Текст книги "Странница"

36

Корней одолел, наверное, метров сто – вольно намечая себе путь между стволами деревьев незнакомых пород и крупными валунами в зеленоватом мшистом подшерстке. Его почему-то восхищала дикость окружавшей его растительной жизни – в сравнении с близким кофейным комфортом, упакованным в стекло и пластик.

Впереди открылась прогалина – узкий безлесый участок, хорошо освещенный вышедшим из-за туч солнцем. Корней сделал несколько шагов в ту сторону, но неожиданно замедлил шаг. На границе света и тени, у края прогалины, у ствола сосны стоял крупный мужчина в красной куртке. Корней сообразил, что не ему одному, вероятно, так же хмельно и радостно бродить по горному лесу в двух шагах от гарантированного уюта. Мужчина в куртке дернул головой на шум Корнеевых шагов, показал круглое бородатое лицо. На лице выступила досада. Он, впрочем, явно не думал справлять под сосной нужду: стоял боком, сжимая в руке видеокамеру.

Корней приблизился, улыбаясь, поскольку поворачивать было уже поздно и неудобно, да и не было видимой причины. Другое дело, если б мужик сидел на корточках с голым задом.

Корней решил пройти мимо, пересечь полянку и взять выше, целясь обратно к макушке горы. Но, когда он поравнялся с бородачом в красной куртке, почти беззвучно пробормотав: «Хелло!», тот поманил его рукой. Округлая его физиономия выявляла теперь смущение. Корней подошел, принужденно улыбаясь. Бородач чуть отступил за ствол сосны, легонько потянув к себе Корнея, а другой рукой указал вперед, куда-то в сторону поляны или дальше. Свистяще спросил: «Ю си-и?»[1]1
  Видишь? (англ.)


[Закрыть] Бьющее в прогал веселое кипрское солнце заливало светом пожухлую траву и россыпь мелких камней, заставляло искриться пышную хвою, осветляло темную листву деревьев на другой стороне поляны. У Корнея вырвался судорожный вздох. Бородатый рядом хмыкнул. Шагах в десяти, спиной к ним, у самого большого дерева стояла обнаженная женщина.

Солнечные лучи скользили по ее крепкой стройной спине и выпуклым ягодицам. Положение тела женщины было несколько странным. Она стояла, твердо упершись склоненной головой, лбом в древесный ствол, прижав вытянутые руки к бокам. Черные волосы клубились по плечам. В нескольких шагах во мху разноцветно выделялась сброшенная одежда.

Пауза, занятая созерцанием, тянулась с минуту. Женщина оставалась неподвижной. Бородач, наконец, напряженно выдохнул легкий пар и поднял видеокамеру. Корней пришел в себя. Секунду поразмыслив, коснулся плеча бородатого и тихо произнес по-английски и по-русски:

– Итс май уайф. Это моя жена.

Лицо бородатого исказила быстрая оторопь.

Он секунду смотрел Корнею в глаза. Потом сипло произнес: «Сори», неуклюже развернулся и быстро исчез среди кустов. Корней смотрел ему вслед, пока красная куртка мелькала в просветах. Потом повернулся и вышел на поляну. Жена исчезла.

Он постоял, осматриваясь. Потом негромко позвал:

– Ин-га!

Кроны низких сосен шевельнул порыв ветра. Издалека донесся короткий трубный клич автобуса. Корней машинально взглянул на часы: в запасе было еще минут сорок. Клич был адресован, вероятно, датчанам или шведам.

Он еще потоптался на поляне, щурясь от яростного, но нежаркого солнца. Услышав откуда-то сбоку хруст веток, резко обернулся. Инга стояла под тем же деревом, прислоняясь спиной к стволу, пряча за спиной руки и улыбаясь. Она все еще была нага, как лесная нимфа. Может быть, именно такого эффекта она и добивалась. Корней очередной раз, но с какой-то новизной в восприятии отметил пышность ее ляжек, ничуть не умалявшую общую стройность и складность фигуры.

– Ты с ума сошла, – пробормотал он, подходя к ней вплотную, – холод такой… Ты чего это?

– Тут солнце, – ответила она звенящим голосом, – горное, когда его еще поймаю.

Он хотел еще объяснить, что и в этом лесу полно изрядно шатающихся шведов, что это просто безумие и риск. Но не успел, потому что она притянула его к себе, и он ощутил, как горячо ее тело.

