Текст книги "Русская литература с древнейших времен до начала XX века"

На Балканах есть, кстати, знаменитый город Сараево, т. е. сарай. Мы видим распространение названия «сарай» на территории Руси и даже в средневековой Турции (которая на правах своего рода автономиии входила, по мнению Носовского и Фоменко в «Великую Империю»)…

Интересный вопрос: где встречались русские войска с татаро-монголами во время «татарских набегов на Русь»? Оказывается, непосредственно в том месте, где собиралось «русское войско для сопротивления». Например, в 1252 году владимиро-суздальский князь Андрей выступил против татар из Владимира и встретился с ними… на Клязьме! Попросту говоря, сразу за воротами города Владимира. А в XVI веке все битвы с татарами происходили под Москвой, или в крайнем случае – на Оке. Не странно ли, что в то время как русские войска проходят 1—2 километра, татары проходят несколько сотен километров? Но, согласно нашей гипотезе, так и должно быть, так как Орда = регулярное войско Руси при совершении карательных экспедиций, естественно, приходило непосредственно к тому городу, который собирался сопротивляться военной власти.»

«Обсудим следующий очень интересный вопрос, – предлагают Носовский и Фоменко. – С детства нам внушают, что так называемые «русские имена» абсолютно непохожи на так называемые «татаро-монгольские имена». Так ли это? Цитируем: «Крестные имена в Москве (речь идет о XV—XVII веках) очень часто заменялись не только другим христианским, но и татарскими, например, Булат, Мурат, Ахмат, так что и от таких подставных имен производились полуотчества, обращавшиеся потом в родовые прозвания (т. е. фамилии) людей, чисто русских по происхождению». Отметим, что не только «татарские», но и несколько «христианских» имен могли относиться к одному и тому же человеку. Более того, «из боязни чар и волхований, при которых нужно было знать крестное имя того, на которого они направлялись, русские люди старались скрывать это последнее».

Морозов также обратил внимание на этот факт. Он приводит список старорусских имен из брошюры Чечулина (1936 г.), который подряд выписывал имена из старых русских актов. Поразительный факт состоит в том, что в этих выписках не встречается ни одного имени греческого, латинского или еврейского происхождения (например, Иван, Александр, Мария и т. п.). Все реально употреблявшиеся в этих старых актах русские имена являются с современной точки зрения прозвищами славянского или татарского происхождения. Например, Первой, Второй, Волк, Заяц, Мансур, Булат, Урюпа, Урзан, Сулейша, Темир, Мурза, Ермак, Куди-яр, Казарин (! – хазарин), Салтан-ко, Бахмет, Торх, Мамай. Из знакомых нам имен присутствует только Ярослав.»

Романовы-Захарьины-Юрьевы и их роль в отечественном летописании

Исключительная роль, по мнению Носовского и Фоменко, в формировании той версии русской истории, которая общепринята сегодня, принадлежит династии Романовых, «западников», которые пришли к власти, свергнув старую, законную ордынскую династию.

«В 1605 году на Руси началась Великая Смута. В 1613 году произошел резкий перелом русской истории – на престол взошла «западническая» династия Романовых-Захарьиных-Юрьевых. Они-то и написали «вчерне» современную нам версию русской истории. При Романовых-Захарьиных-Юрьевых была изгнана казачья Орда из пределов московского государства. Изгнание Орды – это и есть конец старой русской династии. Остатки не подчинившихся войск древней империи = Орды были оттеснены от центра Московского княжества. В результате сегодня мы видим казачьи области не в центре России, а вдали от него. Все эти казачьи регионы – наследие древней русской-монгольской Орды. Например, Казахстан – это просто Казак-Стан, т. е. казачья область (казачья стоянка, стан)…

Победа над Разиным – это окончательная победа над Ордой. После этой победы в официальном летописании разгромленная Орда была объявлена «чужеземной», «плохой», «завоевавшей исконно русскую землю» и была превращена в сознании потомков в «плохих захватчиков». При этом ее «отодвинули» на далекий и загадочный восток. Так Монголия = Мегалион = Великая Русская империя «уехала» на восток (как, кстати, вслед за ней и Сибирь).

