Текст книги "Ермак: Начало. Телохранитель. Личник"

Глава 12
Охрана императора

Я замер, слившись с деревом. Мой собранный с бору по сосёнке костюм из темно-серого цвета шаровар, широкой рубахи, ичиг и маски-шапочки с прорезями для глаз и рта того же цвета надежно скрывал мою тушку в ночной темени. Кожу вокруг глаз и губ я зачернил сажей на гусином жире. Выдать меня мог только блеск глаз.

Чтобы соорудить этот наряд, напоминающий одеяние ниндзя из фильмов и спецназа ФСБ, пришлось потратить целый день, включая поездку в столицу. Шапочку-маску сшил сам. Теплое бельё, которое было поддето под данную форму, также купил в Питере. На улице конец сентября, а мне добираться до дворца придется долго. Прямой путь не всегда верен. Поэтому «нормальные герои всегда идут в обход», как говорил Ролан Быков в роли Бармалея в фильме про Айболита. Диверсанты в основном придерживаются этого правила.

Мимо меня по дороге, освещая путь каким-то ручным фонарём или лампой, протопал парный патруль из Гвардейского пехотного отряда Почетного конвоя. До меня донеслось:

– И кому надо было почти всех на охрану в ночь выгонять? Завтра же в караул заступать.

– И не говори. Ходим как дураки. А толку-то…

Патруль скрылся из виду. Подождав еще минуту, внимательно вслушиваясь в ночную тишину, я перемахнул пешеходную дорожку и, упав на землю, застыл, сканируя окружающую обстановку. Тихо. Осторожно приподнялся и от дерева к дереву потихоньку двинулся вперёд. Дальше Адмиралтейские ворота со сторожевой будкой и невысокий забор, который может быть препятствием только для детей.

Эти сторожевые строения со шлагбаумом и колоколом вызывали у меня сожалеющую улыбку. Деревянное сооружение, ночью освещаемое фонарём. Часовой дальше круга света от фонаря в темноте ничего не видит. Сам является прекрасной мишенью. Стены от пуль не защитят. Мне бы сейчас ребят из моей бригады, всю бы царскую семью из дворца на руках вынесли, никто бы не чухнулся.

Ладно, посторонние мысли в сторону. Солдатики с испуга могут и на поражение пальнуть. Впереди ворота и часовой в будке. Сместился подальше в сторону и спокойно перебрался через ограду. Дальше вдоль Белого озера осторожно добрался до террасы-пристани, на которой находился ещё один парный патруль. Пришлось залечь, и надолго. Мимо этих ребят просочился по-пластунски. Полз минут тридцать. Основательно задубел. Турецкая беседка и очередной патруль остались справа от меня, а я наконец-то добрался до Кухонного каре Гатчинского дворца. Теперь осталось незаметно проникнуть внутрь.

Русское разгильдяйство было на моей стороне. Одно из окон первого этажа каре, несмотря на запрет, было приоткрытым. По миллиметру, опасаясь скрипа и возможной засады, открыл створку и, не услышав кого-либо находящегося в комнате, осторожно переместился в помещение. Осталось самое сложное. Незаметно добраться во дворце до цели. Судя по известной мне схеме помещений, мне осталось совсем немного. Теперь бы вскрыть тихо дверь в коридор, а там по ситуации.

Осмотрев, насколько позволял лунный свет, проникающий через окно, помещение, понял, что попал в какую-то подсобку. Вёдра, щётки, ещё что-то из инвентаря. Судя по потолку, комната была под лестницей. Хорошо, что с окном, а не глухое помещение. Теперь дверь. Удача и здесь не покинула меня. Использовать примитивные отмычки, которые я изготовил, вспоминая те несколько занятий, которые были проведены на сборах, посвященных проникновению в помещения террористов, не пришлось. Дверь открылась, и я оказался в коридоре, пытаясь сориентироваться, где же нахожусь.

