Текст книги "Ермак: Начало. Телохранитель. Личник"

В Кронштадт из Англии пришли в середине мая, а в конце этого же месяца я, как командир конвоя охраны будущей супруги наследника, отправился назад за невестой. Руководил данной экспедицией великий князь Сергей Александрович, с ним в свите отправились мой друг Алекс с Мари, свадьба которых по каким-то причинам была перенесена на август этого года. И я на ней неплохо потом погулял.

Кроме Алекса и Мари в свиту включили представителей «картофельного общества», так называли себя друзья из ближнего детского круга Николая, графа Шереметева Дмитрия с его женой Ириной, которая в девичестве была Воронцовой-Дашковой. Внешне она была очень похожей на принцессу Елену, но только внешне. Характер у Ирины был тяжелым и властным. Бедный Дима! Он вместе с Алексом был ярким представителем подкаблучников. Брат Ирины граф Иван Воронцов-Дашков вместе с женой Варварой очень выгодно выделялись на фоне этих двух пар взаимным уважением и терпением друг к другу.

Благодаря Алексу и Мари, эта тесная компании личных друзей цесаревича меня приняла в свой круг. Правда, не все. Граф Шереметев, род которых, по его словам, выводил свои корни, как и род Романовых, от московского боярина Андрея Кобылы, мягко говоря, отнёсся ко мне прохладно. И сдерживался от дерзостей в мою сторону только потому, что Алекс, как ни крути, был внуком Александра II, двоюродным братом цесаревича, и он называл меня своим другом.

А потом случилось то, что случилось. Мой французский разговорный был откровенно плох, поэтому общался я с принцессой Еленой на английском языке, который остальные представители молодёжи практически не знали. И часто эти беседы были в отдалении от свиты. Елена, узнав, что я трижды спасал жизнь Николая, а один раз закрыл его своим телом от пули, пожелала узнать всё подробно. Пришлось рассказывать. Со стороны всё это смотрелось двусмысленно, особенно после того, как я начал замечать, что принцесса посматривает на меня явно с женским интересом. Если бы не мой опыт предыдущей жизни, я бы этого не заметил и не почувствовал. А тут чуйка забила тревогу. Что-то мне не хотелось становиться князем Салтыковым, который будущую Екатерину Великую также сопровождал к жениху.

Поэтому после крещения Елены Филипповны тридцатого июня на день святого апостола Филиппа и её бракосочетания с Николаем в конце июля я отпросился в отпуск, чтобы быть подальше от молодых. Хорошо отдохнул в своём имении. Сазонов приводил в действие проект по двум мызам, и у него это очень хорошо получалось. В деревне Курковицы белели новыми срубами избы пятистенки. Как мне пояснил Александр Иванович, года через три-четыре все жители деревни будут жить в своих новых избах и на своих земельных наделах, если не произойдёт неурожая. Но и тогда на картофеле и молоке никто голодать не будет. Благодаря рыбьему жиру все дети живы, окрепли. Глядя на членов курковицкого колхоза, жители новой моей деревни Калитино дружно организовали своё коллективное хозяйство, с учётом распределения земель и проекта Сазонова.

Управляющего я переселил в дом, который принадлежал бывшим хозяевам мызы Калитино. Тот был поменьше моего в Курковицах, да и Калитино требовало большего внимания. А самое главное: у Сазонова в семье случилось пополнение, и младенец Тимофей Александрович, названный в мою честь, оказался очень горластым, особенно по ночам. Так что переселение было вызвано и потребностями в собственном спокойствии. Несмотря на толстые стены дома, молодого Сазонова было слышно.

В общем, во время отпуска оторвался по полной. Объелся собственноручно выловленными карасиками. Классно потренировался по два раза в день, не считая зарядки. Получил кучу благодарностей от жителей Курковиц и Калитино при встречах. Погулял на свадьбе у Мари и Алекса, на которой встретился со Светланой-Анечкой фон Дерфельден, точнее уже Червонной. Моя не удавшаяся любовь вышла замуж за сына командира первой бригады второй гвардейской кавалерийской дивизии генерал-майора Червонного Сергея Прокофьевича, который был женат на дочери барона Шеринга. Молодой Червонный служил в чине поручика в том же уланском полку, что и воспитатель Анечки.

