Текст книги "Реквием по вернувшимся"

Берг разжал стиснутые зубы. Улыбнулся. И начал быстро расстёгивать рубашку, стаскивать брюки.

Лауры почти не было видно, лишь тихие всплески долетали до берега. Он побежал на этот звук, врезался в воду, нырнул, зажмурившись.

Глаза он открыл, когда воздуха в лёгких почти не осталось. И сразу же увидел над собой плавно колышущиеся ноги женщины. Дотянулся, провёл рукой по бедру, выше. Ощутил пальцами живое, тёплое тело. Тело его женщины. И никакого кошмара здесь, в тёмной воде, не было.

Когда воздух закончился, он вынырнул. Лицо Лауры было рядом. В один гребок она добралась до него, обвила рукой шею, вжалась горячими солёными губами, мягкой упругой грудью. Они так и поплыли, слившись в объятии и поцелуе, куда – непонятно.

Но оказалось, что к берегу, потому как ноги вскоре упёрлись в твердь. А потом оказалось, что вода едва доходит до пояса, и теперь всё тело женщины целиком вжимается в его тело. Берг попытался отстраниться, но Лаура не пустила. Шепнула, на миг прервав поцелуй: «Нет, не сейчас…» И они продолжали целоваться, стоя по пояс в воде. И когда боком, словно большущий краб, выбирались на берег, и когда он сушил её полотенцем…

А когда Берг наклонился, чтобы подать платье, Лаура вдруг остановила его:

– Рихард, помнишь наш разговор в парке? Когда я сказала, что хочу дочь… я ведь не шутила. Я хочу дочь, похожую на тебя. Такую, как ты. Чтобы она умела идти сквозь грязь этой жизни и оставаться чистой, не замаранной.

Он замер, не зная, что должен сказать. А она стояла перед ним, нагая, прекрасная и будто серебристая в свете выглянувшей из-за горы луны.

– Разве это так трудно для тебя? Разве я не заслуживаю? Если хочешь, она даже не узнает, кто её отец.

Она заслуживала и большего. Но заслуживал ли он? Берг молчал.

– Рихард, скажи что-нибудь! Скажи, что я отвратная, что ты не любишь меня, презираешь…

– Ты прекрасна. И я люблю тебя.

– Тогда что тебя останавливает? Жена, обязательства перед ней? Но я ведь не отбираю тебя у неё! Это даже не измена, я чувствую… А хочешь, я позвоню ей и спрошу разрешения? Она разрешит, вот увидишь!

Да, Лилия разрешит, Берг не сомневался. Но девочка, дочь, которую хочет Лаура… Что если ненависть и жестокость действительно впечатываются в наши ДНК?

А любовь что же, не впечатывается? Взаимная любовь, та, которую ищут все и мало кто находит? И может быть, он один на всё человечество способен творить её по собственной воле? Почему он не верит, что может передать этот дар не зачатой ещё дочери?

Берг качнул головой.

– Не нужно звонить, Лилия и так всё узнает и поймёт. Но почему ты уверенна, что родится именно дочь? Вообще что-то получится с одного раза?

– Я знаю… – Лаура улыбнулась счастливо и шагнула в его влажные после купания объятия.

Они лежали на мягкой, тихо поскрипывающей гальке у самой воды, позволяя морю громадным тёплым языком лизать ноги. И было спокойно и легко, и зелёные глаза Лауры заслоняли луну, заслоняли весь мир.

А потом Лаура опять смеялась, и вздыхала с притворной обидой.

– Вот и всё. Почему так быстро? Почему всё хорошее так скоро заканчивается? А давай ещё разочек?

И смех, и слова – это была Лаура-десять-лет-назад, озорная девчонка, в которую он влюбился. И Берг смеялся, и хотел ответить, что вовсе не считает себя половым гигантом. Не успел.

В элегантной сумочке, лежащей на валуне рядом с платьем, зажужжал виз. Лаура помедлила несколько секунд, затем выскользнула их объятий.

– Да, Анджей, говори.

