Текст книги "Римская сага. Возвращение в Рим"

Глава 7

Главный брахман дал понять, что до него уже дошли слухи из империи Хань. Это удивило Лация больше всего. Они проговорили полдня. Главный жрец предупредил, что раджа не хочет его отпускать и надо дождаться возвращения войска, чтобы не навлечь на себя неприятности. Уходить без разрешения было опасно.

– Почему ты со мной так разговариваешь? – спросил его в конце Лаций. По словам людей во дворце, жрецы редко общались с людьми и были немногословны, поэтому такое отношение, тем более к чужестранцу, поразило его. – Это всё из-за него? – он показал на амулет.

– Разве это так важно? – ответил старик. – Будь осторожен. Боги помогают только сильным.

– Это я уже знаю, – недовольно пробормотал он. На этом разговор закончился. Старый жрец закрыл глаза, и его лицо стало непроницаемым. Молодой брахман потянул Лация за рукав, и они вышли из храма. – Что он там видит? – спросил его Лаций.

– Я не знаю. Великий Шармах знает всё. Я лишь простой жрец. Идём, я расскажу тебе историю Бхагават.

Лаций плохо слушал длинные витиеватые истории о нападении одних вождей на других, воровстве жён и дочерей царей, маленьких битвах и больших сражениях, но когда Апам спросил его мнение, он бесхитростно ответил, что знал одного слепого певца, который мог бы рассказать более интересные истории, но его, к сожалению, сделали евнухом и заперли во дворце императора.

– Ты действительно честен! – неожиданно улыбнулся брахман. – Ты не прячешь мысли за пустыми словами. Мне не обидно, что ты так говоришь о Бхагават. Это твоя правда, и я рад, что великий Шармах оказался прав, – он проводил растерянного Лация до дворца, где его сразу же окружили слуги, ждавшие его возвращения целый день. Что хотел сказать этот служитель неба? Зачем уделил столько внимания и слов, если у него нет ни лошадей, ни оружия? Лаций устало сел у фонтана, и рядом сразу же поставили воду, фрукты и масло. Он успел сделать несколько глотков воды, как со стороны ворот раздался шум, заскрипели петли и во дворец въехали три колесницы. Они были настолько грязные, что издалека нельзя было даже понять, чьи они. За колесницами вошли два десятка воинов, и на несколько мгновений все внутри замерли.

– Раджа вернулся! – раздался крик первого одумавшегося слуги, и остальные подхватили эти слова, устремившись навстречу своему господину. Когда Лаций приблизился к толпе, вместо радости на лицах придворных застыло выражение растерянности и испуга. Это было всё, что осталось от войска. Остальные погибли. Потеряв половину своих воинов в бесполезных атаках, раджа Синг Бугхараджа больше ничего не смог противопоставить огромной армии падишаха Васудевы и был наголову разбит. Те, кто остались в живых, вынуждены были спасаться бегством. Но уйти удалось немногим. Сам раджа днём прятался с воинами в лесу, а ночью быстро передвигался вдоль дорог, что и спасло ему жизнь, потому что ночью индусы, как и парфяне, не воевали.

– Васудева, Васудева… – пробормотал Лаций, когда услышал имя падишаха. – Я уже, кажется, слышал это имя.

– О-о, он очень сильный и богатый! – округлила глаза служанка, стараясь показать, каким всесильным был этот человек. Но больше она ничего не могла ему рассказать: ни где находятся земли этого падишаха, ни как называется его царство, ни какое у него войско – ничего. Девушка только пересказывала слухи, которые слышала во дворце, но все они были одинаково пустые – о золоте, рабах, драгоценностях, дворцах, слонах с золотыми бивнями и даже золотых бассейнах для крокодилов, о гареме с тысячами наложниц и о золотых камнях на улицах его столицы.

