Текст книги "Римская сага. Возвращение в Рим"

Глава 51

– Плохой ветер, господин, – негромко сказал Фарид, стоя на берегу и глядя на проходивших мимо легионеров. Они высадились на берег два дня назад, взяли в городе воду, пополнили запасы еды и сегодня должны были выступить в сторону Петры, последнего поселения на «краю жизни», как называл его Фарид. После того городка впереди не было ничего. Оттуда начинался долгий переход к центру пустыни. Дома самых бедных жителей города заканчивались как раз у той черты, где буйная прибрежная растительность очень быстро сменялась сухими колючками и редкими кустарниками. Дальше вообще ничего не было видно, кроме сухой, каменистой почвы с большими трещинами и глиняными холмами, которые со всех сторон окружали узкую дорогу в неизвестность. Лаций, насторожившись, посмотрел на него и спросил:

– Плохой ветер? Ты о чём?

– Сухой и сильный. Скоро будет буря. Через несколько дней. И много песка.

– Не понимаю тебя, – Лаций оглянулся вокруг. – Небо чистое. Ты уверен? Ты что-то заметил? – наконец догадался он. – Давай отойдём.

Когда они отстали от последней центурии второго легиона, Фарид остановился и посмотрел ему в глаза.

– Здесь есть плохие люди. Я вчера слышал, как они говорили о тебе и твоих повозках. Они живут в палатке квестора. Это его слуги. Один слуга сказал, что в твоих повозках золото. Пять повозок – слишком много для вещей префекта. Он сказал, что ты не бросишь свои деньги, потому что заплатил за оружие легионеров. Ты жадный – так он сказал. Другой подтвердил, что видел там золото своими глазами.

– Так, понятно. Но что тут такого? Надеюсь, ты не сказал им, что там лежат кирки и лопаты?

– Нет, но они следят за тобой. Один слуга сказал, что после второго города надо забрать твои деньги. В пустыне. Воины покинут город, им станет жарко, все устанут. Это будет на второй или третий день. Этот слуга опытный. Он много знает. У него есть план. Они хотят убить тебя на третий день, забрать золото и успеть вернуться в Петру. А потом – в Риноколуры и дальше – в Рим.

– А легионеры? – спросил Лаций, но потом понял, что уже знает ответ.

– Они пойдут дальше. В пески. – Фарид по-прежнему открыто смотрел ему в глаза и не отводил взгляд.

– И что ты хочешь сказать? – он чувствовал, что либертус не зря затеял этот разговор и ему надо было что-то ещё.

– Давай уйдём сейчас. Отсюда ещё можно уйти. Риноколуры – большой город. В нём много людей. Они плавают по морю. Там Палестина, – он кивнул через плечо, – а дальше моя родная Сирия. Вдоль моря растут сады и трава. Есть вода. Я знаю. Мы легко сможем найти там место, где жить и спрятаться.

– Фарид, ты – честный человек! И очень хороший! – Лаций поджал губы и прищурился. – Но если меня не будет рядом с последней центурией, все сразу кинутся меня искать. Ты же сам сказал, что они следят за мной. Поэтому я должен быть с ними до конца. Ну смотри, если мы сейчас повернём назад, они легко нас догонят. У них есть лошади, а у нас – нет. Я вижу по твоим глазам, что ты не хочешь идти дальше. Я не держу тебя, если ты хотел это услышать. Иди! Это честно. Ты – свободный человек. Но я не могу пойти с тобой. Поверь, я ценю твою помощь, но двоих нас убьют. А один ты выживешь. Вот, возьми, – он достал монету и сунул ему в руку. Затем потрепал Фарида по плечу и развернулся вслед уходившим по песчаной дороге воинам. Лаций понял, что ему надо будет сосредоточиться на квесторе и его слугах.

– Лаций! – вдруг раздался голос бывшего раба. Он остановился и обернулся. Тот приложил руку к груди и сказал: – Я буду ждать тебя месяц. До конца песчаной бури. Если ты не вернёшься с последним песком, я уйду. Сразу после окончания бури…

Либертус поклонился и пошёл обратно, в направлении города Риноколуры. Лацию показалось, что это была последняя ниточка, которая связывала его с прошлой жизнью, и теперь она натянулась до предела. «Лишь бы только не порвалась», подумал он и поспешил сесть в одну из повозок проходившего мимо обоза. Его слуги и ликторы ехали рядом, но вскоре со стороны головы колонны прискакал посыльный легатов и, убедившись, что с ним всё в порядке, поскакал обратно. Значит, за ним действительно следили и уйти просто так, как предлагал Фарид, было невозможно.

