Текст книги "Неземная девочка"

Глава 21

«Убили, убили, убили…» – непрерывно повторяла про себя Нина.

Эта мысль никому уже не казалась откровением. Так думали все. Но поисками убийц не занимался никто. Алексей уехал, остальные Акселевичи были ни на что не способны. «А врагов забывать нельзя, – думала Нина. – Это неправильно. Если мы еще живы, то исключительно по их недосмотру».

И Нина отправилась в прокуратуру. Предварительно ей помог коллега, у которого работал там старший брат. Этот брат и направил Нину по нужному ей адресу.

Принял ее коренастый человек средних лет. Темные волосы красиво осыпал снег ранней седины. У следователя был жуткий насморк – коренастый сопел, сморкался и гундел носом.

Выслушав Нину, следователь равнодушно прогундосил:

– А вы кто?

Извечный излюбленный вопрос… Без него прямо никуда. Мог бы и прямо спросить: «А кем вы, госпожа Шурупова, приходитесь погибшему Акселевичу? В каких отношениях с ним находились?»

Нина потихоньку стала закипать.

– Человек.

Следователь бросил на нее быстрый недовольный взгляд:

– Это я вижу. Спасибо за подсказку! Вы очень внимательны и любезны. А все-таки?

– Я врач, – пробурчала Нина.

– Ну да? – внезапно искренне обрадовался следователь. – Очень кстати… Меня зовут Максим Петрович. И что, на ваш взгляд, делать с насморком? Вы, конечно, скажете, что от него лекарств нет, как и от любви – само проходит. Знаю, проходили… А ничего новенького на этом фоне за последнее время не появилось?

Грибоедовский герой, подумала Нина. Кого-то там точно так же звали… Дядю какого-то, кажется, фамусовского…

– Ничего подобного я не скажу. И от насморка, и от любви – от всего есть. И это не новое, а старое средство, – объявила злая Нина. – Существует такое древнее, хорошо испытанное артистическое снадобье. Актеры им пользуются, чтобы выйти на сцену, если насморк замучил, а играть надо. Берете таблетку димедрола…

– И пьете ее, – подхватил Максим Петрович. – А потом неудержимо тянет спать и голова болит! И вообще, это наркотик. Нет, это не пройдет.

– Вы недослушали, – сдержанно, стараясь не выходить за рамки светской беседы, сказала Нина. – Я не предлагала вам пить димедрол. Таблетку нужно хорошенько растолочь, перемешать со сливочным маслом или кремом – кусочек примерно с ноготь, – разделить смесь на две части и каждую – в одну ноздрю. Эффект моментальный. Держится часа четыре, но потом насморк возвращается, хотя и идет на спад. Можно попробовать на следующий день повторить. Тогда уж наверняка насморк уберется восвояси. У вас, наверное, тоже выключили горячую воду?

Май стоял на редкость холодный. И во многих домах в середине месяца отключили горячую воду, чего никогда раньше не делали.

Нина совершенно замучилась: вызовов было больше, чем при январской эпидемии гриппа. Болели целыми домами и кварталами. Позвонила совершенно осипшая Дуся:

– Нина, что делать с горлом? Болит и болит…

– У вас, наверное, горячую воду выключили? – устало спросила Нина.

– Да… – просипела Дуся.

– У нас такая же история. Бабушка и мама свалились. Вредительство – вот как это называется!

Потом прорезалась Марьяшка. Голос слабый, хриплый.

– Болеешь?

– Угу…

– Воду горячую выключили?

– Именно. Придурочные…

Причина болезней уже стала общим местом всех разговоров в этом месяце, все догадывались о ней прямо с первых слов.

– Это называется – геноцид вымораживанием. Как в статье про северные народы, – сказала Нина Максиму Петровичу. – Надо ставить водонагреватель.