На следующий день начались траурные жертвоприношения, в которых принимали участие все жители города и дворца. Около двух сотен брахманов стояли у костров и следили за тем, как животным перерезают горло, спускают кровь и укладывают на кучи дров. В городе повсюду дымились маленькие полупотухшие костры. В них время от времени подбрасывали сухие травы, и тогда по улицам расплывался горький, терпкий дым, от которого начинала кружиться голова. Все придворные в белоснежных тюрбанах на головах стояли у храмов и молили богов о помощи. Вездесущий Патья часто появлялся то тут, то там и теперь уже не приходил, чтобы поговорить с ним о пустяках. На третий день Лаций, который тоже был вынужден ходить с сопровождавшими его слугами к храму, увидел у одного из костров Апама. Дождавшись удобного момента, он окликнул жреца, помня его хорошее отношение.

– Апам, Апам! Слышишь? – позвал он, но тот не оборачивался, раскачиваясь из стороны в сторону и напевая протяжные мелодии. Время от времени все вокруг поднимали вверх руки. – Апам! – Лаций взял его за локоть, но молодой жрец не выразил радости, увидев его.

– Горе пришло к нам! – печально произнёс он, глядя сквозь него невидящим взглядом. Его зрачки были странного, светло-серого цвета, и Лаций вспомнил, что точно так же выглядели жрецы в том храме, куда ездила Лорнимэ, чтобы принести дары и узнать, когда она сможет родить ребёнка. Ему стало ясно, что разговаривать со служителем в этот момент было бесполезно. Прямо перед храмом стояли главный брахман и раджа. Они смотрели на него. Синг Бугхараджа казался сосредоточенным, а жрец, как всегда, спокойным. Раджа кивнул слугам, и те сразу же подбежали к Лацию. Один что-то прокричал на своём языке и, видя, что его слова остались непонятыми, показал в сторону Синга и брахмана.

– Великий раджа приказывает тебе подойти! – сказал важным голосом Апам. – Иди, тебе будет оказана великая честь!

Внутри сразу всё сжалось от неприятного предчувствия. Вместо того чтобы покинуть этот город, он бесцельно провёл здесь почти три месяца, и вот теперь это поражение раджи и странные знамения брахманов снова сулили ему какие-то неприятности. В том, что это были неприятности, Лаций уже не сомневался. Но он не знал, насколько серьёзными они будут.

Слуги тем временем позвали всех сановников и знать ближе к большому костру, и раджа, показав на Лация, громким голосом стал говорить. Когда он закончил, все остальные разом произнесли несколько слов и склонились в поклоне. Лаций покосился на костёр, предполагая, что его хотят принести в жертву и сжечь прямо здесь. Но рабы с копьями стояли неподвижно, глядя только на Синга Бугхараджу. Напряжение нарастало, и никто не объяснял ему, что происходит. Все люди находились в странном состоянии. Они смотрели на него полупрозрачными, как у Апама, глазами и постоянно раскачивались, как будто выпили много вина. Раджа издал громкий крик, и Лаций от неожиданности вздрогнул. Все стали одинаково, в такт, топать ногами и повторять слова Синга. На небе прогремел гром, и где-то вдалеке коротко блеснула молния. Это Юпитер посылал Лацию какой-то знак, но что боги хотели этим сказать, стало ясно чуть позже.

Глава 8

Из-за спин столпившихся сановников выбежали два раба. Они опустились перед ним на колени и склонили головы. В руках они держали меч, щит, копьё и шлем.

– Это мне?.. – не понимая, нахмурился Лаций. Синг Бугахарджа поднял вверх руку и стал что-то говорить. Старый брахман приблизился к Лацию сзади и тихо сказал:

– Великий раджа не зря встретил тебя на своём пути! Он знал, что боги посылают ему помощь, но не знал, какую. Теперь он знает! И все знают. Ты – великий воин и ты должен помочь нашему господину победить врага. Ты пойдёшь и разобьёшь его войско. Ты принесёшь нам победу, ты, как Рама, победишь десятиглавого Равану88
  Герои древнеиндийского эпоса Рамаяна.


[Закрыть] стрелой Брахмы, ты будешь наш Арджуна99
  Герой древнеиндийского эпоса Махабхарата.