На свадьбе нас представили друг другу. Особой радости от встречи в глазах Анечки я не увидел, но меня, если честно, это особо не задело. Моё сознание только фиксировало, что госпожа Червонная очень похожа на мою жену из прошлой жизни, а вот чувства к этой девушке куда-то пропали. В душе оставалась моя Дарьюшка и нерождённый ребёнок.

На этом же торжестве присутствовали и Николай с Еленой, которая подарила мне вальс, пока цесаревич танцевал с невестой. Граф Дима Шереметев, который вместе с женой были в окружении наследника и его жены, почему-то очень расстроился. Честно говоря, он ещё при сопровождении Елены из Англии в Россию как-то по-особенному к ней относился. Даже со своим опытом из прошлой жизни, я не смог бы точно охарактеризовать эти чувства. Больше всего было похоже на ревность мужа к своей жене. Где-то так. Может быть, это было связано с тем, что принцесса и жена графа Ирина были очень похожи.

Я вынырнул из воспоминаний и вскочил со стула. Из кабинета императора вышел военный министр в сопровождении генералов, и они все проследовали на выход. Генерал Черевин, показавшийся в проёме входа в кабинет, взмахом руки показал мне, чтобы я заходил. Лицо у него было очень недовольным.

«Судя по всему, не по испытаниям пулемётов меня хочет видеть государь. А по второму вопросу и без вины можно без головы остаться», – подумал я, с некоторым трепетом входя в кабинет Александра III.

Император сидел за столом, сделав знак, чтобы Черевин вышел, Александр молча показал мне, чтобы я садился на стул. Я сделал первый шаг к стулу, как к эшафоту, и в этот момент под шелест материи в кабинет вошла императрица. Я вытянулся во фрунт, а император, поднявшись и выйдя из-за стола, взял стул-кресло и пододвинул его к жене. Мария Фёдоровна грациозно опустилась в кресло, за ней грузно осел за столом император, который ещё раз показал мне, чтобы я садился на стул. Когда я занял на нём место, Александр произнёс:

– Сотник Аленин-Зейский, расскажите нам, что вас связывает с великой княгиней Еленой Филипповной.

– Ваше императорское величество, – я вскочил со стула, но, повинуясь жесту императора, опустился обратно. – Смею сказать, что только добропорядочные отношения.

– А вот до меня довели другую информацию, – Александр жестко посмотрел мне в глаза.

Я взгляда не отвёл и ответил императору:

– Ваше императорское величество, я был бы плохим личником, если бы не знал о тех слухах, которые поползли по дворцу о наших взаимоотношениях с её императорским высочеством. Но хочу вас заверить, каких-либо оснований они под собой не имеют. Я готов жизнь отдать за государя наследника и его жену. Её императорское высочество я воспринимаю только как жену цесаревича и никак иначе.

– Откуда же появились такие слухи, Тимофей Васильевич? – вступила в разговор императрица.

– Ваше императорское величество, – я опять непроизвольно вскочил, но был посажен обратно на стул жестом уже Марии Фёдоровны. – Возможно, этому послужили наши многочисленные беседы во время путешествия из Англии и уже здесь во дворце. Я плохо знаю французский, а её императорское высочество хорошо говорит на английском, как и я. Из-за того, что беседы между нами велись на том языке, который окружающие мало понимали, и возникли такие слухи. Но я лишь рассказывал её императорскому высочеству об особенностях жизни в России. Много рассказывал о Дальнем Востоке, о жизни казаков, других народах, которые проживают по окраинам нашей империи. Ей действительно было интересно слушать об этом.