Дорога до небольшого города Петра заняла пять дней, хотя легаты рассчитывали на три. За эти дни всем, кроме легатов, стало заметно, что легионеры не готовы к таким переходам и изнуряющему возведению лагерей в песках. Обоз вообще добрался до городских стен только через два дня. Не дав людям отдохнуть, легаты приказали загрузить еду и дали команду выступать. Те два дня, которые легионеры провели в Петре, Лаций использовал для того, чтобы поговорить с местными торговцами о пустыне и дороге к другой стороне залива. Казалось, что это было несложно. Рядом был Синус Арабикус2121
  Синус Арабикус – Аравийский залив или Красное море (римск.).


[Закрыть], а с другой стороны – Синус Персикус, в верхней части которого находился город Харакс. Купцы это знали, они с сочувствием закатывали глаза, подтверждали, что такой короткий путь был бы прибыльным, но потом все, как один, утверждали, что дальше Белого Солёного Моря дороги нет. Никто не пересекал пустыню в этом месте. «Прямо на ту сторону этой земли», как они говорили, никто не ходил. В Синус Персикус можно было попасть либо по морю, либо по большой реке Евфрат, огибая пески. Лаций понял, что коротким путём попасть в Харакс он не сможет. Пока он ходил по торговой площади и разговаривал с кузнецами, по привычке разглядывая оружие, за ним постоянно наблюдали три человека. Но теперь он их уже хорошо знал. Это были те люди, о которых предупредил его Фарид. Они ехали вместе с квестором в качестве его слуг. Но вряд ли они были слугами. Слуги не могли бы вести себя так свободно…

Когда на второй день до города дотянулся отставший обоз, Лаций купил два десятка верблюдов, сказав легатам, что лучше перегрузить на них часть воды и немного еды и взять с собой, потому что в пустыне ждать обоз будет трудно, если он опять отстанет на день или два или произойдёт что-нибудь ещё. Это звучало убедительно, молодые легаты были рады, что такой опытный ветеран помогает им своими советами и на свои деньги купил верблюдов. Однако люди квестора, которых он теперь знал в лицо, всегда находились поблизости. На их поведение покупка не повлияла – они продолжали следить за каждым его шагом, и это заставляло Лация нервничать. Если бы им надо было проследить за ним до пустыни, как говорил Фарид, тогда почему их было так много и почему они постоянно крутились рядом? Эти мысли становились слишком назойливыми, но избавиться от напряжения никак не получалось. Его страхи подтвердились, когда брадобрей случайно подслушал их разговор. Набрав возле Белого Солёного Моря глину, юный слуга попробовал её на одном из людей квестора, и у того лицо стало цвета молодого красного вина. Лаций в это время не брился, потому что со стороны пустыни постоянно дул ровный горячий воздух с песком, высушивая бритую кожу и вызывая раздражение. Поэтому он пока ходил со щетиной. Так вот, когда брадобрей трудился над лицом одного из слуг квестора с помощью солёной глины, он услышал, как трое других разговаривали с ним в палатке. Брадобрей стоял рядом с колышком и всё слышал. Слуги пытались убедить квестора, что скоро начнётся песчаная буря и они не дойдут до каменной пустыни. Все, как один, ссылались на разговоры в городе, когда они следили за каким-то Корнелием. А когда брадобрей понял, что это был Лаций Корнелий Сципион, то чуть не порезал щёку их несчастному товарищу, и без того страдавшему от жгучей глины на лице.

Оказалось, что слуги квестора, сутулого и молчаливого всадника из рода Педаниев, обошли всех кузнецов и купцов, с которыми встречался Лаций, и те все, как один, подтвердили, что он обсуждал с ними песчаную бурю, колодцы и дорогу через пустыню. Вроде бы ничего особенного, но, при этом, все эти люди говорили, что сейчас идти к Большому Солёному Морю было нельзя, не говоря уже о песчаной пустыне. В такое время туда не ходили даже местные арабы, которые иногда добирались до каменной пустыни, но в другое время года. Слуги квестора в панике перебивали друг друга, пытаясь доказать тому, что Лаций Корнелий что-то задумал, потому что ветер усиливается, а он ведёт себя так, как будто ничего не происходит. И тут квестор сказал слова, которые заставили брадобрея похолодеть от ужаса:

– Сегодня я поговорю с легатами. Но они точно откажутся. Это приказ Сената. Однако… если этой ночью Лаций и его ликторы случайно исчезнут… как будто сбежали… у легатов не будет выбора. Им надо будет искать других проводников. Они есть только у арабов в Петре. В этом случае нам всем придётся вернуться обратно, а там посмотрим, что делать дальше.

