Текст книги "Русская литература с древнейших времен до начала XX века"

 
Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Ибо все днесь мне ее доброты
Мыслить умом есть много охоты.
…
Чем ты, Россия, не изобильна?
Где ты, Россия, не была сильна?
Сокровище всех добр ты едина,
Всегда богата, славе причина.
…
Скончу на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Сто мне языков надобно б было
Прославить все то, что в тебе мило!
 

 
Покинь, Купидо, стрелы:
Уже мы все не целы,
     Но сладко уязвлены
Любовною стрелою
Твоею золотою;
     Все любви покорены.
К чему нас ранить больше?
Себя лишь мучить дольше.
     Кто любовию не дышит?
Любовь всем нам не скучит,
Хотя нас тая и мучит,
     Ах, сей огнь сладко пышит!
 

М. В. Ломоносов

8(19) ноября 1711 – родился в деревне Мишанинской Архангельской губ. в семье помора.

1730 – с рыбным обозом ушел учиться в Москву. Учился в Славяно-греко-латинской академии, в Киевской духовной академии и в университете при Петербургской Академии Наук.

1736—41 – находился за границей, где изучал естественные и технические науки.

1742 – назначен адъюнктом физического класса, а в 1745 – профессором химии (академиком) Петербургской Академии Наук.

1743 – «Краткое руководство по риторике», перераб. в 1748, в котором положил начало научному изучению русского языка. Эта и другие работы утверждали теорию «трех штилей» в русском языке (высокого, среднего, низкого) – разделение происходило по жанрам (напр. высокий стиль – ода, трагедия, низкий – комедия и т. д.), языковым средствам (напр. для высокого стиля была характерна торжественность, которая достигалась при помощи церковнославянизмов и проч. архаических языковых средств) и предметам изображения (напр. ода могла описывать только события великого исторического значения и изображать только великих людей – царей, императоров и проч.). Ломоносов теоретически обосновал начатую В. К. Тредиаковским реформу русского стихосложения и утвердил силлабо-тоническую систему, на основе которой русская поэзия развивалась вплоть до 20 века (2-х и 3-х сложные стихотворные размеры, понятие стопы и проч., см. раздел «Теория литературы»). Как поэт Ломоносов был крупнейшим представителем русского классицизма. Оды «На взятие Хотина» (1739), «На день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны» (1747), «Утреннее размышление о божием величестве» (1751), «Письмо о пользе стекла» (1752) и др. пропагандируют преобразовательную деятельность Петра I, воспевают науку, национальную культуру России.

1748 – работа «Опыт теории упругости воздуха», где объяснил упругость газов движением их частиц, таким образом вплотную подойдя к теории атомического строения вещества. Основал при Академии химическую лабораторию.

1754 – создание мозаичного портрета Петра Первого в Эрмитаже и др. Возрождение в России искусства мозаики и изготовления смальты для нее. Позже – патриотическое панно «Полтавская баталия» (1762—64) в здании Академии Наук и др.

1755 – открытие Московского университета, «Российская грамматика».

1756 – первые опыты по обжиганию металлов в закрытом сосуде (закон сохранения вещества).

1760 – избран членом Шведской Академии Наук. Выход «Краткого Российского летописца с родословием», положившего начало научному изучению истории.

1761 – установил, что Венера окружена атмосферой, сконструировал точный телескоп.

1763 – работа «О слоях земных», где образование земных слоев объясняется сложными процессами, происходящими в природе.

1764 – избран почетным членом Болонской Академии Наук.

1766 – «Древняя Российская История», которая сыграла огромную роль в развитии русской историографии.

4(15) апреля 1765 – умер в Петербурге, похоронен на кладбище Александро-Невской лавры.

В оде Ломоносов прославляет молодую Елизавету, рисует образ просвещенного монарха, который покровительствует наукам и искусствам, приближает к себе образованных и разумных людей.

(отрывок)

 
…
Науки юношей питают,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут;
В домашних трудностях утеха
И в дальних странствах не помеха.
Науки пользуют везде:
Среди народов и в пустыне,
В градском шуму и наедине,
В покое сладки и в труде.
…
 

Мир представляется Ломоносовым в соответствии с рационалистическими установками: во главу угла ставится постижение разумом тайн природы, Ломоносов утверждает способность разума к творческому преобразованию мира.