Даже при свете луны видно было, как тают черты озорной девчонки, уступая место комиссару полиции. Она дослушала, повернулась к Бергу.

– В Киеве ЧП. Ребята зафиксировали электронное письмо, отправленное Коновальцем на адрес вашей канцелярии.

– Текст? – Рихард тоже вскочил, подошёл ближе.

– Вот, – она повернула к нему экран.

«Руководителю Службы Безопасности Космофлота.

г. Киев, ул. Капитана Мережа, д.110, кв.71.

По этому адресу вы найдёте кое-что интересное. Не забудьте проверить нижний ящик письменного стола.

В. Коновалец, бывший человек»

Берг прочёл, и сразу стало холодно и неуютно стоять нагишом в темноте среди мокрых камней.

– Письмо перехватили?

– Такого распоряжения ты не давал, только слежка…

– Чёрт! Надо срочно предупредить шефа!

Он потянулся было за визифоном, но спохватился, начал поспешно натягивать рубашку и брюки. Лаура удивлённо следила за ним.

– Что, с твоим шефом нельзя разговаривать без штанов, даже когда он этого не видит?

– Ты не знаешь моего шефа, он видит всё! Предупреди все группы: если будет что-либо подобное – перехватывать!

Он застегнул рубашку на все пуговицы и лишь после этого набрал личный номер шефа. Тот откликнулся сразу, с первого гудка:

– Рихард? Что-то случилось?

– Объект Коновалец направил электронное письмо на адрес нашего отдела.

На том конце помолчали немного.

– Как ты допустил? Я надеялся, что ты контролируешь ситуацию. Не подходящее время с женщинами развлекаться, инспектор Берг! Ладно, я приму здесь меры. Действуй.

Берг повернулся к одевающейся напарнице.

– Я лечу в Киев. Кто у тебя там за главного?

– Старший инспектор Квятковский.

– Пусть встретит меня на аэровокзале.

Часть III. Полёт чайки

Люди – манекены,

Только страсть с тоской

Водит по Вселенной

Шарящей рукой.

Борис Пастернак

Рихард Берг
Земля, Киев, 5 августа

Старший инспектор Квятковский оказался рослым полноватым парнем лет тридцати. Широкое улыбчивое лицо, простодушный взгляд, волосы ёжиком, мешковатый клетчатый костюм, – он был похож на кого угодно, только не на оперативника тайной полиции. Берг невольно вспомнил слова профессора Лемке, преподававшего в академии сыскное дело: «Если вы увидели человека, похожего на агента спецслужб, будьте уверенны – к этим службам он в жизни отношения не имел».

– Новости какие-нибудь есть? – осведомился Рихард перед тем как сесть в машину. – Коновалец больше никому писем не писал?

– Нет, после той отправки он в сеть не выходил.

– Тогда поехали на место, познакомимся.

– Будем вступать в контакт?

– Будем. Раз сам пригласил.

Машину они оставили на углу квартала и неторопливо прогулялись по улице. Дом номер 110 был уже не новой, но вполне добротной тридцатиэтажкой из жёлтой пенокерамики. С лавочки во дворе им навстречу поднялся невысокий щуплый паренёк.

– Всё чисто, – вполголоса обронил он, поравнявшись с Квятковским. – Томá докладывает, в квартире никакого движения.

– Хорошо, – так же тихо ответил старший инспектор. – Мы идём на контакт, перекроешь выход. И Тома предупреди.

Они не торопясь вошли в подъезд, вызвали лифт – квартира находилась на четырнадцатом.

– Инспектор Тома сидит в доме напротив, – объяснил Квятковский, пока поднимались. – Наблюдает за окнами, и дистанционная прослушка, само собой. Только слушать особо нечего.

Берг кивнул. Ребята делали свою повседневную полицейскую работу.

На лестничную площадку выходили две двери: с номерами семьдесят и семьдесят один. Квятковский подошёл к семьдесят первой, нажал кнопку звонка. Изнутри квартиры отчётливо доносились музыкальные трели, но других звуков не было. Инспектор подёргал дверную ручку, достал визифон, поинтересовался: «Тома, что внутри?» Выслушав ответ, повернулся к Рихарду:

– Никакого движения. Работаем как обычно?