– А откуда, Тимофей Васильевич, вы так хорошо знаете английский язык? – этот вопрос задал уже император.

– Ваше императорское величество, на Дальнем Востоке английский язык более распространён, чем другие. Это связано с тем, что основной торговый оборот в Китае и Корее связан с Англией и США, – ответил я. – Вот и выучил его.

– Тимофей Васильевич, а чем было вызвано, что вы сначала вытребовали себе отпуск, а потом почти на два месяца были откомандированы в стрелковую школу? Складывается такое ощущение, что вы стремитесь избежать встреч с Ники и его женой, – задала вопрос Мария Фёдоровна и взглянула на меня так, что куда там рентгену.

– Ваше императорское величество, отпуск я испросил, чтобы разобраться с вашим новым подарком – имением. А в стрелковую школу был откомандирован по требованию военного министра, – пробормотал я, опустив голову, ощущая, насколько фальшиво звучат мои слова.

– Тимофей Васильевич, вы любите Елену?

Охренев от такого вопроса, я вскинул голову и удивлённо уставился на императрицу.

– Ваше императорское величество, в отношении её императорского высочества я испытываю чувство глубокого уважения и почтения, – осторожно подбирая слова, ответил я. – О чём-либо другом я не смею и думать. А точнее не думаю!

Императрица долго и внимательно смотрела на меня, а потом, повернувшись к мужу, произнесла:

– Как я думаю, здесь второй вариант из тех, которые мы обсуждали.

– У меня сложилось такое же мнение, – ответил ей император, который всё это время также не отрывал сурового взора от моего лица. – Но со слухами надо что-то делать. Тимофей Васильевич, а как вы смотрите на то, чтобы некоторое время послужить в Москве? Например, в Сумском полку, к которому приписан ваш друг Алекс.

Император ухмыльнулся и продолжил:

– Выслужите ценз для поступления в академию. Не сомневаюсь, что экзамены вы легко сдадите.

Александр замолчал, ожидая моего ответа.

– Ваше императорское величество, а нельзя ли мне выслужить ценз в Амурском казачьем полку? – с затаённой надеждой спросил я.

– Вы действительно готовы сейчас снова уехать на Дальний Восток? – удивился государь.

– Да, ваше императорское величество, – я мечтательно улыбнулся. – Если честно, то мне часто тайга снится. А иногда просыпаюсь ночью из-за того, что показалось, будто бы с Амура прохладой повеяло.

Я, смутившись от своей откровенности, замолчал, а император и императрица долго смотрел на меня, не говоря ни слова. Наконец Александр, видимо, что-то определив для себя, произнёс:

– Я приму решение позже, а пока, Тимофей Васильевич, можете быть свободным. Оставайтесь в распоряжении Петра Александровича. Он доведёт до вас моё указание.

* * *

Дождавшись, когда сотник выйдет из кабинета, и отправив жестом заглянувшего Черевина обратно, государь повернулся к жене и спросил:

– Что скажешь, Минни?

– Саша, я аккуратно поговорю с Еленой. Не хотелось бы терять наладившееся с ней взаимопонимание. А мальчик хорош. Понял, чем ему грозит внимание с её стороны, и начал искусно избегать встреч. Многие бы постарались воспользоваться такой ситуацией.

– Не знаю, Минни, правильно ли мы поняли его действия. Иногда мне кажется, что в нём ума и благородства куда больше, чем в отпрысках многих знатных родов. Возможно, именно поэтому он чужд дворцовой жизни. Мне, конечно, было бы куда спокойней, если бы он был рядом с Ники, но в сложившейся обстановке этого делать нельзя. В первую очередь для сына. Да и боюсь, что этого казака быстро сожрут здесь.

– И что ты решил? Действительно отправишь его в Амурский полк?

– Я думаю, что моё решение ему понравится.

* * *

Через два дня после памятного разговора с императором я получил предписание отправиться в распоряжение генерал-губернатора Приамурья Духовского. При этом я должен был сопровождать груз до Владивостока, который состоял из пяти пулемётов Максима и десяти Мадсена. Такого ценного подарка от самодержца государства российского я не ожидал.