Судя по этим словам, слуги квестора были далеко не простые люди, раз позволяли себе спорить с ним. Но он не стал перебивать испуганного брадобрея, который, отчаянно заламывая руки, закончил свой рассказ и спросил, что ему теперь делать.

– Пока ничего. Молчи! – коротко ответил он. – Будешь молчать, будешь жить. Как только скажешь кому-то, тебя убьют.

– Я понимаю, понимаю, но ты же…

– Ещё раз говорю, молчи и ничего не делай. Ты спас меня. И я спасу тебя. Не бойся. Завтра всё расскажу. Но до завтра молчи, что бы ни случилось! Даже если меня убьют, молчи! Ты понял? – слуга отчаянно закивал головой, но по его лицу было видно, что он ужасно напуган. – Перестань трястись! – подойдя ближе сказал Лаций. – Убить хотят меня, а не тебя. Ты слышишь? Тебя никто убивать не будет, если ты об этом сам не расскажешь, – медленно произнёс он последнюю фразу, и брадобрей, наконец-то понял, что от него требуется.

– Да, да, ты прав. Но я так боюсь…

Постепенно он успокоился и его можно было отпустить. Лаций вышел наружу и огляделся. Рядом высились небольшие треугольники других палаток. Вокруг них уже лежали небольшие холмики песка. Время подходило к полудню, но ветер только усиливался. Что-то подсказывало ему, что сейчас надо находиться поближе к легатам и квестору, и он направился в сторону их платок, пряча лицо и глаза от ветра.

Глава 52

Когда он дошёл до палатки квестора, оттуда вышли его слуги с нахмуренными лицами. Лаций решил зайти, чтобы просто поприветствовать молодого сенатора и заодно посмотреть на его настроение. Он оказался внутри как раз в тот момент, когда тот пытался убедить двух легатов в том, что надо вернуться и переждать бурю у моря.

– Осталось недолго. Нам надо дойти до каменной пустыни и там разбить лагерь! Это приказ Сената! Вот, спроси Лация Корнелия, он бы повернул назад? – обратился к нему один из них.

– Ни за что! – решительно ответил Лаций и приложил руку к груди. – Я никогда не нарушал волю народа Рима и Сената! – серьёзно добавил он и бросил быстрый взгляд на квестора. Интуиция подсказывала ему, что после этих слов тот точно поверил в его коварные замыслы и теперь убийцы будут ждать его ночью у выхода из палатки. Больше им нигде его поймать не удастся. Оставалось только придумать, как заставить их ждать всю ночь. Он вышел, чувствуя спиной тяжёлый, пристальный взгляд сутулого казначея.

К вечеру ветер усилился настолько, что ничего нельзя было разглядеть даже в трёх шагах. Песок скрипел на зубах, и от него не спасала даже повязка на лице. Глаза постоянно чесались, нос почти не дышал, и ноздри внутри превратились в сухую корку. Лаций не спеша собрал самые необходимые вещи в мешок и отнёс их к верблюду. Там он с трудом напоил его водой и сходил в обоз ещё за одним мешком. Посылать ликторов было нельзя. К счастью, те так страдали от песка и жары, что не спешили спрашивать его, чем помочь. Вскоре на спину верблюда перекочевал большой мешок с пятью ножами, двумя мечами и вторым кожаным поясом. Ветер гнал серый песок всё сильнее и сильнее. Совсем скоро должна была начаться буря. Подойдя к палатке сзади, Лаций проверил верёвку, привязанную к заднему колышку, и только после этого спокойно вернулся внутрь. Странно, но там никого не было. Ликторы, наверное, тоже пошли за водой, и скудный огонёк светил только внутри, да и то должен был скоро погаснуть. Около него сидел брадобрей.

– Где все? – спросил его Лаций.

