Текст книги "Ермак: Начало. Телохранитель. Личник"

Глава 11
Светская жизнь

Я ехал вместе с Сазоновым на заднем сиденье брички, для себя решил, что именно так буду называть эту повозку, которой управлял нарядно одетый Сёмка, старший из сыновей Прохора. Такой же кряжистый и крепкий в кости, как отец, Семён в свои двадцать с небольшим лет выглядел здоровенным мужиком, только без бороды. Усы пока тоже были редковатые.

В данную поездку как кучер он попал в качестве награждённого за ударный труд. Это я так перевёл для себя обоснование Александра Ивановича, почему именно этот работник будет извозчиком моего личного транспорта при поездке в имение княгини Трубецкой. «Сёмка хорошо работал, Сёмку надо поощрить, поэтому Сёмка на воскресную службу в церковь попадёт и невесту там найдёт. Девку ядрёную, здоровую да работящую. Которая и в имении пригодится», – прикалывался я про себя, слушая Сазонова. Сам же управляющий напросился со мной на божественную литургию, плюс к этому ему надо было ещё что-то обсудить с управляющим имения Трубецких по агротехнике.

Полученное вчера с утра приглашение на приём, хотя и предсказанное графом Воронцовым-Дашковым, выбило меня из душевного равновесия. Поэтому даже от бани, которую так ждал целую неделю, не получил удовольствия. Выход в свет в этом времени много значил, а весь мой опыт – бал на присягу в училище да несколько посещений дома Васильевых в Иркутске. А здесь приём в доме-дворце у целой княгини. И не простой княгини.

Со слов Сазонова узнал, что Трубецкая Елизавета Эсперовна – фрейлина императрицы Марии Александровны, хозяйка известного парижского салона, посредница в налаживании русско-французских отношений в семидесятые годы этого столетия. Её отец – князь Эспер Белосельский-Белозерский, был товарищем Лермонтова по лейб-гвардии Гусарскому полку, привлекался по делу декабристов, но был оправдан. Муж, князь Трубецкой Пётр Никитич, был племянником несостоявшегося «диктатора» декабристов – князя Сергея Петровича Трубецкого.

В тысяча восемьсот пятьдесят втором году Петр Никитич приобрёл для жены это имение, расположенное в деревне Дылицы, которая получила более благозвучное название Елизаветино в честь императрицы Елизаветы Петровны, когда-то бывавшей в ней. Трубецкие переделали усадьбу, построив дом-дворец, который я видел неделю назад, проезжая через неё.

В церкви во имя Владимирской иконы Божией Матери, куда мы сейчас направлялись, находится семейная усыпальница семейства Трубецких, где покоился князь и старший сын, умерший в младенчестве. В усадьбе княгиня жила исключительно летом. Остальное время она проводила в Санкт-Петербурге или за границей. В этом году она посетила своё имение недавно, поздно приехав из-за границы, и давала первый приём, на который стремились попасть все дворяне близлежащих имений. Из столицы также приезжало много народу. Даже сам император с семейством посещал этот дом.

Чем больше я узнавал от управляющего о семействе Трубецких и приёме, куда был приглашён, тем меньше мне хотелось на нём побывать. «Не мандражируй, гвардия, – мысленно говорил я себе. – Не боги горшки обжигают. Прорвёмся. Главное помнить всё о поведении на светских приемах, которое преподавали в Иркутском училище. Если где и промелькнёт «дярёвня», спишется на малый срок моего дворянства. А здесь могут и полезные знакомства образоваться! Но лучше бы домой, в станицу, в полк».

Наконец подъехали к Владимирской церкви, на площади перед которой собралось много средств передвижения на конной тяге. Потом была служба. В этом мире я мог себя охарактеризовать как идущего по пути к вере. Почти двухмесячное непосещение церкви особого дискомфорта у меня не вызвало, но два часа божественной литургии выстоял, можно сказать, с удовольствием. Причастился. Поцеловал крест в конце службы и с каким-то облегчением на душе вышел из церкви. На лицах Сазонова и Сёмки, в отличие от меня, яркими мазками было написано полное умиротворение и душевный покой. Вот что значит истинная вера.