Придя к власти, Романовы постарались максимально «заштукатурить» древнюю русскую историю. Поэтому историки эпохи Романовых (имея на то явные или неявные указания) старались «глубоко не копать» – это было опасно.»

Романовы происходили из Пскова, т.е. из западных областей России, которые зачастую враждовали с южными и восточными (напр., Носовский и Фоменко доказывают, что раньше под Литвой подразумевалась вовсе не современная Литва, носившая, да и теперь носящая имя Жемайтии, а западные области Руси; и лишь потом, уже в процессе переписывания истории, Литвой назвали провинциальные прибалтийские области, не имеющие никакого отношения к исконному названию «Литва»). Тот же «перенос» реального исторического поля произошел, как отмечалось выше, с Монголией, Сибирью и многими другими названиями. В частности, это касается Новгорода. Носовский и Фоменко выдвигают предположение, а затем доказывают его на конкретном историческом материале, что современный Новгород, считающийся столицей «вечевого права», никогда не был административным и торговым центром, что Новгородом (т. е. «Новым городом») называлось «сообщество» городов, включающих в себя Ярославль, Кострому и Ростов (которые и являлись столицей Русского государства).

Многие доказательства, приводимые исследователями, довольно неожиданные, но многие «лежат на поверхности», что доказывает реальное нежелание историков (дабы не нарушать сложившуюся историческую картину) «копать глубоко».

«Наше собственное впечатление от работ дореволюционных историков, – пишут далее Носовский и Фоменко, – подтверждает эту мысль. Они старательно обходят все острые углы, инстинктивно уходят от очевидных, лежащих на поверхности параллелей, вопросов и странностей. С этой точки зрения книги Соловьева, Ключевского и других историков эпохи конца XVIII—XIX веков покрыты особенно толстым слоем штукатурки. Чего стоят хотя бы старательные попытки, глядя на текст подлинных русских летописей, читать вместо «поле Куличково» – «Кучково поле», а затем строить гипотезы о неких боярах Кучках, в честь которых якобы и названо было поле.» Далее Носовский и Фоменко доказывают на конкретном материале, что «Куличково поле» – это территория современной Москвы, которой как города в XIII—XIV вв. еще не существовало. Это район современных Кулишек, Трубной площади и т. д. Исследователи скрупулезно восстанавливают топографию Куликовской битвы, находя подтверждение своей гипотезе в топонимике и исторических свидетельствах. Они доказывают, что церковь, построенная на месте битвы, – это знаменитый Старо-Симонов Монастырь. Кроме того, Носовским и Фоменко были обнаружены на территории современного автозавода (на территории которого теперь находится большая часть бывшего поля битвы) массовые захоронения молодых людей (это можно определить по зубам), являвшихся, судя по всему, воинами. Однако эти факты требуют проверки, а также большой археологической работы.

Продолжая тему фальсификации истории первыми Романовыми, Носовский и Фоменко пишут: «Известно, что при царе Федоре Алексеевиче (старшем брате Петра, правившем до Петра) в 1682 году в Москве были сожжены разрядные книги. По всей видимости, это было сделано для того, чтобы уничтожить информацию о происхождении русских боярских родов (уничтожили генеалогию). Сегодня считается, что это было сделано лишь «из прогрессивных соображений» борьбы с местничеством, т. е. чтобы русские бояре, не зная (не имея документальных подтверждений) своего происхождения, не могли «спорить о местах». Наша точка зрения такова: Романовы уничтожали подлинную древнюю генеалогию, чтобы освободить место для своей новой династии. И только после этого, по-видимому, появились существующие сегодня «разряды от Рюрика». Эти разряды от Рюрика приведены, например, у Ломоносова.»

