Текст книги "Римская сага. Возвращение в Рим"

Глава 49

Уже на следующее утро из фонтана были извлечены все трубы, и Лаций приказал рабам осторожно разобрать всё дно. Воздух был прохладный, и изо рта вырывались белые облачка. Работать в длинных накидках было неудобно, но Лаций не спешил. Закутавшись в толстый шерстяной плащ, он наблюдал за работами. Когда убрали первые плиты, под ними ничего не было, но он всё равно настоял на том, чтобы они продолжали. Рабы приступили к облицовке стен. И вот тут-то из-под холодного мрамора показалась тёмно-зелёная поверхность других плит. Спустившись вниз, он постучал по одной из них обломком мрамора и провёл рукой по поверхности. Круглая выемка была на месте, и дальше оставалось только разобрать все стены, чтобы снять и отнести их к складу с инвентарём, где прибывший от Квинта Ораты печник вместе с пятью рабами уже приступил к выкапыванию ямы для мощной печи.

– Фарид, закрой ворота и никого не пускай! Следи за подготовкой печи! Делай всё, что скажет печник. А я пойду разбираться с форикой.

Через неделю через руки Лация прошли больше ста плит из фонтана, тридцать вставлявшихся друг в друга тонких труб для подачи воды и, самое интересное, пятьдесят толстых полутруб из сливной клоаки. Их, судя по всему, делали точно так же, как когда-то он делал водостоки из глиняных труб в империи Хань – заливали в форму из глины и потом стыковали друг с другом внутри самой клоаки. Радостный, что боги простили его и явно показывали какой-то другой путь, он сразу же отложил одну плиту для храма. Ещё через три дня из короткой толстой трубы врытой в землю печки показался первый дым.

– Вот, жар какой! – довольно сообщил печник, спустившись по ступенькам вниз и показывая ему творение своих рук. – Хоть золото плавь! Огня много! А глину и подавно обожжёт! – сиял он, сам радуясь хорошей работе. Лаций отблагодарил его, и ремесленник покинул его дом с невероятно радостным настроением.

На следующий день у них получилось переплавить первую плиту. Получившиеся бруски Лаций сразу же отвёз в храм Юпитера и передал тому жрецу, который посоветовал ему помочь нуждающимся. Старик был там и с радостью принял дар. Лаций попросил его погадать ночью и на рассвете принести богам жертву. Сам он вернулся домой, чтобы продолжить работу. Следующим вечером он пришёл в храм, но жрец встретил его с расстроенным видом.

– Твоё начинание не понравилось богам. Ночью было несколько порывов ветра. Осень не лучшее время для гадания, ты знаешь… Звёзд не было видно, и на рассвете небо было красным.

– А что насчёт жертвоприношения? Ты взял чёрного барана? – Лаций внутренне напрягся, чувствуя, что все его подозрения оправдываются знаками богов.

– Да. Жрецы принесли его утром, сразу после ауспиций. Но внутренности оказались больными. Хотя шерсть у него была густая и длинная, а глаза – нормальные, но животное было больное.

– Печень видел?

– Да. Она изогнутая и чёрная, как ночь, – жрец опустил голову и замолчал.

– Тогда ты прав. Благодарю тебя! Мне надо идти.

– Может быть, ты ищешь зря, – вздохнул старик. – Ты идёшь не туда, – он посмотрел ему в глаза, но Лаций ничего не ответил, только покачал головой и отправился домой. Это была его последняя надежда на то, что он нужен Риму. Гадания были посвящены попытке остаться в городе и стать городским магистратом. Но всё провалилось. Он не чувствовал особого огорчения, только досаду и детскую обиду, как будто он рассказывает стихи греческого поэта, а над ним смеются и говорят, что он сам их придумал. Он не знал ещё, что в этот день в Сенате проходили слушания о ситуации в провинции Сирия, где пока всё было спокойно. Однако несколько сенаторов предложили построить на границе с Парфией заградительную стену. До этого времени там существовало одно единственное заграждение – спешно построенные ещё во времена Антония кастелы, небольшие сооружения в виде лагерей и ограждений. Но они не были соединены между собой стеной и были плохо укреплены. Один из сенаторов вспомнил о выступлении Лация и его рассказе о длинной заградительной стене в далёкой стране.