После затяжного и жестковатого поцелуя она опустилась на корточки и принялась расстегивать его брюки. Он, касаясь пальцами ее горячей макушки и гладких плеч, растерянно оглядывался.

– Давай уйдем подальше, – выговорил, наконец.

Они ушли от прогалины, но не слишком далеко. Инга шла впереди – упругой, цепкой походочкой, легко вминая босые ступни в листья и густой мох. Будто углядев и облюбовав сосновый ствол, резко остановилась, обхватила дерево ладонями, медленно наклонилась и выгнула спину. В траве у ее ноги юркнула бурая ящерка.

Потом они сидели на мху у той же сосны: Корней – ощущая затылком шершавый ствол, Инга – положив голову ему на плечо.

– Почему-то не слышно птиц, – заметил он.

– Так ведь осень.

Она встала и почти бесшумно ушла за одеждой. Вернувшись, стала неторопливо одеваться.

– А помнишь, в Испании? – произнес Корней мечтательно. – Помнишь, забрались на холм?

Она кивнула, застегивая джинсы и улыбаясь плавающей улыбкой. Потом стала убирать волосы.

– Я с тобой начала испытывать удовольствие, путешествуя, – заметила она серьезно. – Я ведь домоседка была, в сущности. Летать никуда особо не любила.

Они неторопливо шли между деревьев, держась за руки, стараясь найти верное направление. И снова ощущался еле заметный уклон, и нужно было идти немного в гору.

– Я до тебя и мира-то не видела, – вздохнула Инга улыбаясь.

Корней покосился.

– А ты ведь вроде в Турции была… С Арсеном.

– Ну, была. Но это все не то было. Не то… С тобой я себя могу вести как захочу. С тобой интересно.

Через несколько шагов она свела брови.

– Слушай, а откуда ты знаешь про Турцию? Я тебе вроде не рассказывала…

– Мне Арсен рассказал.

– Да ну? – Инга остановилась, посмотрела чуть сумрачно. – А зачем? Ты с ним разве знаком?

Корней тоже остановился и, подумав, сказал:

– Ну, видишь ли… Имел счастье познакомиться. Он просил меня найти для него одну вещь.

Запинаясь и подбирая слова, воспроизвел странноватую просьбу Уразова. Припомнил, как происходила встреча. Инга слушала мрачно.

– Бред какой… Альбом… И где ты должен был его искать?

Корней, недовольно морщась, сообщил, где, в каких именно местах, по мнению предшественника, можно было, рассчитывая на успех, разыскать фотографии и документы. Веско добавил, что просьба осталась не исполнена.

– Просьба?! – Голос Инги взлетел и сорвался. – Просьба?! Да он же просто… Он же…

Она в ярости сломала сухую ветку и швырнула ее об землю. Корней смотрел оторопело. У нее дергались губы, она медленно укрыла лицо ладонями. Но тотчас отняла их.

– Ему не нужен был никакой альбом! – почти выкрикнула она. – Это был повод. Он хотел, чтобы… чтобы мы поссорились, чтобы мы расстались! Он хотел меня как-нибудь скомпрометировать! Подставить!

– Да каким образом?

– Вот тварь! – Инга присела на корточки, низко опустила голову, будто не желая показывать мужу степени своей ярости. Корней был сражен. Он привык к ее невозмутимости. Вспышка злобы по отношению к бывшему мужу вызывала у него почему-то смутную досаду.

Некоторое время ждал окончания приступа. Потом тронул ее за плечо. Инга медленно поднялась. Круглое ее лицо порозовело, но казалось уже довольно спокойным.

– Пойдем, – сказала она тихо.

Он решил воздержаться от вопросов. Пока.

Когда они вышли из леса и перебрались через низкую, каменную ограду, на стоянке оставался единственный автобус – с широкой темно-синей полосой на борту. По асфальтовой площадке металась взлохмаченная Эмили – бедный экскурсовод. Увидав парочку, она воздела руки:

– О мой бог! Что же вы со мной делаете!

Черная тетрадь

37

Звонок от Антона поступил уже на следующий день после возращения загорелого и довольного семейства с Кипра. Он прозвонился в момент, когда Корней сидел на партнерском совещании у Берковича. Пришлось оборвать и сухо указать на занятость. К вечеру сыщик объявился снова – на сей раз в ту минуту, когда его клиент исполнял маневр, выруливал с Садового кольца на шоссе Энтузиастов. Корней чертыхнулся и попросил перезвонить домой, причем попозже – ближе к окончанию новостных телевыпусков, которые хотелось посмотреть в безмятежности.