Большое место в исследованиях Носовского и Фоменко посвящено исследованию Радзивилловской летописи, которая является единственным источником так называемой норманнской теории происхождения государственности на Руси (призвание варягов). На обширном историческом материале, анализе самой летописи (как ее содержания, так и внешнего вида), обстоятельств ее находки и особенностей хранения, Носовский и Фоменко приходят к выводу, что Радзивилловская летопись не является подлинной, а представляет собой фальсификат, выполненный, судя по всему, в Кенисберге непосредственно перед приездом Петра I, который и привез эту летопись в Петербург.

Большое внимание уделяют Носовский и Фоменко тому, почему первыми исследователями русской истории, заложившими основу российской историографии, являлись иностранцы, а точнее – немцы (Миллер, Шлецер и др.) По их мнению, немцы выполняли «политический заказ» прозападнической династии Романовых, которым было нужно не только оправдать свои права на захваченный незаконно престол, но и привнести в сознание людей, составлявших империю, своего рода «комплекс неполноценности» по отношению к западному миру: это было своего рода гарантией безопасности «культурных» народов запада перед огромной, пусть и поверженной Смутой на колени, империей.

«Любопытный факт, – отмечают Носовский и Фоменко, – в течение всей своей истории Романовы брали себе невест, как правило, из одной и той же области: Голштин—Готторпской, недалеко от города Любека. Известно, что население этой части северной Германии было русского происхождения. По свидетельству Герберштейна, «…с Любеком и Голштинским герцогством граничила когда-то область вандалов со знаменитым городом Вагрия, так что полагают, Балтийское море и получило название от этой Вагрии… «море варягов»… вандалы тогда не только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру».

Ясно, что приход Романовых должен был трактоваться (при Романовых) как большое благо для страны. Хотя изначально когда-то Голштинское герцогство было заселено русскими, но уже к XVI веку эти земли стали чисто немецкими. Вообще, политика Романовых являлась по преимуществу чисто немецкой, да и методы их правления также были немецкими (западными). Например, в период опричнины 1563– 1572 годов на Руси (когда у власти фактически стояли Захарьины-Романовы, впервые упомянуты преследования за веру. Уничтожались магометане и иудеи, не принявшие христианства. Никаких известий о чем-либо подобном в русской истории до этого не было. Русь, как известно, придерживалась старого монгольского (и турецкого) принципа веротерпимости. Все войны между русскими и казанскими (татарскими) князьями имели чисто политическую основу. Даже взятие Казани, описанное в русских летописях, никакой религиозной основы не содержало.»

Рассматривая время правления Ивана Грозного, Носовский и Фоменко выдвигают гипотезу, что Иван Грозный – это своего рода «собирательный образ», совместивший в себе нескольких царей и по времени охватывающий время правления этих царей. Вопиющие несоответствия и странности правления Грозного (количество браков, передача престола ордынскому хану, несколько венчаний на царство, резкие, иногда с точностью наоборот, изменения как внутренней, так и внешней политики и проч.) объясняются вовсе не психическими отклонениями самодержца, а именно следствием переписывания и фальсификации истории. О том, что знаменитая «переписка» Ивана Грозного с Курбским – более поздний фальсификат, писалось и в XIX веке, а в настоящее время тому существует масса свидетельств. То, что от доромановских русских царей не осталось практически никаких письменных свидетельств, т. е. автографов (см. выше) объяснить ничем, кроме как сознательным и целенаправленным их уничтожением, нельзя. Примечательно, что за границей, в архивах, которые были недоступны фальсификаторам Романовых, свидетельств подлинной истории сохранилось в абсолютном измерении гораздо больше, чем на родине.

