Текст книги "Римская сага. Возвращение в Рим"

Глава 18

Шум воды парализовал несчастных купцов. Однако, когда они пришли в себя, то стали молиться богам, а не думать о том, как спастись.

– Эй, ты, – громко крикнул Лаций маленькому, щуплому греку, который был к нему ближе всех. – Да, да, ты! Что смотришь так? Давай, двигайся сюда! – после такого громкого приказа молитвы оборвались, и перепуганный торговец заморгал глазами, глядя на него, как на страшное чудовище. Но Лацию было наплевать на это. Он подвинул ноги к спине купца и толкнул в связанные руки. – Чувствуешь мои ноги?

– Да… – перепугано ответил тот.

– Попробуй засунуть пальцы в сандалию!

– Я не могу, у меня руки связаны.

– В мою сандалию! В мою, а не свою! Понял?

– Да, понял…

– Чувствуешь? Там нож. Нашёл?

– Да!.. – уже более бодро произнёс купец.

– Вытащи его! Давай, давай, пробуй ещё! – командовал Лаций. Он еле сдерживался, чтобы не накричать на неловкого купца, который никак не мог схватиться за рукоятку. Наконец, тому удалось вытащить нож, и он упал на палубу. – Хорошо! Подвинься чуть назад! Так, давай, давай… теперь перевернись на спину! Всё, бери его! – руководя движениями грека, Лацию удалось снова вернуть нож в дрожащие пальцы купца. – Теперь держи крепко! – приказал он и повернулся к нему спиной. – Прижми к спине! Так, крепче! – нащупав конец лезвия, он осторожно просунул его между своими ладонями и стал медленно разрезать верёвку. Шум воды прекратился, и это говорило о том, что она уже залила всё дно и поднялась до уровня пробоины. Надо было торопиться, но верёвка никак не поддавалась. Нож уже несколько раз выпадал из онемевших рук грека, и тому становилось всё труднее удерживать его в нужном положении. Тем более ни он, ни Лаций не видели лезвия… Когда вода коснулась их ног и остальные купцы снова запричитали, обращаясь к своим богам, верёвка наконец лопнула, и Лацию несколькими рывками удалось растянуть её и вытащить одну кисть. Дальше всё пошло быстрее.

– Получилось? – послышался полный надежды голос его невольного помощника.

– Ещё как! Не шевелись! Порезать могу. Нож острый, – Лаций быстро освободил всех четверых и вдруг ощутил под ногами лёгкий толчок. Остальные тоже почувствовали это и испуганно посмотрели на него. Постояв какое-то время без движения, Лаций заметил, что вода перестала прибывать и корабль застыл на месте. Борта торчали над водой на два локтя и больше не погружались вниз. Вода тихо плескалась о них, оставляя небольшие следы пузырьков. – Похоже, сели на камень, – сказал Лаций. – Вставайте! Надо доплыть до берега.

Греки, оказывается, хорошо знали этот остров, но не умели плавать. На Оаракте, как выяснилось, жили люди. Надо было только добраться до ближайшего города, и тогда они будут спасены. С большим трудом Лацию удалось выломать из лавки большую доску, и, держась за неё, они все по очереди смогли переплыть на берег. Купцам пришлось немного поголодать, но два дня без еды ради спасения показались им не таким уж большим наказанием. Добравшись до столицы острова, они первым делом набросились на лепёшки с сыром и многочисленные фрукты, а Лаций с пятью рыбацкими лодками вернулся назад, чтобы перегрузить с полузатопленного корабля статуи богов. В столице было несколько храмов, но он выбрал тот, который находился за городскими стенами. Это был храм Аполлона. Жрецы с большой радостью согласились оставить у себя статуи богов, пообещав никому не отдавать их до его возвращения. Естественно, не просто так. Посещение храма и общение со жрецами облегчило один из мешочков наполовину. Однако оставшегося было достаточно, чтобы добраться до Харакса. Ему хотелось верить, что там всё будет намного легче.