Следователь посмотрел на нее недоверчиво и схватил телефонную трубку:

– Тася, я тебя умоляю, достань немедленно димедрол! Из-под земли вырой! Замучил, проклятый… Да не димедрол замучил, а насморк! Никакой жизни не дает! Спаси своего начальника, Тася, век помнить буду! Извините. – Он повернулся к Нине. – Так вы говорите: убили… Но ведь это требует эксгумации! А у нас нет никаких доказательств убийства Акселевича. Дело закрыто… Кому была нужна его смерть? Вы-то что думаете по этому поводу? – Он шумно высморкался в большой платок и загундосил вновь: – Простите… Заманал, проклятый… Ну, писал этот ваш Акселевич о криминале… Ну и что? Теперь о нем не пишет только ленивый.

Но на каждого Дон Жуана всегда находится свой Командор, подумала Нина. Каменный гость… Те два человека в гостиничном номере Бориса… Кто они такие?

– Ну да, были там два неизвестных… Спорили о чем-то. Дежурная по этажу слышала… Ну и что? Мало ли о чем могут люди спорить! А утром горничная нашла труп. На столе осталась недопитая бутылка коньяка и рюмки… Ну о чем это говорит, Нина Львовна, дорогая? Да ни о чем! Таких фактов – тысячи! Это ведь не доказательства. И людей тех не нашли…

– А их и не искали, – мрачно пробормотала Нина. – Брат Акселевича должен был уехать, и заниматься делом стало некому. Родители старые, больные…

– Спасительница! – вдруг заорал Максим Петрович и вскочил. – Дорогая ты моя, дай я тебя расцелую!

Вошедшая тоненькая девушка, смеясь, протянула ему пачку таблеток.

– Целоваться не будем! – сказала она. – А то еще ваши бациллы ненароком перепрыгнут ко мне.

– А мы их теперь димедролом травить будем, Тасенька! – радостно взревел следователь. – Извините, я выйду на пару минут… Вылечу нос и вернусь.

Максим Петрович вышел вместе с девушкой. Нина осталась одна. Она пристально смотрела через стекло на сухой каменистый двор, мечтающий о весеннем расцвете. Да, на каждого Дон Жуана всегда найдется свой Командор… Каменный гость… Борька, Боренька…

Вечером Нина позвонила Марианне и рассказала о своем визите в прокуратуру.

– Ничего не получится! – пессимистически изрекла Марьяшка. – Раз у Алексея не вышло, то у тебя тем более.

– А что думает по этому поводу Олег? – осторожно справилась Нина.

Она была немного в курсе семейной жизни Митрошиных. Ничем хорошим эта жизнь пока отличиться не могла.

– Да ты что?! – завопила Марьяшка. – Ему слова нельзя сказать о Борисе! Сразу начинает яриться, как бешеной собакой укушенный! А они ведь так дружили когда-то…

– Дружба и женщины – понятия несовместимые, – прошептала Нина.

– А как же Ленька? – ехидно спросила Марианна. – Что-то у них дружба из-за Дуси не сломалась…

Перед отъездом в Израиль Нине неожиданно позвонил Леонид.

– Я уезжаю, – сказал он.

– Знаю, – холодно отозвалась Нина.

– Дуся остается одна…

– А почему бы тебе не взять ее с собой? Бориса больше нет…

Леонид помолчал.

– Она не хочет ехать. Но у нее беда…

– Какая? – насторожилась Нина.

– Опухоль… Кажется, доброкачественная. Я оставляю ее на тебя… Помоги ей, пожалуйста! Дуся скрывает все пока от родителей.

– Крайне признательна тебе за такое доверие! – съязвила Нина.

Но тотчас набрала номер Дуси.

– Так что происходит? – спросила Нина. – Мне позвонил Ленька и все рассказал.

Почему-то Дуся больше не собиралась умирать.