– Почему бы наместнику не возвести там такую же стену? – спросил один из них. – Сейчас все местные правители выразили свою готовность служить Риму. Даже Иудея. Поэтому они могут выделить людей и деньги.

– Прекрасная мысль! – согласился ведущий заседание консул. – Кстати, никто так хорошо не знает парфян, как Лаций Корнелий Сципион. К тому же, он изучил стену Сереса. Я думаю, что Сенат может поручить ему такую сложную работу. Он возводил мосты и строил переправы. Я прекрасно помню, как он говорил о том, что император Сереса может выставить двести легионов. Это невероятно много! Я предлагаю построить такую же стену, чтобы сдерживать парфян или других варваров. При этом наши легионы всегда смогут преследовать их потом за этими защитными сооружениями. Лучше гражданина для такой задачи не найти, – сенатор оглянулся и, увидев одобрительные кивки, продолжил: – Надо определить время постройки и защиту сооружений. Предлагаю выделить для этого два легиона во главе с легатами прибывшего… – дальше обсуждение уже носило формальный характер, так как все был согласны с таким лёгким решением проблемы.

Лаций вызвали в Сенат только на следующий день. Решение уже было готово. Общение с сенаторами было кратким и очень патриотичным. Ему доверили обеспечить защиту Рима на востоке, как когда-то Гаю Юлию Цезарю – в Галлии. Однако Цезарь был избран тогда консулом, а Лация отправляли в Сирию в качестве префекта и помощника проконсула. Ему даже не подчинялись два легиона, которые должны были строить и охранять стену. С одной стороны, это было огромной честью и ответственностью перед народом Рима, и он даже поймал себя на мысли, что ещё год назад испытал бы невероятный душевный подъём и кинулся бы рьяно исполнять это поручение. Сейчас этого не было. Однако ему надо было подумать над тем, как убедить всех вокруг, что он невероятно рад и ценит это предложение. Ведь его задача в Азии сводилась к сбору средств и выбиванию денег у местных правителей на постройку стены. Сенаторы дали ясно понять, что налоги, собираемые в пользу Рима, на это тратиться не будут. Поэтому радоваться было нечему, но все вокруг должны были видеть, что он горит желанием сделать это на благо народа и Сената Рима. Для сбора легионов были выделены два месяца. Поэтому у него ещё было время, чтобы завершить переплавку плит и труб в печи и решить несколько мелких проблем, связанных с домом.

Целую неделю Лаций провёл на Марсовом поле, общаясь с народными трибунами, которые осуществляли регулярный ежегодный набор в армию. Из этих новобранцев должны были сформировать два легиона для помощи ему в постройке стены и выбивании денег. Оба легата были назначены Сенатом из сословия всадников, и Лаций сразу понял, что их больше волнует внешний вид их шлемов и плащей, чем вооружение и подготовка легионеров. В Сенате считали, что обучением новобранцев можно будет заняться на месте, а не на Марсовом поле или в окрестностях Рима, ведь они шли не на войну, а на работу. К тому же, сборы проходили в такой спешке, что Лацию то и дело приходилось напоминать легатам и их помощникам об обозе, снаряжении, проверке запасов еды и даже плащах для гастатов. Половина из них были дырявыми и никуда не годились. А ведь в случае дождя или песчаной бури воинам пришлось бы ставить из них палатки. Это создало ему репутацию строгого и сурового начальника, а также справедливого гражданина, думающего только о благе Рима.

В один из таких дней пришёл посыльный из порта и принёс дощечку с письмом от Варгонта и Зульфии. Они уже были в Хараксе, и благодарили его за тёплый приём. Ещё передавали привет Дино Торчаю, который до сих пор был в Риме.