Глава 20
Разговор с Духовским

– Ваше превосходительство, разрешите войти? – спросил я, входя в открытую секретарём дверь кабинета генерал-губернатора Приамурья генерал-лейтенанта Духовского.

– Входите, сотник, – Сергей Михайлович с улыбкой на лице поднялся со стула и вышел из-за стола. – Рад вас видеть, Тимофей Васильевич. Какими судьбами здесь оказались?

– Ваше превосходительство, представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы, – с этими словами из сшитой по моим рисункам полевой офицерской сумки достал конверт и вручил его Духовскому.

Генерал-губернатор осмотрел печати, хмыкнул, сломал их и достал листок. Прочитал и, с интересом глядя на меня, произнёс:

– Тимофей Васильевич, вам известно, где вы будете служить?

– Никак нет, ваше превосходительство. По предписанию должен явиться в ваше распоряжение. Также мною во Владивосток доставлены пять пулемётов Максима и десять пулемётов Мадсена с большим запасом патронов.

– Это хорошо. Слышал об этом оружии, но видеть, сами понимаете, ещё не приходилось, – Духовский улыбнулся в свои запорожские усы. – Но теперь увижу.

Генерал-губернатор с каким-то интересом, но по-доброму посмотрел на меня, потом, сделав шаг ко мне, потрепал за правое плечо.

– Ещё раз скажу, что рад, Тимофей Васильевич, очень рад видеть вас вновь. Проходите, присаживайтесь, – с этими словами генерал подвёл меня к стулу-креслу перед его столом и нажатием на плечо посадил в него.

Заняв своё место за столом, Духовский ещё раз перечитал полученное письмо из канцелярии императора, после чего произнёс:

– Тимофей Васильевич, а где бы вы хотели служить?

– Ваше превосходительство, если бы мне было предоставлено право выбора, то я бы хотел получить под командование три взвода конвойцев, которых бы обучил тактике ведения боевых действий с использованием пулемётов. А так, куда прикажете, ваше превосходительство. Готов служить в любом подразделении и на любой должности, – с этими словами я встал и принял стойку смирно.

– Садитесь, Тимофей Васильевич. И давайте дальше без чинов. Беседа у нас будет долгой. Вы же источник новостей о жизни Санкт-Петербурга и императорского двора. Газеты к нам и те почти с двухмесячным опозданием приходят. Так что все новости только по телеграфу. А пока расскажите, что это у вас за сумка такая интересная. Ни разу подобного не видел.

– Сергей Михайлович, столкнувшись в стрелковой школе в Ораниенбауме с неудобством на полигоне заполнять и переносить необходимые бумаги, работать с картами, придумал вот такую полевую офицерскую сумку. По моим эскизам шорник в моём имении сшил таких несколько штук. Пять проходят испытание в Военном ведомстве. Возможно, будут приняты к снаряжению офицерского корпуса.

С этими словами я перекинул через голову ремень сумки, после чего положил её на стол и разложил, показывая внутреннее устройство «гармошки» из трёх складок.

– Вот здесь, Сергей Михайлович, держатели и кармашки для карандашей, циркуля, курвиметра, мне его сделали в мастерской Павла Буре. Там же мне сделали наручный магнитный компас. А здесь в двух отделениях можно хранить карты, документы и прочие бумаги.

«Прости меня, русский изобретатель, фамилию которого забыл. В памяти только осталась информация с кафедры топографии Рязанского училища, что наручной компас был изобретён в России, кажется, в одна тысяча девятьсот седьмом году», – подумал я, вытаскивая из держателей курвиметр и компас, передавая их Духовскому.