Во время службы управляющий показал мне княгиню Трубецкую, которая стояла в первых рядах молящихся. Что можно сказать?! Маленькая собачка – и в старости щенок. Или сзади пионерка, спереди пенсионерка. Хотя и спереди выглядела куда моложе своих лет. Лет сорок пять, может чуть больше. Хотя приближалась к шестидесяти годочкам и была матерью шести детей. А энергии, которая от неё исходила, могла бы позавидовать восемнадцатилетняя девица.

До приема, который был назначен на два часа пополудни, оставалось ещё много времени. Поэтому решили убить его объездом имения Трубецких. Сазонов, который проводил экскурсию, довел до меня, что княгиня владеет почти тремя тысячами десятин. На порядок больше, чем у меня. Охоту, ветряную мельницу, кузницу, лавку, постоялый двор, почтовую станцию и десять дач хозяйка сдаёт в аренду.

Дальше услышал от Александра Ивановича местные сплетни. Трубецкая очень любит роскошную жизнь, денег не считает и устраивает блестящие балы в столице и здесь в имении. Не терпит конкуренции. Многие рассказывают, когда-то княгиня, чтобы затруднить другим семействам устройство бала, скупала цветы по высокой цене сразу во всех садоводствах Петербурга и его окрестностях. Но такое безумное растранжиривание денег привело к тому, что доходов от медных заводов, которые Трубецкой достались от прабабушки, уже стало не хватать. Отсюда и аренда, и продажа доходного дома в столице.

Объезжая различные хозяйства, принадлежащие княгине, отметил для себя, что в моём имении порядка и чистоты больше. О чём сказал Сазонову, вызвав у него довольную улыбку. Так как ещё в начале поездки предупредил управляющего, что по новому проекту серьёзный разговор будет завтра, то всё это время Александр Иванович развлекал меня хозяйственными байками на примере имения Трубецких, а также местными сплетнями. Четыре часа прошли незаметно, что я отметил по хронометру цесаревича, и наша бричка вовремя подъехала к парадному входу в дом, точнее всё же во дворец – настолько монументальным и красивым выглядело это здание.

Придерживая дедовскую шашку, поднялся по лестнице к двери, которая распахнулась при моём приближении, и я был встречен лакеем в парадной ливрее с шикарной бородой. Прошёл в холл, где ещё один лакей принял мою парадную, начёсанную папаху. Шашку решил оставить, так как, несмотря на данное себе обещание выучить различные танцы, выполнить его не смог. Не было времени. Да и занятий танцами, кроме тех, когда нас готовили к балу после присяги, больше в училище не было. Поэтому максимум, что мог изобразить – старый добрый вальс.

Увидев большое, два с половиной на полтора метра, зеркало, подошёл к нему. Да, «Абрам Исаакович», или Александр Иванович Берман, – большой мастер своего дела. Тёмно-зеленый двубортный мундир, обшлаг, воротник (закругленный) и борта обшиты жёлтым шелковым шнуром с петлицами серебристого цвета по одной на воротнике и по две на обшлагах. Серебряные чешуйчатые эполеты с золотыми звездами и литерой «А». Укороченные шаровары тёмно-зеленого цвета с желтыми лампасами и сапоги без шпор. Офицерский шарф золотого цвета и портупея с шашкой. Волевое лицо, строгий и пронзительный взгляд. Красавец! Прямая угроза женскому полу! «Тем более с женским вопросом надо что-то решать, – подумал я. – Быстрее бы определилась моя дальнейшая судьба и место службы. А там можно и по лебедям за грязной и платной любовью сходить». Подмигнув своему изображению, по подсказке лакея направился верх по лестнице.

Поднявшись на второй этаж, попал в большой зал, где уже находилось человек сорок – пятьдесят. Мелькали платья, веера, сверкали драгоценности. Среди чопорных партикулярных мужских костюмов, типа смокинг, я увидел только пару военных мундиров. «И это называется небольшим приёмом», – успел подумать я, как ко мне подлетела небольшого роста прекрасная шатенка с голубыми глазами и осиной талией, которую подчеркивало строгое и одновременно богато украшенное драгоценными камнями платье.