Появившееся впереди пятно света заставило меня укрыться за ближайшей стенкой коридора. Кажется, влип! Я вслушивался в приближающие шаги. Идёт один человек. Это уже легче. Мимо меня прошел человек в ливрее лакея, который держал в руке лампу. Шаг вперёд, слабый удар в основание черепа. Еле успел подхватить лампу и тело. «Минут пять-десять есть, – подумал я, задув лампу. – Подождём и обработаем клиента. Лишь бы его инфаркт миокарда, вот такой рубец, не хватил».

Когда лакей очнулся, руки у него были связаны, во рту был заранее приготовленный мною кляп. Находились мы уже за ширмой в ближайшей проходной комнате, где, как я убедился, никого не было.

– Милейший, сейчас вы отведете меня к комнатам, где располагается, – я склонился к уху и произнес, к кому меня надо провести.

Затравленный взгляд пленника наполнился ужасом, и он потерял сознание.

«Нет, дорогой друг, мы так не договаривались, – подумал я, осуществляя реанимационные мероприятия, приводя клиента в сознание. – Так-то лучше».

– Любезнейший, ты всё равно сделаешь это. Не надо доставлять себе боль, – произнёс я, увидев, что лакей пришёл в себя. После этого нажал одну из точек на теле, которую мне в своё время показал Джунг Хи.

Всего он показал мне их пять. При нажатии их последовательно, человек начинал ощущать нарастающую дикую боль. Сам лично перенёс три точки. После четвёртой потерял способность что-либо соображать и готов был сделать всё, о чём бы меня ни попросили. Если же нажать пятую, то, по словам старого корейца, у человека в организме начинались необратимые изменения, и тот умирал. Но до этого он становился марионеткой в руках проводившего данную «акупунктуру».

Пленнику хватило одной, после чего мы направились к моей цели. После того как лакей показал головой на необходимую мне дверь, он направился в страну Морфея. Я аккуратно пережал ему сонную артерию. Видимо, бесшумно уложить на пол отрубившееся тело мне не удалось, так как нужная мне дверь стала открываться, и из неё показалась рука с фонарём. «Страна непуганых идиотов», – успел подумать я, смещаясь за открывающуюся дверь.

Вышедший из двери офицер, увидев лежащее тело лакея, направился к нему. Перемещение за спину, дозированный удар, ловля падающего фонаря, и у меня на руках две отключившиеся тушки. Матерясь про себя, затащил тела в комнату. После чего, подобрав фонарь и зайдя в помещение, аккуратно закрыл дверь. Подняв фонарь повыше, осмотрел свои жертвы.

«Н-да, лакей первого разряда с кучей наград и целый жандармский подполковник, – крутанул головой. – Повеселились, однако, господин хорунжий. Ладно, работаем дальше».

Связал руки за спиной подполковника, посадил его на стул. Кляп в рот засовывать не стал, но рот завязал попавшимся в комнате полотенцем. Поставил на стол лампу-фонарь и, придвинув стул, сел напротив офицера. Оставалось только ждать. Минут через двадцать заметил по задрожавшим векам и изменению ритма дыхания, что жандармский чин начал приходить в себя. Когда он открыл глаза, то, увидев мою голову в маске, дёрнулся назад и чуть не свалился со стула. Ожидая такой реакции, я удержал мебель с подполковником в равновесии, после чего произнёс:

– Алексей Павлович, не пугайтесь, это я, хорунжий Аленин. Если вы дадите мне слово офицера, что не будете каким-либо образом предупреждать охрану, я вас развяжу. Вы даёте слово офицера? Если да, то кивните!

Последовал кивок подполковника, и я развязал верёвку и полотенце на адъютанте главного начальника охраны генерал-майора Свиты Его Величества Петра Александровича Черевина.

– Как вам удалось пробраться сюда, хорунжий? – подполковник Мозалев энергично растирал запястья. – И снимите этот колпак с головы.

– Господин полковник, до самого дворца, если честно, особых трудностей не возникло. В самом дворце потребовалась помощь. Пришлось обратиться к лакею первого разряда. К сожалению, не успел узнать его фамилии, – я стянул с головы шапку-маску и указал ею на тихо сопящего носом вынужденного гида-проводника до нужного мне помещения.