[Закрыть]… – он ещё долго шептал незнакомые имена и названия городов, а рядом продолжал взывать к толпе раджа. Лацию казалось, что это происходит не с ним: едкий дым, время от времени окутывавший всех присутствующих, заставлял глаза слезиться, голова ныла и в желудке подташнивало. Но когда слуги довели его до дворца и положили рядом с ним оружие, стало ясно, что жрец говорил серьёзно.

На следующий день за ним с обречённым видом пришёл Патья. Ему приказали сопровождать «великого воина» вместе с двумя тысячами воинов. Придворные должны были собрать их во дворце через два дня. От Патьи Лаций узнал, что Синг Бугхараджа, отступая по ночам на юг, думал не только о том, как быстрее сбежать, но и старался помешать врагу преследовать его. Он сломал единственный мост через большую реку, и, чтобы его восстановить, потребовалось бы много времени. Теперь Лаций понял, почему раджа так долго оставался в городе после поражения – он знал, что наступавший с севера враг не сможет добраться до него так быстро. На следующий день Патья предложил Лацию пойти попрощаться с госпожой Антазирой и её детьми. Сначала это приглашение показалось Лацию странным, но потом он согласился. Правда, во время прощания ему пришлось больше разговаривать с детьми раджи, которые уже знали, что он идёт на смертный бой с десятиглавым драконом, а Патья почти всё это время провёл с женой Синга Бугхараджи, которая сидела у края небольшого бассейна и смотрела в воду. Они были очень взволнованы, но никто не слышал, о чём они говорили. Евнухи с опахалами лениво стояли в углах большого зала, радуясь, что госпожа разрешила им не обмахивать её во время разговора.

Через неделю всё это забылось, и Лаций, мокрый от бесконечных дождей и раздражённый от глупости своего положения, стоял у берега реки, видя, как на той стороне многочисленные войска падишаха Васудевы заканчивают подготовку к возведению моста. Им хватило нескольких недель, а не месяцев, как убеждал его Патья, и, стоя рядом, молодой грек теперь испытывал неподдельный страх от того, что враг неожиданно оказался так близко.

Вечером они сидели у костра в ближайшей деревне и ели мокрые лепёшки с травами. Вокруг стояли десять стражников, которые сопровождали Лация днём и ночью, заботясь о его безопасности. Но он понимал, что они не просто охраняли его от других, а следили за тем, чтобы он не сбежал в неизвестном направлении. Слушая Патью, который расспрашивал стариков племени о местности и переводил на греческий, Лаций думал, что предпринять в такой ситуации. Он не запомнил слова индусов, и потом, когда они ушли, уже собирался просто лечь спать, когда к нему подошёл молодой грек.

– Ты знаешь, они скоро перейдут реку, – как-то глупо сказал он.

– Да, перейдут. И что? Ты знаешь, что делать? – раздражённо бросил Лаций в ответ, чувствуя, что не может сдержаться.

– Нет, но я чувствую, что зря втянул тебя в эту войну. И вообще мы скоро умрём… Я хотел сказать, что никто об этом не узнает… И я…

– Что ты? Хочешь, чтобы я передал твои последние слова твоей любимой девушке? Но я тоже останусь здесь. Рядом с тобой.

– Нет, я уже передал ей всё. Там, в столице.

– Да? – немного удивился Лаций. – У тебя там была девушка? Даже не знал. Ты же говорил, что ты из другого города. У тебя там даже родственники какие-то были.

– Ты прав, но не в этом дело. Я хочу тебе сказать, что мы… мы погибнем… хоть и зря, но я не хотел этого…

– Да что с тобой? Ты что, сам попросился сюда? Или меня специально отправил? Что случилось? – Лаций, наконец-то, уловил, что того терзают какие-то неприятные мысли, и он хочет, но не может высказать их вслух. – Говори, давай! Через неделю всё равно вороны выклюют твои слова из моей головы. Если здесь, конечно, есть вороны, – мрачно заключил он.

– Антазира дала своему мужу яд, чтобы спасти меня, – еле слышно произнёс грек.