– И от кого доблестный Георгиевский кавалер будет отбиваться своей шашкой в этих стенах? – с улыбкой спросила меня девушка.

– О, прекрасная незнакомка, вы не поверите, но от сказочных наяд, которые своей божественной красотой меркнут перед вами, – с учтивым поклоном ответил я.

– И чем же они вызвали ваш гнев? – незнакомка подняла и раскрыла веер, спрятав за ним улыбающееся лицо.

– Боюсь, они захотят пригласить меня на танец, и в этом случае моя шашка спасёт меня, – увидев удивлённо округлившиеся глаза и симпатичный ротик, продолжил: – Понимаете, есть люди, которым медведь на ухо наступил, а есть – которым слон ноги оттоптал. Я отношусь к последним. Единственно, что смогу станцевать, так это вальс, да и то с грацией бегемота. Только шашкой и приходится защищаться.

По мере произнесения данных фраз на лице прекрасной незнакомки удивлённое выражение стало переходить в улыбающееся состояние. А когда она услышала мои последние слова, то не выдержала и рассмеялась в полный голос. В результате её заразительного смеха на нас обратили внимание почти все присутствующие в зале. При этом практически все мужчины стали улыбаться, а вот некоторые из матрон посмотрели осуждающе.

– Да! Никогда бы не подумала, что услышу такое признание от офицера, да ещё Георгиевского кавалера, – девушка сложила веер и, указывая им на меня, продолжила: – Вы должны немедленно представиться, чтобы я занесла ваше имя в свой дневник.

– Хорунжий Аленин-Зейский, Тимофей Васильевич, – я вновь склонил голову в учтивом поклоне.

– За свою правдивость и остроумие вы достойны награды. Я – княжна Мария Петровна Трубецкая, для вас с этого мгновения Мари, – произнесла девушка, протянув мне руку для поцелуя.

– Ваше сиятельство, – с почтением приложился к этой изящной и правильной формы ручке. – Это большая честь для меня.

– Если вы еще раз назовёте меня не Мари, то я лишу вас награды, хорунжий!

– Слушаюсь, сиятельная Мари, – я вытянулся во фрунт и пожалел, что у меня мягкие казачьи сапоги без шпор. А то бы сейчас щёлкнул каблуками и позвенел бы шпорами.

– Сиятельная Мари, – медленно, словно смакую каждую букву, произнесла красавица. – Так меня ещё никто не называл. Очень приятно-с. Вы, хорунжий, заслужили ещё одну награду, но какую, я пока ещё не решила. А сейчас вас ждёт бой, но не с наядой, а с драгуном Сумского полка.

Девушка с шаловливой улыбкой показала веером мне за спину. После этого жеста я несколько резковато развернулся, смещаясь в сторону. К нам решительной походкой и с каким-то отрешением на породистом лице направлялся эстандарт-юнкер в форме Сумского драгунского полка. Насколько я знаю по информации этого времени, – единственный регулярный кавалерийский полк, размещенный в Москве. И служили в нём одни богатые буратины. Действительно богатые.

Эстандарт-юнкер, подойдя, окинул меня каким-то высокомерно-презрительным взглядом. Правда, когда взгляд скользнул по моим наградам, в глазах мелькнула зависть. После этого он повернулся к девушке и скучающим голосом произнёс:

– Мари, ты не познакомишь нас?

– Алекс, с удовольствием. Хорунжий Аленин-Зейский Тимофей Васильевич. Ему я только что даровала право называть меня Мари. – Княжна строго посмотрела на юнкера. Потом повернулась ко мне и, показывая веером на драгуна, произнесла далее: – А это граф Алексей Алексеевич Белёвский. Мой хороший друг, которому также дано право звать меня Мари.

Пока девушка представляла мне графа, тот из-за её спины буквально прожигал меня взглядом. «Ой, как тут всё запущено», – подумал я и постарался придать взгляду саму доброжелательность.

– Приятно познакомиться, ваше сиятельство, – я склонил голову в коротком поклоне.

Ответить граф не успел, перебитый Мари:

– Господа, вы здесь пообщайтесь, узнайте лучше друг друга, а отлучусь ненадолго, меня зачем-то мамам зовёт.