«Правление первых Романовых (Михаил, Алексей, Федор Алексеевич) характеризуется массовым сжиганием книг, уничтожением архивов, церковным расколом, борьбой с казачеством (= Ордой). Более или менее хорошо освещенная, документированная русская история начинается, к сожалению, лишь с Петра I Романова. До этого была борьба, смута, гражданская война, где основным противником выступало казачество = Орда, сосредоточившаяся к этому времени на Дону. К этому времени относится вынужденное начало земледелия в казачьих областях. До этого оно было запрещено казакам. Отметим, кстати, что специальные усилия Романовых в Санкт-Петербурге в XVIII веке были посвящены тому, чтобы доказать Западу, что распространенная там точка зрения, будто бы Степан Разин был знатного происхождения (западные источники называли его Rex = царь), «абсолютно неверна». Однако известно, что при Разине находился некий «царевич Алексей». По-видимому, время Разина (и вообще, XVII век) – это была эпоха борьбы за престол между Романовыми и старой ордынской династией (казачеством).

После падения Романовых в 1917 году, пресс умолчания был снят. И действительно, в русской эмиграции, за рубежом появились прекрасные работы по древней русской истории, в которых начали открываться многочисленные и долго скрывавшиеся странности (напр. работа А. Гордеева об истории казачества).»

При всей спорности и неортодоксальности взглядов Носовского и Фоменко, их гипотезы заслуживают пристального внимания и исследования. А кроме того, они доказывают то, что ничего устоявшегося и незыблемого в науке, особенно исторической (и литературной) не существует. Любые кажущиеся незыблемыми аксиомы подвергаются сомнению на каждом новом этапе развития мысли, и в картину мировоззрения людей вносятся необходимые коррективы.

Литература

1. Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко «Новая хронология Руси», М. 1999.

2. Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко «Империя», М. 1996.

3. Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко «Русь и Рим», М. 1999.

4. А. А. Гордеев «История казаков», М. 1992.

Литература XVIII века

Общая характеристика

Момент перехода от древней литературы к новой нельзя отнести к рубежу столетий. 1700-й год был первым годом, который Россия считала от рождества Христова, а не от сотворения мира, и праздновала 1 января, а не 1 сентября, как предписывал старинный обычай. Четыре года как умер единокровный брат и соправитель Петра Иван Алексеевич, и Петр стал самодержцем и на словах, и на деле. Он успел построить воронежский флот и взять Азов. Он своими глазами увидел Европу (впервые русский монарх покинул пределы отечества!), и его подданным, кроме крестьян и духовных лиц, пришлось обрить бороды и надеть «немецкое» платье. Из потешных Петр создал гвардию, которой предстояло прославить себя при Нарве. Наконец, Россия решилась бросить вызов Швеции, которая со времен Густава-Адольфа считалась самой сильной державой северной Европы.

Ломались вековые устои национальной жизни, принцип перемен и новизны становился определяющим в государственной практике, а в официальной культуре происходило нечто противоположное: здесь наметился возврат ко временам царя Федора Алексеевича и царевны Софьи. Из Киево-Могилянской академии в Москву вызвали лавроносного поэта и философа Стефана Яворского (1658—1722), который в молодости учился в иезуитских коллегиях и академиях Львова, Люблина, Познани и Вильны, и поставили его на митрополию Рязанскую и Муромскую. В следующем году, по смерти Адриана, он был назначен местоблюстителем патриаршего престола, а впоследствии возглавил Синод.

Тогда же в Москве появился другой украинский барочный писатель, Димитрий Туптало (1651—1709), ставший 4 января 1702 г. ростовским митрополитом. Это был ближайший друг Стефана Яворского, завзятый латинист, уже прославленный сочинением житий святых, школьных драм, барочных кантов и псалмов. Димитрий еще при Софье заочно поддерживал с Украины Сильвестра Медведева в его споре со «старомосковской» партией. В августе 1689 г. в Москве, за месяц до ареста Сильвестра Медведева, два этих выдающихся литератора познакомились лично.

Вслед за Стефаном Яворским и Димитрием Ростовским в Москву переехали и другие питомцы киевской школы. Утверждение «латинствующих» в качестве руководителей официальной культуры происходило не только с ведома, но и по прямому повелению Петра (Стефан Яворский, любивший повторять афоризм Эпикура «Хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался», пытался уклониться от посвящения в митрополиты, но был принужден к этому властями). Вероятно, Петр, которому было ненавистно самое имя Софьи и все, что с этим именем связано, попросту не имел на первых порах другого выхода.