– Я была у нескольких врачей, – поведала она срывающимся голосом. – Все говорят одно и то же: надо оперировать. А я боюсь…

– Раз говорят, значит, надо, – подытожила Нина. – Я договорюсь с приятельницей о консультации в Первой градской. И тогда решим…

Операция у Дуси прошла хорошо, даже отлично. Опухоль действительно оказалась доброкачественной, и вскоре счастливая Дуся выписалась из больницы.

Встречавшая ее в больничном вестибюле Нина была поражена, увидев на лице подруги улыбку.

– Признаться, я думала, ты не умеешь улыбаться, – сказала она, в полном замешательстве осматривая Дусин наряд.

Вместо неизменного черного длинного балахона теперь на Дусе красовались белая, пышная, обсыпанная синими горохами блузка и тугие жесткие джинсы цвета бурного моря. И шло все это Дусе потрясающе.

– Ну, ты молодец! – искренне похвалила Нина подругу. – Не ожидала… Прямо настоящее перевоплощение, совсем другой человек.

Тут на Нину с поцелуями и благодарностями накинулись с двух сторон Дусины родители, и она смутилась.

– А что там в прокуратуре? – спросила Дуся. Нина пожала плечами:

– Иду туда на следующей неделе.

– Я с тобой! – заявила Дуся.

Второй приход Нины Максим Петрович неожиданно ознаменовал радостным возгласом. Нина даже растерялась.

– Спасительница! Дорогая моя! Мне за вас теперь только молиться!

– Молитесь, – строго отозвалась она. – Ваша молитва мне поможет. А что там с нашим делом?

Следователь слегка поскучнел.

– Ну что с делом? Нина Львовна, я уже не раз говорил вам, что оно практически нерешаемое. Так называемый висяк… Знаете, сколько у нас таких?

– Не знаю и знать не хочу, – отказалась Нина. – Мне нужно найти убийц Акселевича.

– Не найдете! – категорически заявил Максим Петрович. – Никогда! Даже не надейтесь! Это я вам серьезно говорю, чтобы не было потом тяжких разочарований.

– Не волновайтесь, – холодно сказала Нина, вспомнив Борьку, – не будет. Но я должна…

И она внезапно задумалась. А почему она, собственно, должна их искать и найти? Из чувства мести? Оно ей совсем не свойственно. Ради справедливости, которую ох как хочется обрести и восстановить? Но ее на земле не бывает. Это вообще дело Бога. Тогда зачем? Ради чего? Нина искала и не находила ответа на свой вопрос.

– Наверное, вы правы, – медленно сказала она. – Искать никого не стоит… Пусть все остается по-прежнему… Пойду я!

Нина встала и побрела к двери, с трудом переставляя ноги.

– Постойте, спасительница! – заорал Максим Петрович. – Ну и горячая вы! Прямо пожар! Я ведь не сказал вам, что я не найду. Я сказал: вы не найдете!

Нина повернулась:

– А какая разница?

– Разница есть. Сядьте на стул! Есть разница… Да сядьте же вы, я сказал! – закричал следователь.

Звонок Филиппа Нину удивил. Они никогда не дружили, редко общались и разговаривали. Этот курчавый мальчик с носом-уточкой, ходивший вразвалку и не расстающийся с расческой, был ей безразличен. Он казался Нине скучным, рутинным, неуверенным в себе, особенно по сравнению с Борькой. Мужчина должен знать, что ему нужно в жизни, думала тогда Нина. Правда, позже выяснилось, что и Борис этого не знал…

Какой-то странно безжизненный взор Фили под устало и равнодушно полуопущенными ресницами слишком быстро помутнел, словно отражал в себе его умственную и душевную пустоту. Вероятно, юноша чересчур рано отведал сомнительных радостей жизни из ее огромной яркой коробки сладостей и стал поразительно безразличен к науке, искусству, литературе и самое главное – к самой жизни и людям.

В школе Филипп и Олег немного дружили, но позже разошлись. Очевидно, оказались слишком похожи друг на друга, думала Нина, а у очень похожих людей дружба не ладится. Только Нина ошибалась.