После того, как генерал наигрался с игрушками, высчитывая расстояния курвиметром и ориентируясь с помощью компаса на карте, которую достал из шкафа, я показал ему прототип будущей офицерской линейки из дерева с трафаретами значков, которые использовали в этом времени офицеры топографического корпуса и штабов для поднятия карты. И быстро с помощью её нарисовал так называемую в моём времени «афганскую» засаду с использованием имеющихся в настоящем времени пулемётов.

– Что это, Тимофей Васильевич? – задал вопрос генерал-губернатор, который продолжал держать в руках курвиметр и компас, не в силах с ними расстаться.

– Это, Сергей Михайлович, схема засады казаков из десяти человек, вооруженных тремя пулемётами Мадсена на противника силами до роты. Как показало испытание на полигоне в Ораниенбауме, эффективность составила до семидесяти процентов невозвратных потерь у противника за одну минуту боя.

– Этого не может быть! – усы у генерала встопорщились. – Вы хотите сказать, что за одну минуту десять казаков уничтожили семьдесят солдат противника?!

– Ваше превосходительство, во время этого условного боя тремя офицерами Ораниенбаумской школы было выпущено по мишеням из пулемёта Мадсена по одному магазину по тридцать патронов, а ещё семь офицеров сделали по пять выстрелов из винтовок. После чего ими был осуществлён отход с места засады. Весь огневой налёт составил меньше минуты. Последующий подсчет попаданий в мишени показал, что семьдесят процентов условного противника получили критические попадания, которые в реальных боевых действиях привели бы к смерти. Государь был удовлетворён таким результатом.

– Разум и весь мой опыт отказывается в это верить. Надо самому это увидеть.

– Сергей Михайлович, другая засада с использованием двух пулемётов Максима дала ещё более эффективный результат. Восемьдесят процентов убитых из ста солдат противника. А с показом проблем не будет. Я могу всё описать, а пулемёты есть.

– Почему же только описать, – хитро улыбнулся Духовский и посмотрел на меня так, что стал в этот момент похожим на атамана Ивана Сирко с картины Репина «Запорожцы». Её я помнил по прежней жизни, а здесь она уже в запасниках у Александра III. Генерал же продолжил: – Придётся ещё всё организовать и показать, ибо, по указанию государя императора, вы, Тимофей Васильевич, назначаетесь командиром конвойной сотни, а также вам вменяется создание двух пулемётных команд для войск Приамурья.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – я вскочил и вытянулся во фрунт со счастливой улыбкой.

– Садитесь, Тимофей Васильевич. Давно не видел такого довольного выражения на лице. Неужто при дворе так плохо служилось, Тимофей Васильевич?!

Я посмотрел на хитро-насмешливое выражение лица генерала и понял, что слухи про наши якобы особые отношения с Еленой меня обогнали. Я опустился на стул и произнёс, тщательно подбирая слова:

– Сергей Михайлович, служба в конвое цесаревича, а затем в секретной части у его превосходительства генерал-лейтенанта Черевина очень почётная и требует полной отдачи, так как стоит вопрос о жизни государя императора и членов его семьи, – я сделал небольшую паузу, чтобы поглубже вздохнуть. При этом отметил, как внимательно меня слушает Духовский. – Но, ваше превосходительство, если откровенно, то не по мне такая служба. Точнее, не служба, а та обстановка, в которой необходимо служить.

– И что же это за обстановка такая, Тимофей Васильевич?

– Я простой казак, ваше превосходительство, а там император, государыня, их императорские высочества, великие князья и аристократы, предки которых ещё от Рюрика идут. Я там каждый день, как по тонкому льду ходил. Каждое слово контролировал, чтобы впросак не попасть. И всё равно попадал. Чтобы при дворе себя нормально чувствовать, надо при нём родиться, – я глубоко выдохнул, думая про себя, не слишком ли я разоткровенничался с генерал-губернатором. – Поэтому, как только появилась возможность, попросил государя вернуть меня сюда, на Дальний Восток в родной полк. Но то, что решил государь, делает меня ещё счастливее. Именно это я обещал своему деду перед его смертью. Стать офицером и обучать казаков новым наукам.