– Да.

Квятковский окинул взглядом замок, достал из кармана пиджака подходящую отмычку, приложил. Когда внутри тихо звякнуло, спрятал отмычку обратно, взамен неё вынул парализатор. Осторожно приоткрыл дверь, подождав секунд пять, бесшумно скользнул внутрь. Берг ухмыльнулся – как в добрые старые времена! И спокойно вошёл следом.

Квартира у Коновальца была довольно просторная для холостяка, в три комнаты. Рихард заглянул в первую: судя по всему, гостиная. Мягкая мебель, ти-ви, которым давненько никто не пользовался – валяющийся на диване пульт успела припорошить пыль.

Следующая комната была интереснее. Книжный шкаф, два стола, на одном развёрнут компьютер. Второй компьютер лежал в углу. Рядом со столами – вращающееся кресло, на стенке – полка с какими-то тетрадями, разбросанные по столу разноцветные кубики инфокристаллов. «Не забудьте проверить нижний ящик письменного стола», – было в тексте письма. Берг шагнул в комнату, готовясь воспользоваться подсказкой, и тут же услышал приглушённый возглас полицейского: «Он здесь».

Третья комната служила хозяину спальней. Квятковский стоял в дверях её, сжимал в опущенной руке парализатор. Смотрел на кровать, где поверх покрывала лежал человек в синем тренировочном костюме. Руки человека были вытянуты вдоль тела, глаза закрыты, на голове красовался какой-то обруч из металлических пластин. От пластин змеился пучок разноцветных проводов к стоящему на полу прибору, несомненно кустарного производства. Прибор был подключен к электросети квартиры и, судя по жёлтому глазку индикатора, работал.

Берг обошёл посторонившегося инспектора, аккуратно отключил прибор от сети. Глазок индикатора погас, но мало ли… С сомнением оглядев всю конструкцию, – чёрт знает, что это может быть такое! – Рихард открыл дверцу платяного шкафа, вынул пластиковый тремпель, поддел им обруч, сбросил с головы человека. Только после этого осторожно потрогал его за плечо.

Коновалец был мёртв. Давно. Тело успело окоченеть, и запашок в комнате стоял вполне характерный.

– Да… такого способа я в своей практике не встречал, – протянул удивлённо Квятковский. – Что делаем?

Рихард потёр пальцем висок. Обстоятельства требовали времени на размышление.

– Пока ничего. Предупреди своих ребят. Я здесь всё осмотрю, а ваша задача – следить, чтобы ни одна живая душа в квартиру не сунулась. Ясно?

– Ясно, – кивнул Квятковский. – Я пошёл?

– Давай.

Первым делом Берг осмотрел прибор. Микрочипы, конденсаторы. Несмотря на то, что электропитание было отключено, трогать руками эту штуку не хотелось. Да и не специалист он, чтобы по внешнему виду конструкции разобраться в её назначении. Правильнее будет взглянуть, что лежит в нижнем ящике стола, а уж потом думать.

В нижнем ящике лежал инфокристалл. Чтобы не возникло сомнения, его завернули в лист бумаги с жирной фиолетовой надписью фломастером: «для СБК». Берг умостился в кресло, вставил кубик в порт ридера на визифоне. На экране появились первые строки текста: «Виктор Коновалец. Дневник». Что ж, это было интересно. Дневник Коновальца мог ответить на многие вопросы. А мог задать новые.

Рихард перевернул страницу.

Виктор Коновалец
Дневник

29.07

Вчера произошёл инцидент, заставивший меня обратить внимание на происходящие с моим телом изменения. Изменения эти оказались настолько необычными, что я начал вести дневник. Итак, ретроспективно о случившемся.