Произнеся со скоростью сто двадцать слов в минуту данную фразу, княжна развернулась, взмахнув подолом платья и показав туфельки, после чего быстро направилась к хозяйке имения.

Я с улыбкой на лице проводил глазами этот огонь в юбке, а когда повернулся к графу, то наткнулся на его бешеный взгляд.

– Господин хорунжий, может быть, вы объясните мне вашу улыбку сейчас и то легкомысленное общение с княжной, которое я наблюдал несколько минут назад! И что вас связывает с Мари?! – Белёвский буквально кипел, но слова, которые он произносил, были холодными, как лёд.

Я же, глядя на него, чуть не расхохотался, настолько граф мимикой, интонацией был похож на Ипполита из фильма «Ирония судьбы», когда он разбирался с Лукашиным, в каких тот отношениях с Надеждой. Еле сдерживая готовую расплыться по лицу лыбу, постарался ответить со всей серьёзностью.

– Ваше сиятельство, я мог бы вам сказать, что это только моё дело, – и увидел, как голова графа дёрнулась от этих слов, как от пощёчины. – Но судя по всему, вы сильно влюблены в Мари, а она, видимо, дала повод считать вам себя несколько большим, чем её друг.

Граф, с языка которого уже были готовы сорваться слова, после которых всё шло бы к дуэли, дослушав меня, замер. А потом сдержанно произнёс: «Это так!»

– С княжной мы познакомились пять минут назад. Я новый сосед Трубецких по имению, которое расположено рядом с деревней Курковицы. Княгине Трубецкой я ещё даже не представлен, хотя прибыл по её приглашению. Мари меня перехватила.

Пока я произносил эти слова, то видел, как граф оттаивает прямо на глазах. «Вот уже и улыбка на лице появилась. Неужели все влюблённые такие придурки, – подумал я про себя, делая паузу в разговоре. – Хотя интересно было бы на себя со стороны посмотреть, когда был влюблён в Мэй. Общий срок жизни к шестидесяти годочкам тогда приближался, а всё равно вёл себя как идиот. Психовал, ревновал к каждому столбу».

– Надеюсь, я ответил на ваш вопрос, что меня связывает с княжной, ваше сиятельство?

Алексей Алексеевич с радостным выражением на лице кивнул мне.

– По поводу улыбки, с которой я смотрел вслед Мари, то могу только сказать, что на этот ураган и торнадо в юбке по-другому смотреть не возможно. Но самое главное, чтобы эту улыбку она не увидела, иначе будет плохо.

– Это уж точно, – с каким-то облегчением, но обречённо произнёс граф. – Она меняется каждые пять минут общения. И никогда не знаешь, что скажет дальше. Но как вам удалось за столь короткое время добиться того, чтобы княжна позволила называть её Мари? Я такой чести добился через два месяца ухаживаний.

В голосе Белёвского опять зазвучали ревнивые нотки, а сам он опять стал похож на Юрия Яковлева в роли Ипполита. Усмехаясь про себя, ответил:

– Я честно ей признался, что не умею танцевать, а шашка мне нужна на приёме, чтобы избежать возможности попасть впросак из-за незнания танцев. И сделал это в шутливой форме, чем заслужил награду – обращаться к ней Мари. Кстати, ваше сиятельство, она обещала наградить меня ещё раз за то, что я назвал её сиятельной Мари. Княжне очень понравилось, так что берите на вооружение.

– Спасибо. И почему мне такое словосочетание не пришло в голову? – граф сожалеюще помотал головой. – Но как получилось, что вы не умеете танцевать?

– Ваше сиятельство, в той среде, где я родился и вырос, бальные танцы не учат. А в Иркутском училище смог лишь чуть-чуть освоить вальс.

– Постойте-ка, со своей ревностью я был на взводе. И немного прослушал ваше представление. Так вы тот самый казак Аленин, который цесаревича собой закрыл во время нападения, – заметив, как я замялся с ответом, граф продолжил: – Не беспокойтесь, хотя награждение и было закрытым и о нападении на наследника на Амуре как бы не принято говорить, но весь двор об этом знает. Тем более я состою в свите великого князя Сергея Александровича[4]4
  Великий князь Сергей Александрович – родной брат императора Александра III.