– Что? Жена раджи? – не понял Лаций.

– Да… Она дала ему слабый яд, чтобы он заболел и не казнил своего брата. Если бы её муж не заболел, то сразу бы казнил своего брата, а вместе с ним и убили бы весь гарем со слугами, – уже более уверенно произнёс грек.

– Ах, вот оно что! Теперь понятно. Ты боялся, что тебя тоже, да? – уточнил он.

– Да. Таков обычай. Меня продали в рабство за долги моих родителей, и я тоже был раб раджи Синга.

– Подожди, подожди, – до Лация, наконец, начало доходить, что между новой женой раджи и этим молодым греком была какая-то связь. – Так она не любит своего мужа, что ли? Второго? Этого Синга? – спросил он. Черноволосый грек отрицательно покачал головой.

– Нет, – опустив голову, через какое-то время тихо добавил он. – Мы любим друг друга уже давно. Эти не её дети. Они остались от другой жены из гарема умершего брата. Синг их усыновил. После смерти его брата жрецы сказали, что убивать детей нельзя, и он оставил их живыми вместе с Антазирой.

– Так что же, у неё совсем нет детей?

– Нет. Пока нет. Но она должна родить радже наследника, иначе её место займёт другая наложница. Она должна родить сына, – грустно закончил он.

– Как всё похоже… – хмыкнул Лаций. – Всё держится на любви. А я думал, что ты просто хороший человек. И что ты собирался делать дальше?

– Ничего. Мы хотели бежать из города. Я договорился с купцами, что они спрячут нас на лодках и мы сможем добраться до большой воды. А там и до моего родного города.

– И ты ничего не сказал мне?! – искренне возмутился Лаций. – Я тебя столько раз спрашивал! Что же ты молчал! Как же так? Да-а… – протянул он. – Вот зачем ты ходил прощаться с ней! Теперь понятно, – на какое-то время оба замолчали, и в ночной тишине были слышны только треск и шипение дров в костре. На мокрой земле, прямо у ног Лация, муравьи пытались перетащить муху через небольшое углубление, но она упала в ямку и им никак не удавалось вытащить её обратно. Взяв камешек, он придавил насекомое сверху, похоронив вместе с ним несколько муравьев. Потом нахмурился, поднял камень и посмотрел на муху. – Ты с ними тут разговаривал, – кивнул он в сторону сидевших у другого костра старейшин. – Они что-то говорили про реку, которая размывает дорогу, да?

– Да, – растерянно поднял на него взгляд Патья. – А что?

– Эта река идёт вдоль нашей дороги до самого конца? – Лаций вспомнил узкую долину, по которой они добрались сюда.

– Да…

– Других дорог нет?

– Нет…

– Ну-ка спроси их ещё раз. И узнай, сколько людей у них в деревне!

Грек, всё ещё не понимая, что он задумал, отправился к соседнему костру и задал старейшинам несколько вопросов. Когда он вернулся, Лаций уже рисовал на земле кривые линии, но этот рисунок из кружочков и крестиков был ему непонятен.

– Что это? – спросил Патья, и тот вкратце рассказал ему свой замысел. – Нам нужны самые храбрые. Пятьсот человек.

– Ты безумец! Даже боги не спасут нас от слонов и солдат падишаха Васудевы. Их слишком много!

– Делай, как я сказал. Если в деревне действительно есть пятьсот крестьян, то они нужны нам уже завтра. И их мотыги тоже!

Глава 9

Когда через две недели войска падишаха Васудевы переправились через разлившуюся реку, им пришлось ещё два дня ждать слонов и обозы, которые переправлялись не так быстро, как пешие воины. Оказавшись на другом берегу, они удивились, что не видят перед собой врага. Падишах и его приближённые считали, что для солдат раджи было бы самым правильным встретить их у самой переправы, чтобы нанести здесь неожиданный удар. Именно поэтому первым по мосту переправлялись лучники, которые были готовы начать стрельбу по противнику в любой момент. Но берег был безлюден.