Во второй половине дня я отправился покупать продукты питания в близлежащий супермаркет. По всей видимости, я сильно задумался, неосмотрительно сошёл с тротуара и стал причиной дорожно-транспортного происшествия. Машина сбила меня с ног и отбросила метров на шесть в клумбу с розами. Женщина, сбившая меня, была сильно испугана, предлагала отвезти в больницу. Тогда я не придал этому значения.

Когда я пришёл домой, то первым делом проверил одежду, – та оказалась безнадёжно испорчена. На теле же я нашёл лишь несколько ссадин на бедре и плече и царапины от шипов сломанного при падении розового куста. Наблюдалось явное несоответствие в повреждениях одежды и кожного покрова. Заинтересовавшись этой аномалией, я вычислил кинетическую энергию столкновения. Расчёты утверждали, что полученные мною повреждения не соответствуют силе удара. У меня должны быть перебиты рёбра, сломано бедро, ключица, плечо, возможно, повреждён позвоночник. Такое удивительное везение меня скорее позабавило, чем удивило. К тому же я был занят и вскоре забыл об инциденте.

Вечером в душевой, заметив маленький синяк на плече, я вспомнил о дневном происшествии. Осмотрел себя вновь и удивился – синяк был единственным. Остальные ушибы и порезы пропали бесследно. Это был очевидный факт, никаким везением не объясняемый. Скорость восстановления превосходила регенеративные возможности человеческой кожи, по крайней мере, на порядок. Игнорировать феномен я не мог – ведь раньше необыкновенными способностями моё тело не обладало, – поэтому я взялся за скрупулёзное самообследование. Естественно, насколько это позволяет отсутствие специального медицинского оборудования у меня в квартире.

Аномально быстрая регенерация оказалась не единственным казусом. Очень скоро я выяснил, что температура моего тела понизилась до тридцати двух градусов, пульс упал до сорока восьми ударов в минуту. Также я обратил внимание на то, что не голоден, хотя за весь день ничего не ел. Даже упаковка вареников, принесённая из супермаркета, осталась нераспечатанной. Я забыл пообедать!

…

Сегодня утром, проснувшись, я ощутил слабость и усталость, хоть спал крепко и долго. Я приписал это тому, что больше суток не ел. И несмотря на отсутствие аппетита, заставил себя приготовить вареники и позавтракать. Я очень люблю вареники с творогом, но сегодня мне пришлось их буквально заталкивать в себя. Ненадолго, – меня стошнило. Существует некоторая вероятность, что причина рвоты в недоброкачественной пище. Но учитывая всю совокупность симптомов, вероятность эта ничтожно мала.

…

Тот же день, вечер. Без происшествий. Температура тела опустилась до двадцати семи градусов, при этом холода или озноба я не ощущаю. За исключением не проходящей слабости, самочувствие моё в норме. Интересно понаблюдать за собой во время сна. Сегодня ночью попробую сделать видеозапись.

30.07

Утром я просмотрел записанное. Приблизительно через два часа после того, как я уснул, моё дыхание остановилось, тело изменило цвет на ярко-красный и начало фосфоресцировать. Это длилось около пяти часов, затем свечение погасло, я вздохнул и проснулся.

Я целый день потратил на поиск в сети упоминаний о подобных симптомах, но не нашёл ничего похожего. Делаю вывод, что я подвергся неизвестному на Земле заболеванию. Причина его мне непонятна, однако если следовать логике, она должна быть связана с последней экспедицией. И так как на Горгоне органические формы отсутствуют, то значит болезнь не инфекционная по своей природе. Скорее всего, причины её в неких физических или химических факторах.

Устав Космофлота в случаях, подобных моему, требует обратиться в медицинскую службу. Я так и хотел поступить. Но вспомнил рассказ бортинженера Маслова о секретном секторе на Лунной базе, откуда нет возврата. Вероятность того, что именно такая судьба мне уготована, достаточно велика, а становиться бессловесным объектом исследования мне не хочется, предпочитаю роль субъекта. Понимаю всю ответственность, которую беру на себя, но всё же рискну продолжить самостоятельные наблюдения. Чтобы предотвратить возможные негативные последствия происходящих со мной трансформаций, я больше не буду выходить из квартиры и подготовлю письмо в Службу Безопасности Космофлота. Письмо будет автоматически отправлено по указанному адресу в случае, если я потеряю способность управлять своим телом.

