Текст книги "Реквием по вернувшимся"

Елена Коцюба
Земля, юг Аппенинского полуострова, 10 августа

Мыть посуду после ужина входило в обязанности Андрея. У него было много обязанностей. Например, ездить за покупками в ближайший городок, общаться с представителями власти и просто любопытными. А у Елены только одна – не привлекать к себе внимания.

Собственно, Елены Коцюбы и Андрея Лесовского здесь не было. В рыбацкой хижине на берегу моря третий день жила семейная пара, сбежавшая из шумного, суетливого Гамбурга, – Инга и Генрих Брунхарты, люди тихие и незаметные. В глазах местных жителей они ничем не отличались от прочих белокожих северян, приезжающих в поисках тёплого моря, тишины и уединения. Здесь им никто не докучал. Идеальное место, чтобы отсидеться.

Где Андрей добыл паспорта, Елена не допытывалась. Сказал, что купил. Купить можно многое – если есть деньги, и знаешь, кому их предложить. А у писателя, оказывается, знакомства могут быть самые неожиданные. Паспорта Андрей приобрёл в Салониках, а до этого был ночной перелёт из Крыма, и два дня пришлось прятаться в каких-то трущобах, среди ужасных, наверняка криминальных типов. Андрей предлагал сделать пластические операции, чтобы изменить внешность. Лена отшучивалась, говорила, что если уж менять внешность, то радикально, вплоть до смены пола. В действительности ей было не смешно. Она боялась операции, потому что не знала, как поведёт себя её тело под скальпелем. Согласилась только сменить причёску, перекрасить волосы, поставить цветные линзы. Слабая маскировка, но хоть какая-то. У фрау Брунхарт были очень короткие светлые волосы и васильково-голубые глаза.

Пока Андрей звенел посудой на кухне, Лена валялась на диване, щёлкая переключатель каналов ти-ви. «Жирок завязывала» после обильного ужина. Это было частью их плана – пополнеть, отрастить брюшко, добавить складок на шее. Полнеть было легко и, в общем-то, приятно. Ничего делать не нужно. Специальная диета, пищевые добавки и врождённая предрасположенность всё за тебя сделают, через две-три недели гардероб обновлять придётся. Никто не узнает в толстой бесцветной немке косморазведчицу Лену Коцюбу.

Андрей закончил «домохозяйничать», заглянул в комнату:

– Что интересное показывают?

– Да что там может быть интересного? Я думаю, а не сходить ли искупаться? Жирок заодно растрясу.

– Нельзя растрясать, – Лесовской погрозил пальцем. – Это для маскировки.

– Домаскируешь меня, пока на свинью не стану похожа, и разлюбишь.

Андрей расплылся в улыбке. Подошёл, плюхнулся рядом на диван.

– Ты ни капельки на свинью не похожа.

– А на кого, на корову?

– На бурундучка, который готовится к зимовке, потому и запасает жирок. А я бурундучков люблю так же, как и белок.

Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, но Елена неожиданно вскинула руку.

– Тише! – ткнула пальцем в экран. – Слушай, что это?

Торжественный, полный сочувствия голос дикторши зачитывал текст: «Сегодня на мемориальном кладбище Героев Космоса состоялись торжественные похороны членов экипажа звездолёта „Христофор Колумб“. На похоронах присутствовали начальник Управления Космофлота…» На экране было это самое кладбище, гранитные плиты с выгравированными золотом буквами, люди в трауре. Суровые, растерянные, заплаканные лица. «…родные и близкие погибших», – закончила перечислять присутствующих дикторша. И объектив видеокамеры тут же прошёлся по их лицам. Вон Буланов стоит, рядом с ним – командир «Лаперуза» Костя Куршин, ещё знакомые по косморазведке. Даже Маликов приехал. Ближе к могилам: родители Ники, высокая, затянутая во всё чёрное женщина – мама Коновальца. Дикторша начала зачитывать список погибших: «…Командир экипажа Иван Круминь, бортинженер Степан Маслов, кибернетик Виктор Коновалец, пилот Ярослава Медведева, врач-экзобиолог Вероника Пристинская…» Камера чуть повернулась. По другую сторону от свежевмурованных плит – ещё люди. Мама, папа, сестра. «…разведчик-планетолог Елена Коцюба. Мы будем вечно чтить память героев-космопроходцев».