[Закрыть], а Мари – фрейлина у Елизаветы Фёдоровны[5]5
  Великая княгиня Елизавета Фёдоровна – жена великого князя Сергея Александровича, при рождении Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадтская. Старшая сестра будущей русской императрицы Александры Фёдоровны – «гессенской мухи», жены Николая II (в реальной истории).


[Закрыть]. Весь московский двор год назад был поражён вашей смелостью и самоотверженностью.

«Нет, ну что творится-то, – подумал я. – Куда ни плюнь, в царскую семью попадёшь или в тех, кто особо приближен к их телу».

Граф между тем протянул мне руку и произнёс:

– Господин хорунжий, с этого момента я для вас просто Алекс! Вы принимаете мою дружбу?

– С удовольствием, Алекс! Если вы не против, то я для вас Тимофей. Тимотем, на французский манер, как-то длинновато, поэтому предпочитаю более короткий английский вариант – Тим.

– Хорошо, Тим. Принимается, – граф с ощутимой силой сжал мою ладонь.

А у меня в голове пролетела мысль: «Надо было Тимати представиться, а потом хип-хоп или рэп исполнить. Точно и не помню стиль его песен. Но как бы охренели окружающие! Вот это был бы настоящий шок. А потом меня сразу в дурку». Мои мысленные приколы, как отходняк от удачно предотвращённого конфликта, прекратила княжна, которая, подойдя к нам, с явным удивлением смотрела на моё рукопожатие с графом.

– Смотрю, вы перешли на ты? – заинтересованно спросила Мари.

– Да, сиятельная Мари, мы теперь говорим друг другу Алекс и Тим, – широко улыбаясь, произнёс Белёвский.

– А, господин хорунжий уже и некоторой информацией поделился. Не так ли, Тим?

– Увидев, как вам понравилось сочетание «сиятельная Мари», рассказал об этом Алексу, чтобы и он мог порадовать вас.

– Подхалим и льстец, – произнесла княжна и тихонько рассмеялась, прикрывшись веером.

Дальше было знакомство с хозяйкой имения, которой я был представлен совместно Мари и Алексом. После пяти минут общения с княгиней Трубецкой я быстро определил, в кого характером и неуемностью пошла Мари. А ещё после дополнительных пяти минут общения я был полностью согласен с Алексом, который наедине, мать и дочь встречали и общались с другими гостями, сообщил мне мнение света о Елизавете Эсперовне. Если кратко, то внешностью похожа на маркизу эпохи Людовика XV. Все отмечают отличное образование и большой ум, одаренность с пикантностью и оригинальностью. Трубецкая создала себе определённую роль и в Париже, и в Санкт-Петербурге. Многие считают, что княгиня знает все последние новости. Кто с нею говорил, не мог ею нахвалиться.

Неудивительно, что её салоны посещали и считали себя друзьями такие известные личности и политики, как близкий сподвижник Наполеона III, получивший прозвище «вице-император» Эжен Руэр, а за ним первый президент Третьей французской республики Мари Тьер. Премьер-министр Великобритании лорд Генри Палмерстон и светлейший князь, канцлер Российской империи Горчаков были частыми гостями княгини.

Как понял из информации, которую на меня обрушил граф, найдя свежего и неискушённого слушателя, Lison, как обыкновенно звали Трубецкую близкие ей люди, до сих пор играет видную роль в Петербурге. Политические сплетни для каждого дипломата главное кушанье, а в салоне Трубецкой сосредотачиваются наисвежайшие слухи.

Во время беседы с Алексом, которая периодически прерывалась моим знакомством с другими гостями княгини, я узнал, что граф в начале следующего года получит чин корнета и должность адъютанта у великого князя Сергея Александровича, а пока он, можно сказать, только числится в Сумском полку, выполняя различные поручения своего воспитателя князя. Пару дней назад он вместе с Мари приехал из Москвы на несколько дней в Елизаветино, чтобы соприсутствовать на приёме у Трубецких. Великокняжеская чета их отпустила в небольшой отпуск.