(отрывок)

 
Лице свое скрывает день;
Поля покрыла влажна ночь;
Взошла на горы черна тень;
Лучи от нас склонились прочь;
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне – дна.
…
Что зыблет ясный ночью луч?
Что тонкий пламень в твердь разит?
Как молния без грозных туч
Стремится от земли в зенит?
Как может быть, чтоб мерзлый пар
Среди зимы рождал пожар?
…
Сомнений полон ваш ответ
О том, что окрест ближних мест.
Скажите ж, коль пространен свет?
И что малейших дале звезд?
Несведом тварей вам конец?
Скажите ж, коль велик творец?
 

А. П. Сумароков

Александр Петрович Сумароков

14(25). 11. 1717 – родился в Петербурге в старинной дворянской семье.

1732—1740 – учился в Сухопутном шляхетском корпусе, где начал писать стихи. Популярность поэту принесли любовные песни, расходившиеся в списках. К ним неодобрительно отнесся Ломоносов, сторонник гражданственной тематики в поэзии. Сумароков ответил ему «Критикой на оду» и в «Эпистоле о стихотворстве» (1747) сформулировал принципы поэтики основных жанров классицизма, особенно комедии и басни. Полемика между Сумароковым и Ломоносовым в 50-е гг. XVIII в. представляла собой важный этап в формировании эстетики и художественной практики русского классицизма.

1747—1750 – от песен Сумароков переходит к стихотворным трагедиям («Хорев», «Гамлет», «Синав и Трувор»), в которых любовные темы соединены с общественно-философской проблематикой. Пьесы Сумарокова составили основу репертуара первого русского профессионального публичного театра, директором которого он был в 1756– 1761 гг. С пьесами Сумарокова связано и появление первых профессиональных русских актеров.

1759 – Сумароков издает первый русский литературный журнал «Трудолюбивая пчела».

Конец 50-х—начало 60-х – пишет басни, обличающие бюрократический произвол, взяточничество, бесчеловечное обращение помещиков с крепостными и проч.

70-е годы – создает свои лучшие комедии («Рогоносец по воображению», «Мать – совместница дочери», «Вздорщица») и трагедии «Дмитрий Самозванец» (1771), «Мстислав» (1774). В комедиях сильна обличительно-бытовая струя, в чем они предваряют комедии Фонвизина.

1774 – сборники «Элегии», «Сатиры».

Сумарокову принадлежат также статьи по философии, политической экономии.

1777 – умер в Москве.

В «епистоле» Сумароков разъясняет наследнику, какая высокая ответственность возложена на венценосцев.

(отрывок)

 
Всем должно нам любить отечество
                              свое,
А царским отраслям любити должно
                              боле;
Благополучие народа на престоле.
…
Оратель дремлющий, имея мысль
                              лениву,
Со небрежением посеяв семена,
Убыток понесет, утратя времена,
Со небрежением одну испортит ниву,
И лягут на него те только бремена;
А если государь проступится, так
                              горе
Польется на народ, и часто будет
                              море.
Сия причина есть венчанныя крови
Имети более к отечеству любви.
 

 
Знаю, что стыдишься и крепишься
                              молвить,
Что любовь пленила и тебя,
Знаю, что ты хочешь быти осторожна,
И боишься вверить мне себя;
Вверься, вверься, полно мысли
                              непристойны
О любви моей к себе иметь,
И открой то словом, что твои мне
                              взгляды,
Дали уж довольно разуметь.
 

(Из песни LXXXV)

 
Лишив меня свободы,
Смеешься, что терплю,
Но я днесь открываюсь,
Что больше не люблю:
Гордись своим свирепством,
Как хочешь завсегда,
Не буду больше пленен
Тобою никогда.
 

(Из песни LXVI)

 
Змею мужик нашел: она гораздо
                              дрябла,
                Озябла.
Прикладывает он усердие свое
             И отогрел ее.
Он думал, это так и сделать
                              надлежало, —
     Она в него вонзила жало,
И говорит она ему слова сии:
              «Не согревай змеи».
 

А. Н. Радищев

20(31) августа 1749 – родился в Москве в семье богатого помещика.

1762—1766 – получил образование в Пажеском корпусе.