Репортаж закончился, а Елена продолжала таращиться на экран. Затем повернулась к Андрею:

– Как это понимать? Нас что, всех похоронили? Мы все умерли?!

– Официально да. А чего ты ждала? Не могли же они объявить, что ты пропала без вести, – Лесовской криво усмехнулся. – Так что, фрау Брунхарт, прежнее своё имя можете забыть.

– Но это неправильно! Так нельзя! Там же родители, Ритка – они ведь думают, что я в самом деле умерла! Надо предупредить…

– Ты что?! – Андрей схватил её за руки, будто боялся, что она сию минуту побежит предупреждать. – И не думай! Гээсбэшники только и ждут, что ты объявишься.

– Но как же тогда…

Она замолчала. Лесовской выключил телевизор, и они так и сидели в тишине, в сгущающихся сумерках короткого южного вечера. Эти сумерки, тишина, низкий потолок маленькой комнатки будто сжимали со всех сторон, давили…

Когда невесть откуда взявшийся приступ клаустрофобии сделался невыносимым, Елена поднялась с дивана, шагнула к двери.

– Ты куда? – вскочил следом Андрей.

– Свежим воздухом подышу, прогуляюсь. Нет, лучше проедусь на машине немного. Не могу на месте сидеть.

– Я с тобой!

– Не надо. Мне одной нужно побыть, привыкнуть к этому…

Она не смогла подобрать название, просто махнула рукой. Выскочила наружу, обогнула дом. Сбоку, под навесом, стоял лимонно-жёлтый «фиат», идущий «добавкой» к взятой в аренду хижине. Села за руль и лишь после этого оглянулась.

Андрей стоял в дверях, бесцельно сжимал и разжимал кулаки. Не знал, как поступить. Раньше мог так и до утра простоять, «терзаемый сомнениями». Но теперь он изменился, ещё минута и передумает, рванёт наперерез, не отпустит… Елена нажала кнопку стартера, вдавила педаль акселератора, передёрнула рукоять скоростей. Машина рванула с места.

Шоссе тянулось по склону горы. Слева – уходящая вверх стена, растрескавшийся камень, пятна ползучей травы, скрюченные скелетики деревьев на уступах. Справа, за полосатыми столбиками и двойной линией натянутых тросов, – обрыв. На шоссе было пусто. И так же пусто и гулко было в голове. И страшно. «Умерла… умерла…» – назойливо пульсировала единственная мысль. «Елена Коцюба умерла и похоронена…» Она почему-то не думала прежде, что это так закончится, что прежней жизни больше не будет, никогда не будет! Что в той, прежней жизни, останутся мама, отец, Ритка, похожая на неё, словно близняшка, несмотря на шесть лет разницы в возрасте. Такая же озорная, скуластенькая и грудастенькая белочка. Такая же самовлюблённая дура!

«Фиат» начал огибать очередной выступ. Дорога плавно поворачивала, открывая всё тот же уходящий вверх склон. И тёмно-красный тягач, идущий по встречной. Тягач натужно урчал, волок длинную грязно-синюю цистерну. Странно, такая большая машина, а она её не заметила, – подумалось самым краёшком сознания. Мысль была не второстепенной даже, так, автоматически зафиксированное событие. Едет и пусть себе едет. Лихач, наверное. Тяжёлый, под уклон идёт, и на такой скорости!

Что произошло дальше, она сразу не поняла. Синяя цистерна начала разворачиваться, перекрывая задом шоссе. Коцюба автоматически вильнула к обочине. Затем только посмотрела на тягач.

