранилища, и постепенно сделали в прошлом малозначимые земли Месопотамии не просто пригодными для жизни, но и фактически более продуктивными, нежели Холмистые склоны когда-либо. Они изменили значение географии.

Экономисты иногда называют этот процесс открытием преимуществ отсталости. Когда люди адаптируют приемы, которые работали в продвинутом первичном центре, чтобы использовать их на менее развитой периферии, то изменения, которые они вносят, порой приводят к тому, что эти приемы работают настолько хорошо, что данная периферия по праву становится новым центром. Ко времени 5000 лет до н. э. именно это произошло в Южной Месопотамии, где тщательно устроенные каналы поддерживали жизнь в некоторых из самых крупных городов тогдашнего мира, население которых, возможно, составляло 4 тысячи человек. Такие массы могло строить гораздо более сложные храмы. В одном из городов, Эриду, сейчас можно увидеть следы храмов на кирпичных платформах, которые строились на месте друг друга, возрастом от 5000 до 7000 лет. Там всегда использовался один и тот же основополагающий архитектурный план, но со временем здания становились больших размеров и все более украшенными.

В Месопотамии накопилось столько преимуществ, что люди в старом первичном центре на Холмистых склонах начали подражать этим динамичным новым обществам пойменных равнин. Около 4000 года до н. э. жители Суз, приютившихся на равнине на территории Холмистых склонов на юго-западе Ирана, даже превзошли Эриду, соорудив кирпичную платформу длиной 250 футов [около 76 м] и высотой 30 футов [около 9 м]. Она, возможно, служила основанием для огромного храма, хотя те, кто проводил тут раскопки в XIX веке, имели несколько смутное представление о более точных археологических методах. Они буквально «взломали» насквозь это местонахождение и уничтожили найденные свидетельства. Но даже они не смогли упустить из виду все признаки, свидетельствовавшие о все более сложной организации, в том числе и некоторые из самых ранних в мире медных украшений, а также штампы и отпечатки на глине, которые могут указывать на административный контроль над материальными ценностями, а также изображения, которые некоторые ученые интерпретировали как изображения «царей-жрецов». Археологи часто полагают, что в Сузах, которые были намного больше окружавших этот город деревень, жил региональный вождь. Жители соседних деревень, возможно, приходили в Сузы, чтобы поклониться там богам, выразить почтение своему властелину и обменять продовольствие на украшения и оружие.

Возможно также, разумеется, что они так не поступали: об этом трудно судить по результатам столь скверно проведенных раскопок данного местонахождения. Однако археологи вынуждены полагаться на данные из Суз, чтобы понять этот период, поскольку города Месопотамии того же времени глубоко похоронены под илом, образовавшимся за шесть тысяч лет в результате разливов Евфрата и Тигра, из-за чего их сложно изучать (к тому же, по очевидным причинам, в Иране со времени исламской революции 1979 года или в Ираке со времени вторжения Саддама Хусейна в Кувейт в 1990 году проводилось очень мало новых исследований). По долинам Евфрата и Тигра после 4500 года до н. э., вероятно, происходили сопоставимые перемены, но для археологов они становятся очевидными только после 3800 года до н. э.

Вопрос о том, почему города становились больше и более сложно устроенными, остается спорным. В VI тысячелетии до н. э., когда земледельцы впервые переселились в Месопотамию, на Земле наступило самое теплое и самое влажное время в ходе ее бесконечного изменения орбиты вокруг Солнца и колебаний ее собственной оси, но к 3800 году до н. э. мир начал снова становиться холоднее. Вы можете подумать, что это хорошая новость для земледельцев Месопотамии, но ошибетесь. Более прохладное лето означало, что муссоны, которые дули с Индийского океана и приносили дожди, стали слабее. Дожди начали выпадать реже и менее предсказуемо, и Месопотамия стала выглядеть более похожей на то выжженное место, какое мы видели в программах CNN. Проблемы накладывались одна на другую. Так, сокращение весенних дождей означало, что сезон выращивания урожая стал более коротким, а это, в свою очередь, означало, что теперь урожай созревал до ежегодного летнего разлива Тигра и Евфрата. Из-за этого системы, которые земледельцы Месопотамии кропотливо строили на протяжении двух тысяч лет, более не работали.