1767—1771 – учился в Лейпцигском университете, куда был отправлен для изучения юридических наук; занимался также естественными науками. Особую роль в формировании мировоззрения сыграли сочинения франц. просветителей, особенно Гельвеция. По возвращению в Россию назначен протоколистом в Сенат. с 1773 – служба обер-аудитором (юридич. советником) штаба Финляндской дивизии в Петербурге.

1771—1773 – начало литературной деятельности, выполнил ряд переводов (напр. Г. Мабли «Размышления о греческой истории»).

1775 – вышел в отставку.

1777 – поступил на службу в Коммерц-коллегию (с 1780 помощник управляющего, с 1790 управляющий Петербургской таможней).

1779—1782 – незаконченная аллегорическая оратория «Творение мира», в которой считал, что слово значит чрезвычайно много для истории и развития общества.

1780 —«Слово о Ломоносове», в котором выражал свое восхищение и преклонение перед великим гением Русской земли.

1783 – ода «Вольность», в которой провозглашаются просветительские идеалы – просвещенная монархия, власть закона, отмена рабства и проч.

1788 – «Житие Ф. В Ушакова», в котором воплощен идеал активного человека, защитника исконных прав и свобод людей, освещается роль выдающейся личности в истории и освобождении народов от рабства.

С середины 80-х гг. – работа над главным произведением «Путешествие из Петербурга в Москву».

1790 – публикация «Путешествия…», через три недели после опубликования началось следствие, которым руководила лично Екатерина II (назвавшая Радищева «бунтовщиком похуже Пугачева»).

30 июня 1790 – заключен в Петропавловскую крепость, приговорен судом к смертной казни, которая была заменена императрицей на лишение чинов и дворянства и ссылку на 10 лет в Илимский острог в Сибири.

1797 – уже при Павле I переведен под надзор полиции в одно из имений отца – с. Немцово Калужской губ.

1792—1795 – в ссылке создал философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии», ряд экономических и исторических трудов.

1801—1802 – статья «Памятник дактилохореическому витязю», которая заложила основы научного стиховедения в России. После воцарения Александра I «прощен» и определен на службу в Комиссию составления законов. В юридических трудах и законодательных проектах проводил прежние идеи, требуя уничтожения крепостного права и сословных привелегий.

1802 – в ответ на угрозу новой ссылки, а также реализуя мысль о праве человека на самоубийство (что резко осуждалось православной церковью) как форму протеста (о чем сам писал в «Путешествии…» и др. соч.), отравился.

Основные сочинения находилось под запретом до 1905 г., но распространялись нелегально, в списках.

Произведение написано в форме путевых заметок, писем, адресованных к другу (т. н. «эпистолярный роман», очень популярный в эпоху Просвещения – напр. «Юлия или Новая Элоиза» Ж.-Ж. Руссо).

В первых же строках Радищев приводит причину, побудившую его взяться за перо: «Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Обратил взоры мои во внутренность мою – и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие предметы» (т. е. речь идет о разного рода иллюзиях и заблуждениях, на которых строится мировоззрение человека, а не на разумных основах). «Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и – веселие неизреченное! – я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благо-действии себе подобных.»

Автор садится в кибитку и отправляется в путешествие, размыщляя над тем, что «неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта».

София

Первая остановка происходит на почтовой станции, где автор хочет переменить лошадей. Однако «комиссар», который ведает лошадьми, дающимися на подмену, спит и, проснувшись, утверждает, что лошадей нет. Автор подозревает, что это ложь, выходит из себя. Комиссар заявляет, что он ему не прежний ямщик, «которых бивали палками», что нынче «не прежняя пора». Автор возмущается таким своеобразным пониманием свобод и собственного достоинства, но ничего не может сделать. В результате он дает на водку городскому извозчику, и «в то самое время, когда я намерялся сделать преступление на спине комиссарской, зазвенел на дворе колокольчик. Я пребыл добрый гражданин. Итак двадцать медных копеек избавили миролюбивого человека от следствия, детей моих от примера невоздержания во гневе, и я узнал, что рассудок есть раб нетерпеливости».

Автор выезжает с почтовой станции, ямщик затягивает песню, что дает автору пищу для размышлений о свойствах русского человека: «Посмотри на русского человека; найдешь его задумчива. Если захочет разогнать скуку или, как то он сам называет, если захочет повеселиться, то идет в кабак. В веселии своем порывист, отважен, сварлив. Если что-либо случится не по нем, то скоро начинает спор или битву. Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающийся обагренный кровью от оплеух, многое может решить доселе гадательное в истории российской».