Лаций скривился, чувствуя, что неправильно говорил с Варгонтом в последний день и ещё ни разу не встретился с молодым Дино Торчаем, хотя знал, что тот живёт у друзей своего отца на Палатине. Но теперь всё должно было измениться. И последние гадания только укрепили его в этом. Правда, ради уверенности, он отправил к жрецу Фарида и передал золотой аурей, чтобы тот повторил ночные ауспиции и принёс жертву Авроре и Марсу ещё раз. Управляющий вернулся и, не глядя ему в глаза, сказал, что жрец сначала не хотел проводить гадания, говоря, что в конце осени ветер дует днём и ночью, а птиц нет даже днём, и, только узнав, что о них просит Лаций Корнелий Сципион, согласился. На следующий день Лаций сам отправился к храму, оставив Фарида следить за переплавкой. Когда он нашёл старого жреца, тот со слезами на глазах сообщил ему, что такого не было за всю его долгую жизнь в храме Юпитера: ночь была полностью безветренная, звёзды сияли ярко, а луна светила почти как солнце. Утром жертвенный баран сам подошёл к камню и заблеял. Жертвоприношение было удачным.

– Боги благословляют твоё намерение! – радостно сообщил он. – Надеюсь, оно изменилось с прошлого раза? – в его глазах был заметен искренний интерес.

– Да, изменилось. Благодарю тебя! – улыбнулся Лаций и вкратце рассказал о решении Сената, умолчав о своей находке и неблагоприятных обстоятельствах последних двух месяцев жизни в Риме.

– Может быть, в этом и есть твоё истинное предназначение? – нравоучительно сказал жрец. – Может быть, там ты сможешь сделать больше, чем здесь? Боги благоволят к тебе. И если у двух легионов нет оружия, то почему ты не можешь купить его? Разве не так поступали все великие граждане Рима? Помоги им и потом построй эту стену. Ведь ты сам говоришь, что они ужасны, эти жители Сереса, что они могут послать против нас двести легионов! Конечно, Риму нужна эта стена, и, поверь, на ней будет высечено твоё имя! – в его словах была доля правды, но Лаций знал, что легионы не подчиняются ему, а также то, что он должен отправиться в Азию не для победы, трофеев и славы, а для скучной и нудной работы по строительству обыкновенной стены просто потому, что кому-то захотелось избавиться от него любой ценой. Однако слова старика натолкнули его на одну удачную мысль. Покупка оружия для легионеров была самым прекрасным способом убедить всех вокруг, что он рад своей судьбе, верит в неё и искренне хочет добиться успеха. Это должно было усыпить внимание всех недоброжелателей, кем бы они ни были. Люди в Риме верили только в деньги, и если кто-то тратил большие суммы на корабли, товар или оружие, значит, они были ему нужны. Поэтому, покидая храм Юпитера, он уже знал, что делать дальше.

Дома он разделил оставшееся золото на две части и потратил меньшую на оружие и снаряжение для легионов. Большую он залил в кувшины, которые обычно использовали для перевозки масла. Горлышки им залили воском и вставили в них деревянные пробки. После этого для каждого кувшина был сшит отдельный кожаный чехол. Кувшины обмазали смолой с лимонным соком и посыпали пеплом, чтобы они прилипли к глине, после чего засунули в мешки. Сделав деревянные решётки для переноски, напоминавшие носилки, их сложили в повозки и подготовили к отправке в Брундизий. Теперь груз ждал, когда будут готовы легионеры. Лаций собирался взять кувшины с собой в Азию, чтобы там частично потратить на закупку материалов для стены, а частично отправить в Харакс, к Варгонту и Зульфие. Сам он собирался окончательно переехать к ним после окончания строительства. В последние дни перед отъездом ему удалось встретиться с Дино Торчаем, и, оказалось, что тот тоже собирался в Вифинию, к отцу, так как все дела были закончены. Лаций предложил ему ехать до Брундизия вместе, чтобы было не скучно. Юноша охотно согласился.

Когда наступил последний день, Лаций позвал Фарида и сказал ему, что уезжает надолго и хочет отблагодарить его.

– Скажи, что тебе хочется больше всего, и я постараюсь сделать это, – глядя прямо в глаза опешившему рабу, спросил Лаций. – Ты спас меня от грабителей и помог сделать дом таким, каким он был во времена моего детства и юности. Скажи, чего ты хочешь?

– Я… не знаю… – замялся тот, явно не готовый к такому повороту событий.

– Может, у тебя есть женщина, дети, ты хочешь жить на вилле и управлять виноградниками?.. – попытался подсказать он.