Велес сразу же забыл о звонке, но сыщик около десяти напомнил – проявил настойчивость. Точнее – назойливость.

– Ну что? – поинтересовался Корней устало.

– Не могли бы мы завтра встретиться? – Голос Антона звучал серьезно и как-то грустно. – Скажем, у меня в офисе?

– Случилось что-нибудь?

– В общем, нет, но…

– Давайте тогда через недельку.

– Хотелось бы завтра, – заявил Антон твердо. – Тут мы пощупали кое-какие детали… Вам было бы интересно.

Корней находился в кресле, созерцал телевизионный экран и спину Майи, стоящей у книжных полок. Инга хлопала дверцами шкафов на кухне.

– Потом, – сказал он вяло, – детали потом. Через недельку. И еще, Антон, мы же с вами как бы ни о чем больше… не договаривались… То есть, знаете, я не обещал, что оплачу.

– Нет, нет! Ни о какой оплате нет речи. Я просто решил кое-что выяснить сам.

– Ну ладно. Позвоните мне во вторник на той неделе.

– Я хотел бы завтра. – Антон помедлил. – Я тут дочитал тетрадь, которую дал мне Уразов… Я хотел бы вас ознакомить.

Корней помолчал, почесывая живот и покусывая губу.

– Что-нибудь интересное? Он же показался вам не вполне адекватным?

– Знаете, я своего мнения не изменил… И все же… Думаю, нам было бы хорошо встретиться завтра. У меня.

Корней покосился в сторону кухни и дал согласие. Наметили в семь.

Наутро Инга казалась бледной и больной, жаловалась на желудок, подозревала потребленный накануне торт. Но когда Корней перезванивал ей днем на работу, отвечала уже бодро.

В офисе у Антона он оказался на полчаса позже намеченного. День выдался трудный.

Антон был в конторе один. Он недавно варил кофе, и его аромат наполнял воздух. Гигантская карта Москвы на стене светилась желтыми и красными кружками. Антон выглядел усталым. На нем был строгий серый костюм, как и в самую первую их встречу.

Развалясь в кресле, Корней наблюдал, как сыщик хмуро раскладывает на столе пластиковые папки, туго набитые бумагами.

– Ого! – заметил он. – На сколько томов дело тянет?

– Томов не томов, но кое-что собрали. Результат впечатляет, – объявил Антон.

В последнюю очередь он извлек из сейфа потрепанную тетрадь в черном дерматиновом переплете.

– Это и есть его труд? Дайте полистать.

– Сейчас. Я лучше по порядку. – Антон нервно пригладил волосы и прошелся по комнате. Клиент взирал на него из кресла с некоторым удивлением.

Хозяин конторы неожиданно решил умерить ожидание и собственный пафос.

– В сущности, новых деталей не так уж много, – сообщил он, – я хотел бы главным образом пересказать содержание того, что у него вычитал. И посоветоваться с вами насчет того, как это сочетается с некоторыми известными нам фактами… При этом я бы хотел… Ну, что ли, предупредить. То, что я сейчас перескажу, – это… покажется, мягко говоря, странным. Если не сказать – бредом. Но это будет, хочу подчеркнуть, не моя, а его версия. И вы, во всяком случае, должны быть в курсе…

Корней не был особенно терпелив в этот вечер.

– Вы хотите сказать, что рассказ доктора из Истры был враньем? Да?!

Маэстро частного сыска произвел протестующий жест.

– Не хочу я это сказать. Подождите… Ну, впрочем, если хотите, могу начать с этого. Рассказ доктора Акиньшина, судя по всему, правда. Я побывал у него в клинике – здесь, у Чистых прудов. Видел историю болезни Майи, он ее завел полгода назад. У самого доктора весьма солидная репутации. Он действительно давно практикует сеансы гипноза… Как и некоторые другие психотерапевты. Ваша жена ездила к нему все эти месяцы с дочерью лечиться, нет сомнений. От вас поездки скрывались из-за деликатности болезни – по просьбе Майи. И этот вопрос, вы знаете, я готов счесть закрытым.

Он навис над столом, тяжело опираясь на него ладонями. Листнул черную тетрадь.