…

Тот же день, вечер. Температура: двадцать три градуса (это температура в моей квартире, т.е. температура окружающей среды). Пульс: тридцать два удара в минуту. Я проверил, сколько времени могу не дышать: тридцать семь минут. Всю вторую половину дня я пытался понять, что могло послужить причиной столь странного заболевания. И выявил пробелы в воспоминаниях о последней высадке в точке с условным названием «Кольцо». Видимо, очередной симптом.

…

Ещё раз вечер. Только что у меня побывал командир Круминь. Я не хотел его впускать в квартиру, чтобы не подвергать риску, но он настаивал. И когда он сказал, что речь пойдёт о «кольце», я открыл дверь. Он спросил, нет ли у меня недоразумений с памятью. Если бы он пришёл утром, я уверенно ответил бы, что нет. Но именно сегодня я эти «недоразумения» обнаружил. И если Круминь спрашивает о них, значит, он и сам столкнулся с подобным.

Проанализировав это, я рассказал ему о своём самообследовании. Круминь выслушал, одобрил решение не выходить из квартиры. Пообещал сообщить, когда что-нибудь выяснит о болезни. И попросил связаться с Медведевой, если я почувствую, что перестаю контролировать происходящее. Даже проверил, есть ли у меня её номер и почтовый адрес. Потом Круминь ушёл. О письме в СБК я ему так и не сказал. Почему? Я не могу знать о его намерениях и не хочу, чтобы мои действия или бездействие навредили человечеству.

31.07

…

Пульс замедляется. Будет ли это продолжаться до полной остановки сердца и прекращения кровотока? Мне непонятно, как же тогда обеспечивается поддержание жизнедеятельность организма? Температура, установившаяся на уровне окружающей среды, ниже не опускается. Я провёл эксперимент – залез в холодильник и просидел в нём два часа. В итоге понизил собственную температуру до двенадцати градусов. После завершения эксперимента она снова поднялась до прежнего уровня. При этом я не испытывал никаких неприятных ощущений, разве что некоторую прохладу, пока сидел в холодильнике. Следовательно, термочувствительность кожи тоже снизилась. Одновременно эксперимент показал, что я могу обходиться без кислорода не менее двух часов.

…

Тот же день, вечер. Я наконец вспомнил, что случилось во время последней высадки. Попробую описать подробно…

…Внезапно почва под ногами завибрировала, вибрация распространилась по телу и, видимо, перешла на частоту, близкую к альфа-ритму мозга. Мощность нарастала очень быстро, я ощутил резкую боль. Пристинская тоже вскрикнула и упала. Маслов что-то кричал, но я не смог разобрать слов, так как моё сознание отключилось.

По всем признакам, мы должны были умереть на месте. Однако не умерли. Я очнулся в шлюпке, возвращавшейся на корабль…

…

«Воскрешение» и блокировка памяти заставили меня усомниться в природном источнике заболевания. Но если это была чья-то целенаправленная акция, то задачи её мне непонятны. Возможно, моё тело трансформируется в нечто, отличное от человека? В существо, не нуждающееся в пище и кислороде, нечувствительное к боли, с поразительной устойчивостью тканей. А как же моя личность, моё человеческое сознание?

…

Я приступил к более радикальным экспериментам – изучил воздействие на кожу и слизистые высокой и низкой температур. Я использовал раскалённую стальную пластину и запас имевшегося у меня жидкого азота. В итоге получил небольшие ожоги и довольно неприятные ощущения. Следы от ожогов исчезли в течение трёх часов. Затем я проверил воздействие на организм кислот и щелочей – результат аналогичен.