– Да… Может, вы и правы, Тимофей Васильевич. Мне, честно говоря, вас не понять. Моя супруга Варвара Фёдоровна, которая свой род ведёт от великого князя литовского Гедимина, тоже вас не поймёт. Добровольно отказаться от службы при дворе и вернуться сюда, по словам моей жены, «в дыру». Она осталась в Хабаровске и не поехала со мной во Владивосток. Говорит, не могу смотреть на эту грязь и убожество, – генерал-губернатор задумчиво усмехнулся. – Или всё-таки не добровольно?!

– Добровольно, ваше превосходительство. Насколько я понимаю, и сюда докатились слухи об особенных отношениях между мною и её императорским высочеством великой княгиней Еленой Филипповной. И представляю, сколько всего тут додумали. Но хочу вас заверить, Сергей Михайлович, данные слухи не имеют под собой каких-либо оснований. Из-за того, что распространяют слухи те, чьи предки ведут род от Рюрика и его ближайших бояр, государь император предложил мне продолжить службу в Сумском драгунском полку в Москве, чтобы выслужить ценз для поступления в Николаевскую академию. Я же попросил его, если возможно, вернуть меня на Дальний Восток в Амурский казачий полк. И вот я здесь, – я довольно улыбнулся. – Ценз можно и здесь выслужить. Тем более, знакомых тут встречу много.

– Это точно, Тимофей Васильевич… – Духовский, глядя на мою сияющую улыбку, рассмеялся. Когда успокоился, продолжил: – Другой бы воспринял такое перемещение по службе как крах всего, а вы, Тимофей Васильевич, сияете как новый золотой.

– Но я действительно рад и счастлив вернуться домой. Пусть и временно. Если получится поступить в академию, то после её окончания также буду проситься на дальнейшую службу сюда.

– Вот и хорошо, Тимофей Васильевич, – с этими словами Духовский с сожалением стал запихивать в держатели сумки курвиметр, а за ним компас. – Да, сумка эта куда сподручнее, чем введённая в восемьдесят девятом году. Хорошая вещь. Особенно компас. В Военном ведомстве сумка со всем содержимым рассматривается?

– Да, Сергей Михайлович. С купцом Буре есть договорённость на паевое производство курвиметров и компасов. А с фотографом Болдыревым, который изобрёл смоловидную плёнку-пластинку, договорился, что он попытается создать прозрачную офицерскую линейку. С её помощью поднимать карты будет значительно легче и быстрее.

– Удивляюсь я вашим способностям, Тимофей Васильевич. Как-то на ровном месте вы значительно улучшаете уже известные вещи. Вот взять эту сумку и всё, что в ней есть. По отдельности все вещи имеются сейчас и ими многие пользуются. А вы внесли небольшие изменения, и пожалуйста, переносная штабная канцелярия у каждого офицера с собой.

– Сергей Михайлович, я привёз с собой ещё несколько таких сумок с содержимым для испытания в войсках. Одна ваша, хотя вам как бы она и необязательна по приказу от восемьдесят девятого года.

– Тимофей Васильевич, если вы подумали, что я откажусь от такого подарка, то глубоко ошибаетесь. Приму с большим удовольствием. Заранее благодарю. А теперь расскажите про пулемёты и как происходили испытания, на которых присутствовал государь император.

– Ваше превосходительство, более года назад Военное ведомство сделало заказ господину Максиму на изготовление нового пулемёта с определенными тактико-техническими характеристиками под русский патрон.

– Насколько мне известно, к данным характеристикам вы, Тимофей Васильевич, имеете непосредственное отношение, – перебил меня генерал-губернатор.

– Да, Сергей Михайлович. Когда посетил первый раз Ораниенбаумскую стрелковую школу, мне удалось пострелять из пулемёта Хайрема Максима и самозарядной винтовки Мадсена. Пришли кое-какие мысли по их улучшению, которые я изложил на бумаге. Когда три месяца назад на полигоне увидел то, что представили господа Максим и Мадсен, был приятно удивлён. Многие мои пожелания были учтены при конструировании данных экземпляров пулемётов, – я удивлённо покрутил головой. – А подполковник Мадсен перешёл на русскую службу в Оружейный отдел Главного артиллерийского управления. Полковника получил по личному указу государя.

