Текст книги "Под прикрытием Пенелопы"

– Ничего не пропало? – спросил я его.

– Да нет вроде.

– Так что с прогнозом на будущее?..

Смотрит на меня непонимающе. Напоминаю:

– Насчёт инфляции и тому подобное.

– А-а… – вспомнил. Отвёл обеими руками свои чёрные волосы за уши, оглянулся, усмехнулся. – У вас там приёмник вроде есть … – кивок в сторону моей будки.

– Телевизор.

– Ещё лучше. Смотрите новости. Скоро будет экстренное сообщение.

Воротясь в будку, включаю телевизор… Открытие Олимпийский игр в Китае… Ха-ха.

Но может, это не то?.. Подождём.

Пока жду у распахнутой двери, озираю, что называется, окрестности… Обозревон.

Перед театром, как перед дамой в шляпке – рыцарь в шлеме, здание. А лучше и точнее: господин театр, господин-батюшка в шляпе, а перед ним, чуть пониже, рыцарь в шлеме из потемневшего серебра. А за ним куполочек и тонкий крестик, церковь на Сретенке, что на пару метров в землю ушла… оттого и ров вокруг фундамента вырыт?

Дудочка, баба, шарики, кепочка в клеточку, шарфики – это те двуярусные велосипедисты… Сегодня почему-то англичанин идёт один, в руках ведёт свой велосипед. На спине какие-то вертикальные жёлтые буквы… может, где-то прислонился к покрашенной зебре?

Впечатление от тётки, от её улыбчивости – сплошные выпяченные зубы, направленные остриём вперёд. Жуть берёт.

Парень в джинсах, постоянно читает книгу на ходу

Тот же парень, бёдра вперёд… вернее, плечи откинув, да руки в карманах. Что, травмирован так? Да плавно так плывёт. Сразу запоминается.

Перемещение солнца в полукруге здания зажигает свет в окнах по очереди…

Слышу. По телевизору новости… А, вот! Грузия напала на Осетию… Вот оно что!

Электрик Саша, проезжая, починил шлагбаум, а то мой полосатый друг совсем клюнул в землю. Потому что ребятишки шалят – идут мимо, нет-нет да и обопрутся.

Саша бананом не стал угощаться, не ест растительной пищи. Забыл у меня пассатижи и фонарик.

Дождь утренний, очень душно.

Позвонил Сергей-югослав. Извинился, что забрал тогда все деньги.

– Ну и как, полковник, жизнь?

– Да помаленьку.

– Слышь, ты извини меня, что не пришёл…

– Да ладно тебе.

– Нет, правда, мне совестно.

– А ты где щас?

– Я?.. Вообще-то я завербовался. Уже в пути.

– Понял. На чьей стороне?

– Неужели ты подумал, что с агрессором?

– Нет, не подумал.

– Слышь…

– Чего?

– Не увидимся там?

– В смысле?

– Ну-у… на поле брани…

– А кто знает? Как гласит восточная мудрость: никто не знает, что с нами будет завтра.

– Ты уверен, полковник, что это восточная мудрость?

За «полковника» спасибо ему, конечно. Только и мы, сапёры, способны на войне сгодиться.

Да, надо и мне поспешить, а то ведь я, чего доброго, начну стрелять прямо здесь… надоели мне все эти рожи сытые, самодовольные… Не моё это дело, кажется, – охранять элиту…

Смена…

Пришла из первой квартиры моложавая дама – позвонить, просрочила уплату за телефон. Имя Снежана. Женщина мне понравилась. И ей, мне показалось, было приятно со мной общаться.

Спросил о ней Марго. Но та знает только, что муж Снежаны художник, пожилой. У них взрослая дочь.

Случайно подслушал их перебранку полушёпотом у подъезда, когда ходил звонить в квартиру, хозяин которой загородил въезд во двор. Странный разговор.

– Ты опять к нему? На отца тебе наплевать?

Стало быть…

Можно пофантазировать.

Не любит мужа? Потому что не способен содержать её? Да к тому же с дочерью… Не в состоянии обеспечить им безбедную жизнь на свои художества?

Женщины, как шахматы, – сказал один мой знакомый вдовец. – Чтобы их изучать, надо бросить ими пользоваться.

Но почему я так сужу обо всех? Потому что моя жена верещала: «Ни заботы от тебя, ни денег!..» И что я мог ей ответить, кроме: «Тебе не хватало денег даже тогда, когда я присылал из горячих точек валюту, а сам жрал всякое непотребство, запивая поганым спиртом, чтоб не отравиться?!.»