– Интересен другой вопрос… Я к нему сейчас вернусь. Но сначала… сначала хотел спросить.

Он помедлил.

– Пару недель назад мой помощник видел, как вы выходили из церкви… Из католического собора, который на Пресне. Не помните? Я его просил тогда приглядеть за вами, каюсь. После того случая в Дегунине. Думал, мало ли, а вдруг они охотиться будут… Вот. Вы – верующий, Корней Евгеньич?

Корней смотрел сумрачно.

– Предположим, я собираюсь с женой повенчаться. А для этого сначала надо покреститься.

– А чего ж не в нашей?

– А какая разница?

– Ну, то есть для меня особой разницы и нет. – Сыщик вздохнул, выказывая смущение. – Просто думал, может, есть какая-то особая причина?

Корней нетерпеливо поморщился:

– Особая? Не знаю. У меня это вполне рациональный выбор. Ну, может еще эстетический. Кому-то нравится, когда во время службы много поют, кому-то – когда мало. Хорошо, когда служба трогает и когда… священник образованный. Ну, а что еще? Меня эти разборы между конфессиями не шибко волнуют. Они устарели, эти разборы, вот что я скажу… Есть более важные вещи. Есть такие бездны, что…

– Ну да, – Антон покивал, – я просто… просто думал, что вы искали защиту… Ладно, к делу. Вот давайте – сразу из середины… наблюдений вашего предшественника Арсена Уразова… Он был женат на Инге Маратовне восемь лет. На третий год брака стал отмечать некоторые закономерности. Случаи с их знакомыми и просто незнакомыми людьми. С ними происходили разные беды. Самые разные. Ну, кто-то тяжело заболевал, кто-то получал страшный ожог… вот, выливая на себя сковороду кипящего масла, кто-то попадал под машину, кто-то погибал от асфиксии, подавившись шашлыком, еще кто-то переносил в тридцатилетнем возрасте инсульт. И так далее… Я не буду сейчас приводить эти примеры. В общем, все это были несчастные случаи, хотя и с разными последствиями. Разной степени тяжести, я бы сказал – от легкого ущерба здоровью до… смерти. Так вот, про его резюме… Напомню, к третьему году супружества он изучил, как мог, и жену, и ее, так сказать, родственников.

Велес свел брови. Сыщик, стоя у стола и удерживая указательный палец в некой точке на раскрытой странице, зачитал:

– «…Они называют ее богиня Аста. Она же – Прамать. Они считают, что все происходит по ее воле. Она действует через своих жриц. Жрицы-странницы. Инга унаследовала. В каком-то поколении. В каком? Не важно. В Хороге про ее мать говорили «Ытим». Значит – «болезнь»…

Сыщик поднял глаза на клиента:

– Ну, я бы, наверное, перевел как «чума»… Но, знаете, без всяких наших иронических коннотаций. Ну ладно, дальше. «…Суть этой силы. Всякий, кто вызовет ее гнев, становится сразу или чуть погодя жертвой болезни, несчастного случая, какой-то иной беды. Достаточно просто вызвать ее гнев…»

Сыщик снова поднял глаза на клиента. Тот после паузы хмуро спросил:

– Он имеет в виду, что она как бы ведьма? Что она… губила этих людей? Так, что ли?

– Не совсем. Или даже совсем не так. Он утверждает здесь, что от нее вообще ничего не зависело и не зависит. Кара наступает независимо от того, хочет она этого или нет. Он называет то, что происходит потом, – «Кара». Вот, с большой буквы.

Сыщик снова нашел пальцем точку в тексте.

– «Кара» может быть разной и может, наверное, зависеть от силы ее гневного возбуждения. Похоже, зависит. Она не может вызвать гнев сама, искусственно. Она не в силах перевести его на человека, который может быть ей чем-то реально опасен, но непосредственно не вызывает вспышки злобы. Последствие наступает лишь для того, кто такую вспышку вызывает…» На него обрушивает свою Кару богиня Аста. Они, похоже, сами боятся ее. Но страх, как водится, соединен с обожанием. Для них ее воля есть главное в жизни. Но я замечал, что Инга пыталась себя сдерживать…»

Детектив перевернул страницу, потом еще одну, скользнул взглядом по тексту. Корней совершил нервное круговое движение головой и потер шею. Потом ослабил узел галстука и поинтересовался:

– Кто они-то? О ком это он?