Изменение климата вынуждало жителей Месопотамии принимать трудные решения. Они могли спрятать голову в песок, когда эти перемены стали угрожать их полям, и жить как обычно; но ценой ничегонеделания были бы голод, бедность и, возможно, голодная смерть. Или же они могли мигрировать в регионы, не столь зависящие от муссонов. Однако для земледельцев было нешуточным делом бросить свои хорошо возделанные поля. В любом случае Холмистые склоны – очевидное место, куда следовало идти, – уже были заполнены деревнями. В 2006 году археологи, работавшие в Телль-Браке в Северо-Восточной Сирии, нашли два массовых захоронения молодых людей, датированные временем около 3800 года до н. э., – явно жертв массовых убийств. Поэтому возвращение обратно на Холмистые склоны – перенаселенные и жестокие края – не могло быть особенно привлекательным вариантом.

Если достаточное количество обитателей Месопотамии не стало бы ничего предпринимать или уходить прочь, этот новый центр ожидал бы коллапс. Однако сама собой представилась третья возможность. Люди могли покинуть свои деревни, но остаться в Месопотамии, собравшись в немногих крупных местообитаниях. Это кажется противоречащим здравому смыслу: если урожаи снизились, то от скучивания большего числа людей на меньших пространствах станет еще хуже. Однако, похоже, некоторые жители Месопотамии решили, что, если их больше будет работать совместно, они смогут построить более крупные оросительные системы и сохранять паводковые воды до тех пор, пока урожай не созреет. Они смогут кормить больше горняков, чтобы те добывали медь из земли. Больше будет и кузнецов, чтобы изготавливать украшения, оружие и орудия труда. И больше торговцев, чтобы распространять эти полезные вещи в окрестностях. Такой вариант оказался настолько успешным, что ко времени 3000 лет до н. э., когда бронза (сплав меди и небольшого количества олова) по большей части заменила камень для изготовления оружия и большинства орудий труда, это резко повысило эффективность и воинов, и работников.

Однако, чтобы этого достичь, требовалась организация. В ответ появилась централизованная администрация. Ко времени 3300 лет до н. э. люди начали выцарапывать на глиняных табличках такие сложные «записи» о своей деятельности, что большинство археологов называют их труды символьным письмом (пускай лишь немногочисленная грамотная элита могла это читать). Маленькие деревни, которые не могли поддерживать такие сложные формы деятельности, потерпели крах, в то время как одно место, называвшееся Урук, превратилось в настоящий крупный город, где проживало, возможно, 20 тысяч человек.

Жители Месопотамии изобрели управление, собрания и памятные записи – вызывающие проклятия стороны жизни для многих из нас сегодня, едва ли годные быть темой для возвышенных повествований о человеческих достижениях. Однако, как это станет ясно из нескольких следующих глав, это были зачастую самые важные двигатели социального развития. Организация превратила деревни на территории Холмистых склонов и по берегам Хуанхэ в города, государства и империи; неудачи организации приводили к их падению. Управляющие были одновременно и героями, и злодеями нашего повествования.

Рождение управления в то время, когда муссоны становились суше, должно было быть травматическим процессом. Мы, вероятно, можем нарисовать себе картину, как оборванные, потерпевшие крах колонны голодных людей бредут в направлении Урука под пыльными небесами, – что-то наподобие «оки»[126]126
  Здесь имеются в виду события времен Великой депрессии в США. «Оки» (Okies) – разорившиеся фермеры, преимущественно из Оклахомы, ставшие сезонными рабочими. – Прим. ред.


[Закрыть], но без их автомобилей-драндулетов, не говоря уже о Новом курсе[127]127
  Новый курс – экономическая и социальная политика администрации президента Рузвельта в 1930-х гг., направленная на преодоление Великой депрессии 1929–1933 гг. – Прим. перев.