Несколько дней ушли на принесение жертв богам и посещение храмов вместе со спасёнными греками. Во дворце Лаций старался быть крайне вежливым и осторожным, всё время расспрашивал местную знать об их жизни и восторгался богатствами. Царю Стархонту, потомку легендарного Неарха, морского полководца македонского царя Александра, он сказал, что боги выбрали этот остров для счастья и благоденствия. Они спасли корабль от гибели и помогли купцам найти эту гостеприимную столицу. В итоге, когда через неделю от пристани отплыл большой корабль, все знали стоявших у борта четырёх купцов, их имена, имена их жён и детей, где те родились и сколько им лет, чем они торгуют и в каких городах побывали, и только о человеке со шрамом на лице никто ничего не знал, кроме того, что он хорошо говорил по-гречески, однако не был греком, был похож на воина, но не носил меч и ещё был очень щедрым и внимательным собеседником. А жрецы помнили, что он принёс богам очень щедрые дары.

Глава 19

Четверо греков стояли на палубе корабля и радовались приближению к Хараксу. Старший с удовольствием рассказывал, как выбирал корабль вместе со жрецами и как договорился с ними о поставке масла из Сирии.

– Слушай, а сколько ты заплатил за этот корабль? – спросил щуплого купца один из трёх его товарищей, когда они подплывали к огромному грязному пятну на фоне голубого залива. Река Тигр в этом месте выносила в залив всю грязь и глину, которые собирала на пути от своих истоков вместе с Евфратом, впадавшем в море в нескольких милях дальше.

– Пятнадцать монет. А что? – ответил старший купец, увидев их изумлённые лица.

– Пятнадцать монет? Так много? Откуда ты их взял? – сразу посыпались вопросы.

– На острове. Мы приносили жертвы богам в храме Аполлона. И там мне было видение. Я видел Аполлона. Он сказал, что спас нас для великого дела и теперь жрецы помогут мне выбрать корабль. Когда я пришёл в себя, у меня в руках было вот это, – он показал на кожаный мешок на поясе и встряхнул его, чтобы все услышали звон медных монет.

– И почему ты молчал?

– Аполлон сказал никому не говорить до прихода в Харакс, – с наивной простотой ответил купец.

– Вот это да! – прошептал один из его друзей. – Жаль, что мы тогда не пошли с тобой. Слушай, а что было в амфорах у этого, со шрамом? Высокого… Как его зовут?

– Не помню… Кажется Лолиций… или Слуций… забыл имя. Но в амфорах что-то точно было. Они были большие и тяжёлые.

– Говорю вам, там было золото! Иначе зачем им было перегружать их к себе?

– Ладно, молчи! Спаслись и хорошо. Что тебе ещё надо? – пробурчал самый молчаливый из них. – Тише, вон он идёт! – он кивнул на Лация, и все притихли, сделав вид, что смотрят на приближавшийся берег.

Лаций прошёл на нос корабля и, прищурившись, посмотрел вдаль. Большой город раскинулся по обе стороны реки, и крыши многочисленных домов – больших и маленьких – уходили вдаль, теряясь на горизонте, как будто им не было конца. Издалека были видны три пристани. Они располагались на берегу на большом удалении от того места, где в залив, разливаясь, впадала широкая река. Расспросив купцов о Хараксе, он узнал, что город находится под управлением греческой общины уже много лет. Парфяне приходили завоёвывать его несколько раз, но каждый раз старейшинам удавалось договориться с ними о мире, отделываясь большими выкупами. Город не разоряли, и все купцы считали его самым выгодным местом для ведения торговли. В последнее время у молодого парфянского царя Фраата появился враг по имени Тиридат, который хотел сместить его и захватить власть в Парфии, поэтому парфяне уже несколько лет не наведывались сюда и город почувствовал себя более свободно, в нём даже построили третью пристань.