– Не знаю. Должны были уже вернуться, – пожал плечами тот. – За водой к обозу пошли, – в его голосе прозвучал испуг. Лаций догадался, что ликторы где-то задержались, потому что сам только что был у обоза. Он молчал, лихорадочно прикидывая в уме, что делать. Пугать брадобрея было нельзя. Поэтому он спокойно сказал:

– Поставь светильник у входа и иди сюда! Будем спать. Когда вернутся, тогда и вернутся…

Когда слуга переставил треногу, Лаций сложил мешки на кроватях, как будто они легли спать. Затем сам отошёл в тень и медленно опустился на песок, показав брадобрею, чтобы тот сделал то же самое. Теперь снаружи были видны только освещённые края палатки и контуры спящих на земле людей. Пролежав в тени долгое время, Лаций наконец махнул брадобрею рукой и медленно пополз к задней стене палатки. Благодаря положению светильника, свет не падал на его тело. У края он подождал немного, прислушиваясь к свисту ветра и шуршанию песка и стараясь расслышать за этим шумом голоса или шаги. Но всё было тихо. Вскоре фитиль в светильнике потух. Тогда Лаций приподнял задний край палатки, и внутрь потекла целая река насыпавшегося сверху песка. Ему пришлось разгрести эту кучу, чтобы сделать неширокий проход. После этого он осторожно выполз наружу. За ним показалась голова брадобрея.

– Куда мы? – тихо спросил он.

– Ты пойдёшь к обозу и проведёшь ночь там. Скажешь, что я отправлял тебя за маслом. Масло ты не нашёл, но было темно и вернуться ты не смог. Понял?

– Но как же…

– Слушай внимательно: тебе надо дождаться утра! В обозе тебя не засыплет. Там люди и вода. Запомни, ты пошёл за маслом для светильника! Я спал. Всё! Больше ты ничего не знаешь. Ты понял?

– Хорошо, – с дрожью в голосе ответил юный слуга. – Я постараюсь.

Лацию стало жалко брадобрея, но взять его с собой он не мог.

Верблюд стоял там, где он его оставил. Проверив все мешки, он убедился, что все вещи на месте и достал короткий меч. С ним было спокойнее. Дорога до караульных оказалась трудней, чем ожидалось, Лаций несколько раз чуть не наступил на края наполовину засыпанных песком палаток, которые к утру совсем должны были исчезнуть под его толщей, но вот наконец впереди показались два невысоких столба, и он с радостью подумал, что правильно сделал, не взяв с собой лошадь, с которой бы сейчас было больше хлопот, чем с одногорбым жителем пустыни.

Караульных нигде не было видно, и это неприятно его удивило. Лаций невольно сделал шаг в сторону, собираясь найти нерадивых легионеров, но вовремя опомнился и только покачал головой. Сплюнув вязкую слюну, он прошёл мимо двух столбов и направился в темноту, стараясь держаться так, чтобы ветер дул ему в спину. Что-то дрогнуло внутри и заставило его оглянуться. До лагеря было не больше ста шагов. Лаций присмотрелся и увидел, как к нему приближается тусклый огонёк. Дрожа на ветру, он становился всё больше и больше, пока не превратился в большой факел, который прикрывал краем плаща невысокий человек. Это был не легионер. За ним быстро шли ещё два спутника: один в плаще, а другой в одной тунике. Во втором он с досадой узнал юного брадобрея. Рука медленно потянулась к ножу, и внутри всё привычно сжалось в одну точку, направленную на приближавшуюся опасность.

– Ну, вот и хорошо, – тяжело дыша, выдохнул человек с факелом, увидев ноги верблюда и стоявшего рядом с ним Лация. – Плащ сними! – нагло приказал он и махнул пучком веток, показывая, что надо сделать. Лаций молчал. – Ладно. Подожди, сейчас поможем… Эй, давай этого… – крикнул он второму, и тот толкнул брадобрея на песок. Бедняга упал, как подкошенный, наверное, совсем потеряв силы от страха. – Давай, быстренько! Думал обмануть нас? Не получится. Я пока посвечу тебе. Потом добьём этого, – говорил он так спокойно, как будто собирался нарубить дров или вырыть яму для отходов. Его товарищ достал из-за пояса короткий меч и откинул плащ, который ветер прижимал к его телу и мешал двигаться. Он направил лезвие брадобрею в грудь, как в этот момент что-то с силой вонзилось ему в грудь, и он, вздрогнув, с удивлением замер, не понимая, что с ним происходит. Выпустив меч, человек медленно завалился на спину. Его товарищ с факелом шагнул к нему и увидел торчащий из груди длинный нож. Он сразу всё понял и быстро повернулся к Лацию. Выражения лица не было видно, но Лаций почувствовал, что сейчас произойдёт что-то ужасное. Он сам сделал шаг навстречу, но не успел – опытный убийца со всего размаха вонзил меч в живот брадобрею и ещё два раза в шею. Тот даже не успел крикнуть и замер, уткнувшись затылком в песок.