– Он хоть живой, хорунжий?

– Могу привести в чувства, но лучше пускай полежит пока. Я его сильно напугал. Кляп вынешь, точно в истерике заголосит. Подождём утра. Тем более до рассвета осталось чуть больше часа.

– Может, сейчас разбудить его превосходительство? Он мне приказал поднять его с постели, как только вас, хорунжий, поймают, – то ли со мной, то ли сам с собой посоветовался Мозалев.

– Не поймали же! А какой ваш начальник бывает, когда его поднимают, чтобы сообщить неприятное известие, вам, господин полковник, лучше знать. Я своё дело сделал, – сказав это, я откинулся на спинку стула.

Начинало немного потряхивать от адреналинового отходняка. Нервишки пощекотал сегодня ночью хорошо. Охране императора хоть и предписано стараться задерживать подозрительных лиц, а стрелять только в случае явной угрозы для охраняемого лица, но по Чехову даже в театре «если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в четвёртом оно обязательно выстрелит». А здесь ночь, нервы на взводе и оружие в руках.

Почему-то вспомнился анекдотический случай в мотострелковой части, на территории которой наш отряд спецназа был на время операции расквартирован. Новый набор призывников, которых привезли в часть покупатели, оказался в своём большинстве из представителей среднеазиатских республик СССР. Но хочешь не хочешь, а некоторым из них через пару месяцев пришлось идти в караул. Наблюдал из раскрытого окна кабинета следующую картину. Боксы с боевой техникой. Мимо ворот важно прохаживается молодой боец, с автоматом на плече и подсумком для магазинов на ремне. Часовой на посту. Весь важный от возложенной на него ответственности.

Вдруг на площадку выруливает целый майор – замполит полка. Редиска в нравственном отношении полная. Большой любитель поиздеваться морально над бойцами. Здесь решил, как позже выяснилось, проверить несение службы в карауле молодым пополнением.

– Стой, не ходи сюда, – часовой снял с плеча автомат.

Охреневший от такой команды замполит делает еще несколько шагов в направлении часового. После этого боец передёргивает затвор, наводит автомат на офицера и ласково так говорит: «Всё! Последний раз идёшь».

Замполит бухнулся плашмя на бетонку там, где стоял. Попал в лужу с разводами ГСМ. Пролежал в ней минут десять, пока не пришёл разводящий со сменой. Добили меня слова разводящего: «Товарищ майор, так они у нас без патронов в первые караулы ходят. Как бы чего не вышло».

Вот и мне ночью, когда крался мимо постов и патрулей, очень не хотелось, чтобы чего-нибудь вышло. Понятно, что здесь в Гвардейский пехотный отряд почётного конвоя, Дворцовую полицейскую команду с её секретной частью, Дворцовую роту, да и в Собственный Конвой отбирали лучших из лучших. Но ружьё-то могло стрельнуть! А всё генерал Черевин. Развёл меня в разговоре на слабо, как последнего мальчишку. Хотел уже вспомнить подробно тот разговор, чтобы понять, как попался, но тут адъютант Петра Александровича произнёс: «Боюсь, час или полтора до пробуждения не сыграют большой роли. А получить от его превосходительства дополнительное недовольство из-за нерасторопности мне как-то не хочется. С вашего позволения, хорунжий, я пройду в спальню и разбужу Петра Александровича».

– Не смею вам мешать, господин полковник. А я пока займусь лакеем. В порядок его приведу.

Пока я приводил в себя жертву принудительного усыпления, в конце данного процесса услышал неразборчивый разговор на повышенных тонах, доносившийся из апартаментов главного охранника императора. Через несколько минут в комнату-приемную вошел генерал, одетый только в брюки и нательную рубаху. Осмотрел комнату, задержав взгляд на лакее, который никак не хотел сидеть на стуле, пытаясь съехать на пол.