– Нет, – опустив голову, ответил Фарид. – Я бы хотел стать свободным, – эти слова почти не были слышны.

– Я так и знал! – радостно воскликнул Лаций. – Вот папирус, я вчера написал тебе вольную. Бери и иди!.

– Не может быть! Господин, это правда? Это правда? – его глаза горели, как будто внутри полыхал яркий огонь. Фарид упал на колени и обхватил ноги Лация.

– Вставай, вставай! Теперь ты – либертус Лаций Корнелий Фарид. Боги благословляют тебя! А мне надо пока написать ещё одно письмо. Так что, радуйся и дай мне закончить это дело. Сегодня не очень жарко, поэтому пойду в триклинию. Там теплей.

– Благодарю тебя, Лаций, – ещё раз поклонился Фарид.

– Ты доказал мне свою преданность, и это не очень большая награда за твою помощь, – торжественно сказал он. – Если ты хочешь остаться в этом доме, я скажу об этом новому управляющему. Если захочешь уйти, попроси Павла Отела на Форуме сделать тебе вторую вольную, чтобы она была здесь на всякий случай.

– Могу я попросить тебя взять меня с собой? – неожиданно попросил тот и с мольбой посмотрел ему в глаза. Лацию сразу вспомнился Икадион в порту Брундизия, но эти мысли были не очень приятны.

– Куда, в Азию?

– Да. Ты едешь в сторону Сирии. Там моя родина. Я бы хотел попасть туда, – с мольбой во взгляде попросил Фарид.

– Почему бы и нет? – хмыкнул Лаций. – Надёжный человек в пути всегда пригодится. Тогда завтра будь готов. Особенно подумай о сандалиях. Дорога не близкая.

Лаций ушёл в триклинию, чтобы написать письмо своему сыну, после чего отправился на Форум, чтобы сделать там ещё два документа, которые требовали усилий адвокатов и магистратов. Павел Отел с удовольствием помог ему написать все необходимые папирусы, и, возвращаясь через Росты, Лаций неожиданно столкнулся с Марком Агриппой. Тот, к его удивлению, очень радушно поприветствовал его и сказал, что рад его участию в таком важном деле, как постройка стены в Азии.

– Хотя, если честно, я старался выбить для тебя должность префекта на Сицилии, – с непривычной извиняющейся интонацией заключил он.

– Я не жалуюсь, – постарался успокоить его Лаций. – Наверное, кому-то более повезло, вот и всё. Представляешь, если бы строить стену поехал какой-нибудь всадник лет восемнадцати?

– Ну, да, ты прав, – согласился Агриппа. – Но только я думаю, что кто-то хотел убрать тебя подальше, потому что место префекта на Сицилии пока ещё свободно.

– Слушай, – Лация неожиданно осенила одна мысль, – а ты мог бы сделать так, чтобы туда попал действительно нужный человек?

– Ты знаешь такого? – настороженно спросил Марк Агриппа, зная, что просители обычно всегда стараются оказать помощь не самым лучшим, а самым ближним.

– Ты тоже его знаешь, – оглянувшись в поисках Павла Ораты, радостно ответил Лаций. Но того поблизости не было. – Это судья Павел Отел Борхеос.

– О, Фемида! Прости, я даже не мог подумать о нём! – искренне удивился Агриппа. – Это достойный человек. Но почему?

– Открою небольшую тайну – он родом с Сицилии. Там родился, жил до юности. Потом отец вывез его в Рим, и тут ему пришлось немало пережить, пока он добился своей должности, – постарался вкратце объяснить Лаций.

– Ага… Вот оно что! Я даже не знал, – Агриппа явно размышлял над его словами, и Лаций видел, что тот серьёзно задумался.

– По крайней мере, у тебя там будет свой надёжный человек, поверь мне! Павел из тех, кто не забывает помощь, – добавил он.

– Хм-м… Да, я слышал, что он помог тебе. Ты это имеешь ввиду?

– Да, это, – не стал скрывать Лаций. – Я случайно спас его с отцом от смерти, и он запомнил это на всю жизнь.