– Они испугались твоего войска, о великий падишах! – с радостью выкрикнул один из военачальников. – У тебя столько воинов, что они могут вычерпать эту реку своими шлемами!

– Тогда берите слонов и идите вперёд, пока не найдёте этих подлых змей, посмевших выступить против меня! – махнул рукой довольный Васудева. – Раздавите их жалкое войско и дойдите до столицы!

Колесницы медленно стали выравниваться на пологом берегу, направляясь в сторону невысоких гор, за которыми начиналась дорога к столице раджи Бугхараджи, и, знавшие об этом, военачальники, которые уже видели горы трупов и горящие города, поспешили со своими воинами вперёд. Их не смутило, что единственная дорога проходила между гор и что в конце пути она выходила к реке, у которой их тоже могла ждать засада.

Лаций расставил воинов на узкой дороге друг за другом, в несколько шеренг, как и в тот далёкий день, когда усуни, воспользовавшись небрежностью хунну, выскочили из города и отрезали их от основного войска Чжи Чжи. Но здесь были не римляне, понимавшие его с полуслова, а чужие воины, которые могли испугаться и побежать. Патья старался переводить слова Лация как можно лучше, объясняя им, как подавать копья, как менять раненых и как по команде отходить назад. Дальше оставалось только молиться богам, чтобы они помогли этим полуголым воинам выстоять против нескольких тысяч падишаха Васудевы. Но надежда была. И единственный, кто это понимал, был Лаций. Проход между скал у входа в ущелье был узким, в нём могли поместиться не больше пяти человек. И драться, по расчётам Лация, предстояло недолго.

Когда вдали показались первые шеренги ничего не подозревающих воинов падишаха, тучи на небе разошлись и солнечные лучи осветили старые камни, как будто боги хотели получше рассмотреть, что будут делать на земле эти несчастные люди. Лаций с надеждой поднял глаза вверх и улыбнулся. Он был уверен, что это Аврора давала ему знак, поддерживая в предстоящей битве. Длинная вереница людей и колесниц не спеша приближалась к узкому месту. Слонов ещё не было видно, но он был уверен, что они обязательно появятся. У падишаха было много воинов. Но у них не было птиц, которые могли бы подняться вверх и увидеть, что их ждало в конце дороги, где узкое, виляющее ущелье с отвесными скалами расширялось и заканчивалось подъёмом к небольшой реке. Там в это время, падая от усталости и не разгибая спин, работали крестьяне из близлежащего села. Им помогали оставшиеся полторы тысячи воинов. Они работали там уже целую неделю, спеша вырыть огромную яму прямо на выходе из ущелья. Там, где яма уже была глубокой, они накрывали её деревянным настилом из веток и посыпали землёй. Лаций был уверен, что старейшины, с которыми они обсуждали этот план, сделают всё, чтобы спасти свою деревню от гибели. Самому ему было трудно передвигаться, потому что, забираясь на скалы над узким местом в ущелье, он поскользнулся и упал коленом на камень. Теперь каждый шаг отдавался резкой болью, а о том, чтобы присесть без стона, не могло быть и речи. В деревне ему сделали палку из корня большого светло-коричневого дерева, и он, к своему удивлению, обнаружил, что она не ломалась и даже с трудом поддавалась острому лезвию его меча. Пожалуй, она гнулась немного хуже той палки, которая была у старого знахаря Дао Цаня, но, в целом, ничем ей не уступала. Он попросил крестьян заточить один конец о пористый камень и через день те сумели превратить её в настоящее копьё. Вспомнив Годзю, Лаций надел на остриё кусок высохшего корня и стал теперь передвигаться гораздо быстрее. Он надеялся, что через несколько дней колено пройдёт, но всё затянулось намного дольше.