Тосна

На следующей станции автор встречает проезжающего, который оказывается стряпчим (так раньше на Руси назывались те, кто вел дела в суде, т. е. адвокаты, законники). Стряпчий рассказывает, что он потратил много сил на то, чтобы собрать родословную многих рдов российских, и, соответственно, может доказать тому, кто это пожелает, его происхождение за несколько сот лет (от Владимира Мономаха или самого Рюрика). Стряпчий говорит, что такая работа должна стоить очень дорого, но одновременно сетует на то, что никто ему не платит и что от его услуг большинство отказывается. Стряпчий недоволен тем, что дворянство дается за выслугу, а потому родовитость сильно упала в цене. В Москве какая-то компания «молодых господчиков» вместо того, чтобы воспользоваться его услугами, подняла стряпчего на смех, поэтому теперь он едет в Петербург, где «известно, гораздо больше просвещения». Автор дает стряпчему немного денег и советует, чтобы «приехав в Петербург, он продал бы бумагу свою на вес разносчикам для обвертки; ибо мнимое маркизство скружить может многим голову, и он причиною будет возрождению истребленного в России зла – хвастовства древния породы».

Любани

В дороге автор видит пашущего крестьянина и удивляется, почему тот работает, хотя сегодня праздник. Крестьянин пашет в большим тщанием, из чего понятно, что нива не барская.

Автор спрашивает об этом крестьянина. Тот отвечает, что шесть дней в неделю ходит на барщину, а по вечерам возит на барский двор сено, так что только праздники да один день в неделю остаются для работы на своем собственном наделе. Узнав, что у мужика три сына и три дочки, автор удивляется, как мужик умудряется за такое скудное время, отпущенное на собственный надел, наработать достаточно для того, чтобы их прокормить. Тот отвечает, что работает и по ночам. На вопрос автора, так ли он работает и на своего барина, мужик отвечает:

«Нет, барин, грешно было бы так же работать. У него на пашне сто рук для одного рта, а у меня две для семи ртов… Да хотя растянись на барской работе, то спасибо не скажут. Барин подушных (подушный государств. налог, которым облагалось мужское население, кроме дворян, духовенства и чиновников) не заплатит; ни барана, ни холста, ни курицы, ни масла не уступит. То ли житье нашему брату, как где барин оброк берет с крестьянина, да еще без приказчика.» Мужик говорит, что оброк (то есть определенная повременная плата барину) лучше барщины, добавляет, что самое худшее, когда целые деревни отдают в аренду. «Наемник» пытается выжать максимум за тот срок, на который взял деревню, и не оставляет свободными ни праздников, а подчас ни даже ночей. Кроме того, на дурного приказчика можно пожаловаться, а на наемника никому не пожалуешься.

Автор возмущен таким положением дел, он восклицает: «Страшись помещик жесткосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение», но потом смотрит на собственного слугу и чувствует стыд, так как его слова в равной степени могут быть отнесены и к нему самому – несмотря на то, что Петрушка сыт, обут, одет, его не секут ни плетьми, ни батожьем, бывали случаи, когда автор позволял себе и рукоприкладство, и окрики на нерадивость, хотя никакой закон не может дать такой власти одного человека над другим.

Чудово

В почтовой избе автор встречает своего приятеля, который ему рассказывает следующую историю. Он отправился в Петергоф на праздники, потом решил съездить в Крондштат. В пути их лодку застает шторм. Лодка разбивается о рифы, люди высаживаются на скалы, уповая на помощь. Один из них, Павел, вплавь добирается до берега и через некоторое время возвращается с помощью. Позже он рассказывает, что вначале побежал за помощью к местному начальнику – сержанту, но тот, несмотря на то, что двадцать человек могли в любой момент утонуть, отказал в помощи и вытолкал Павла за дверь. Тот обратился тогда к обычным солдатам, имеющим лодки, в которых время от времени плавали по заливу и собирали со дна булыжник на продажу для мостовых. Те не отказали ему в помощи, дали две лодки, именно поэтому все оказались спасены. Рассказчик благодарит Павла и идет к начальнику местного гарнизона, чтобы тот наказал сержанта. На вопрос рассказчика, знал ли он о том, что поблизости погибают двадцать человек, тот отвечает, что ему докладывали, но он в то время спал. Кроме того он добавляет, что заботиться об утопающих – не его должность. Взбешенный рассказчик «плюнул почти ему в рожу» и вышел прочь. Понимая, что искать правды и наказания для начальника бесполезно, он в конечном итоге смирился. Затем говорит автору, что решил «проститься с городом навеки. Не въеду николи в сие жилище тигров. Единое их веселие – грызть друг друга; отрада их – томить слабого до издыхания и раболепствовать власти». Автор пытается отговорить своего приятеля от намерения оставить город, но это ему не удается.