Сделав многозначительную паузу, я продолжил:

– Сейчас в городе Коврове Владимирской губернии началось строительство на паях завода по производству ручных пулемётов Мадсена. Датская оружейная фирма «Данск Реккюлриффель Сюндикат», которая произвела двадцать его первых пулемётов, как основной пайщик будет курировать эту стройку и оснащение станками завода. Вильгельм Мадсен входит в состав учредителей этого завода. Признаюсь, и я всем своим капиталом вложился, да ещё и кредит большой взял.

– И много вложили, Тимофей Васильевич? – поинтересовался Духовский.

– На пять процентов паёв хватило. Если честно, Сергей Михайлович, не ради прибыли вложился. Её ещё долго ждать придётся. Лет пять-шесть, а может, и больше. А вот если мои пять процентов позволят пусть незначительно, но влиять на очередность отгрузки этих пулемётов в войска, то я этому буду сильно рад.

– Палец вам в рот не клади, Тимофей Васильевич, удивляюсь вашей коммерческой хватке.

– Сергей Михайлович, мы, казаки, такие. Всегда думаем, где бы прибыль получить. А здесь ещё и государственное дело. Новое оружие, которое будет ковать победу в случае военных действий.

Духовский задумался, постукивая пальцами по столешнице.

– Ковать победу… Красивое словосочетание. Надеюсь, вы правы. Я пока слабо представляю, как использовать это оружие в бою. Во время русско-турецкой войны десятиствольные картечницы Гатлинга и шестиствольные Барановского как-то себя не показали.

– Ваше превосходительство, всё зависит от грамотного применения нового оружия. А чтобы его грамотно применять, надо нарабатывать тактические схемы. Учить солдат, офицеров эффективно использовать новое оружие. Сейчас, можно сказать, создали два учебных центра. Один в Ораниенбауме, где открыли курсы по подготовке командиров пулемётных команд и будут нарабатывать тактические схемы применения пулемётов в бою. А второй здесь, в Приамурье.

– Командовать которым придётся вам, Тимофей Васильевич, – перебил меня генерал-губернатор. – Другой кандидатуры нет. Да и из письма государя ясно видно, что вам поставлена задача – осуществить применение нового оружия на боевой практике.

Я удивлённо уставился на Духовского.

– В борьбе с контрабандистами и хунхузами, – улыбаясь, пояснил мне генерал. – А вы о чём подумали, Тимофей Васильевич? Не в японско-китайской войне решили поучаствовать?

– Признаться, Сергей Михайлович, такая мысль промелькнула, – ответил я и глубоко выдохнул.

– Успокойтесь, Тимофей Васильевич, вам и по эту сторону границы найдётся, чем заняться. Из-за этой войны корейские беженцы под огнём своих же войск, а также японцев толпами переходят границу. От их рассказов о том, что творят японские солдаты, кровь стынет в жилах. Значительно увеличилось количество нападений на казачьи станицы из Китая. Всякий сброд лезет. Пока непогодица и Амур не замёрз, готовьте свою сотню и пулемётную команду. Будете стратегическим резервом при моей канцелярии. Не волнуйтесь, на месте сидеть не придётся, – Духовский взмахом руки остановил мою попытку что-то сказать. – Обещаю, будет у вас боевая практика. Будет, и в большом количестве. Найдется, что государю потом отписать. Кстати, какие планы вы, Тимофей Васильевич, наметили?

– Ваше превосходительство, кое-какие наметки я делал, но так как я не знал точно, где и в каком качестве буду служить, серьёзно данный вопрос не прорабатывал. Немедленно этим займусь. Думаю, в течение трёх дней подготовлю докладную записку.