Небольшие волны мягко разбивались о борт судна. Лаций стоял и смотрел на грязную воду и чужой берег. Руки сжимали край борта, и тёмная кожа была покрыта тонкой сеткой мелких сухих морщин. Тело было уже не таким сильным и бодрым, как раньше, хотя в душе он чувствовал себя молодым. Но теперь до римских провинций было совсем рукой подать, и от этих мыслей в груди всё начинало дрожать и волноваться. Когда деревянные доски, стукнув по причалу, соединили борт корабля с землёй, он первым спрыгнул на берег и прошёлся вдоль причала. После чего он вместе с купцами направился в город. Лаций обратил внимание, что воздух здесь отличался от других городов. В его запахах угадывалась естественная вонь большого количества животных и людей; у берега, как и во всех портовых городах, стоял смрад гниющих водорослей и тухлой рыбы, однако чуть дальше, на пристани, эти удушливые миазмы исчезали и уступали место приятным терпким ароматам масел и трав, которые напоминали о роскошной жизни любого большого города.

Они долго шли, пока не добрались до дома старейшины греческой общины. За большим забором виднелась крыша прочного строения. По внутреннему убранству было видно, что здесь живёт богатый человек. Хозяин принял их, как старых знакомых, и лишь несколько раз бросил осторожный взгляд на Лация, который за время пути от острова Оаракта до города Харакса не брился и не стригся и теперь напоминал большого и страшного варвара. Купцы сразу рассказали свою историю и спросили, не видел ли хозяин дома предавшего их капитана. Старейшина сказал, что видел, и даже рассказал, куда тот отправился. Его нанял Андромах из Антиохии, и они отплыли в Зевгму на прошлой неделе. Услышав имя Андромаха, Лаций хмыкнул и покачал головой. Гостеприимный купец оставил их у себя в доме, предложив отдохнуть после дороги, поесть и поспать, а сам поспешил на площадь возле торговой площади, где, как он сказал, собирались самые важные люди города.

С удовольствием помывшись и поев в доме купца, Лаций не стал отдыхать и, поблагодарив греков за помощь, отправился к пристани. Он решил найти себе место для ночлега поближе к кораблям. Оставаться в большом и богатом доме он опасался, помня всё, что произошло с ним раньше. На берегу было много небольших складов. Рядом жили их владельцы, мелкие купцы, зарабатывавшие на недолгом хранении товара перед погрузкой. Свободное место нашлось только на самом краю этой длинной череды домов, далеко за краем причала. Договорившись с невысоким, но добродушным хозяином о скромной комнате, еде и воде, Лаций сразу поинтересовался, как часто ходят суда в Зевгму. Ответ словоохотливого владельца склада сильно его огорчил. Сейчас в Парфии была война и корабли ходили на север только при больших партиях товаров. В одиночку купцы старались туда не плавать.

– Последний большой корабль отошёл на прошлой неделе. Его забрал себе очень важный купец. Андромах. Его все знают, – сказал он. – Так что дней двадцать тебе ещё придётся тут подождать. Ты с товаром или сам?

– Сам, – коротко ответил Лаций и, заплатив за пять дней, ещё раз напомнил проникнувшемуся к нему любовью меднокожему купцу, какую еду купить. Тот с радостью закивал головой, радуясь щедрому постояльцу, и даже проводил его до ворот.

– Не волнуйся, я сына пошлю. Вот он сейчас сходит с тобой за вещами и побежит на рынок, – заверил он Лация и подтолкнул к воротам долговязого парня лет пятнадцати. – Давай, помоги нашему гостю!

Судно стояло неподалёку, поэтому они быстро забрали тюк с одеждой и пустые мешки для воды, после чего спустились на причал. Юноша пошёл вперёд, а Лаций задержался, чтобы дать мелкую монету капитану. Тот обещал прислать своего человека, если узнает что-нибудь о корабле до Зевгмы. Повсюду стоял обыкновенный портовый шум: грузчики кричали морякам, моряки – грузчикам, кладовщики подгоняли всех, кто мешался под ногами, и над всем этим звучал натужный скрип деревянных бортов кораблей, прижатых к краю причала толстыми верёвками. На вытоптанной тысячами ног дороге сын кладовщика неожиданно столкнулся с худым рабом, несущим на спине огромный мешок, и оба упали в пыль. Лаций заметил, что сбоку на них несутся две колесницы и, бросив тюк с одеждой, рванулся на помощь. Он чудом успел вытащить юношу из-под колёс. При этом передняя лошадь резко ушла в сторону и возница чуть не вылетел за борт.