Спасская полесть

В дороге автора застает дождь. Он стучится в первую попавшуюся избу, устраивается на ночлег. Среди ночи он просыпается и слышит разговор мужа и жены, находящихся в этой же избе. Жена просит рассказать мужа что-то вроде сказки. Тот рассказывает быль о государевом наместнике, который «в молодости своей таскался по чужим землям, выучился есть устерсы (т. е. устрицы; вся нижеследующая история напоминает причуды фаворита Екатерины II, высокопоставленного вельможи, Г. А. Потемкина) и был до них великий охотник. Пока деньжонок своих мало было, то он от охоты своей воздерживался, едал по десятку, и то когда бывал в Петербурге. Как скоро полез в чины, то и число устерсов на столе его начало прибавляться. А как попал в наместники и когда много стало у него денег своих, много и казенных в распоряжении, тогда стал он к устерсам как брюхатая баба. Спит и видит, чтобы устерсы кушать. Как пора их приходит, то нет никому покою. Все подчиненные становятся мучениками. Но во что бы то ни стало, а устерсы есть будет.

В правление посылает приказ, чтобы наряжен был немедленно курьер, которого он имеет в Петербург отправить с важными донесениями. Все знают, что курьер поскачет за устерсами, но куда ни вертись, а прогоны выдавай. На казенные денежки дыр много.» Гонец, снабженный подорожной, прогонами отправляется в Петербург к «господину Корзинкину, почтенному лавошнику». Тот гонца встречает: »Добро пожаловать. Куды какой его высокопревосходительство затейник, из-за тысячи верст шлет за какою дрянью. Только барин добрый. Рад ему служить. Вот устерсы, теперь лишь с биржи. Скажи, не меньше ста пятидесяти бочка, уступить нельзя, самим пришли дороги…»

Курьер гонит «с устерсами» обратно, приезжает, докладывает – «доставил». Превосходительство хвалит курьера перед присутствующими, велит секретарю писать представление на повышение его в чине. Скоро по представлению господина генерала курьера Н. Н., «отправленного в С.-П. с наинужнейшими донесениями» сержанта повышают до прапорщика.

Рассказчик прибавляет, что вот как люди в чины выходят, не то что он, который, служа беспорочно, не подался ни на палец вперед. Жалуется на то, что казначей его не любит. На это жена возражает, что нелюбовь казначея объясняется очень просто – рассказчик сам «приворовывает», беря плату за обмен серебряных денег на ассигнации и наоборот. Рассказчик шикает на жену, и они умолкают. На следующий день автор узнает, что в одной избе с ним ночевали по пути в Новгород присяжный и его жена.

Пока кучер запрягает лошадей, автор заговаривает с еще одним проезжающим, который рассказывает ему свою печальную историю. Он был записан в купечестве, стал участником в частном откупе (т. е. в праве монопольного ведения торговли частным лицом по уплате денежного взноса). Партнер оказался вором, попался на преступлении, был от откупа отрешен и остался должен много денег. Партнер скрылся, рассказчик, произведя расчеты, сделал вывод, что долгов на нем лично не так много и попросил, чтобы с него взяли его долю долгов. Но вместо этого с него решили взыскать всю недоимку. Кроме того, когда рассказчик входил в дело, у него не было имения, он приобрел его позже, то есть по закону, на имение не могло быть обращено взыскание. Рассказчик к тому времени приобрел дворянство, получил чин. В судебной палате тем временем было принято решение о запрете ему продавать имение (которое хотели конфисковать за недоимку). Не зная об этом, он продал дом, а стряпчий казенных дел донес на него, в результате чего суд постановил аннулировать продажу дома, лишить рассказчика чинов и заключить под стражу до окончания дела. Его беременная жена, узнав об этом, заболевает горячкой, в результате чего умирает, умирает и ребенок. Тем временем появляется стража, чтобы рассказчика арестовать. Старый друг предупреждает его, дает немного денег, и рассказчик бежит из имения – куда глаза глядят.