Не стоит ни оправдываться, ни жаловаться, ни контратаковать… Надо уходить молчком, как сказал… Декарт, кажется? Почему Декарт? Потому что не помню точно, кто так сказал… И вообще, когда это я про Декарта читал? Знать, это был не я.

И ещё подумал о жене: ну, конечно, её можно понять… И ещё: дети взрослые, так что драмы особой не произошло…

Мимо прошла дочь Снежаны. Чувствую, приглядывается ко мне. Через полчаса возвращается с целлофановой сумкой – очевидно из магазина. Остановилась у моего крылечка-приступочки, поставила пакет, смахнула с лица прядь волос. Вроде как отдохнуть остановилась. А ничего девочка. Не удивлюсь, что в её головке бродит и такая мыслишка: а не закрутить ли ей самой интрижку с охранником! – в пику матери!

Ох, достукаюсь я! Надо поостеречься.

Двое юношей нерусских заехали на иномарке, один долговязик, второй пончик рыхлый. Хотят завести восьмёрку, которую вчера пригнал отец долговязика. Тыкаясь носами в мотор, заводильщики прикуривают. Вдруг под капотом вспыхивает огонь! Долговязик подбегает ко мне:

– Дайте воды, скорее!

Я было дёрнулся дать ему огнетушитель, но уже машинально успел взять в руки флягу с водой и он её выхватил. Сбили-таки пламя. Долговязик звонит отцу, потушил, туда-сюда – лопочет на непонятном мне наречии. Пончик переминается рядом. Уехали, короче, ни с чем. А на утро, смотрю, уже батяня копается в моторе, усы покручивает… и достаёт алюминиевую плошку откуда-то изнутри. Принюхивается… Протягивает мне.

– Я думаю, говорит, – если то был эфир, то запросто могло вспыхнуть от сигареты. Как считаешь? Значит, кем-то могло быть подстроено? Ведь мы смотрели: нигде ничего не подтекало.

Кто он, батяня, из абхазцев, из осетин? Или из грузин?

– А это чья такая новенькая? – спрашивает. – Что-то я её не видал раньше.

– Генерал-абхазец, – говорю, – пригнал только что. И свет забыл погасить.

– Генерал? Ха! Второй день войны всего пошёл… Быстро они успевают отовариться! Ну и выбей ей фары… и не будет светить.

Позже я позвонил в домофон генералу…

Сразу после ухода Эдика электричество перегорело – дождь ливанул, замкнуло где-то. Шлагбаум стало поднимать проблематично. И тут Кадиллак с жирным водилой-игрунчиком. И по своему обыкновению он капотом под самый шлагбаум сунулся. И мой «полосатый друг» по нему и смазал. Опустил стекло игрунчик, раззявил хайло своё, разорался.

– Тебе бы в сортире заведовать!

– Да пошёл ты! – А что я ему ещё мог ответить?

Вспыхнул игрунчик, выскочил и бегом ко мне с перекошенной физиономией… (я лишь усмехнулся: ну-ка, ну-ка… на что ты способен?) … но в последний момент игрунчик одумался, остыл и… хлопнул моей дверью так, что крыша моя с будки едва не слетела… чуть не по носу, значит, мне моей же дверью. Пока дверь медленно открывалась, он уже был за рулём и дал по газам… Пойти сходить к нему? Побить? Да чёрт с ним. Не в нём дело. Во мне. Что я тут делаю? На дворе война! – как вспышка-прозрение…

– Но я тебя прекрасно понимаю: хочется иной раз… ох как хочется!… взять автомат и по всем этим мордоворотам, по всем этим уродам полоснуть очередью…

Это я себя так успокаиваю. Почему-то вслух.

Водитель Стёпа-киргиз из магазина «Данце-фокс» спросил: нельзя ли открыть ворота на территорию академии, чтобы выбросить в кузов мусор?

– А то у меня тут несколько тележек наберётся – все ёмкости забью.

– Так это ж академический кузов. И от ворот ключ у ихнего охранника. Сходи к нему – может, откроет.

Очевидно, Стёпа не договорился, потому что стал вскоре возить коробки с коричневыми бутыльками и складывать в мусорные баки. И действительно, набил их с верхом.

Ночь также сидел без электричества. Учебная, так сказать, тревога.