– Эй, старик, отойди в сторону! – громко крикнул дерзкий раб и хлестнул лошадь плёткой. Лаций опешил, услышав, что его назвали стариком и, подняв взгляд, увидел позади возницы нахмуренное лицо взрослого мужчины лет тридцати, который бросил на него презрительный взгляд и отвернулся. У него была чёрная короткая борода и широкий лоб. Сбоку было видно сильное плечо и мускулистую руку, чуть выше локтя на ней блестело узкое золотое кольцо. Чёрные кучерявые волосы были обрезаны до плеч и завивались, как виноградная лоза. Рядом с ним сидел подросток с такими же волосами и слегка заметным пушком на верхней губе. Он бросил в Лация маленький камешек и рассмеялся. Его отец даже не повернулся, считая это ниже своего достоинства, и оскалившийся лев на задней части колесницы скрылся в пыли, увозя их в сторону города. Толчок в спину привёл Лация в себя. Он пошатнулся и в следующий момент вскрикнул от хлёсткой боли, обжёгшей всю спину.

– Что стоишь? Отойди! – услышал он над самым ухом чей-то недовольный голос и медленно повернулся. – Ты, что, глухой, старый дурак? – взвизгнул широкоплечий возница, видя, что первая колесница отъехала уже далеко, а он никак не может тронуться из-за стоявшего на дороге заросшего старика.

– Не надо, Торко! – послышался сзади женский голос, но тот уже занёс плётку над головой и явно собирался нанести второй удар. Лаций сделал шаг вперёд и схватил тонкий кожаный ремень плётки ещё до того, как та успела опуститься ему на плечо. Возница раздражённо дёрнул плеть на себя, но она не поддалась. – Поехали, слышишь? – потребовал женский голос.

– Отпусти!.. – прошипел темнокожий раб, сузив глаза и уродливо растянув толстые губы. Мышцы на руке вздулись, на шее задрожали выпятившиеся жилы, но вырвать плеть у незнакомца никак не получалось. С другой стороны дороги к ним уже бежал перепуганный купец. Он направлялся к сыну, и несколько десятков грузчиков, предвкушая ссору, остановились в стороне, с любопытством наблюдая, чем всё закончится. Но Лация остановило не это. Он вдруг почувствовал, что слово «старик», которым обозвал его этот грубый возница, обожгло его сильнее плети. Обида смешалась с растерянностью. Неужели он действительно стал старым? Да, борода была наполовину седая, но волосы ещё оставались тёмными. И по утрам он не видел в воде ни одной седой пряди. Но почему «старик»? Руки? Может, это из-за них? Они были морщинистые, узловатые, со вздувшимися венами, которые, как реки, спускались от предплечий к кистям…

Эти мысли, как молния, промелькнули у него в голове, испортив хорошее настроение, и, медленно разжав кулак, он с грустью посмотрел на разгорячённого раба.

– Езжай… – прошептали губы, и он сделал шаг назад.

– Ну, что там? Поехали! – снова потребовал капризный женский голос, и слуга, наконец-то, смог ответить:

– Мы едем, моя госпожа! – затем, повернув голову назад, он зло процедил сквозь зубы: – Благодари Зевса! Тебе повезло! – и колесница пронеслась мимо, едва не задев его правым бортом. Сзади была видна только тонкая белая накидка, которая развевалась от быстрой езды, спустившись на плечи местной красавицы. Ткань вздрагивала и трепетала, как маленький парус, но вскоре и она пропала из вида. Золотой лев на задней части колесницы скрылся в пыли, и Лаций остался на дороге один.

– Пошли, пошли быстрей! – услышал он слабый голос купца и медленно поплёлся за ним.

– Кто это? – устало спросил он уже за воротами. Закрыв обе створки, хозяин склада прислонился к ним спиной и, тяжело дыша, ответил:

– Это Колеодос, глава старейшин города. Из критской общины. И его жена Эриния. Тебе не надо было так…

– Но они же чуть не убили твоего сына и грузчика! – хмыкнул Лаций, потирая плечо.