[Закрыть]. Нам следует, вероятно, вообразить разгневанных сельских жителей, отказывающихся подчиняться самодовольным бюрократам, которые пытались реквизировать их поля или урожай. Все это зачастую должно было заканчиваться насилием. Урук мог легко расколоться на отдельные части – возможно, на множество соперничающих друг с другом небольших городков.

Мы никогда не узнаем истории древних «менеджеров», которые собрали вместе жителей Урука, но археологи подозревают, что эти люди были связаны с храмами. На это указывают многие отдельные свидетельства, которые взаимно подкрепляют друг друга, как шесты в типи. Например, при раскопках храмов были найдены стопки одинаковых по размерам мисок, известных как «миски со скошенными краями», – вероятно для раздачи еды. Самые ранние глиняные таблички с грубо нацарапанными символами по большей части происходят из храмов, и символ, означающий «порция» (или «рацион»), встречается и на них, и на «мисках со скошенными краями». Когда системы письма развились до такой степени, когда при помощи их стало можно записывать подобную информацию, они сообщают нам, что храмы контролировали обширные пространства орошаемой земли и работников, предназначенных их обрабатывать.

Храмы сами быстро превращались в огромные монументы, тем самым делая крохотными общины, которые строили их. Длинные пролеты лестниц в храмах вели к огороженному месту в сотню футов [чуть более 30 м] высотой, где специалисты советовались с богами. Если святилища Х тысячелетия, о которых рассказывалось в главе 2, были своего рода усилителями посланий духам, то мощное святилище в Уруке IV тысячелетия было публичной системой оповещения, достойной группы Led Zeppelin. Богам надо было бы быть глухими, чтобы не услышать таких посланий.

Вот эти-то взывания к богам и побудили меня заняться археологией. В 1970 годах мои родители взяли мою сестру и меня посмотреть фильм «Дети дороги», снятый по классическому роману эдвардианской эпохи[128]128
  Эдвардианская эпоха – эпоха царствования короля Великобритании и Ирландии Эдуарда VII (1901–1910). – Прим. ред.


[Закрыть] Эдит Несбит. Думаю, он мне понравился, но вот короткометражка, которую показали перед ним, просто «взорвала мой разум» (как люди тогда говорили). До того вечера я был одержим «Аполлоном-11» и хотел стать астронавтом. Однако, посмотрев документальный фильм по книге Эриха фон Деникена – «Колесницы богов»[129]129
  В отечественном прокате «Воспоминания о будущем». – Прим. ред.


[Закрыть], – я понял, что мой путь – это археология.

Как и Артур К. Кларк в «2001 год: Космическая одиссея» (которая, как и «Колесницы богов», была опубликована в 1968 году), фон Деникен утверждал, что инопланетяне из космоса посещали Землю в древние времена и научили людей великим тайнам. Впрочем, фон Деникен, в отличие от Кларка, настаивал, что он это не придумал и что пришельцы еще вернутся. Это они вдохновили на строительство Стоунхенджа и египетских пирамид. Еврейская Библия и индийский эпос описывали их космические корабли и ядерное оружие. Причина, по которой в столь многих ранних цивилизациях были цари, которые утверждали, что они разговаривают со сверхчеловеками, обитающими на небесах, настаивал фон Деникен, заключалась в том, что первые правители действительно разговаривали со сверхчеловеческими существами с небес.

Хотя свидетельства этому (если мягко выражаться) очень скудные, но данная аргументация, несомненно, весьма выгодна. Множество людей верят ей, и фон Деникен продал 60 миллионов книг. У него по-прежнему множество фанатов. Всего несколько лет назад, когда я обдумывал свои дела, будучи на одном барбекю, меня обвинили – совершенно серьезно – в принадлежности к секретной группе археологов, которые скрывают эти факты.