– Хорошо, Тимофей Васильевич. А пока в общих чертах что-нибудь можете сказать?

– Ваше превосходительство, его императорскому величеству на испытаниях больше понравился пулемёт Хайрема Максима. Как мне сообщили, патент на производство этой модификации его пулемёта наше Военное ведомство приобрело. А сейчас стоит вопрос о покупке в Англии завода по производству пулемётов Максима, а также многоствольных картечниц и малокалиберных скорострельных пушек Норденфельта, которые стоят на вооружении нашего флота. Перед отъездом слышал, что по этой сделке палки в колёса стала вставлять английская фирма «Виккерс», – я сделал паузу, собираясь с мыслями.

– Продолжайте, Тимофей Васильевич, – поторопил меня Духовский.

– Данный пулемёт должен стать основным в пулемётных командах на батальонном уровне. Пока ещё решается, какое количество пулемётов будет в такой команде.

– Что-то вы, Тимофей Васильевич, как-то кисло говорите об этом. Не согласны с таким решением?

– Да, ваше превосходительство. Вы сами отметили, что картечницы Гатлинга и Барановского ничем не проявили себя в русско-турецкой войне. Я считаю, что это произошло из-за того, что их пытались, как артиллерию, использовать отдельными батареями. Боюсь, что использование пулемётных команд также ошибочное решение. Необходимо пулемётами насыщать войска, хотя бы на ротном уровне. Понимаю, что это огромные деньги, но если у нас будут заводы по производству пулемётов, то можно будет постепенно перейти и на взводный уровень. Сейчас же пока батальонный в ближайшие пять-шесть лет.

– Да… Вот это размах у вас, Тимофей Васильевич. Это сколько же пулемётов потребуется? А патронов? Ужас какой-то!

– Я думаю, эффективность данного оружия заставит смириться с его стоимостью и затратами. Во всяком случае, государь император принял решение о покупке завода в Англии, который производит пулемёты Максима, дал разрешение на постройку завода по производству ручных пулемётов.

– Тимофей Васильевич, а почему такая разница? Его императорскому величеству эти ручные пулемёты не понравились?

– Я не могу сказать за государя императора. Но если смотреть, как действуют эти пулемёты, то, конечно, пулемёт Максима выглядит предпочтительней. Но я бы сказал, что это оружие в большей степени для обороны. А вот ручной пулемёт – это оружие для наступления, засад, разведки. Для небольших казачьих отрядов они будут как манна небесная.

– Прям манна небесная, Тимофей Васильевич?

– Сергей Михайлович, вот посмотрите ещё раз схему засады. Она организуется, если есть возможность застать противника врасплох, когда он движется низиной, в ущелье, в общем, когда есть возможность ударить со склонов. Так как на полигоне в Ораниенбаумской школе таких низин не наблюдалось, мы её создали. Пулемёты и стрелки засели на сделанных для них вышках. Мишени представляли собой вкопанные в землю бревна, у которых отдельно чурбак, изображавший голову, был прикреплён к торцу бревна деревянной шпилькой. Если пуля скользнет, то «голова» остается на месте. Если нормальное попадание, то чурбак слетает. «Головы» офицеров и унтер-офицеров были окрашены другим цветом, чем у солдат.

Духовский слушал мой рассказ с неослабевающим вниманием.

– Войска были вкопаны в колонну по три. Шли, так сказать, тремя взводами. Вот по ним и открыли с вышек огонь три ручных пулемёта и семь винтовок. Всего было выпущено сто двадцать пять патронов. Семьдесят критических попаданий. Результаты просто великолепные. Их можно объяснить тем, что в десяток вошли лучшие на курсах офицеры-стрелки. И думаю, половина попаданий – это дело стрелков из винтовок. Тем более три винтовки были с оптическим прицелом. Они выбивали офицерский и унтер-офицерский состав из мишеней. Но и больше тридцати попаданий на три пулемёта – тоже хороший результат.