– Прошёл всё-таки все посты и патрули?! Молодец! К обеду подробный рапорт со схемой, где и как пробирался. Какие силы охраны видел. Охарактеризуешь действия каждого. Это в первую очередь. До конца недели подробную записку с предлагаемыми мерами по улучшению охраны дворца. Илларион Иванович говорил мне, что у вас, Аленин, есть какие-то интересные мысли. Можете идти. И лакея с собой прихватите.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – я подхватил под мышки проводника, который находился в шоке и никак не реагировал на окружающую обстановку, вытащил бедолагу в коридор. Закрывая ногой дверь в комнату, услышал рык Черевина: – Ширинкина ко мне! И мышь не проскочит?! Все силы бросим?! Он мне ответит…

Дальше не разобрал и сосредоточился на приведение в себя моего Сусанина. Через тридцать секунд взгляд моей жертвы стал осмысленным. Увидев меня, он попытался рвануть в сторону, но я его удержал.

– Всё, успокойся, пошли, покажешь дорогу на выход из каре, – я сделал шаг по коридору и увидел, как лакей судорожно замотал головой и застыл, как столб. Хорошо, что в этот момент из кабинета вылетел подполковник Мозалев.

– Господин полковник, – обратился я к адъютанту генерала. – Доведите до милейшего, чтобы он вывел меня из каре.

Лакей начал буквально оживать на глазах, хотел что-то произнести, но был остановлен почти криком жандармского подполковника:

– Проводить хорунжего на выход из дворца. Что вылупился?! Это были ученья для дворцовой охраны. Понял, болван? Выполнять!

«Хороший, видать, фитиль Алексей Павлович получил. Ишь понёсся, как наскипидаренный», – подумал я, глядя на удаляющегося по коридору быстрым шагом Мозалева. Потом повернулся к лакею.

– Ну что, милейший, показывайте, где здесь выход. Не лезть же мне опять через окно. Тем более уже почти рассвело.

* * *

– Входите, Илларион Иванович, и присаживайтесь, – император указал графу Воронцову-Дашкову на одно из кресел, стоящих вокруг стола.

– Благодарю, ваше величество.

– Без чинов, Илларион Иванович. Что у нас по подготовке отъезда цесаревича на Дальний Восток?

– Всё идёт по плану, государь. Готовятся указы, распоряжения. Формируется команда, которая будет помогать осуществлять цесаревичу управление наместничеством.

– Есть какие-то трудности?

– Государь, ваше решение передать наместнику власть по всем частям гражданского управления в крае, верховное попечение о порядке и безопасности, а также ближайшая забота о пользах и нуждах русского населения в сопредельных с ним зарубежных владениях требуют тщательной проработки всех предварительных решений. Кроме того, вы передаёте наследнику все дипломатические сношения по делам наместничества с соседними Китаем, Японией и Кореей. Ему же вверяете командование морскими силами в Тихом океане и войсками в крае. С учётом этого, идёт отбор кандидатур, которые войдут в Особый комитет Дальнего Востока для решения самых важных дел. Определяются их полномочия, обязанности. А трудности? Они есть, да и как им не быть. Впервые наместником назначается наследник престола и в столь юном возрасте.

– Мой дядя Михаил Николаевич… – начал император.

– Ваше императорское величество, – перебил граф, что не часто позволял себе делать в беседах с императором. – Великий князь Михаил Николаевич стал наместником Кавказа в тридцать лет, имея за плечами большой опыт командования военными частями во время боевых действий.

– Я помню, Илларион Иванович. В двадцать два года великий князь получает орден Святого Георгия четвёртой степени за сражение при Инкермане, в тридцать один – золотую драгунскую саблю «За храбрость». В тридцать два года награжден орденом Святого Георгия второй степени и золотой шпагой с изумрудами и надписью «За окончательное покорение Кавказа». Если бы в наградах не был пропущен Святой Георгий третий степени, то дядя стал бы пятым во всей российской истории награжденным всеми степенями этого ордена после Кутузова, Барклая-де-Толли, Паскевича и Дибича, – император задумчиво замолчал, а потом продолжил: – Как бы мне хотелось иметь такого сына, а не дядю!