Антон поднял голову.

– У него об этом в самом начале. У него еще в первый год их совместной жизни возникло подозрение.

38

Сыщик, перекинув разом с десяток страниц, вернулся куда-то в начало.

– Вот, я тут отметил, ага: «…Сначала я ее приметил на свадьбе. Мелькнула. Там много народу было. Потом в медучилище, где училась Инга. Столкнулся и вспомнил. Крупная, выше Инги, смуглая, черноволосая. Но она как-то мигом исчезла. Потом я понял – она все время поблизости. Понял это до того еще, как съездил в Хорог…»

– Он в Таджикистан летал? – удивился Корней.

– Судя по этим записям – да. У вашего предшественника к третьему году брака появилась, как я понимаю, навязчивая идея. Ему захотелось разобраться – что из себя представляет его новая жена. Я так понял, эта идея стала его мучить после смерти какого-то близкого ему человека. Близкого друга… Он стал анализировать каждый ее поступок. Стал присматриваться к ее отношениям с родственниками… Вот он тут пишет: «…Они должны держаться вместе. Только вместе они смогут исполнить Предназначение… Предназначение выражено в числах. Разобрать… Она не может без сестры и без матери. Она от них зависит…»

– Кто она? – подал голос Корней.

– Ну, кто? Инга, ваша жена, а тогда – его.

– Не понял. А что за сестра у нее?

Сыщик потеребил кончик носа, листнул страничку, поднял голову.

– Сестра – это та, кого вы принимали за ее мать, за свою тещу. Вот этот Арсен Уразов установил, что они сестры. Может быть, у них разные отцы, но мать одна. Эту настоящую мать вы, я так понял, не знаете. Хотя, вполне возможно, встречали: она, скорее всего, показалась вам на глаза, но вы не придали этому значения. А Уразов придавал значение всему. Он сопоставлял наблюдения. Он сам – без конторы, подобной нашей, поставил в свой домашний телефон жучка. Слушал ее разговоры… Ну да, летал в Таджикистан, не просто в Таджикистан, в горы, там есть такая дальняя горная провинция, откуда Инга родом. Они там жили втроем – она, сестра и мать. С сестрой у нее разница в пятнадцать лет… Зачем она стала выдавать ее за свою мать? Ему самому не вполне ясно. Он тут пишет: «…Старшая должна быть рядом и обслуживать младшую. Это ясно. Иначе не будет исполнено Предназначение. Мать не может жить с нею. И вполне вероятно, вообще не может находиться среди людей. Очень похоже… Старшая тоже Странница?»

Сыщик поднял голову.

– Тут у него вопросительный знак стоит. И дальше все тоже под вопросом: «Жрица? Только без злобы? И с иммунитетом?»

Корней вздохнул и помотал головой.

– Мы-то вроде с вами нормальные, серьезные люди, а? И мы это обсуждаем?

Сыщик пожал плечами. Корней, не глядя на него, произнес:

– Хотя… Ну, говоря честно… я ведь… до нашей поездки в Истру сам кое-что пытался узнать на эту тему… Про ведьм. Признаю…

Сыщик с некоторым раздражением возразил:

– Да не о ведьмах речь. Он тут это несколько раз подчеркивает. От нее ничего не зависит. Сила, рожденная ее гневом, вспышкой злобы, она как бы слепая. Она, Инга, за этот дар должна платить. Ее собственная дочь, оказывается, от этой силы не защищена! Вот, читаю: «…Она (ну, то есть девятилетняя Майя) отказывалась ходить в новую школу, после того как мы переехали в центр (он имеет в виду центр Уфы)… Инга долго ее упрашивала, потом подключилась Ираида, но кончилось все крупным скандалом с криками и плачем… Инга чуть зубами не скрежетала… Майя заболела через три дня. Сначала стала подниматься температура. До тридцати восьми, потом до тридцати девяти. И ничем не сбивалась. Обратили внимание на мочу. Диагноз поставили после анализа. Сначала кололи ампициллин, который не помогал. Потом назначили гентамицин, и он помог. Так… Это восьмой случай. Но с Майей – первый…» Вот так… Это запись шестилетней давности.