Перестраивая русскую жизнь на европейский лад, Петр не мог рассчитывать на «старомосковскую» интеллигенцию – на ученых монахов столичных обителей, окружавших последних патриархов. В этой среде идея ломки, идея стремительного развития не встречала сочувствия; упоение европеизацией вызывало глухое брожение, а иногда и открытый протест. Поэтому Петр и дал ход противной стороне. В этих барочных гуманитариях, по-своему блестяще образованных, связанных многими нитями с новолатинской и польской литературой, Петр надеялся найти сподвижников. Но царь обманулся. Враги его врагов не стали его друзьями. Однако сначала это была еле заметная трещина, в пропасть она превратилась гораздо позже, когда в Петербург явился Феофан Прокопович. В первые же годы нового века позиции «латинствующих» казались незыблемыми. Они не замедлили этим воспользоваться, и стиль позднего барокко стал официальным стилем русской культуры.

Стефан Яворский совмещал должность местоблюстителя патриаршего престола с обязанностями протектора Московской академии. Царским указом от 7 июля 1701 г. в ней были заведены «учения латинские», по киевскому образцу. Стефану Яворскому удалось то, чего за пятнадцать лет до него тщетно добивался Сильвестр Медведев, проигравший борьбу за академию братьям-грекам Лихудам. В 1702 г. Димитрий Туптало основал в Ростове «училище латинское и греческое», в котором число учеников доходило до двухсот. Вслед за этим и в других епархиях были устроены школы. Из них самой крупной была новгородская, открытая в 1706 г. митрополитом Иовом.

В этих школах не только учили и учились, но и сочиняли. И преподаватели, и студенты подвизались па поприще словесности. Торжественная проповедь, школьная драма и панегирическое стихотворство – вот те роды, которые культивировались в этих литературных очагах. Между этими родами существовала тесная связь, т. к. единство искусств, единство культуры – основополагающий принцип барокко. В литературе господствует риторика: проповедь – не только главенствующий жанр, это и главенствующий эстетический принцип. Строитель культуры должен быть прежде всего проповедником, чтобы с помощью слова обращать грешников. Наряду с дидактическими целями литература преследует и просветительские. Чем человек просвещеннее, тем доступнее ему нравственное совершенство; значит, его надо вооружить знаниями. Исходя из этого, барочные авторы настойчиво, даже назойливо уснащают свои тексты сведениями по античной мифологии и истории, порой весьма отвлеченными. Отвлеченность этой эрудиции барочных авторов преодолевалась в школьном и общедоступном театре, где «оживлялись» мифологические и исторические персонажи. На сцене появлялись и аллегории – Слава, Фортуна, Мир и т. п. Идеи становились как бы представимыми, усвояемыми.

Между тем руководство культурой постепенно переходило к Петру. Барочные авторы теряли его поддержку. В Стефане Яворском и Димитрии Ростовском царю не нравилась независимость мнений, поползновения на «духовное отцовство». Между тем Петр пришел к отрицанию украино-польского барокко и его русского варианта как целого, как определенной системы. Это нельзя считать прихотью самодержавного монарха. В отрицании был глубокий смысл. Петр был склонен терпеть архипастырей, которые дерзали его обличать (ведь он поставил Стефана Яворского во главе Синода), но самый тип барочного писателя из школы «латинствующих» казался ему помехой в преобразовании России.