– Государь, для того вы и назначили наследника наместником. Пусть на Дальнем Востоке и не ведутся боевые действия, но обстановка неспокойная, требующая ежедневных решений. Постепенно цесаревич наберётся опыта и станет вам помощником в управлении государством.

– Илларион Иванович, ваши слова да Богу в уши. Нет пока в Ники интереса к государственным делам. Тринадцать лет по специальной программе обучали, а толку… Ему бы только с преображенцами и лейб-гусарами гулять да по балеринам таскаться. С весны к этой Кшесинской ходит. Докладывают, до утра у неё дома веселится. Минни на это спокойно смотрит. Ей, такое ощущение, кто угодно, лишь бы не Алиса Гессенская. Но весь придворный entourage возмущается, что выбор наследника пал на танцовщицу. И своё назначение наместником Ники воспринял как наказание и ссылку. Что делать, не знаю!

– Извечная проблема отцов и детей, государь. Но с учётом ответственности перед империей, этот вопрос в царской семье имеет государственный масштаб.

– Что посоветуешь-то, старый друг? – император тяжело вздохнул.

– Надеюсь, что самостоятельное дело и в таких объемах заставит цесаревича проникнуться государственными делами. На него ляжет груз ответственности за развитие Дальнего Востока, в то время, когда началось строительство Транссибирской железной дороги. По окончании строительства данного пути на окраину империи можно будет относительно быстро перебросить войска и грузы. Английские газеты уже предрекают, что Сибирская дорога, – Воронцов-Дашков вынул из папки, которая лежала перед ним на столе, листок и прочитал: – «…сделает Россию самодовлеющим государством, для которого ни Дарданеллы, ни Суэц уже более не будут играть никакой роли, и даст ей экономическую самостоятельность, благодаря чему она достигнет могущества, которое не снилось еще ни одному государству».

Император на это лишь хмыкнул.

– Какой здесь простор для государственной деятельности, государь, – граф мечтательно закатил глаза к потолку.

– Дай бог, Илларион Иванович, дай бог, – Александр Третий поднялся с кресла и подошёл к окну. Помолчав, произнёс, не оборачиваясь: – Менять ничего не будем. Наместником Дальнего Востока Ники быть. Там ему балеринок тяжелее найти будет, да и Алису свою забудет. Продолжаем готовить отъезд. Что у нас по срокам начала поездки?

– Планируем на конец января будущего года. Как раз к открытию судоходства на Амуре подгадаем, а Ангару и Байкал по льду обоз пройдёт. Далее до Владивостока к маю доберутся.

– Всё-таки решили резиденцию наместника перенести во Владивосток?

– Да, государь, считаем, что так будет удобнее и для дипломатической работы, и для командования морскими силами. Строительство самого Владивостока и крепости также будет удобнее контролировать.

– Хорошо. Одобряю, – император повернулся от окна и вернулся за стол. – Что по охране Ники?

– Как и планировали, для цесаревича вашим именным указом будет сформирован Его Императорского Высочества Личный Конвой из казаков Приамурья. На время путешествия будет сформирован отряд из вашего собственного конвоя, государь. Кроме того, добавим специалистов из Дворцовой охраны полковника Ширинкина.

– Командиром конвоя планируете назначить хорунжего Аленина?

– Я бы назначил. Князь Барятинский также одобряет эту кандидатуру. Но есть одно но. Аленин отказался от этой чести.

– И почему он это сделал? – брови Александра Третьего удивлённо поднялись вверх.

– Считает, что для данной должности не будет иметь достаточного положения и уважения среди офицеров и казаков конвоя. И это отрицательно скажется на сохранении жизни наследника. А вот личную секретную охрану цесаревича возглавит с удовольствием, – ответил граф.

– Что же, в уме этому молодому офицеру не откажешь, – хмыкнул император. – Не удивлюсь, если он уже кого-то предложил командиром конвоя.