– Такие люди бывают очень преданны, – задумчиво произнёс Агриппа. – Я сделаю всё, что могу, даю слово. Но что я мог бы сделать для тебя, скажи?

– Клянусь всеми богами, что для меня самым большим счастьем будет именно это. Я не могу никак отблагодарить его. Сделай это, и я буду рад. Отплачу ему твоими усилиями. Если получится, скажи ему только одну фразу: «Сын должен всегда доверять отцу». Он поймёт.

– Хорошо. Даю тебе слово. Завтра легионы покидают Марсово поле, так? Поэтому я уже вряд ли увижу тебя.

– Да, мы уходим завтра.

– Пусть боги хранят вас! – единственное, что пожелал ему Агриппа, но Лаций почувствовал, что тот сделал это искренне и от души. Он не знал, что через две недели после этого разговора Павел Отел был назначен префектом на Сицилии и Марк Агриппа, подойдя к нему в Сенате, похлопал по плечу и сказал: «Боги всё видят. Сын всегда должен доверять отцу». После этого неожиданно ставший претором Павел вернулся домой и долго плакал, не стесняясь слуг и рабов.

На следующий день после разговора Лация с Марком Агриппой, когда на Марсовом поле уже давно осела пыль, поднятая направлявшимися в сторону Брундизия легионерами, в доме Квинта Ораты доложили о гонце. Он принёс письма Корнелию Орате. Эмилия и Квинт были немало удивлены и ждали, пока сын прочитает все свитки, которые передал ему посыльный. Закончив чтение, тот сел в кресло и долго смотрел в стену, пока Эмилия не подошла и не обняла его за голову, прижав её к груди.

– Что там? – тихо спросила она.

– Он завещал мне дом… свой дом…

– Кто он? – с испугом спросила она, боясь услышать тот ответ, о котором думала.

– Лаций… – ответил Корнелий. – Дарственная здесь. Все документы подписаны судьёй Павлом Отелом. Он написал, что верит в меня и никогда не забудет стол для Сципиона…

– Какой стол?! – недоумевая, вмешался в разговор Квинт, чувствуя, что его начинает раздражать это поведение жены и сына. Но Эмилия подняла на него взгляд, полный строгости и приказа, и вся злость у него сразу же сменилась покорностью и терпением. Она улыбнулась мужу уголками губ в знак благодарности и, наклонив голову, поцеловала сына в лоб. Квинт вздохнул и сел рядом, понимая, что ему надо просто ждать, пока она всё ему расскажет сама.

Глава 50

В тот день, когда Лаций и легаты получили бумаги от консулов, над Марсовым полем светило яркое солнце, но воздух был холодным. Редкие порывы колючего ветра доносили запахи города, сквозь которые иногда пробивалась вонь гниющих у Тибра водорослей и отходов. Через месяц два новых консула должны были вступить в должность, и многие чиновники переставали следить в это время за поддержанием порядка на городских улицах, не говоря уже о порте и пристани.

Лаций оглянулся на знаменитый старый вал, который городские постройки ещё не поглотили в этом месте, и вдохнул воздух полной грудью. Удовольствия не было, только мурашки по коже и лёгкая дрожь от долгого ожидания на холоде. Особенного запаха родного города, который хотелось бы запомнить и взять с собой, не было. Или, может, просто сказывалась привычка и здесь для него люди были важнее, чем вещи и запахи. Перед глазами проплывали десятки городов Азии и империи Хань, Индии и далёкий Харакс… Они были совершенно другими, и близкие ему люди жили теперь там.

Наконец вдалеке прозвучали сигналы горнистов и длинная вереница людей и повозок направилась на восток. Хорошая дорога и налаженное сообщение между двумя берегами полуострова помогли легионерам быстро добраться до известного порта Брундизия и там найти корабли для отправки в Азию. Прибрежные ветры принесли холодные дожди, от которых вся одежда постоянно была сырой. В окрестностях, где они временно остановились, постоянно было мокро и противно, поэтому большую часть времени легионеры проводили в тавернах.

Накануне перед отплытием ликторы сообщили Лацию, что среди новобранцев началось брожение и многие уже не хотели плыть в пустыню. Лаций с удивлением услышал, что ликторы упомянули юг провинции, самый край Аравии. Это место было недалеко от Египта. Город назывался Риноколуры. Сам он никогда там не был, но слышал, что это поселение находится на самом краю огромной пустыни.