Антон замолчал. Он теперь рылся в одной из полиэтиленовых папок. Добыв три сколотые странички, поднес их к глазам, потом показал издалека Корнею:

– Вот случай с Викой Кочновой. Линько, мой помощник, составил кратенький отчет. Про наш визит к наркоманам. Ну, так, для порядка. Я, знаете, как-то решил документировать наши действия в рамках того дела… Не припомните, не вызывала ли эта Вика у вашей жены какой-то вспышки раздражения? А?

Корней пару секунд молчал, пристально глядя на сыщика. Потом поднял плечи.

– Вы что это? Серьезно?

Сыщик прищурился.

– Это у меня бред.

– Бред, – тускло согласился Корней, – не помню я. Вроде не было ничего такого. Не помню… Что я, следил, что ли, за ее реакциями? Она как раз обычно весьма спокойна. Это, я бы сказал, Ингина черта – уравновешенность.

Немного помедлив, спросил:

– Так что получается: вот этот энурез, который у Майи вдруг проявился, он что, тоже результат… Ну, какой-то их ссоры?

– Не знаю. Вам виднее.

– Не помню ничего такого. – Корней горестно потер переносицу. – Наверное, у нее могли возникать опасения… или даже раздражение по поводу некоторых Майиных знакомств. Как и у любой матери. Но я не помню, чтобы она из-за этого устраивала скандалы… Чтобы она вообще как-то выражала чувства.

– Чувствами она со временем научилась владеть, если верить ее бывшему мужу, – веско сказал сыщик, – но последствиями по-прежнему не овладела.

– Ну-ну… И потом лечила дочь от этих последствий? Послушайте, звучит все это просто дико. Или глупо. Бредово.

– Бредово, – подхватил сыщик, – особенно если вы узнаете, что бывший муж Уразов подозревает Ингу в еще одном бессознательном злодеянии.

– Так…

– В том, что именно она стала еще в детстве причиной смерти своего отца. Когда уж точно была несдержанна и непосредственна… И поэтому не любит об отце вспоминать.

– Мне она говорила, что ей четыре года было, когда он умер.

– Ну, об этом мы не можем судить точно… Уразов хоть и был в Хороге, установить точную дату смерти ее отца не смог. Там ведь война шла, никаких концов теперь не найдешь. Правда, мать ее там кое-кто помнит…

– А, да… Значит, он думает, что Ираида – это сестра, а мать… где-то, где-то живет?

Сыщик выудил еще один лист – из другой папки. К листу оказалась приколота фотография.

– Нам действительно удалось нащупать кое-что новое за эти две недели. Этот доктор Акиньшин – вот он, место, где находится его дом, было выбрано не случайно. Есть десятки известных психоневрологов. Почему она выбрала именно его? Акиньшин подтвердил, что во время сеансов Инга несколько раз отлучалась. Он давал ей свою вторую машину – у него там есть еще «жигули». Она говорила, что ей нужно в Истру, рядом, в магазин. Странновато, да? Линько, мой помощник, однажды отследил одну ее такую поездку. Она ездила километров за пять, в крохотное село Никольское, в глуши, в лесах. Мы трижды пытались доехать туда. Он вспоминал маршрут. Посмотрите. Это план местности и ее путь…

– Ну и что?

– Ну и то. – Антон повертел в руках фотографию, бросил ее на стол. – Думаю, где-то там живет ее мать. Она ездила к ней – то ли за помощью, то ли советоваться… Пока не знаю. Может, ей вообще нельзя среди людей. Уразов вот пишет, что она не может без помощи матери. «…Они поддерживают связь… Могут по телефону. И как-то еще… С телефонной связью вообще не совсем понятно. Проверить…» Так.

Он отщипнул еще несколько страниц.

– Тут у него еще рассуждения. Я их так до конца и не понял. Вот… «Образ Праматери может проступать. Но редко. Эти штуки с зеркалом. Проверить!! Зеркала…» Тут у него подчеркнуто. «Она им напоминает о себе…» Так. Теперь у него тут снова о мужьях. Вот, чуть ниже: «…я уверен: мать ей подбирает мужей. И у каждого какая-то роль. Какая у меня, а?»

Корней качнул головой:

– Ну, тут, наверное, нужно сделать поправку на его зацикленность. Вы ж сами говорили… Лично меня никто не подбирал! Это уж я точно помню. Я помню очень хорошо, как я с ней познакомился… Кстати, подождите. Так, выходит, те разговоры, которые вы записали, – разговоры с матерью? Ну, с настоящей?