После этого последовал рассказ целого ряда сплетен о жизни Московского двора, из которых я понял не больше двадцати процентов. В смысле, смог определить только пятую часть лиц, о которых шло повествование. Алекс же в дворцовой жизни чувствовал себя как рыба в воде. Да и Мари, которая вместе с матерью дирижировала приёмом, стараясь не обойти своим вниманием и заботой никого из гостей, выглядела, несмотря на молодые годы, опытным профессионалом в светской жизни. Я, если бы не мой новый друг, вернее всего, постарался бы сразу же после представления хозяйке слинять с этого праздника. Теперь же с таким гидом было даже интересно наблюдать за светской жизнью.

Особенно меня обрадовали слова Алекса, что данный приём у Трубецких можно охарактеризовать больше, как званый обед для соседей, а не бал. Вот если бы мы сейчас находились на бал-маскараде, который Трубецкая даёт поздней осенью в столице, то мне бы с моим неумением танцевать на таком мероприятии было бы нечего делать.

– Mon ami, прошлой осенью в столице за пять дней я побывал на пяти балах, – вещал мне Алекс. – Юсуповы, Шерметевы, Долгорукие, Воронцовы и, наконец, бал у Трубецких. Я танцевал всё. Полонез, вальсы, мазурки, кадрили, польки, франсез, котильон. Четыре ночи я веселился, как только мог. На каждом балу у меня была новая партнёрша, и не одна. Но тут я увидел её. Мою Мари. И мир для меня сузился до её фигуры, её глаз и губ.

«Нет, влюблённость – это диагноз», – успел подумать я, как восторженное излияние графа было прервано леденящим душу голосом.

– Чьей фигуры? Чьих глаз и губ? – вид княжны в гневе, или играющей гнев, в этом тяжело было сразу разобраться, меня, если честно, напугал. А бедный Алекс застыл перед Мари, как кролик перед удавом.

«Теперь я точно знаю, кто в их семье будет главным, – подумал я про себя. – И напрасно Алекс думает, что он ухаживает и чего-то добивается. Его уже рассмотрели, оценили, признали годным и теперь, как телка, ведут на верёвочке к венчанию, постепенно приучая отнюдь не к ведущей роли в семейных отношениях».

– Мари, я рассказывал Тиму о нашей первой встрече на балу, – как-то жалко выдавил из себя Алекс.

– Четыре ночи я веселился, как только мог?! На каждом балу у меня была новая партнёрша, и не одна?! Это тоже обо мне?!

«Ого, сейчас будет суперторнадо, – пронеслось в голове. – И как мы не заметили княжны? Умеет же незаметно подойти».

– Алекс, в наказание вы лишаетесь права открыть сегодняшние танцы со мной. А Тиму я обещала ещё одну награду. Он будет танцевать первый вальс. И именно со мной, – капризно произнесла Мария Петровна.

– Сиятельная Мари, сжальтесь, – начал я, пытаясь отбиться от такой награды. – Неужели вы хотите выглядеть смешной рядом с таким неумёхой, как я!

– Данный вопрос не обсуждается, – твёрдо произнесла княжна, но увидев, как начал багроветь граф, произнесла: – Все остальные танцы, Алекс, ваши.

Цвет лица Белёвского начал приближаться к нормальному, но мне от этого было не легче. А дальнейшие слова Мари заставили меня запаниковать.

– После вальса, Тим, я вам представлю мадемуазель, которая будет вашей парой на сегодняшний приём. Так решили мы с мамам.

«Надо бежать, – это была первая мысль, которая пришла в голову. – Какой из меня кавалер! Ещё эти танцы. Надо было держать перед собой слово – выучить хотя бы ещё мазурку и польку. Или полонез и котильон. Что теперь делать?»

– Тим, да не волнуйтесь вы так. Один танец в качестве награды. Алекс, вы же сохраните шашку моего кавалера во время танца? – дождавшись ответного кивка графа, княжна продолжила: – Надеюсь, мои туфли останутся целыми.

«О женщины, коварство ваше имя, – думал я, снимая портупею с шашкой и передавая их Алексу. – Как легко вы манипулируете нами. Целый граф стоит, как лакей, с моим оружием в руках. И я, как дурак, сейчас буду танцевать!»