Оба легата уже расположились на своём корабле, куда они взяли только ликторов и слуг, и когда он вошёл в каюту, пребывали в весёлом расположении духа, держа в руках чаши с вином. Они предложили Лацию присоединиться, потому что во время качки ничто так хорошо не спасает от тошноты, как сон. Они собирались напиться, дать команду к отплытию и заснуть. Лаций попросил их показать сенатские документы, потому что у него были только описания полномочий по строительству и управлению пока ещё несуществующими рабами, которых надо было найти на месте. Выпроводив фокусника и двух танцовщиц, легаты неохотно показали ему карты и план постройки стены. Прочитав их, Лацию потребовалось всё его самообладание, чтобы сдержаться и не выдать свои чувства. В папирусах говорилось, что два легиона должны пройти через пустыню и начать строительство стены с самой южной точки провинции, вдали от городов, рек и даже оазисов. Эта часть не принадлежала никому, и Сенат, видимо, решил захватить её таким простым способом, как ранее многие места в Галлии, Африке и Греции – без войн и сражений. Однако опьяневшие легаты, похоже, не понимали, что там нет ничего, кроме огромных холмов из оранжевого песка и звенящей тишины. Пустыня была раскалённой жаровней, безжалостной и безлюдной, и Лаций помнил, что даже предатель Абгар из Осроены со страхом рассказывал Марку Крассу об этом месте, говоря, что люди умирают там от жажды на ходу, не успев даже понять, что с ними происходит.

Снаружи послышались голоса матросов. Говорили о приближающемся дожде. И, правда, с очередным порывом ветра с неба хлынул сильный ливень, застучав по палубе большими каплями и принеся с собой неприятное ощущение сырости на теле.

– Ух ты! – недовольно фыркнул Лаций, стараясь сделать вид, что его отвлёк дождь. – Фавн поссорился с Аквилоном, – он передёрнул плечами от холода.

– Хорошо, что пока песок в глаза не летит, – сказал один из легатов, напомнив ему, что впереди их ждёт нелёгкий путь к пустыне. – Это знак. Надо поспешить. Мой дядя рассказывал, что в пустыне очень много песка. Больше, чем в море воды.

– Да, он прав, – пробормотал Лаций. У него ещё теплилась надежда, что они смогут его понять. Повернувшись к легатам, он попытался объяснить им, что идти на верную смерть нельзя: – Там не просто много песка… Там его безумно много. Им можно засыпать Рим, Остию, Тибр и всё море вокруг Италики. Мы не дойдём до каменной пустыни. Слишком далеко… Туда никто не доходил. Я точно знаю. Даже арабы не рискуют ездить в пески.

– Не волнуйся, мы дойдём до города Петра, – перебил его второй легат, снисходительно улыбнувшись, как будто всё знал заранее. – А оттуда до первых камней всего десять дней пути. Не так уж много. Всего десять дней! Ты что? – ободряюще заявил он. – Нам сам Октавиан говорил, что они были там с Агриппой, когда гонялись за Марком Антонием и его Клеопатрой. Он-то врать не будет!

– Они были не там… – пробормотал Лаций, чувствуя, что его голос стал скрипучим и в нём проскользнуло недовольство. Надо было сдержаться, чтобы не выдать себя. В голове крутилась мысль, что надо бежать, но он не мог бросить их на произвол судьбы, не попытавшись предупредить.

– Что ты так волнуешься? – удивлённо посмотрел на него первый легат затуманенным взглядом. – В Сенате нам сказали, что с тобой бояться нечего. Ты – самый лучший проводник! Лучше тебя никто не знает этих мест.