Согласно барочной философии искусства, поэт обязан отчетом только богу (см. выше). Димитрий Ростовский, писавший «Четьи Минеи» по монашескому обету, велел положить в свой гроб черновые бумаги этого грандиозного труда – для того, конечно, чтобы оправдаться ими в будущей жизни. Петр, напротив, полагал, что поэты не составляют элиту нации и ничем не отличаются от любого подданного. Все обитатели России подотчетны государю, наместнику бога на земле. Среди заметок Петра к указу о монашестве и монастырях, который император дал Сенату 31 января 1724 г., есть следующая: «Вытолковать, что всякому исполнение звания есть спасение, а не одно монашество». Иными словами, исполнение обязанностей сословных и служебных, определяемых законной властью, необходимо для обретения вечного блаженства. Мировоззрение же барочных авторов резко расходилось с этим. В соответствии с ними, даже благое начинание (а литература с барочной точки зрения входила в разряд «благих дел») обесценивается, если оно совершено по приказу, а не вследствие личного побуждения. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, например, «Камень веры» Стефана Яворского, прямо затрагивающий эти проблемы, при Петре I считался запретной книгой и был издан только в правление его внука, когда подверглись ревизии многие направления политики реформ.

Разумеется, не нужно думать, что «христианская свобода» равнозначна свободе творчества. Защитники ее оставались в плену разнообразных идеологических и эстетических запретов, причем в восточнославянском барокко система этих запретов была очень жесткой. В нее, в частности, входили запреты на смех и на любовную тему (см. выше). И тем не менее апологеты «христианской свободы» не признавали внелитературного давления.

В первые десятилетия XVIII в. произошли изменения в социальном составе русского общества, в уровне образованности, в характере государственной власти. «Услуги отечеству» становятся мерилом в оценке человека, личные качества приобретают первостепенное значение. Не знатность и богатство, а «острый разум», воинская храбрость и гражданские поступки определяют значение человека в общественной жизни. Петровская «Табель о рангах» была значительным шагом в практической реализации новых принципов, послуживших основанием для развития в России прогрессивной просветительской идеологии.

В течение XVIII в. просветительская идеология сложилась в целостную систему.

В России начала XVIII в. становятся известны идеи нового европейского естествознания, имена Декарта, Кеплера, Коперника, Галилея, Ньютона. У передовых представителей русского общества аристотелевская натурфилософия, господствовавшая в предшествующий период, встречает решительную оппозицию. На смену ей пришли философские идеи Гоббса, Локка и Лейбница.

Общий подъем культуры в России начала XVIII в. сказался не только на образованных сподвижниках Петра I. Он ясно обозначился в значительном расширении круга читателей печатной продукции петровского времени.

С конца 1702 г. стала выходить первая русская печатная газета «Ведомости», посредством которой правительство Петра I разъясняло свою политику и пропагандировало необходимость и важность преобразований. В «Ведомостях» систематически освещались также события международной жизни. Придавая «Ведомостям» общественно-воспитательное значение, Петр I сознательно стремился сделать газету понятной и доступной широкому кругу читателей. Поэтому особое значение придавалось языку «Ведомостей». Деловой, точный, почти без церковнославянских слов и с незначительным количеством иностранной лексики, язык «Ведомостей» стал в известной степени образцом, который Петр I рекомендовал для переводов иностранных книг и для русских исторических и публицистических сочинений начала XVIII в. Не случайно, что, приступая в начале 40-х гг. XVIII в. к созданию «Российской грамматики», Ломоносов внимательно изучал «Ведомости», увидев в языке деловой прозы первых десятилетий XVIII в. отражение прогрессивных тенденций в развитии русского литературного языка.

Начиная с 1708 г. (когда был введен гражданский алфавит) в России было издано большое количество политических и публицистических трудов, учебных книг и переводных литературных и исторических сочинений.

Например, в библиотеке патриарха Никона хранились списки сочинений Аристотеля, Плутарха, Геродота, Демосфена. Значительное число произведений античных писателей: Цицерона, Вергилия, Сенеки, Овидия, Плавта, Эзопа – хранилось в библиотеке Посольского приказа (тогдашнего Министерства иностранных дел).

Значительную роль в ознакомлении с античной литературой играли Киево-Могилянская академия и московская Славяно-греко-латинская академия. Ученики этих высших учебных заведений, владевшие латинским и греческим языками, имели возможность знакомиться с творчеством античных писателей в подлинниках.