Как всякая женщина, она отлично знала, что нравится Филе. Но это началось и окончилось давно, все уже в прошлом, все миновало. Было, бывало, прошло, часто повторяла теперь Нина. Ей казалось, что больше не будет ничего. Но ведь что-то там впереди все равно обязательно замаячит…

Филипп очень рано женился, едва ли не первым в классе, который уже классом в полном смысле слова не назывался, но сохранял прежние отношения. Пытался сохранить.

У Фили, и здесь всех обогнавшего, родился сын. Потом Беляникин быстро почему-то разошелся и женился вновь. Он окончил Физтех, но по специальности работал мало. Легко сообразив, что на зарплату инженера прожить трудновато, Филипп начал весьма успешно заниматься рекламой. На этом он преуспел, открыл собственное рекламное агентство, купил джип, выстроил двухэтажный коттедж на Рублевке… Собирался купить квартиру дочке второй жены, неплохо помогал сыну…

Все это Нина слышала от всеведущей Марьяшки, которая любила распространять все последние новости.

– Тебе бы ведущим новостей на телевидении работать, – не удержалась как-то Нина.

– Ты, как всегда, ничего не знаешь! – захохотала Марианна. – Туда берут исключительно по национальному принципу, и я туда не прохожу именно по этому признаку! Я русская на сто пятьдесят процентов! Хоть бы полукровка была…

Она и рассказала как-то Нине, что у Филиппа погиб сын. От второго брака детей у него не было – он растил дочь второй жены от предыдущего мужа.

– Погиб сын?! – ужаснулась Нина. – А от чего? Что же он не позвонил мне, а вдруг я бы помогла…

По какому-то особенному свойству души она не умела отказывать ни в одной просьбе. И это шло не от беспорядочной широты натуры, а от истинной доброты.

Марианна минуту помялась.

– Ну, Филька тебе звонить не будет… Только дело не в этом… Ты меня не выдавай… У него сын покончил с собой…

Нина ужаснулась еще больше.

– Как?! Почему?! Ведь ему же было совсем мало лет… Что случилось?

– Шестнадцать… Там, понимаешь ли… он спал сразу с двумя девчонками… и обе от него забеременели… и обе отказались делать аборт…

– Умницы, – прошептала Нина. – Детей надо рожать, а не убивать… Даже если они получились нечаянно…

– Ну, положим, – согласилась Марьяшка. – Только парень запутался, испугался и нашел свой выход…

Нина долго молчала.

– Это страшно… – наконец сказала она.

Услышав голос Филиппа, Нина сразу почувствовала себя скованной. Как вести себя, как говорить с человеком, пережившим такое горе, она не знала. Но говорить ей почти не пришлось. Беседу вел один Филипп.

– Родители Бориса хотят с тобой помириться, – сказал он. – И Алла тоже. Они просили меня тебе позвонить и пригласить к ним. Они тебя ждут.

Нина вспомнила грубый ветер, хозяйничающий над Николо-Архангельским, белого, словно усмехающегося Борьку в гробу, Леонида, старательно отводящего глаза…

– С чего бы это? – холодно спросила Нина. – А меня они спросили, хочу ли я прийти к ним?

– Ну, вот я и спрашиваю, – неловко отозвался Филипп.

– Поздно, Филя. – Нина понимала, что надо простить, но ничего с собой поделать не могла. – Слишком поздно… Почему-то в жизни очень многое происходит с чудовищным опозданием. Нет чтобы все случалось вовремя, когда этого ждешь, на это надеешься…

– Но Алла просила тебе передать, – не сдавался Филипп, – что очень хочет тебя видеть. Ты подумай, не рви так сразу…

– А они думали, когда рвали так сразу?! Я тоже хотела их всех видеть, особенно Алексея Демьяновича, но перехотела! Пережила и забыла!

– Они просят прощения…

– Да?! – взорвалась Нина. – Они просят?! А ты, Филя, как бы сам поступил на моем месте? Только честно!