Водитель тягача тормозил, одновременно выкручивая руль вправо. Именно из-за этого манёвра цистерну начало заносить. И проскочить не получалось: нет обочины, дорога и вдоль неё – тросы. Нужно было тормозить, включать заднюю передачу… Тормозного пути не хватило. «Фиат» стукнулся бампером в счетверённые, полутораметрового диаметра колёса цистерны, отлетел, отфутболенный, точно мячик. Двойной стальной трос удар лёгкого мобиля выдержал бы, но в следующее мгновение на него навалилась туша набравшей огромный импульс цистерны.

«Бемззз…» – сказала сталь и лопнула. Елена подумала запоздало, что нужно открыть дверь, выпрыгнуть, что зря она пристегнула ремень – лишние секунды. А потом кресло под ней опрокинулось, полосатый столбик проскочил рядом и вдруг взмыл вверх, к темнеющему небу. И вслед за ним взмыла кромка обрыва.

Скала в этом месте уходила вниз почти вертикально, и «фиат» летел, словно потерявшая управление авиетка. Летел, медленно разворачиваясь, запрокидываясь. Что было внизу, Елена не видела. Она смотрела туда, где переваливала свой центр тяжести через кромку грязно-синяя цистерна. Медленно, неторопливо. Необратимо.

Страшно не было, всё происходило будто не с ней, а с той, другой Еленой Коцюбой, похороненной на мемориальном кладбище. Парализованное сознание, не в силах принять происходящее, сосредоточилось на деталях: раскачивающиеся обрывки троса, наполовину выкорчеванный из бетона столбик, надпись «Взрывоопасно! Водород!» на заднем торце цистерны. И в стороне, на безопасном расстоянии, – человек, скрупулёзно фиксирующий происходящее на видеокамеру.

Рихард Берг
Земля, 11 августа

Он сидел, укрывшись за каким-то полуразвалившимся куском бетона. Вокруг покачивались ветви жёлтой акации, то и дело норовя впиться длинными острыми колючками в бок или спину, внизу шумела река, пробивая путь сквозь бетонные пороги обвалившейся дамбы, а прямо перед глазами – метров тридцать, не больше, – поднималась грязно-серая стена электростанции. Внутри было тихо, и Берг пытался представить, что там происходит. Возможно, террористов уже взяли, и с минуты на минуту последует команда «отбой»? Или они узнали о засаде, и операция пройдёт впустую? Как бы там ни было, его участие сводится к просиживанию брюк в кустах. Новичка поставили на самую безопасную позицию, – вряд ли кто из террористов сможет прорваться к окнам на противоположной стороне здания.

Где-то рядом в кустах засвистела синичка. Рихард попытался отыскать её взглядом, но заросли акации были слишком густыми. Зато он увидел, как по прикладу деловито шествует большой чёрный жук, наглый, самоуверенный, со здоровенными, очень подозрительными жвалами. Жук Рихарду не нравился. Он примерился и аккуратным щелчком отправил наглеца в куст одуванчиков. Проследил за короткой траекторией полёта, переложил оружие поудобнее. Берг был отличным стрелком, лучшим в Управлении, недаром в академии получал высшие отметки по огневой подготовке. Однако сегодня пострелять не придётся. В глубине души он радовался этому – стрелять в людей было страшно.

Синичка оборвала трель, выпорхнула из кустов и уселась на осыпавшийся подоконник второго этажа. Забавно повертела головкой по сторонам… Внутри здания бухнуло так громко и неожиданно, что Рихард дёрнулся, больно зацепился ухом за колючую ветку. От тишины не осталось и следа: в здании хлопали выстрелы, кто-то кричал, то и дело что-то взрывалось, обрывая одни крики и порождая новые. Операция явно пошла не по плану. Словно подтверждая это, в проёме окна первого этаже появилась спина в чёрном тренировочном костюме. Террорист! Берг напрягся, вскинул оружие, прицелился. Вот, сейчас… Человек вскочил на подоконник, сгруппировался. Он был точно в перекрестье прицела. Палец коснулся спуска. Террорист прыгнул, и…

Рихард не смог выстрелить как полагалось, как учили – из засады, исподтишка, без предупреждения. Встал во весь рост, понимая, что зря, что не надо этого делать. Крикнул:

– Бросай оружие!