Протянув руку в белой перчатке княжне и взяв ее ладонь, я направился к центру зала, куда уже начали стекаться пары. Зазвучала музыка, и мы закружились с Мари под волшебную мелодию вальса. Отдаться полностью танцу не получилось, несмотря на прекрасную партнёршу, которая чудесно чувствовала и музыку, и мои не очень уверенные движения. В общем, ноги не оттоптал, ни в кого не врезались. И всё благополучно завершилось.

Вернувшись на место, где ждал Алекс, глубоко и с облегчением выдохнул:

– Уфф… Сиятельная Мари, лучше в атаку на неприятеля, чем пережить ещё раз такое напряжение!

– Не прибедняйся, Тим, танцуешь ты очень хорошо. Просто стесняешься того, что можешь совершить ошибку. От этого и зажатость. – Княжна перевела дыхание. – Вам надо взять еще несколько уроков, и вальс вы будете танцевать великолепно. А дальше и остальные танцы легко выучите.

– Это всё в далёком будущем, – я повернулся к Алексу и взглядом попросил вернуть оружие.

– Тим, откуда у тебя такое сокровище? – граф чуть-чуть вытянул шашку из ножен, показывая мне клеймение на лезвии.

– Эта шашка и в пару к ней кинжал, сделанный этим же мастером, передаётся в нашей семье от деда к старшему внуку, – ответил я, принимая в руки переданный Алексом клинок. – Надеюсь, что и у меня когда-то будет старший внук, которому я передам нашу семейную реликвию.

– А у тебя, Тим, уже есть на примете избранница? – тут же включилась в разговор Мари.

– Мне пока рано об этом думать, – попытался отшутиться я, но не тут-то было.

– Об этом думать никогда не рано, а то потом поздно будет. И ты, Тим, не забыл, что тебе подобрана пара на сегодня? – раскрасневшаяся Мари сердито притопнула по паркету каблуком туфельки. – А возможно, и не только на сегодня!

– У нас – у казаков, конечно, – выбирают будущую жену в основном родители. Но я, сиятельная Мари, будучи теперь круглым сиротой, надеюсь выбрать себе суженую самостоятельно, – несколько раздражённо ответил я, но лучше бы промолчал. На меня обрушился град слов, и краткость явно не была сестрой таланта княжны.

Из пятиминутного сверхскоростного монолога Мари я выделил следующую суть. Выбор супруга-супруги родителями – основа дальнейшей счастливой жизни создаваемой семьи. Если у меня нет родителей, то мне необходимо прислушаться к мнению княгини Трубецкой, которая соединила много пар. Анна Васильевна фон Дерфельден – юная и прекрасная шестнадцатилетняя девушка. Это у неё первый выход в свет. И я буду бездушной скотиной, если испорчу ей праздник. После яркой речи Мари и Алекс унеслись танцевать мазурку, а я стоял столбом и тихо приходил в себя. «И я считал, что Семёну Савину крупно не повезло, что он женился на моей названой сестре Анфисе Селевёрстовой, – подумал я, вздыхая. – Да Анфиса по сравнению с Мари – божий одуванчик. Бедный граф. Действительно, любовь зла».

Вернувшаяся Мари огорошила меня, что сейчас приведёт знакомиться Анечку, а Алекс, когда княжна ушла, дал краткий расклад по мадемуазель Дерфельден. Анна была дочерью офицера, который погиб во время русско-турецкой войны. Мать умерла от инфлюэнцы, когда девочке было пять лет. Анну взял к себе на воспитание младший брат отца – Христофор Платонович фон Дерфельден, который сейчас в звании полковника занимает должность помощника командира лейб-гвардии Уланского Ея Величества полка, стоящего в Петергофе. Дерфельден ещё в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году приобрёл в окрестностях Сиверской мызы имение Маргусы, вблизи старинной деревни Куровицы. Последние четыре года Дерфельдены приглашаются на прием в Елизаветино. В этом году своё первое приглашение получила и Анна.

– Говорят, очень милая барышня. А вот и они, – граф посмотрел мне за спину.