– Вы проницательны, государь, – улыбнулся Воронцов-Дашков. – Предложил – подъесаула Головачева Николая Павловича, обер-офицера Иркутского училища. По вашему указанию он следует в Петербург. Должен прибыть дней через десять.

– Что о нём узнали?

– Из семьи потомственных кубанских пластунов. По первому разряду окончил Оренбургское училище, потом служил в Первом конном полку Забайкальского казачьего войска. Переведён в обер-офицеры Иркутского училища. Отличный наездник. В совершенстве владеет холодным оружием. Это его трюк с разрубанием глиняной пирамиды показал Аленин графу Белёвскому. Искренне предан царской фамилии. Каких-либо сведений о неблагонадёжности Головачева не имеется, – кратко доложил граф.

– Хм-м… Интересная кандидатура. Надо подумать. С Алениным его связывает дружба, Илларион Иванович?

– Можно сказать и так. Но точнее – Головачев стал наставником Аленина. Много занимался с ним индивидуально. Вместе написали работу по тактике. Думаю, это и послужило тому, что Аленин назвал фамилию данного офицера.

– Значит, Аленин собирается у Головачева занять то же место, что полковник Ширинкин у Петра Александровича? И своих казачат планирует к себе в секретную часть забрать?

– Планирует, государь.

– А знаете, Илларион Иванович, ведь может получиться неплохой тандем. Но над кандидатурой Головачева я ещё подумаю. Как он прибудет в столицу, ко мне на приём.

– Слушаюсь, государь, – его сиятельство склонил голову в поклоне.

– А как проходит обучение Аленина у Евгения Никифоровича? – с улыбкой поинтересовался император.

– Государь, здесь ещё неизвестно, кто кого учит. Петр Александрович наверняка вам докладывал.

– Докладывал и докладывает. Очень генерал Черевин настаивает, чтобы хорунжего Аленина окончательно перевели в его подчинение. А Евгений Никифорович, если первоначально после первого проникновения во дворец этого молодца очень на того обиделся, то теперь полковник Ширинкин желает видеть хорунжего у себя в секретной службе. Чем Аленин так себя проявил, кроме трёх проникновений во дворец, что его пытаются к себе перетянуть на службу мой главный охранник и его помощник?

– Позвольте, государь, доложу краткую обобщающую выдержку обучения Аленина у полковника Ширинкина, – получив кивок согласия от самодержца, Воронцов-Дашков продолжил: – Около двух месяцев назад Аленин был отозван из отпуска и направлен на обучение в службу генерал-лейтенанта Черевина, так как первоначально отъезд наследника на Дальний Восток планировался в ноябре этого года. Через три дня ознакомления с документацией, регламентирующей организацию охраны дворца, Аленин в присутствии Петра Александровича высказал своё мнение о недостаточности и ошибках организации охраны. Его спор с генералом Черевиным вылился в первое проникновение хорунжего во дворец и в покои Петра Александровича. При этом силы охраны вне дворца были усилены в три раза.

– Это мне рассказывали, и неоднократно. Кого-то из лакеев, захваченного Алениным, пришлось перевести в Зимний, так как тот стал бояться ночью ходить по Гатчинскому дворцу, – улыбнулся император. – Да и подполковник Мозалев, говорят, по ночам теперь плохо спит.

– Первое проникновение Аленина во дворец привело к тому, что были переработаны схемы постов, патрулей. В ночные патрули решено ввести собак. Уже решён вопрос по породам собак, псарне, работникам. Затраты, государь небольшие. Также по предложению Аленина в суточный наряд уже введена группа немедленного реагирования. Основная задача данной группы – усиливать тот участок охраны, где произошло чрезвычайное происшествие. Проведённые учебные игры показали намного большую эффективность новой схемы охраны. Несколько попыток проникнуть во дворец пластунов-одиночек из Кубанского дивизиона не увенчались успехом.

– Об этом, Илларион Иванович, генерал Черевин мне подробно докладывал, – недовольно поморщился Александр Третий.