Войска падишаха дошли до входа в ущелье и упёрлись в узкий проход, который перегородили около сотни пеших воинов раджи с копьями. Идущие сзади напирали, не зная причины внезапной остановки передних, и подталкивали тех прямо на острые наконечники воткнутых в землю длинных палок. Лаций ждал, когда они рванутся вперёд, чтобы силой прорваться сквозь эту преграду. Так и случилось: воины падишаха, разозлившись, подошли ближе и стали рубить колья. Как только это началось, Лаций дал команду атаковать. Третья и четвёртая шеренги размахнулись и бросили вперёд короткие копья. Все они попали в цель, и перед сужением в скалах сразу образовалась куча тел. Однако тем, кто стоял у них за спинами, отступать было некуда. Копья продолжали лететь, и количество убитых и раненых увеличивалось. Крики о помощи превратились в сплошной стон, и теперь настало время камней. Лаций махнул рукой, и Патья выкрикнул команду. Со скал полетели вниз заранее собранные камни. Его воины успели собрать их достаточно много и теперь, услышав команду, стали сталкивать и сбрасывать их на головы солдат падишаха. Валуны сносили десятки людей, внося панику в ряды противника. Через какое-то время они отступили, оставив на дороге, длиной в сто шагов, около двух сотен убитых и раненых. Теперь наступил самый важный момент. Лаций ждал, пустит ли Васудева слонов, чтобы пожалеть людей, или нет. Падишах оказался плохим воином. Самолюбие и амбиции взяли верх – вперёд пошли пехотинцы, однако камни и тела товарищей мешали им свободно передвигаться. Добраться до того места, где их ждали воины раджи, было теперь намного труднее. Копья снова и снова удачно попали в цель, но противник не останавливался и, в конце концов, приблизился вплотную. Подталкивая друг друга в спину, солдаты падишаха рубили воткнутые в землю заострённые палки, падали, и по их телам шли следующие. Когда до передней шеренги оставалось десять шагов, Лаций дал команду, и воины раджи быстро отбежали назад. Теперь расстояние между ними снова увеличилось. Разъярённые враги рванулись вперёд, но несколько десятков человек сразу же упали, сражённые короткими копьями, брошенными из глубины. Так повторялось несколько раз, пока на дороге не выросли горы тел, и противнику пришлось остановиться, чтобы расчистить путь. Лаций ждал самого главного – падишах должен был пустить вперёд слонов. И он не разочаровал его. Более того, Васудева, разъярённый сообщениями о неудачах, сам приехал в ущелье, чтобы лично видеть, как большие животные проложат путь его воинам. О такой удаче можно было только мечтать! Лаций сразу же передал Патье команду, и несколько человек позади последней шеренги стали махать из стороны в сторону привязанными к палкам яркими тряпками. Это был сигнал тем, кто находился сейчас на самом верху у входа в ущелье. Двести человек за неделю подготовили там несколько десятков больших камней, которые должны были загородить дорогу, когда войско неприятеля полностью зайдёт внутрь.

В это время передние шеренги воинов Лация, стараясь держаться плечом к плечу, медленно отходили назад. Он постоянно передавал команды Патье, а тот – воинам, чтобы те держали щиты выше и отступали медленно. Противник обязательно должен был видеть их перед собой в боевом порядке. Слоны двигались размеренно и спокойно, поэтому никто не заметил, что воины раджи отступают. Сверху раздался крик незнакомой птицы. Патья сразу сообщил ему, что это был сигнал о том, что все воины падишаха зашли в ущелье. Лаций с трудом забрался на ближайшую скалу и, к своему удивлению, увидел, что армия врага насчитывала не более пяти-шести тысяч человек. С таким количеством справиться было легче. Однако сначала надо было перегородить путь к отступлению. Он кивнул юному греку, и за их спинами раздался ответный крик птицы – знак сбрасывать камни. Остальные воины продолжали отходить по дороге назад, к дальнему выходу из ущелья.