– Не знаю, не знаю… – испуганно пролепетал купец. – Ты прав… Да, ты прав… Но они могут вернуться. Я бы не хотел… Тебе лучше остановиться в другом месте. Они могут сжечь мой дом. Я понимаю, ты спас моего сына… – бедолагу трясло от страха и благодарности одновременно. – Ты знаешь, у меня есть второй склад. Там, за домом. Он недостроенный. Там крыша ещё не доделана. Ты мог бы пожить в нём. И вход у него с другой стороны, а не возле моего дома. Там тебя никто не увидит, – предложил он. – Ведь теперь тебя вряд ли кто-то возьмёт к себе. Все видели, что было на пристани.

– Ну, да… Согласен. Ты только воду и еду туда принеси, – согласился Лаций, думая, что переждать пять-десять дней под открытым небом не так уж страшно. – У тебя есть, чем побриться? – спросил он и, увидев одобрительный кивок купца, сказал: – Я вернусь вечером. Принесёшь мне воду и масло. Хочу избавиться от этой бороды, – он провёл рукой по щекам и снова нахмурился, вспомнив слово «старик». – Ладно, пошли, покажешь свой недостроенный склад.

Глава 20

Ворота нового сооружения выходили на узкую безлюдную улицу. Лаций глубоко вдохнул тёплый, влажный воздух и быстро зашагал в сторону торговой площади. Он уже почти забыл о том, что произошло на пристани, и весь погрузился в приятные воспоминания о спорах на римском Форуме. Как давно это было! Теперь ему было интересно послушать, о чём будут говорить люди здесь, на площади Харакса. Однако дойти до центра города ему было не суждено. В конце длинной череды больших заборов с колоннами и статуями, ничуть не уступавшими римским, он увидел дом, похожий на гимнасий, и с давно забытым чувством любопытства остановился, чтобы посмотреть на учеников, которые сидели за колонами, в глубине открытой террасы. Сбоку, у стены стояли каменные лавки, на одной из которых была видна фигура учителя, а ученики напротив занимались бегом, прыжками и борьбой. Лаций так засмотрелся, что не заметил, как из небольшой калитки выбежал мальчик лет двенадцати-тринадцати и со всего разбега врезался прямо в него.

– Стой! Ты что? – схватив его за плечо, спросил он. Подросток тёр глаза рукой, шмыгал носом и не поднимал головы. Из груди у него вырывались сдержанные рыдания, и Лацию пришлось присесть, чтобы заглянуть ему в лицо. – Ну, что случилось? Тебя обижают старшие? – сразу догадался он, увидев заплаканные глаза и размазанные по щекам слёзы. – А это что? – на кистях и плечах были видны синяки и ссадины. Ещё один большой синяк темнел на щеке. На лбу красовалась широкая ссадина. – Ну и ну! – покачал головой он и вздохнул.

– Что, нашёл кому пожаловаться? – послышался из-за забора дерзкий тонкий голос. Лаций обернулся и увидел там около десятка подростков, один из которых с усмешкой смотрел в сторону шмыгавшего носом мальчика. – Давай, давай, расскажи, как тебя пороли сегодня! – ученики засмеялись, но, увидев приближающегося педагога, разбежались в стороны. Лицо одного из них показалось Лацию знакомым, но он не успел спросить об этом стоявшего рядом подростка, потому что в этот момент к ним подошёл мужчина средних лет с сияющей улыбкой. Подняв брови вверх и изобразив на лице недоумение, он сразу же обратился к Лацию, как будто давно его знал:

– Ах, как хорошо, что ты пришёл! Я уже думал, что он соврал. Сказал, что матери нет, и прийти может только дядя. Вчера был последний день, и я уже хотел сам идти к нему домой, – педагог погладил подростка по голове, как будто не замечая ссадин и синяков. – Кстати, почтенный, как тебя зовут? – обратился он к Лацию.