Ученых часто критикуют за то, что они выискивают в мире чудеса. Однако они, как правило, поступают так в надежде установить истину. В данном случае истина состоит в том, что для объяснения существования богоподобных царей в Месопотамии космонавты нужны нам не больше, чем вариант, описываемый в книге Артура К. Кларка «2001 год: Космическая одиссея», нужен нам для объяснения эволюции Homo sapiens. Религиозные специалисты приобрели важное значение с начала ведения сельского хозяйства. По всем признакам, теперь, когда, как казалось, могущественные силы покинули людей, лишив их дождей, обитатели Месопотамии инстинктивно ждали от жрецов, заявлявших, что у них есть особый доступ к богам, что те расскажут им, что надо делать. В те трудные времена ключом к выживанию была организация, так что, чем в большей мере люди делали то, что им говорили жрецы, тем лучше шли у них дела (при условии, что жрецы давали разумные, здравые советы).

В данном случае, должно быть, подпитывали друг друга два процесса, образующие тот же логический круг, что и у фон Деникена, но еще убедительнее, нежели у него. Амбициозные люди, утверждавшие, что у них есть особый доступ к богам, заявляли, что им необходимы великолепные храмы, сложные церемонии и огромные богатства, дабы боги их услышали. После того как жрецы все это получили, они развернулись на 180º и указывали на великолепные храмы, сложные церемонии и огромные богатства как на доказательство того, что они на самом деле близки к богам: в конце концов, кто, если не любимцы богов, мог бы иметь все это? К тому времени, когда на эту тему стали писать писцы, – около 2700-х годов до н. э., – месопотамские цари даже утверждали, что боги являются их предками. Иногда – так было (как я подозреваю) в Уруке – наделение властью людей, которые поддерживали прямую связь с богами, приводило к чудесным результатам. Но когда так не получалось, – что должно было происходить нередко, – то, разумеется, в таком случае очень мало оставалось того, что археологи могли бы раскапывать.

Урук стал не только городом, но также и государством с централизованными учреждениями, которые назначали налоги и принимали обязательные для всего сообщества решения, подкрепляя их силой. Высшие позиции в этом государстве занимали несколько человек (но явно не женщин), которым помогала более многочисленная группа воинов, землевладельцев, торговцев и грамотных бюрократов. Для почти каждого человека рост государства означал отказ от свободы; однако такова была цена успеха в трудные времена. Общества, заплатившие эту цену, могли иметь больше людей, богатства и мощи, нежели догосударственные общества.

Большие города и государства привели к повышению уровня социального развития в Месопотамии после 3500-х годов до н. э. Затем они стали распространяться вширь, подобно тому как распространялись сельскохозяйственные деревни на территории Холмистых склонов. Материальная культура в стиле Урука («миски со скошенными краями», таблички для письма, пышные храмы) распространилась в Сирии и Иране. Дебаты о том, как это произошло, во многом похожи на дебаты о первоначальном распространении сельского хозяйства. Возможно, имела место колонизация с густонаселенного и очень организованного юга Месопотамии в направлении малонаселенного и менее централизованного севера. Например, Хабуба-Кабира в Центральной Сирии выглядит так, как будто кто-то клонировал окрестности Урука и сбросил их за тысячу миль от него. И наоборот, Телль-Брак, бывший крупным городом задолго до появления «мисок со скошенными краями», выглядит скорее как местная община, которая выбирала и отбирала кое-что из традиций, сложившихся в Уруке. Жители деревень пытались свести концы с концами и, наблюдая успех городов Месопотамии, возможно, позволили местным жрецам стать царями. А честолюбивые жрецы, со своей стороны, видя процветание религиозных лидеров Урука, возможно, убеждением, хитростью или запугиванием добились от своих соплеменников – жителей деревень предоставления им подобной власти. Как бы то ни было, но люди, которые предпочитали сельскую жизнь, должны были обнаружить, что формированию государства сопротивляться столь же трудно, как было трудно сопротивляться сельскому хозяйству охотникам и собирателям за тысячи лет до этого.