Спина взмокла мгновенно – так отчётливо представил вспышку выстрела в упор…

У стоявшей перед ним женщины оружия не было. Золотистые глаза Ярославы Медведевой горели, как два маленьких солнца, способные выжечь человека дотла или согреть на всю оставшуюся жизнь.

Медведева улыбнулась. И Берг улыбнулся растерянно, не зная, что делать дальше. И есть ли смысл во всём этом? Один человек не способен изменить путь человечества… да, наверное. Но и прекрасный сверхпрочный кристалл начинает расти с одной единственной, «неправильной» молекулы. Вернее, с одной правильной молекулы в толще неправильной аморфной массы…

Неизвестно, сколько бы он так простоял, но тут внезапно запищал зуммер виза в кармане.

– Рихард! Рихард! Да проснись же!

Берг открыл глаза, не понимая, взглянул на жену. Лилия трясла его за плечо, смотрела встревожено.

– Рихард, ты что, не слышишь? Визифон!

Лишь тут дошло, что писк зуммера доносится не из сна, яркими мазкими проступающего сквозь реальность. Звонил его виз, лежащий на тумбочки у изголовья кровати. Мысленно чертыхнувшись, Берг вскочил, схватил аппарат, нажал кнопку приёма.

На экране появилось лицо инспектора медслужбы Иштвана Немере, – именно ему накануне вечером Рихард передал дело Медведевой.

– Господин инспектор, у нас ЧП! – круглое веснушчатое лицо Немере выглядело растерянным и виноватым. – Медведева исчезла!

– Как исчезла? Из Управления тайной полиции?

– Нет, хуже! Исчезла во время перевозки на космодром.

– Что значит «исчезла во время перевозки»? Я не понимаю!

– Я тоже не понимаю! Я на космодроме, ожидал сотрудников, которые должны были доставить Медведеву. Они прилетели, но без неё. И рассказывают такое, что ни в какие ворота не лезет!

– Понял, вылетаю немедленно. Ждите меня, ничего не предпринимайте.

Что случилось у людей из медслужбы, Берг пока не знал. Но в любом случае, требовалось вмешательство. Он зажёг свет, взглянул на часы. Час тридцать семь. Поспать уже вряд ли получится. Да уж, какой теперь сон!

Рихард посадил авиетку у служебных построек. В двух километрах к северу переливалось разноцветными огнями иллюминации здание космовокзала, похожее на сказочный дворец. За ним тянулись громадным световым островом в чёрном океане ночи стартовые площадки, там и сейчас царила оживлённая суета, оттуда доносился монотонный гул. А здесь было тихо и пусто. Здесь посторонним находиться не полагалось, и шуметь было нечему. Только инспектор Немере стоял, переминался с ноги на ногу, в ожидании, пока Берг вылезет из кабины.

– Добрый вечер, господин инспектор!

– Добрый, ничего не скажешь! Что у вас стряслось? Я, честно говоря, не понял. Куда исчезла Медведева?

– Да я сам не понимаю! Может, послушаете ребят? Из первых уст, так сказать.

– Правильно, послушаем ребят. Где они у вас?

Группа сопровождения ожидала в комнате отдыха персонала. Сидели рядышком на мягком диване, «переживали», морально готовились к предстоящей взбучке. Двое парней и девушка, все высокие, сильные, спортивные. И совсем молодые, лет по двадцать, не старше. Один из парней носил нашивки сержанта, двое других были рядовыми сотрудниками медслужбы. Берг невольно усмехнулся. Трое вчерашних подростков против Медведевой, которая водила за нос «зубров» Лауры. Инспектор Немере не имел никакого представления о том, что за «подарок» подсунул ему Берг. Подумаешь, рядовая задача – сопроводить космонавта с подозрительными симптомами в Лунный карантин!

– Здравствуйте, «орлы», – Берг присел на край письменного стола. «Орлы» недружно ответили, старательно пряча глаза. – Рассказывайте. Давай-ка ты, сержант.