– Зря ты так, – хрипло произнёс Лаций, но неизвестный с факелом не ответил. Он приподнялся с колена и, вытянув короткий меч вперёд, стал осторожно приближаться. Чувствуя, что имеет дело с опытным врагом, Лаций достал свой меч и вдруг вспомнил сражение под Каррами, когда на него точно так шёл босой парфянский катафрактарий. И хотя сейчас у врага никакого превосходства не было, он решил не рисковать – ранения ему были не нужны. На жаре рана могла легко загноиться и убила бы его ничуть не хуже этого убийцы. Между ними было не больше трёх-четырёх шагов. Лаций присел, набрал в руку пригоршню песка и бросил приблизившемуся противнику в лицо. Тот от неожиданности сделал шаг назад, замотал головой и факелом, пытаясь протереть глаза. Но было уже поздно. Первый удар он получил в живот, а второй – сверху, по голове. Всё кончилось быстро и просто.

Он стоял над тремя телами и не знал, что делать. С одной стороны, их надо было оттащить подальше от лагеря, чтобы отправленные на поиски легионеры не нашли их. С другой стороны, трое слуг квестора наверняка поймут, что их товарищи пропали не просто так, и наверняка пустятся в погоню. В этом случае терять время было глупо. Эта мысль в конце концов победила, и Лаций оставил тела на волю ветра и песка, зная, что к утру их занесёт так, что они ничем не будут отличаться от других холмов и куч. Однако он не знал, что его преследователи не стали искать тела своих товарищей. Они сразу всё поняли, когда не нашли его в палатке, и решили пуститься в погоню, как только солнце хоть чуть-чуть пробьётся сквозь пелену песчаной бури. К счастью для Лация, это произошло только на следующий день утром.

Глава 53

Два дня он брёл, надеясь только на то, что направление ветра не поменяется и не уведёт его в сторону. На третий день ветер вдруг стих, хотя на верхушках барханов то и дело образовывались лёгкие завихрения, но в лицо больше не летели тысячи песчинок и можно было смотреть на них, не прикрывая глаза рукой. Однако одна беда сменилась другой: появившееся на небе солнце сразу превратило всё вокруг в раскалённую сковородку, и Лаций то и дело припадал к мешку с водой, с ужасом думая о том, что когда она закончится, ему придётся совсем плохо. Однако на четвёртый день боги сжалились над ним, и, поднявшись на высокий бархан, он увидел вдалеке каменистые холмы. Это был берег Большого Солёного Моря. На душе сразу стало легко, и напряжение тут же спало. Приятное чувство победы наполнило его сердце радостью и вселило веру в счастливое возвращение. Однако сил идти почти не было. Приходилось часто останавливать верблюда и ложиться в тень его тела, чтобы хоть немного прийти в себя и собраться с силами.

Поднявшись на очередной бархан, Лаций увидел, что высокие оранжевые склоны с острыми змеевидными краями наверху переходят в широкую чашеобразную котловину, с одной стороны которой образовалась небольшая тень. Всё дно впадины было белого цвета: мелкий яркий песок, который лежал на идеально ровной поверхности, завораживал взгляд и манил одновременно. Увидев тень, Лаций потащил верблюда вниз, чтобы прямиком добраться до той стороны по плоскому дну, однако животное заупрямилось и ни в какую не хотело спускаться вниз. Ему явно не хотелось идти в тень. Лаций хотел бросить его и пойти один, но он прекрасно помнил советы парфян и не мог оставить верблюда одного. Привязать его было не к чему, но оставшись без хозяина, тот мог быстро исчезнуть в неизвестном направлении. Обойдя верблюда с другой стороны, Лаций потянул за верёвку, чтобы снять мешок с остатками горячей воды. Животное сделало два шага вперёд. Лаций с трудом соображал, что происходит, но остатки расплавленного разума подсказывали ему, что здесь что-то не так. Он обошёл верблюда справа и потянул вниз бархана. Тот не пошевелился. Тогда он снова обошёл его слева и потянул в другую сторону, и тот послушно сделал несколько шагов вперёд. Объяснить это можно было только тем, что верблюд не хотел сначала спускаться вниз, а потом подниматься вверх, чтобы добраться до небольшого пятнышка тени на другой стороне котловины.