– Э-э… – он открыл рот, собираясь всё объяснить, но в глазах подростка было столько отчаяния и мольбы, что Лаций решил стать на время «дядей». Почесав нос и несколько раз кашлянув, он ответил: – Да, дома действительно никого нет… Мать уехала, да… Я его дядя… Да, конечно, дядя! Зови меня… – в голову не приходило никакое греческое имя. – Э-э… Лаций… – со вздохом сказал он, но педагог не расслышал и неожиданно обратился к подростку:

– Да, конечно, Лаций сам скажет твоё имя! Напомни, ты говорил мне, но я забыл.

– Вагу, – ломающимся хриплым голосом произнёс мальчик. Лаций стоял и ничего не понимал. Получалось, что этого подростка звали так же, как и его. Это было невероятное совпадение! Может, в городе жили римляне?

– Ну, вот видишь! Как хорошо! – широко улыбаясь одними губами и пристально глядя сверху вниз, подбодрил его учитель. – Приветствую тебя, почтенный Вагу! – повернулся он к Лацию. – Ты не пройдёшь со мной в гимнасий, чтобы обсудить кое-какие вопросы? – настойчиво предложил он. – Меня зовут Гортензий. Ты, наверное, не раз слышал обо мне и моей строгости. Но это нормально для таких учеников, как эти. Ты же знаешь, чьи дети здесь учатся!

– Конечно! – с пониманием кивнул Лаций и, чувствуя, что надо доиграть роль до конца, шагнул в ворота. В тени, лениво отмахиваясь от мух, сидел старый чёрный раб. Ему сразу вспомнился гладиатор Зенон, который точно так же сидел у ворот школы гладиаторов в Риме. Как будто это было только вчера.

– Итак, Лаций, посиди здесь, на лавке, пока мы поговорим с твоим дядей, – сказал Гортензий, и теперь у того не осталось сомнений, что у подростка было такое же имя. Когда они отошли к колоннам, педагог продолжил: – Уважаемый Вагу, я вижу, насколько твоему племяннику тяжело с этими детьми. Да, они из греческой общины, а он – из сирийской. Я вижу, как тяжело его матери платить за него. Особенно с прошлого года… И тебе, тоже, наверное, трудно это слышать… – он замялся, окинув сочувствующим взглядом старую потёртую рубаху и порванные штаны на колене Лация. – Прости, но те три монеты, которые были заплачены за прошлый месяц, уже давно… давно, как бы это сказать… Закончились. И надо платить снова, – наконец, произнёс он и с облегчением вздохнул. Гортензий был на полголовы ниже его, но у него было крепкое телосложение и он производил приятное впечатление благодаря чёрным кучерявым волосам и такой же бороде. Его лицо с горбатым острым носом могло бы показаться злым, но добрые, открытые глаза выдавали честного и справедливого человека.

– Сколько надо? – коротко спросил Лаций. Собеседник опустил взгляд и занервничал.

– Ну, ты знаешь, я не могу просить тебя заплатить столько, сколько заплатили сегодня уважаемый Колеодос и его жена Эриния. Они заезжали сегодня утром, – Гортензий сделал паузу, видимо, вспомнив, каким удачным был для него сегодняшний день, а Лаций, услышав эти два имени, вдруг понял, о ком тот говорит. Педагог тем временем продолжил: – Но если бы твоя сестра могла заплатить столько, сколько платят родители его товарищей, было бы замечательно.

– Колеодос и Эриния… они приезжали на колесницах? – спросил Лаций. Гортензий не ожидал такого вопроса и сначала удивлённо поднял на него взгляд, а потом засмеялся, по-дружески похлопал по плечу.

– Ну, ты как будто не был здесь много лет! – воскликнул он. – Конечно, на колесницах!

– Со львами… из золота? – уточнил он.

– А-а, вот ты о чём! Я-то тебя не понял. Да, это новые колесницы. Теперь Колеодоса выбрали главой старейшин, и он может позволить себе такую роскошь. Ты прав, раньше у него не было золотых львов, – педагог улыбался, думая, что разговаривает с близким ему по духу человеком, который может понять его трудности и пожаловаться на свои. Когда речь зашла о том, почему подросток весь в синяках, он снисходительно объяснил, что в этом нет ничего страшного, все дети должны готовиться к серьёзным трудностям в жизни и уметь сами постоять за себя.