– Хорошо, государь. Продолжу. После второго и третьего проникновения во дворец Аленина нам пришлось переделывать всю внутреннюю охрану и пропускную систему. Мы считали, что введение пропусков с фотографиями для работников дворца и расставленные одиннадцать постов в Арсенальном каре достаточная мера для охраны вас и вашей семьи внутри дворца. Аленин это опроверг. Ему понадобилось два дня и поездка в столицу, чтобы купить парики, накладные бороды, соответствующую одежду и, меняя с их помощью свой внешний вид, сделать в салоне фотографии двух разных лиц. Потом хорунжий самостоятельно изготовил очень похожие пропуска на стекольщика и работника обслуживающего телефонные линии.

– Таких подробностей Петр Александрович мне не рассказывал, – заинтересовался государь. – Продолжайте, Илларион Иванович.

– Как телефонист, Аленин среди белого дня, не скрываясь, смог пройти до бельэтажа Кухонного каре, где были размещены для учений посты охраны, как в Арсенальном каре. На антресоли его не пустили, сказав, что здесь телефонных линий нет. При этом никаких подозрений хорунжий не вызвал и спокойно покинул дворец. А по пропуску стекольщика этот «революционер» обошёл всё каре, и никто его не задержал. Настолько убедительными были поведение, внешний вид Тимофея и пропуск. При этом в рабочем ящике стекольщика, который хорунжий носил с собой, под двойным дном лежали восемь сальных свечей, имитирующих динамитные шашки, со вставленным и уложенным специальным образом огнепроводным шнуром. Укладка шнура позволила бы «революционеру» удалиться на безопасное расстояние.

– Значит, после этих прогулок хорунжего количество постов в Арсенальном каре было увеличено? – перебил графа император.

– Да, государь. Кроме того, пришлось менять все пропуска, добавив к фотографиям описание внешности, рост, вес, цвет волос, глаз. Также добавив в бумагу пропуска и записи некоторые незначительные и незаметные тонкости, о которых, кроме охраны внутренних постов, никто знать не будет.

– Таким образом, как мне довёл Пётр Александрович, за последние два месяца в моей охране, благодаря Аленину, произошло больше изменений, чем за одиннадцать лет, – грустно усмехнулся император. – А дворец всё больше начинает походить на осаждённую крепость!

– Да, государь. Князь Барятинский был прав, когда говорил, что Аленин видит то, что не замечают другие. За первые два дня обучения Тимофей вычислил почти всех секретных агентов охраны из службы Ширинкина. Военная выправка, оказывается, выдает, и револьвер, который одежду топорщит. Его предложение со сторожевыми будками…

– Илларион Иванович, об этом ни слова, – раздражённо произнёс император. – Ладно пост чуть ли не в спальне у меня, но эти железные короба с бойницами перед дворцом?! Это чересчур! Про меня и так уже в Европе пишут как о гатчинском узнике-затворнике. Давайте ещё морские орудийные башни на всех подъездах к дворцу поставим!

– Ваше императорское величество, – упрямо продолжил граф. – Но эти железные короба, как вы их назвали, снаружи будут обшиты деревом. Так же покрашены. Всё отличие от имеющихся сторожевых будок – по-другому развёрнуты, чуть больший размер и скрытая дверь, которая закрывается во время нападения. Потом открываются бойницы на все четыре стороны, и часовой имеет возможность вести круговой огонь, находясь в хорошо защищённом помещении. А если, по совету Аленина, в будке хранить опечатанный ящик с десятью заряженными револьверами, то и огневая мощь такого поста будет значительной.

– Илларион Иванович, этот вопрос больше не обсуждается! – в голосе императора начали звучать нотки гнева. – Вы что, серьёзно собрались войсковые операции во дворце проводить? Бои с крупными силами противника?

– Ваше императорское величество, если есть хоть какой-то шанс нападения на дворец таким образом, надо его рассмотреть и принять меры.