Старший группы смущённо прокашлялся, попытался подняться с дивана. Берг нетерпеливо махнул рукой, останавливая приступ субординации.

– Сержант медслужбы Галемба. Господин инспектор, мы всё делали по инструкции!

– Давай-давай, рассказывай.

– В соответствии с распоряжением инспектора Немере мы прибыли в Управление тайной полиции. Я оформил документы на сопровождение, и мы с санитаром Йовович посадили женщину в авиетку, в спецбокс. Санитар Остапенко пилотировал машину, я и санитар Йовович находились в пассажирском салоне, в постоянном визуальном контакте с сопровождаемой. Вылетели где-то в начале первого.

Сержант замолчал.

– И что случилось? – поторопил его Берг.

– Я не знаю, что случилось. Полёт проходил штатно, сопровождаемая вела себя спокойно. Кажется, даже весёлая была. Всю дорогу разговаривала, расспрашивала нас о работе, о друзьях, о родителях. О жизни…

– И вы расслабились, начали рассказывать о себе?

– Что вы, господин инспектор! Мы же знаем инструкцию – не вступать в разговор с сопровождаемым. Никто из нас за всю дорогу и рта не раскрыл.

– Что, Медведева сама с собой разговаривала?

– Да нет, с нами… – Галемба неуверенно пожал плечами. – С нами она разговаривала. Спрашивала нас и как будто ответы получала… Но мы-то молчали!

– Ладно, что дальше было?

– До космодрома оставалось километров двадцать, не больше. Мы как раз пролетали над лесом…

Он запнулся.

– И?

– Она сказала: «Спасибо ребята, что подвезли. Вон там моя остановка». И указала санитару Остапенко, на какую поляну он должен посадить авиетку.

– Как – «указала»? – оторопело переспросил Берг. Такого поворота событий он не ожидал. Чего-то подобного – да, но не так откровенно! – Она же в спецбоксе была! Остапенко, что, Медведева сказала тебе, где садиться, и ты подчинился?

– Ну… я понял, что надо на посадку идти. Я не мог ослушаться, – хмуро пробубнил сидевший с краю пилот, разглядывая носки своих ботинок.

– Господин инспектор, разрешите, я скажу? – неожиданно спросила Йовович.

Берг перевёл взгляд на девушку, заставив её опустить глаза и слегка покраснеть.

– Скажи.

– Эта женщина, она с нами так разговаривала, такие вопросы задавала, будто знала всё о нас. Например, обо мне. Ну, с кем я… – девушка покраснела сильнее. – И о других тоже. Когда она сказала Мише… санитару Остапенко сажать машину, мы были… я не знаю, как это описать! Как дети, что ли? Мы не могли её ослушаться!

Йовович вдруг шмыгнула носом, достала из кармашка платочек.

– Извините.

Берг окинул её взглядом. Рост метр восемьдесят, плечи такие, что любой мужик позавидует, из-под коротких рукавов форменной рубашки выпирают бицепсы. И ребята ей под стать. Троица с трудом втискивалась на довольно просторном диване. Но ведь это ничего не меняло, на самом-то деле они впрямь были детьми! А дети должны слушаться взрослых.

– Рассказывай дальше, сержант, – повернулся он к Галембе.

– Санитар Остапенко посадил авиетку, я открыл бокс, помог сопровождаемой вылезти. Она попрощалось с нами, пожелала счастья и ушла.

– Куда?

– На поляне стояла авиетка с погашенными огнями. Она пошла к ней, – ответил за начальника Остапенко. – Когда подошла, тот, кто был внутри, открыл двери. Женщина села, и они улетели. Огней так и не зажигали.

– Что за машина?

– Стандартный «Мираж», а модель в темноте трудно определить.

– О цвете и номерных знаках я и не спрашиваю, – заключил Берг. Ребята в ответ сокрушённо промолчали. – И чем всё закончилось?