– Вот оно что… – с пониманием покачал головой Лаций.

– Но ты не думай, твой племянник очень способный ученик. Он знает наизусть столько стихов! А как считает и пишет, ты бы видел! Неужели он тебе не показывал?

– Э-э… нет. Я много работаю, – нахмурился он.

– Понятно, понятно. Но он очень упрямый. Вот сегодня, например, они бегали наперегонки с другой командой. И кто-то из его друзей подбросил на песок колючки. Чтобы другая команда поранила ноги. Ты знаешь, сын Колеодоса оказался молодцом. Он вовремя показал мне эти колючки, поэтому в его команде никто не пострадал. – Я спросил всех, кто был в команде твоего племянника об этих колючках, но они не признавались. Они даже стали спорить со мной! Тогда я принял решение наказать их всех.

– И как ты их всех наказал?

– Не наказал. По крайней мере, не всех. Тут такое дело получилось. Когда я сказал им снять рубашки, чтобы выпороть, твой племянник опять сделал такое, что даже всесильный Зевс, я уверен, удивился на небесах!

– И что же он такое сотворил?

– Он собрал в песке десять камешков и сказал, что там девять белые, а один – чёрный. Кто вытащит чёрный, тот и скажет, что он бросил колючки. Ну, чтобы наказали только одного, а не всех. Его товарищи, конечно, согласились. Ну, и вытащили белые камешки.

– Хм-м… А чёрный, что, ему достался? – уточнил Лаций.

– Ха! Я тоже так подумал! Ведь он никому не показал свой камень, хитрец! Все тоже считали, что у него в ладони чёрный.

– И?

– Я его выпорол, а он потом этим камешком в сына наместника бросил. Представляешь?! И я его ещё раз выпорол. Но сын наместника у нас очень честный и принципиальный ученик. Он показал мне, что камешек, который в него бросил твой племянник, был белый. Получается, что он всех обманул! Его надо было выпороть третий раз, потому что он обманул и меня, и друзей. У него было десять белых камней. Ты понимаешь? А ведь в нашем гимнасие лгать недопустимо! – сурово нахмурил брови Гортензий, и Лацию оставалось только с пониманием покачать головой, удивившись в душе сообразительности подростка.

– Так сколько, говоришь, заплатил глава старейшин сегодня утром? – пристально глядя в глаза педагогу, спросил он.

– Десять медных монет! – негромко произнёс тот.

– А сколько им ещё учиться?

– Два года.

– Гортензий, ты умный человек, – Лаций достал из-за пояса мешочек с деньгами и развязал кожаный ремешок. – Вот тебе три золотые монеты, которых хватит на пять лет. Если ты умно ими распорядишься, то у тебя через год будут шесть монет. Или даже девять, если сможешь найти купца, который возит масло и шёлк из Индии. Так что, думаю, больше ты не будешь беспокоить его мать с оплатой.

– О, ты щедрый и очень умный человек, почтенный Вагу, – Гортензий с сомнением посмотрел на одежду Лация. – Откуда только, позволь узнать, у тебя столько денег?

– Зевс помог, – коротко ответил он. – Кстати, постарайся последить за тем, чтобы парнишку никто больше не обижал. Никаких синяков! Хорошо?

– Да, да, конечно, – закивал головой педагог.

– Эй, Гортензий! – окликнул его Лаций, когда тот уже повернулся и направился за колонны.

– А? Что? – испуганно повернулся учитель, испугавшись, что Лаций передумал и заберёт деньги назад.

– У тебя сзади колючка прицепилась к хитону. Не подумай, что это я!

Учитель громко рассмеялся и погрозил ему пальцем, но в глазах его застыла любопытная настороженность.

На пыльной улице Лаций положил руку на плечо тёзке и сказал:

– Ну, что? Теперь легче? Я ему сказал, что я твой дядя.

– Благодарю тебя! – искренне произнёс подросток.