– Всё, граф, я не желаю больше ничего слышать по этому предложению. Давайте обсудим следующий вопрос по делам в Приамурском генерал-губернаторстве. Как Андрей Николаевич отнёсся к тому, что ему теперь негласной нянькой при Ники быть?

* * *

– Господа, сегодняшнее занятие будет посвящено обучению стрельбе, – я прошелся вдоль одношереножного строя, состоящего из свободных от дежурства шести агентов секретной части дворцовой полиции. – Кстати, вижу в ваших глазах ухмылку. Видимо, вы считаете, что умеете стрелять?!

Только то, что я уже почти месяц занимался со всеми агентами секретной части рукопашным боем и успел сбить с них спесь великих бойцов на кулачках, не позволило стоящим передо мной шумно выразить своё мнение. Также сдерживающим фактором сказалось присутствие на стрельбище полковника Ширинкина, которого я пригласил для некоторой демонстрации, которая Евгению Никифоровичу должна понравиться. Полковник был единственным в форме, агенты и я – в партикулярном платье.

Вообще, когда по приказу почти два месяца назад из имения прибыл на приём к графу Воронцову-Дашкову, был нокаутирован известием, что очень скоро цесаревич Николай направится на Дальний Восток наместником, а мне его охранять. С учётом этого, я направляюсь на обучение к главному охраннику ЕИВ генерал-лейтенанту Черевину, а также начальнику дворцовой полиции и её секретной части полковнику Ширинкину.

На приёме у графа я впервые услышал о секретных агентах, имеющихся в охране императора. Что-то такое мог предположить по аналогии с организацией службы охраны первых лиц в моём времени, но реально с данной службой познакомился после представления Евгению Никифоровичу.

В охрану императора и его семьи входило множество подразделений, общей численностью около двух тысяч человек. Среди этой толпы на дворцовую полицию отводилось чуть больше полутора сотен человек, из которых пятьдесят составляла «охранная стража» из секретных агентов. Данные сотрудники, не отличающиеся внешне от прочей публики, должны были дополнить надзор наружной полиции, держа под постоянным наблюдением два-три первых ряда публики, окружавшей царя. При сопровождении императора «наблюдатели» должны были нести службу на ключевых постах, используя метод «цепного хождения» на путях возможного следования царя. Этот метод предполагал, что агентура передвигается постепенно на всем протяжении один за другим на близком расстоянии от царя, являясь его непосредственной личной охраной. Также эти ребята вели открытое наружное наблюдение, отслеживая лиц «разыскиваемых, обвиняющихся и обвиненных по политическим целям, поднадзорных и подозреваемых». Это была одна категория агентов – «наблюдатели».

Другую составляли «сыскари», которые осуществляли оперативно-розыскную деятельность в местах высочайшего присутствия, собирая сведения обо всех живущих и приезжающих в резиденцию и окрестности. Это уже были старшие секретные агенты. Их должность предполагала самостоятельную деятельность. Они должны были быть способными играть роль офицеров, купцов, дачников или путешественников, действовать под видом дворников, посыльных, наемной прислуги (швейцаров и лакеев). При этом агентам категорически запрещалось «раскрываться», они должны были играть частных лиц, защищающих государя. Секретная агентура располагала своими извозчиками, несколькими хорошими верховыми лошадьми. Вооружены были секретные агенты револьверами и кастетами, но оговаривалось, что их употребление возможно только в исключительных случаях.

Сегодня по расписанию одна из свободных от дежурства групп «наблюдателей» должна была отработать ежемесячные, обязательные стрельбы из револьвера русской версии «Смит-Вессон» с укороченным стволом, изготовляемого в Туле специально для полиции. К данному занятию, не именно с этой сменой, а по содержанию, я готовился около двух недель. Для этого опять пришлось отпрашиваться на поездку в столицу и тратить свои деньги, которых становилось всё меньше. Оружейные магазины Петербурга меня порадовали, и я стал обладателем пары револьверов Леона Нагана тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года выпуска и трехсот патронов к ним.