– Похоже… Теперь тут есть еще одна неясность. Уразов часто упоминает про ее «предназначение». Похоже, какой-то разговор записал. Мне до конца не ясно. Кажется, он и сам в этом до конца не разобрался. Возможно, хотел разобраться с вашей помощью. Хоть он давно развелся, что-то ему не давало успокоиться… Хотя… почему что-то? Он сам сказал мне, что в смерти своей матери винит Ингу… Да и падчерицу свою – Майю, он, похоже, жалел.

– Интересно, а ее он – отделял от них? Никаких странностей за ней не числил?

– Ничего не могу сказать. – Сыщик пожал плечами. – Ничего на этот счет у него не нашел. Хотя… может, и у нее что-то есть… Но функция у нее явно другая, неглавная.

– Почему он не мог со мной нормально поговорить? – перебил следователя Корней.

– О чем поговорить? Что бы он вам сказал? Вы вспомните, о каких вещах мы сейчас тут с вами вели речь! Представьте, что бы вы о нем подумали!

Корней усмехнулся. Сыщик стукнул досадливо костяшками пальцев по столу.

– Он ведь пытался. Я так понимаю, он хотел вас подтолкнуть к поискам. Просил найти альбом с фотографиями, но на самом деле надеялся, что вы отыщете что-то другое. Он ведь вам называл места, где искать?

– Вроде бы, – кивнул Корней. Его мобильный телефон издал мелодичную трель – новый звуковой сигнал. От «Турецкого марша» было решено отказаться.

Велес взглянул на экранчик:

– Майя звонит. С мобильного.

– Ну, ответьте ей.

Корней взял аппарат в руку, еще раз вгляделся в экран, в это время трели смолкли.

– Передумала. Ладно, Антон. Давайте так решим. Мы все же с вами чересчур углубились… Со стороны кто-нибудь послушал бы… Я готов еще раз встретиться с Уразовым. Ну, послушаю его…

Телефон Корнея вновь ожил. На сей раз с дочкой соединили.

– Не понял, – произнес Корней, сидя в кресле с трубкой у уха, – что ты сказала? Постой, как? А ты вызвала скорую?.. Так, а почему туда?

Он встал и сделал несколько шагов по комнате, все еще слушая падчерицу. В лице проявилась тягостная сосредоточенность. Отрывисто сказал:

– Адрес диктуй… Хорошо. Все, жди.

Потом повернулся к сыщику:

– Инге стало плохо. Потеряла дома сознание. Майя вызвала скорую… Бог ты мой… Они увезли ее. Майю брать отказались, она плачет.

– С ней бывало раньше что-нибудь такое?

– Нет… Но сегодня она с утра неважно себя чувствовала. Может быть, отравилась… Не знаю.

Велес подошел к окну, нервно потер лицо. Взглянув в блокнот, медленно прочитал адрес.

– Далеко от вас, – удивился сыщик.

Корней обернулся от окна:

– Майя сказала, что мама оставляла ей адрес. У Инги есть знакомства… Ну, не знаю… Ладно, Антон, я поехал. Непонятно, она пришла в сознание или нет…

В прихожей, сняв куртку с вешалки, обернулся:

– Уразову сами позвоните, раз уж есть контакт. Договоритесь о встрече. Я подъеду.

Антон пристально посмотрел на него.

– А вот это уже никак не получится.

– Почему?

– Потому что Арсен Уразов пять дней назад умер… Скоропостижно, как говорится.

Молчание длилось несколько секунд. Велес смотрел в сторону все с тем же выражением болезненной сосредоточенности. Потом перевел взгляд на Антона, сглотнул слюну и спросил:

– А… что с ним случилось?

– Причина смерти? Да банальнейшая. Ну, если верить заключению, я его читал. Асфиксия рвотными массами во сне… Ну, выпил вечером, уснул. И задохнулся. У него подруга была. Она его на второй день нашла. Это четвертого ноября произошло, в выходной.

Помедлив, добавил:

– Знаете, если б не это, я бы вас сегодня тревожить не стал. Не стал бы торопиться.

– Почему сразу не сказали?

Детектив усмехнулся невесело:

– У вас сразу изменилось бы восприятие. Стало бы более пристрастным. Я хотел, чтобы вы воспринимали всю информацию, как я пару недель назад.

– Ладно, – пробормотал Корней, – ладно. Я позвоню.