Автора трогает этот рассказ, он вопрошает: «Возможно ли, чтобы в столь мягкосердое правление, каково ныне у нас, толикие производилися жестокости? Возможно ли, чтобы были столь безумные судии, что для насыщения казны … отнимали у людей имение, честь, жизнь?» Автор хочет подать жалобу, но понимает, что от него жалобы не примут, так как он пострадавшему никто. «Какое имею право? – Страждущее человечество. Человек, лишенный имения, чести, лишенный половины своей жизни, в самовольном изгнании, дабы избегнуть поносительного заточения. И на сие надобно верющее письмо? От кого? Ужели сего мало, что страждет мой согражданин? – Да и в том нет нужды. Он человек: вот мое право, вот верющее письмо. – О, богочеловек! (т. е. Иисус Христос) Почто писал ты свой закон для варваров? Они, крестяся во имя твое, кровавые приносят жертвы злобе. Почто ты для них мягкосерд был?»

Автор представляет себе образ идеального правителя. Ему чудится, что он «царь, шах, хан, король», т. е. некто, облеченный высшей властью. Подле золотого сияющего трона возвышаются весы, на одной чаше которых лежит книга с надписью «Закон милосердия», а на другой книга с надписью «Закон совести». Вокруг толпятся подданные, «с робким подобострастием и взоры мои ловящи», женщины смотрят на него с восхищением, «и желания их стремились на предупреждение моих, если бы они возродились». Все восхваляют царя за то, что он усмирил внутренних и внешних врагов, расширил пределы отечества, покорив тысячи разных народов своей державе, за то, что он обогатил государство, расширил внутреннюю и внешнюю торговлю, покровительствует науке и искусствам, уменьшил подати и проч. Главный военачальник, посланный на завоевание земли, «целым небесным поясом от меня отделенной», докладывает, что повеление будет исполнено, и покоренные народы будут славить его. «Учредитель плавания» был отправлен с кораблями в далекие страны, чтобы прославить флаг державы, хранителю законов было повелено в честь дня рождения правителя провести амнистию и отпустить по домам раскаявшихся преступников, великому зодчему был отдан приказ возводить «грады, превосходящие великолепием славнейшие в древности». Присутствующие выражают свое восхищение такими повелениями, рукоплещут. Внезапно появляется женщина в черном, которая «испускала вздохи скорби и являла вид презрения и негодования». Она не обнажает головы перед правителем. На вопрос, кто это, правитель получает ответ, что женщина именует себя Прямовзорой и является глазным врачом. Она ругает всех, всегда нахмурена, не щадит никого. На возмущение правителя, та отвечает, что прислана излечить его – на глазах правителя огромные бельма. Неведомая сила направляет правителя к ней, хотя окружающие и пытаются ему воспрепятствовать. Она касается его глаз, и тот прозревает – вещи предстают перед ним в их истином свете, так как эта женщина – Истина. Она говорит правителю, что он должен узреть и призвать к себе тех подданных, которые любят не его, а отечество, и силы которых сейчас пропадают без пользы, призывает изгнать «гордую чернь», говорит, что она является царям единственный раз в их жизни, а в домах простого народа живет постоянно, так как «пребывание мое не есть в чертогах царских». Добавляет, что именно он, правитель ответственен за все, что делается в его стране, даже в том случае, если он об этом не знает.