…

01.08

…

Сегодня я обратил внимание, что просыпаюсь каждый день позже, а спать укладываюсь раньше. Телу всё больше времени необходимо проводить в «фосфоресцирующей летаргии», – это я придумал название. Слабость усиливается, с трудом передвигаюсь по квартире, пальцы почти утратили чувствительность. Тем не менее, я продолжил эксперимент. Я попытался выяснить пределы устойчивости моего организма. Я отдаю себе отчёт, что опыты смертельно опасны для обычного человека, но после азота и реактивов я чувствую себя неуязвимым.

Итак, начал я с самого простого – асфиксии. Никаких последствий, по всей видимости, моё тело больше не нуждается в притоке кислорода. Затем я экспериментировал с электрическим током различной силы, напряжения и частоты. Мне удалось остановить сердцебиение, но ни к чему, кроме неприятных ощущений это не привело. И последнее, что я попробовал, – хирургический скальпель. Я понимаю, что вскрытие вен и артерий никакого эффекта не даст, так как кровоток остановлен, поэтому пытался отрезать части тела. Подробно описывать не буду, так как мне это неприятно, коротко перечислю результаты. Единственное, что мне удалось – отрезать небольшие части кожи. Вскрыть брюшную полость и отделить несколько фаланг пальца я не смог – мышцы под кожей оказались необычно прочными, крепче закалённой стали.

…

Проведённые опыты дали большой материал для размышлений. И прежде всего о том, какова же природа защитного механизма? Я легко могу срезать у себя кусочек кожи, выдавить несколько капель крови. Эти частички моего тела реагируют на температуру и химические реактивы вполне адекватно: горят, обугливаются, растворяются. Защитный механизм действует не на клеточном, а на уровне индивидуума в целом. То есть, мой организм обладает функцией, которую нельзя вывести из функций его составных частей. Функцией, не биологической по своей природе? Но не биологическая функция не может принадлежать биологическому организму. Следующий шаг в цепочке рассуждений, и приходим к тому, что человеческий разум, личность не есть функция биологического организма. Возможно, я как никогда близко подошёл к ответу, которого ищу всю жизнь? Если после того, как сознание перестанет управлять телом, тело вернёт обычные человеческие качества, значит, я был прав! Моя теория о самодостаточности разума верна!

Вопрос в том, как отделить сознание от тела. Буду думать.

…

Тот же день, вечер. Звонил Маслов. У нас получился странный разговор, но мы поняли друг друга. Он спросил: «С тобой то же самое?». Я ответил: «Да». «Есть идеи, как прекратить это?» «Отделить сознание от тела». «Как?!» «Пока не знаю…» Маслов выключил связь. Сможет ли он найти способ? Я перебрал множество вариантов, но каждый предполагает воздействие на тело, а оно у меня неуязвимое.

02.08

…

Тот же день, вечер. У меня появилась идея! В кратере всё началось с инфразвука, что если попробовать его? Причём во время «фосфоресцирующей летаргии». Очень интересный эксперимент! Завтра посмотрим, чем он закончится.

…

Тот же вечер. Я собрал инфразвуковой излучатель и подключил к нему таймер. К началу эксперимента всё готово. Но неожиданно пришла мысль: отсоединение тела от сознания – не то ли самое, что тривиальная смерть? Собственно, а что такое смерть? Жалею, что не уделял в своё время должного внимания философии. Например, моя мама уверенна, что после смерти некая «душа» отправляется в другой мир, но что есть «душа» толкового ответа у неё нет.

Я сижу на кровати, смотрю на свой прибор и не знаю, что предпринять. Отложить эксперимент? Порыться в сети, поискать информацию о мире после смерти? Но я не знаю, есть ли у меня на это время. Теперь я почти уверен, слабость – побочный эффект приобретённых способностей. Видимо, моё сознание не совладало с ними. Возможно, человеческое сознание вообще не способно совладать с такой мощью? Или ему не хватает чего-то? Какой-то подпитки извне, какой-то энергии?

Всё-таки я это сделаю. Смерть в общепринятом значении этого термина меня не пугает. Обидно, если не смогу узнать, что у меня получилось. Если меня не станет, скажите маме… Не знаю, что ей нужно сказать!