Приехала мусоровозка, стала переворачивать баки в своё алчное нутро, бытыльки посыпались на асфальт, многие побились. Остальные разбил «гестаповец», которому, как я заметил, нравится что-либо ломать, курочить, бить… Да и разные новые запахи, похоже, доставляют ему особое удовольствие. Стоит иной раз, как парализованный, и принюхивается и нашёптывает что-то себе под нос… Вот и теперь – раздавит каблуком очередной пузырёк и некоторое время шумно вдыхает резкий запах, точно щи хлебает – такой хлюпающий звук при этом издаёт… Токсикоман, не иначе. Вонь от баков пошла чудовищная. Я, как мог, плотнее прикрыл дверь…

С утра пораньше киргизы-уборщики, зажимая носы, счищают с асфальта разлитую ночью отраву и ругаются почём зря:

– Слышь, охрана, чово тут такое вонючее разлил? Дышать совсем нечем!.. – это они ко мне обращаются. У меня же голова не соображает… не соображу никак: что им отвечать? о чём это они? Вдруг вспомнил про те флаконы, которыми вчера Стёпа из магазина забил мусорные баки… Дверь в будку плотно не закрывается… Значит, я надышался этой гадости под самую завязку… Выхожу наружу, а меня пошатывает…

Алла Михайловна идёт мимо, поохала, посетовала на нерадивость (мою?) и пошла дальше…

«Может, ты и подсыпала, химичка, всю эту гадость? – чуть не сказал я ей вслед. – Или твой муж с невесткой постарались?..»

Ну ладно б на войне! Газовая атака…

Так, надо чаю покрепче заварить.

И вот, значит, приведя таким образом мозги в относительный порядок, я решился… Сперва собрал сумку, потом позвонил своему начальнику… «…вне досягаемости…» Это не важно, прозвоню из дома. Главное, решение принято!

Теперь надобно рассчитаться с этим мурлом – дверью он будет мне перед носом хлопать!

Машина его на своём месте. Мурло – там же, в крестики-нолики играет. Оглядываюсь кругом – никого. Ветви деревьев заслоняют от окон. Так, стучим: тук-тук. Мурло выскакивает в ярости. Успокаиваю одним тычком пальца… он и не знал об этом уязвимом месте. Запихиваю его под днище машины. Полежи, охладись… Да, конечно, костюмчик придётся постирать…

Теперь нужно дождаться Эдика… Сколько он мне там задолжал отгулов?.. В крайнем случае можно деньгами.

***

Мужик с сумками в руках ещё у турникета из метро пристроился в мой фарватер. Я остановился, пропуская его. Однако на светофоре он встал передо мной, повернулся ко мне лицом и бесцеремонно уставился замысловатым взглядом… Ясно, шизофреник. Я подмигнул ему и сделал ручкой – иди, мол, дорогуша, своей дорожкой. Но он вновь за мной увязался. Тогда я вновь остановился и резко развернулся, получилось – нос к носу, и сухо спрашиваю:

– Проблемы?

– Нет! – На его лице растерянность. – Я вон туда иду, – и, опасливо обогнув меня, торопливо пошёл вперёд. На следующем перекрёстке, он, украдкой оглянувшись, свернул в переулок…

Я же вдруг почувствовал страшную усталость и еле дотащился до дому. Встал посередь квартиры и не пойму: чего мне делать – спать залечь или собираться?.. Сейчас, думаю, отдохну, а уже затем… И заснул. И до вечера. И вряд ли проснулся бы, если бы во дворе не стали сбрасывать из кузова грузовика железные трубы… как раз подходящий по размерам будильник – в меру моей усталости, обычный вряд ли бы меня разбудил. Вот так я и собрался на очередную войну…

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —

…Человек, репортаж которого вы только что прочли, конечно же, далёк от литературы и не вёл записей в привычном патриархальном понимании: в тетрадке шариковой ручкой и с тайным расчётом на чьё-либо внимание впоследствии. Геннадий Васильевич наговаривал на современный диктофон. Не найдя, очевидно, ему лучшего применения, он использовал его, скорее, как некую игрушку, коротая время на дежурстве. Причём, вёл этот свой дневник не каждое дежурство, а по настроению. Есть оно – рассуждаю, фиксирую мыслишки, нету – ну и ладно… Да и забывал он, похоже, нередко свою игрушку дома, поскольку записи не строго хронологичны – это уже мы привели их в относительный порядок. Словом, забавлялся Геннадий Васильевич таким вот образом.

Как попала карта памяти с этого диктофона к нам, значения не имеет. Значение имеет другое обстоятельство. Раз вы дочитали до конца – значит, мы не ошиблись: бормотание Г.В. любопытным показались не только нам…

Что касается его дальнейших планов, устремлений и прочее – успел ли, к примеру, он попасть на эту краткосрочную войну, метко названную «Три восьмёрки» (08.08.08), нет ли – нам не известно.