– Ленивый?.. Да?.. Так же дольше… – пробормотал он, обращаясь к одногорбому. Верблюд молчал, вытянув губы вперёд и неподвижно глядя в пустоту над оранжевым склоном бархана. – Ладно… пошли по кругу, – прошептал Лаций сухими, побелевшими губами и потащился по верхнему краю вслед за струйками танцующего под ногами песка.

Дойдя до противоположного края, он сделал несколько шагов вниз, но верблюд снова упёрся и потянул его назад. У Лация больше не было сил с ним бороться и, привязав верёвку одним концом к ноге верблюда, а другим – к своей, он стал осторожно спускаться вниз. Полоска тени за это время тоже опустилась вниз, ближе к самому дну котловины, поэтому, когда он добрался туда, до ярко-белого песка было не больше десяти шагов. Но Лаций туда не смотрел.

В тени было намного лучше. Вскоре в голове прояснилось, и ему стало легче. Сделав глоток тёплой воды, он оценил, сколько её осталось. По его расчётам, должно было хватить как раз на полпути до камней. Достав кусок жёсткой лепёшки с чечевицей и сморщенную луковицу, он стал медленно жевать их, стараясь превратить во рту в кашу, чтобы не запивать водой. Подкрепиться надо было сейчас, пока была тень. Он знал, что глиняные камни возле моря хоть и выглядели такими близкими, находились очень далеко, и идти до них было не меньше дня.

Пережевав небольшой кусок лепёшки, Лаций проглотил его без всякого удовольствия вместе с кусочком сморщенной луковицы. Рука протянулась к чечевице, как вдруг на другой стороне котловины показались несколько точек. Это были верблюды. Они стояли на самом верху, застыв на фоне нежно-голубого неба, как статуи. Сомнений не было – это была погоня. Вслед за верблюдами на склоне показались два десятка гастатов. Как они дошли сюда, с оружием, шлемами и мечами, было непонятно. Но разгадывать эту загадку сейчас было глупо. Скорей всего, их привели сюда слуги квестора. Теперь было видно, что они сидели на трёх верблюдах. В голове медленно проплыла мысль, что от этих людей надо как-то избавиться. А с легионерами, Лаций был уверен, найти общий язык будет легче.

Его тоже заметили: три человека на верблюдах замахали руками, показывая в его сторону, и пехотинцы остановились. Наездники спрыгнули в песок и силой пытались тянуть за собой верблюдов. Те не слушались. Люди били их и кричали, но это не помогало. С ними происходило то же самое, что и с его верблюдом. Однако мысли сосредоточились не на этом совпадении, а на том, как защитить свою жизнь.

Лаций медленно разложил перед собой все ножи и прикрепил к поясу мечи. В это время верблюды на той стороне легли на песок и замерли. Их наездники отчаялись и стояли рядом, что-то обсуждая. Лаций сидел в тени и, прищурившись, наблюдал за их движениями. Он умолял богов только об одном – затуманить их разум и отправиться вперёд, перед легионерами, не прячась за их спинами! Тогда ему хватило бы трёх ножей, чтобы отправить их в царство Орка… Лаций давно не молил богов так сильно, но знака не было и ему оставалось только ждать.

Слуги квестора наконец приняли решение, но радоваться было рано: они построили легионеров в две шеренги, сами стали сзади и после этого начали медленно спускаться вниз. Боги не затуманили их разум. Лаций ещё раз перебрал все ножи, подкинул каждый в руке, достал и спрятал обратно оба меча, недовольно поморщился от скрипа песка в ножнах и, когда поднял глаза, то был уже полностью готов к тому, чтобы встать и бросить вперёд первые два кинжала. Да, он был готов, и большие пальцы медленно скользили по лезвиям вперёд-назад, готовясь отправить их навстречу приближавшимся воинам.