– Мы дождались, когда их авиетка улетит, затем отправились на космодром и доложили всё инспектору Немере, – Галемба жалобно посмотрел на начальника. Действительно, как ребёнок. – Мы же делали всё по инструкции! Мы не знали, что такое бывает, мы не виноваты!

Берг обвёл троицу взглядом. Что ещё можно из них выжать? Заставить в подробностях описать разговор Медведевой? Сейчас в этом острой необходимости не было, пусть уж лучше успокоятся, очухаются. Судя по лицам, за полчаса общения ребята узнали о себе много такого, чего не ожидали. Что требовалось переварить, переосмыслить. Подробные рапорты они успеют и утром написать, когда в головах немного прояснится.

– Вас никто не винит, – успокоил он их. – Отдыхайте пока.

Встал, кивнул Немере, приглашая следовать за собой, вышел на улицу.

Небо было ясное, мириады звёзд мерцали на его чёрном куполе. Не верилось, что к утру опять соберутся тучи, и начнёт накрапывать дождь.

– Значит, наши действия будут такими, инспектор. Берите со своих ребят подписку о неразглашении и отпускайте их спать. Утром пусть каждый напишет подробный отчёт обо всём, что помнит. Каждое слово. Вы лично доставите эти отчёты ко мне в Управление. И после этого навсегда забудете, что случилось сегодня ночью. Ваши ребята тоже пусть забудут. Понятно?

– Да.

– Тогда идите, распоряжайтесь.

Рихард смотрел вслед удаляющемуся Немере и улыбался. В авиетке на ночной поляне Медведеву конечно же поджидал Круминь. Как они умудрились договориться о месте и времени? Неизвестно. В глубине души Берг верил, что Медведева умеет творить чудеса, нужно только не мешать ей. Лаура вчера спрашивала – почему подарок она получила именно в этот день, чем он отличается от всех остальных? Тем, что вчера был последний день, когда Берг мог как-то повлиять на судьбы Медведевой и Круминя, мог что-то сделать.

Или не сделать. Например, не указать в служебной записке инспектору медслужбы, что сопровождаемая обладает экстрасенсорными способностями. Или не включить в доклад своему непосредственному начальнику информацию о странной связи, возникающей между «двойниками» и людьми, которые их любят. Когда ты не можешь, не имеешь права ничего сделать, чтобы помочь, – помогай неделаньем.

В кармане пиджака запищал зуммер виза. Совсем как во сне. Берг быстро вынул, взглянул на экран. Текстограмма. Столбик коротких строк:

 
Хочешь, я в море заброшу монетку?
Мы поиграем: орёл или решка…
Бьётся судьба о москитную сетку.
Ты в этой партии только лишь пешка.
 
 
Впрочем, по прихоти странной, Алисе
Стать королевой до ужаса просто…
Дремлет надежда на сказочном мысе,
Выше смущённо хихикают звёзды…
 
 
Только движение узкой ладони.
Море привычно проглотит монетку…
Спит тишина на сияющем троне…
Ты переходишь на новую клетку…
 

Подписи нет, адрес отправителя незнаком. Но Рихард сразу понял, чьи это стихи, чей последний, прощальный привет. Разуметься, инспектор Берг немедленно полетит в Управление и развернёт бурную деятельность. Но он не беспокоился о том, что поиски окажутся успешными. Женщину с солнечными глазами он больше никогда не увидит. И от этого к радости, заполнявшей сердце, подмешивалась грусть.

Он запрокинул голову, с удовольствием вдохнул полные лёгкие свежего ночного воздуха. Инспектор по особо важным делам Берг проиграл эту партию. Но человек Рихард Берг выиграл наверняка. Выиграл? Нет, он сделал первый ход, пешка только-только начала свой долгий путь в королевы. Настоящая битва ожидала его далеко впереди. И противником теперь был не полоумный маньяк с ядерной боеголовкой в вещмешке, не террористы с ампулами культуры быстромутирующего вируса. Даже не сверхмогущественные Чужие. Противником оказалось само человечество, упрямо прущее к пропасти по указанной кем-то «столбовой дороге цивилизации».