Я развернулся и обомлел. «Да что же это творится-то такое в этой жизни?! – металось у меня в голове. – В станице Марфа-Мария почти копия моей первой жены, а сейчас в сопровождении Мари к нам моя вторая супруга из того времени направляется. Полное зеркальное отражение Татьяны Арнтгольц в молодости, только глазища зелёные, как изумруды, да белокурые волосы натуральной блондинки».

Девушки подошли. Мари начала представление. Что-то сказала Анна, и я выключился из реальности. Если Марфа была похожа на мою первую жену, то Анечка фон Дерфельден была полной копией Светланы – второй моей супруги в течение целых десяти лет. Та же улыбка, мимика, выражение лица, фигура, походка, жесты. А голос? Я закрыл глаза, когда Анна произнесла ещё несколько слов, и понял, что слышу свою Светленькую. Такого не бывает, но это случилось. Передо мной было точное, до малейших деталей воплощение моей жены из будущего.

Дальнейший вечер прошёл в каком-то тумане. Были ещё танцы, потом обед, где за столом я сидел рядом с Анной-Светланой и ухаживал за ней. После длительного застолья играли в фанты. Мне досталось задание исполнить романс. За первой песней последовала по просьбе слушателей вторая, потом третья, и так целый час. Потом мы танцевали вальс. И чем ближе приближалось время к окончанию вечера, тем больше обстановка вокруг казалась мне нереальной. Мало того что вокруг меня костюмированный бал-маскарад, так еще и погибшая жена общается со мной. После десяти лет совместной жизни Светлана, не выдержав походной жизни с офицером спецназа, ушла от меня к начинающему олигарху. Через два года они оба погибли во взорванном автомобиле. Несмотря на её, можно сказать, предательство, я продолжал любить Светлану в том мире.

«К черту эти взгляды окружающих, – думал я. – Сам понимаю, что веду себя неадекватно. Но вас бы на моё место! Только бы с ума не сойти. Уже два или три раза еле удержал себя, чтобы не назвать Анну – Светиком, Светленькой, цветочком. Надо держаться. Но крышу сносит капитально».

Продержался. Анечка вместе с её тётей Маргаритой Александровной, которой я был представлен, убыли на коляске в своё имение в наступивших сумерках. Девушка робко выражала желание остаться ещё на немного. Но её тётя оказалась волевым и жёстким воспитателем молодого поколения. Я же, проводив девушку, на некоторое время вернулся в зал, где, выразив восторг от приёма княгине Трубецкой, по моей просьбе благожелательно был ею отпущен. На крыльцо, провожая меня, вышел Алекс.

– Жалко, что ты, Тим, так рано уезжаешь. Мы все рассчитывали ещё на пару-тройку романсов в твоём исполнении. А Мари просто требует некоторые романсы записать в альбом. Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то обвенчана… Какие замечательные стихи. Так что с тебя долг перед Мари. А она из-под земли достанет, – улыбаясь, протянул мне руку граф.

– Я дня через три обязательно приеду, Алекс. Иметь долг перед Мари чревато для здоровья. Вы, кстати, сколько ещё поживёте у княгини? – спросил я, пожимая руку Белёвскому.

– Ещё дней десять.

– Значит, и ко мне в гости успеете приехать.

– Обязательно, Тим, приедем. А ещё возьмём, и Анечку с собой привезём, – увидев, как я вздрогнул, Алекс, смеясь, продолжил: – Никогда ещё не видел, чтобы стрела Амура разила сразу и безвозвратно. Видел бы ты, Тим, себя со стороны.

«Хотелось бы на тебя посмотреть, если бы ты встретил свою жену из будущего, которая умерла, – подумал я. – Мля, какая-то несуразица получается. Там в будущем я тоже давно уже умер. Всё. Надо отдохнуть и переварить встречу с Анной».

– Буду очень рад видеть вас всех, – через силу улыбаясь, ответил графу. – До встречи.

– До встречи, – Алекс коротко склонил непокрытую голову, а я козырнул, приложив ладонь к своей парадной папахе.

Повернувшись, начал спускаться по лестнице к бричке, которая уже стояла перед входом. Когда сел на сиденье, рядом примостился дожидавшийся меня Сазонов.