Невысокие фигуры гастатов уже прошли половину пути. Мелкий, белоснежный песок ярко сверкал у них под ногами, тихо похрустывая, как морская соль на берегах далёкой Остии, но в самом центре котлована с ними стало происходить что-то странное. Сначала Лацию показалось, что он теряет сознание и у него началось то страшное головокружение, которое преследовало всех римлян в пустыне под Каррами, когда их, как скот, гнали в столицу Парфии. Тогда перед глазами то и дело возникали странные видения, реки и дворцы, всадники и деревья, хотя ничего этого на самом деле не было. Теперь происходило то же самое: люди и барханы расплывались в разные стороны, гастаты махали руками и оружием…

Лаций положил ножи, вытер ладони о грудь и протёр кулаками глаза. Однако теперь уже со стороны легионеров стали доноситься отчаянные крики. Не веря своим глазам, он вскочил на ноги и, не отрываясь, смотрел вперёд, где в пятидесяти шагах двадцать человек тянули к нему руки и молили о помощи. Они протягивали руки и… медленно исчезали. Лаций в ужасе замер. Затем сделал шаг назад и, споткнувшись пятками о песок, упал на спину. Не в силах встать, он сидел и смотрел, как его преследователи один за другим погружаются в песок. Белая мелкая пыль доходила им уже до пояса. И чем больше они старались вырваться из этой ловушки, тем быстрее погружались вниз. Три фигуры позади легионеров бросились бежать назад, но их ноги стали утопать в песке сначала по щиколотку, затем по колено, пока они не увязли в нём по пояс. Дальше тела погружались медленнее.

– О, боги, что это?.. – прошептал Лаций, слыша, как громкие, отчаянные крики обрываются подобно тетиве лука, и головы гастатов одна за другой исчезают под толщей песка. Последними, не переставая кричать, как будто их резали живьём, исчезли трое слуг квестора. Когда песок над их головами выровнялся и дно котловины превратилось в ровную, плоскую поверхность, повсюду воцарилась мёртвая тишина.

Лаций сидел, впившись пальцами в горячий песок и не замечая, что тень уже давно ушла в сторону, открыв солнцу путь к его неприкрытой голове. Песок тихо шуршал на вершине бархана, взвиваясь тонкими столбиками то в одном, то в другом месте и, опадая, снова карабкался вслед за ветром вверх. Яркий, блестящий песок молчал, навеки похоронив под собой его преследователей, и только три верблюда неподвижно лежали на противоположном склоне, безучастно глядя перед собой мутными глазами. И так же неподвижно сидел Лаций, с ужасом глядя на зловещее ровное дно этой коварной впадины, где только что исчезли двадцать человек, которые должны были убить его, но не убили… А ведь совсем недавно на их месте мог оказаться он. Лаций поднял глаза к небу и увидел там маленькое облачко, похожее на случайно оторвавшееся на лету лёгкое пёрышко птицы. Он прижал ладонь к раскалённому лбу и закрыл глаза, не зная, какую жертву принести богам за спасение, но чувствуя, что она должна быть большой и искренней. Они снова спасли его. Значит, он на правильном пути. И теперь он обязан был дойти до города, где его ждал Фарид. Отвязав верёвку от ноги, Лаций погладил верблюда по шее и даже припал лицом к шерсти, однако тот спокойно отнёсся к такому проявлению чувств человека и медленно направился вслед за ним назад, чтобы забрать своих троих собратьев.

С четырьмя верблюдами и пятью мешками воды добраться до Петры, а потом и до Риноколуры было намного проще, чем с одним.

Когда показались стены Петры, он сел и долго сидел, глядя вперёд пустым, безжизненным взглядом. Накопившаяся усталость разом обрушилась на его измождённое тело, и Лаций просидел так почти до заката, ничего не делая и не шевелясь.

Когда он нашёл Фарида, тот обрадовался, как мальчишка. Либертус не верил, что Лаций вернётся, но твёрдо решил дождаться конца бури, как и обещал. По его горящим глазам, Лаций понял, что тот не верил в его спасение. Через месяц они приплыли на корабле в Сирию, где Фарид решил остаться, чтобы присоединиться к своей семье, а Лаций отправился туда, где его ещё ждали, любили и где он ещё мог хоть чем-то пригодиться своим старым друзьям.