Солнце стало склоняться к ближайшим вершинам, когда слоны падишаха дошли до конца ущелья. Но если раньше до Лация доносились крики погонщиков, то теперь было тихо. Скорей всего, падишаху, наконец, сообщили, что ущелье завалено камнями, и теперь тот решал, что делать дальше. Назад дороги не было, а впереди стояли дерзкие полуголые воины раджи. Для великого победителя и самовлюблённого падишаха это было невероятным вызовом. Но он почему-то не спешил бросать своих воинов вперёд. Ему надо было помочь потерять самообладание, и Лаций знал, как это сделать…

– Патья, выпускай «быстрых крестьян»! – выкрикнул он, и вскоре на дороге показались десятка полтора молодых полуголых юношей. Они повернулись к падишаху спиной, приподняли набедренные повязки и присели прямо перед ними справлять нужду. Уловка сработала. В стане врага раздались крики возмущения. Одна колесница рванулась вперёд. За ней сразу же побежали десятка три пехотинцев. Однако возмутители спокойствия не стали ждать их приближения и быстро помчались обратно. Юноши пробежали мимо готовых к бою копьеметателей, и разгорячённый возница вместе с воином в дорогой одежде стали их первыми жертвами. После того, как копья попали им в грудь, лошади пробежали ещё несколько шагов на большой скорости и потом замедлили шаг, чуть не налетев на переднюю шеренгу. Их сразу же схватили за поводья и увели назад. Ещё пять-шесть пехотинцев тоже нашли свою смерть от брошенных почти в упор копий, остальные успели остановиться и быстро вернулись назад. Со стороны противника раздались крики ярости и возмущения. И тут падишах пустил вперёд слонов. Лаций с облегчением вздохнул и поспешил спуститься вниз, к своим воинам.

– Всё готово? – спросил он молодого грека. Патья кивнул головой и выкрикнул команду. На скалах показались головы около двух десятков человек. В руках у них были длинные сухие растения, похожие на верёвки. Другие держали горящие факелы. Патья махнул рукой, и они спрятались. – Теперь ждём, – сказал ему Лаций, и они подошли к одной единственной шеренге, которая стояла на самом краю присыпанных землёй настилов. Внизу, под ними, была большая яма. Дальше отступать было некуда. Вдоль скал шла небольшая узкая тропинка, шириной с локоть, по которой они должны были по команде убежать назад.

Слоны появились из-за поворота, и по рядам воинов пробежала волна страха. От приближавшихся животных их отделял только частокол палок с намотанной на них сухой травой. Воины стали оглядываться и переминаться с ноги на ногу.

– Стоим, ждём! – приказал Патья. Они с Лацием стояли рядом, и это заставило полуголых защитников раджи остаться на месте, хотя по лицам было видно, что они готовы в любой момент помчаться назад.

– Так, ещё чуть-чуть… ещё… – бормотал Лаций, и когда до первого животного оставалось пятьдесят шагов, крикнул: – Зажигай! Кидай! – Патья сразу передал команду на скалы, и на больших животных сверху посыпались горящие пучки. Воины раджи в это время дрожащими руками поджигали траву на вкопанных в землю кольях. Первый слон, подняв хобот, испуганно затрубил, и сидевший у него на голове возница стал бить его по голове острой палкой. Однако на спину огромному животному продолжали падать горящие ветки и верёвки, только увеличивая его панику. Одна из них зацепилась за хобот, обожгла кожу и слон заревел с такой силой, что даже Лаций невольно сделал шаг назад, опасаясь, что тот может рвануться вперёд. Но торчащие копья с горящей травой сделали своё дело – слон развернулся и, сбросив на землю маленького человечка, понёсся по ущелью назад. С остальными животными происходило то же самое: сверху на них падали горящие травы и ветки, и они в панике топтали идущих рядом с ними воинов. Вскоре уже все слоны бежали по дороге назад, давя на своём пути всех, кто не успевал отойти в сторону или спрятаться за скалами. Но никто из воинов падишаха не знал, что в конце ущелья на скалах их ждали другие поджигатели с такими же пучками травы и ветками. Лаций внимательно наблюдал за первыми рядами противника. Всадники и колесницы с трудом сдерживались, чтобы не рвануться вперёд. Несмотря на панику среди пехотинцев, те чего-то ждали. Наконец, появился сам падишах. Он ехал в обитой золотыми кругами колеснице, грозно наклонившись вперёд. Весь его вид выражал решительность. Остановившись в тридцати шагах от догоравших палок с сухой травой, он протянул копьё в их сторону и что-то сказал своим военачальникам. Лаций ещё раз оглянулся. Земля высохла, и следов работ видно не было. Дорога в этом месте расширялась и была около двадцати шагов в длину. Это должно было вдохновить столпившихся воинов врага на рывок. И когда над их колесницами раздался призывный клич, стало ясно, что сейчас они рванутся вперёд.