Лаций стал расспрашивать их дальше и постепенно узнал, что Сенат приказывал им двигаться без остановки до середины пустыни, а там сразу выступать к месту строительства. Легаты в очередной раз искренне поблагодарили его и сказали, что были очень тронуты тем, что он купил снаряжение для легионов. Они так прониклись важностью возложенной на них миссии строительства, что даже показали ему ещё один свиток, где было написано о том, что делать в случае нападения врага или непредвиденных трудностей. Прочитав его, Лаций несколько мгновений сидел неподвижно, понимая, что слова «никто не должен покидать места строительства, даже если угрожает смерть», а также приказ охранять его и рабов до последнего вздоха означали на самом деле смерть. Это был приговор, и Лаций понял, что дальше спорить бесполезно. Ведь им запрещалось останавливаться для отдыха и возвращаться назад. Эти два молодых всадника даже представить не могли, что их люди не пройдут в пустыне без воды и отдыха даже два дня, а им было приказано двигаться по прямой без остановки. Ему сразу вспомнилась тишина перед нападением парфян в пустыне…

Теперь Лацию окончательно стало понятно, что кто-то специально отправил эти два легиона в пустыню, чтобы они остались там навсегда. Но он ничего не мог изменить. Почти ничего…

Вернув им свитки и стараясь выглядеть спокойно, он поблагодарил легатов за доверие. Ведь они могли и не показывать ему эти документы Сената, сославшись на то, что они легаты и не подчиняются ему напрямую. «Эх, всадники…» – подумал он про себя и поспешил на свой корабль. Погрузка уже почти закончилась и отплывать они должны были через два-три дня, в хорошую погоду, поэтому оставшееся время надо было потратить на другие цели.

Вторую половину дня Лаций был занят разгрузкой кувшинов со своего корабля, чем немало удивил капитана. Следующим утром он нашёл Дино Торчая и тот, увидев его хмурое, осунувшееся лицо, с улыбкой пошутил:

– Только не говори, что ты не спал всю ночь.

– Да, не спал, – коротко ответил он. – Сейчас не до сна…

– Как скажешь, – Дино пожал плечами и вопросительно посмотрел на него.

– Мне нужна твоя помощь, – коротко сообщил Лаций и повёл его на торговую площадь Брундизия, где находились местные магистраты и адвокаты. Они пошли туда без ликторов и слуг, и это означало, что Лаций хочет избежать лишних людей. Дино Торчай сразу это заметил. Найдя двух свободных «красноречивых лентяев», как называл Лаций всю судебную братию, он заплатил за папирус, чернила и работу. После этого объяснил им, что написать, и усадил напротив Дино. Когда оба документа были готовы, он протянул ему свитки и сказал: – Читай и ставь подпись. Только читай про себя…

– Это что?.. – пробормотал молодой человек и, моргая ресницами, поднял на него полный растерянного непонимания взгляд. – Что ты хочешь?

– Слушай внимательно. Говорю с тобой, как с сыном моего друга. Мы помогали друг другу не раз, поэтому я верю ему. Ещё есть одна причина… Но ты её не поймёшь. Он доверился мне в самом главном. И уехал в Вифинию. Благодаря этому сейчас у него есть сын, то есть ты… Ладно, теперь о главном. Думаю, что Оги воспитал тебя таким же честным и порядочным, как был сам. Поэтому мне нужна твоя помощь. Отвези всё, что указано здесь, к нему и дождитесь конца осени. Если я не вернусь, отправь все кувшины в Харакс. Зульфие и Варгонту. Хорошо?

– Это не сложно. Но почему так всё… странно? Такая тайна, никого из ликторов нет… Почему?

– Дино, просто поверь мне. Эти люди не должны знать о твоём грузе. Ни в коем случае.

– Я верю тебе. Отец говорил мне…

– Тогда ставь подпись и пошли в порт! – нетерпеливо перебил его Лаций. – Мне надо проследить за погрузкой и пересчитать все ящики. Где твой корабль?

Они дошли до пристани, заплатили капитану за доставку груза морем до города Иссы и договорились, что как только Дино Торчай будет готов, корабли отправятся в путь. Так Лаций решил проблему отправки золота в безопасное место к старому другу. Он был уверен, что если корабль не потонет, то в далёкой Вифинии Оги Торчай сможет надёжно спрятать его груз.

Через день ветер поменялся, тучи разошлись, и на небе проглянуло солнце. Матросы на кораблях приободрились, авгуры произвели гадания и принесли жертвы. После этого в море один за другим стали выходить суда, так долго ожидавшие в Брундизии хорошей погоды.