– Но теперь ты мне расскажи, почему ничего не сказал родителям и дяде Вагу? – они присели на лавке за школой и, мальчик, стараясь не смотреть на него подбитым глазом, признался, что мать уехала торговать, а дядя с женой был в другом городе. В Ниппуре. Жили они не очень богато, потому что у него была одна мать, хотя у них были слуги. Мать торговала тканями. Пять лет назад у неё украли весь товар, и ей пришлось начинать всё заново. В гимнасий он стал ходить недавно. Здесь учились дети самых богатых людей города. На этом дядя Вагу настоял. Он и деньгами помог. Но здесь приходилось постоянно драться со старшими учениками из греческой общины. Особенно когда их учили драться на палках.

– На мечах, – поправил его Лаций.

– Да, на деревянных мечах, – кивнул подросток. – Атанас постоянно дразнит меня. Он говорит, что его имя значит бессмертный, а моё – ошибка. Он смеётся, что бессмертный должен исправить ошибку!

– Ну, это неправда! – возмутился Лаций. – Ошибка – это «ласос», а тебя зовут Лаций. Это совсем другое имя, совсем не греческое… Слушай, а кто тебя так назвал?

– Мама. Она говорит, что я должен научиться защищать себя сам, как мой отец. Он погиб. Поэтому мама не ходит к педагогу и запрещает мне жаловаться. И дяде Вагу тоже запрещает говорить. А дядя Вагу очень сильный. Хоть и хромает. Он бы им всем показал! Одним пальцем! Ну, а когда в гимнасие мы начинаем драться на палках, Гортензий говорит, что мы делаем всё неправильно. И ничего не показывает. А у Атанаса есть учитель дома. Настоящий! Он учит его драться на настоящих мечах. Поэтому он сильнее всех в гимнасие. И бьёт по-настоящему.

– Так кто же у тебя сейчас дома? Кто за тобой следит? – нахмурился Лаций.

– Пока только слуги. Ещё со мной раб раньше ходил. Но сейчас его мама на виноградник отправила. Там работы много.

– Знаешь, меня тоже обижали в детстве, – с сочувствием сказал он. – Но не из-за имени. Я очень любил учиться. И за это меня били другие. Пока один старый гладиатор не научил меня, как давать сдачи, – маленькая голова со светлыми кучерявыми волосами перестала дёргаться, слёзы на глазах застыли и только нос ещё продолжал шмыгать, хотя в широко открытых глазах теперь вместо обиды сквозило любопытство. Мальчик был крепкий и высокий, но мышцы ещё не сильно выделялись на плечах и руках, хотя, судя по движениям, он был быстрым и подвижным.

– А этот, гладиатор, он кто? Он был великий воин? – ребёнок уже весь был во власти разыгравшегося воображения.

– Ты не знаешь, кто такой гладиатор? – покачал головой Лаций. – Я расскажу тебе обязательно. Его звали Зенон. Но это неважно.

– Хорошо, расскажешь. А как тебя зовут? Ты такой большой! И странно так говоришь… Ты из какой общины?

– Я? – Лаций задумался. – Я из дальней общины. Я только что приплыл на корабле, – он усмехнулся уголками губ, стараясь не рассмеяться.

– Понятно! Я сразу заметил, что у тебя слова другие. Странные. Так здесь не говорят. А как тебя зовут? – не унимался мальчик.

– Э-э… Ну, как бы тебе сказать… – снова замялся он. Сказать своё имя означало вызвать слишком много ненужных вопросов. До отплытия корабля всякое могло приключиться. Лишние люди, лишние вопросы – всё это могло снова задержать его здесь.

– У тебя, что, нет имени? – впервые улыбнулся тёзка.

– Есть, почему же! Меня зовут… Павел. Павел Домициан, – с радостью произнёс Лаций, решив, что так будет легче запомнить выдуманное имя.

– Павел, а ты меня научишь драться? Как тебя научил твой… этот… Зенон?

– Ты действительно хочешь научиться?

– Очень хочу! Очень! – мальчик сжал кулаки и стиснул зубы.

– Если у тебя никого нет дома, тогда можно начать прямо сейчас.

– Правда?! Пошли! Мы всё равно до вечера бегаем с друзьями за стеной. Меня никто не будет искать.

– Ну, что ж, тогда пошли ко мне. Надо будет найти палки, и начнём учиться.