– Назад! – приказал Лаций, и все его пехотинцы сразу же устремились к узкой полоске вдоль скал. Они растянулись цепочкой и из-за этого двигались медленно. Их можно было догнать, но падишах этого не заметил. Его внимание было приковано к стоявшим чуть дальше воинам с копьями. Это были те полторы тысячи человек, которые совсем недавно закончили укрывать яму палками и листьями. Вскоре к ним благополучно присоединились те, кто поджигал палки с травой, и теперь Лаций ждал, тяжело дыша и опираясь на палку, последнего события – нападения колесниц и всадников.

Падишах стоял и грозно смотрел вперёд. Все копья и заграждения на пути его воинов были сломаны, впереди не осталось никаких преград, но в пылу преследования никто не обратил внимания на то, что дорога стала не такой утоптанной и пыльной, как раньше. До полуголых воинов раджи оставалось не меньше сорока-пятидесяти шагов. Их плотные ряды виднелись сквозь поднятую колёсами пыль. Охваченные яростью и злобой всадники и воины в колесницах неслись прямо навстречу своей смерти. Вот первые лошади вылетели на настилы и даже сделали несколько шагов. Вот они даже продвинулись вперёд ещё на пять шагов, и в какой-то момент Лацию показалось, что палки из бамбука выдержат их и не провалятся, но тут в воздухе раздался громкий треск и около полусотни человек, не успев остановиться, рухнули вниз. За ними последовали ещё пару десятков тех, кто просто не успел остановиться, хотя они и видели разверзшуюся под ногами яму. Они упали сверху, получив удар в спину от напиравших сзади товарищей. И только после этого движение начало замедляться, хотя испуганные пехотинцы продолжали сползать в яму, подталкиваемые теми, кто двигался вперёд. Лаций махнул рукой, и Патья приказал кидать копья и стрелять из луков. Вскоре столпившиеся у ямы всадники были перебиты, а остальные вынуждены были отойти на безопасное расстояние. В этот момент из глубины ущелья раздался рёв слонов. Топот животных становился всё громче и громче, и воины падишаха в ужасе бросились в разные стороны. Однако было уже поздно – слоны возвращались обратно, и спрятаться от них было невозможно. Большая часть оказавшихся перед ними людей была затоптана, многие, спасаясь, посыпались в яму, а сверху, ревя от боли и ужаса, на этих несчастных начали падать громадные животные. Даже воины раджи были поражены страданиями своих врагов. С окаменевшими лицами они наблюдали за развернувшейся перед ними трагедией, и только громкий голос Патьи, озвучившего команду Лация, вывел их из этого состояния:

– Поджечь стрелы! Стреляй! – крикнул он. Разбрасывая в стороны искры и горящие травинки, смертоносные стрелы полетели в яму, доводя слонов до безумия. Тех, кого они не затоптали, добивали лучники. Дальше со скал стали стрелять те воины, которые перед этим загородили вход камнями. На врага посыпались сотни стрел и копий, и Лацию это напомнило страшное небо под Каррами, когда парфянские стрелы закрыли им солнце.

Ещё до захода солнца всё было кончено. У падишаха в живых осталось около тысячи человек. Они отошли к отвесным скалам, откуда их нельзя было достать лучникам, и спрятались там. Как ни странно, Васудеве тоже удалось выжить – его блестящий шлем и ярко-зелёная одежда сильно выделялись на фоне серых рубашек простых воинов. Лаций приказал Патье подняться вверх, пройти вдоль скалы и передать падишаху, что ему предлагают сдаться. Ответа не последовало.