Правитель смотрит на себя, и его одежды, казавшиеся раньше ему сияющими, оказываются замараны кровью и омочены слезами. Окружающие сгорают огнем ненасытности – они мечут на правителя и друг на друга искаженные взоры, в которых господствуют «хищность, зависть, коварство и ненависть». «Военачальник мой, посланный на завоевание, утопал в роскоши и веселии (намек на жизнь Потемкина в ставке во время русско-турецкой войны 1787 – 1791 гг.). В войсках подчиненности не было; воины почиталися хуже скота… Большая половина новых воинов умирали от небрежения начальников или ненужныя и безвременныя строгости. Казна, оределенная на содержание всеополчения, была в руках учредителя веселостей. Знаки военного достоинства не храбрости были уделом, но подлого раболепия… Корабли мои… видел я плавающими при устье пристанища. Начальник, полетевший для исполнения моих велений на крыльях ветра, простерши на мягкой постеле свои члены, упоялся негою и любовию в объятиях наемной возбудительницы его сладострастия… В созидании городов видел я одно расточение государственныя казны, нередко омытые кровию и слезами моих подданных. В воздвижении великолепных зданий к расточению нередко присовокуплялося и непонятие о истинном искусстве. Я зрел расположение их внешнее и внутреннее без малейшего вкуса… Зодчие, согбенные над чертежами здания, не о красоте оного помышляли, но как приобретут ею себе стяжание». Правитель видит также, что его милости изливались не на достойных, а на «богатого, на льстеца, на вероломного друга… на предателя и нарушителя общественной доверенности». В ужасе правитель кричит: «Недостойные преступники, злодеи!.. Чем можете оправдать дела ваши?» Затем призывает к себе мудрого старца, живущего в отдалении, под заросшей мхом хижиной – облегчить свое бремя.

Правитель осматривает свои руки, но не находит ни на одном пальце «тернового кольца» (т. е. символа божеского благословения). «О, если бы оно пребывало хотя бы на мизинце царей!» – восклицает автор и, заканчивает главу обращением: «Властитель мира, если, читая сон мой, ты улыбнешься с насмешкою или нахмуришь чело, ведай, что виденная мной странница отлетела от тебя далеко и чертогов твоих гнушается».

Подберезье

На следующей станции автор встречается с семинаристом из новгородской семинарии, с которым говорит об образовании и системе просвещения. Семинарист говорит, что «одно сведение латинского языка не может удовлетворить разума, алчущего науки», что «классические авторы нам все известны, но мы лучше знаем критические объяснения текстов, нежели то, что их доднесь делает приятными», что система образования принадлежит прошлым векам, что в семинариях царствует схоластика и отсутствует живая мысль. Когда семинарист выходит, то роняет лист бумаги. Автор поднимает его и читает рассуждение о тесной взаимосвязи нравственного, духовного и материального начал в человеке. Автор соглашается с прочитанным, сетует на то, что большинство людей ведет животную жизнь, вместо того, чтобы приобщаться знанию, что сознание народов движется не разумом, а суеверием: «Бродящие народы собираются во грады, основывают царства, мужают, славятся, слабеют, изнемогают, разрушаются. Места пребывания их не видно; даже имена их погибнут. Христианское общество вначале было смиренно, ктороко, скрывалося в пустынях и вертепах, потом усилилось, вознесло главу, устранилось своего пути, вдалося суеверию; в исступлении шло стезею, народам обыкновенною; воздвигло начальника, расширило его власть, и папа стал всесильный из царей. Лутер (Лютер) начал преобразование, воздвиг раскол, изъялся из-под власти его и много имел последователей. Здание предубеждения о власти папской рушиться стало, стало исчезать и суеверие; истина нашла любителей, попрала огромный оплот предрассуждений, но недолго пребыла в той стезе. Вольность мыслей вдалася необузданности. Не было ничего святого, на все посягали. Дошед до краев возможности, вольномыслие возвратится вспять. Сия перемена в образе мыслей предстоит нашему времени…»

Далее автор рассуждает о великом призвании писателя, который, показывая в своих произведениях величественное «шествие разума человеческого», сможет отвратить потомков от повторения нынешних ошибок, «заградит полет невежества» и посеет в душах добродетель. На положительные изменения при собственной жизни автор не надеется, но считает, что потомки могут жить лучше, но для этого работа должна проводиться уже сейчас.

Новгород

Проезжая Новгород, автор размышляет о былом величии этого города. Вспоминая его историю и то, как царь Иван Васильевич положил «огнем и мечом» конец новгородской вольнице, автор рассуждает о правах народа, с горечью констатируя, что история показывает лишь то, что правым оказывается сильный, что «кто пал мертв или обезоружен, тот и виновен». Продолжая свои рассуждения, автор приходит к выводу, что в своих правах любой народ находится «в таком же положении, как человек находится в отношении другого в естественном состоянии», т.е. народы абсолютно равноправны.