– Я… – Филипп замялся.

– Да, ты! Именно ты!

– Нина, – пробормотал Филипп, – видишь ли… У меня была когда-то любовь по имени Вероника… Я познакомил ее с Борькой… И он увел ее у меня…

Нина сжалась.

– И у тебя тоже… Нет, это невозможно слышать…

Филипп невесело засмеялся:

– Человек таков, каков он есть. И никому не стоит оправдываться ни перед друзьями, ни перед врагами. Настоящие друзья примут и поймут нас такими, какие мы есть, а враги все равно нам не поверят. И еще существует среднее арифметическое. Например: один съел два пирожка, второй – ни одного. Но в среднем каждый по одному. Хотя применимо не к любой ситуации…

– Как вы мне надоели, философы доморощенные! – закричала Нина, совершенно забыв в эту минуту о погибшем сыне Филиппа. – Как вы мне опротивели! Все-то вы можете объяснить, подо все пытаетесь подвести какую-нибудь теорию, все пробуете понять, вычислить, оправдать! А жизнь необъяснима! И нужно просто принимать ее такой, какая она есть! Вот ты говоришь о людях… Но эти рассуждения никому не нужны! Они мелки и бездарны! Примитивны, высосаны из пальца!

– Что мне передать Алле? – спросил Филипп. Нина положила трубку.

Глава 22

Дела дома шли все хуже и хуже. Бабушка была совсем плоха, матери становилось все труднее работать, и она всерьез подумывала о заслуженном отдыхе, оплачиваемом, правда, совсем не по заслугам. Но жить втроем на Нинину зарплату и две пенсии? Шуруповы и так еле-еле сводили концы с концами.

Ну просто совсем с концами, часто думала Нина.

Она пыталась найти выход из создавшегося положения. И ей его сразу, не сговариваясь, – а они вообще не разговаривали, так как друг друга терпеть не могли, – подсказали Марьяшка и Дуся.

– Разменяй квартиру на две и сдавай одну, – сказала Дуся.

– Продай квартиру и купи поменьше. Деньги положи в банк под большие проценты, – посоветовала Марьяшка. – Тебе поможет Филька, у него двоюродный брат – риелтор.

И Нина призадумалась. А потом поговорила с матерью.

– Мама, – неуверенно начала она, – у нас довольно большая квартира, с приличной кухней, холлом, и потолки высокие. Хороший дом и район неплохой… Почему бы нам не продать ее и не купить поменьше и подальше? Например, в Ясеневе. Или где-нибудь на севере Москвы: в Свиблове, на Планерной… Там тоже есть приличные дома. А мы получим разницу.

– Ты веришь банкам? – спросила практичная Тамара Дмитриевна.

Нина вздохнула:

– Нет, конечно. Кто же им теперь верит? Положим в обычный «Банк России». Главное – получить деньги…

– Все сбережения имеют свойство когда-то кончаться, – справедливо заметила мать. – А что дальше? Живем ведь среди акул…

Но эта идея запала Нине в голову, почему-то показалась интересной, самым лучшим выходом из положения. Действительно, многие сейчас так делают: продают, покупают, сдают. У них в подъезде сразу три семьи сдавали свои квартиры. Одни соседи жили круглый год на даче, вторые – за рубежом, третьи – вообще неизвестно где. И все получали неплохие деньги за сданное жилье.

– А ты видела квартиры, которые сдавали? – спросила мать. – Они выглядят так, как будто по ним Мамай войной прошел. И какие еще жильцы попадутся, неизвестно. Нет, лучше с ними не связываться.

– Тогда давай просто купим другую квартиру, поменьше, – согласилась Нина и посмотрела в сторону бабушкиной комнаты.

Мать поняла ее взгляд.

– Мне поможет Филипп, – быстро добавила Нина.

Так в квартире Шуруповых появился двоюродный брат Беляникина Игорь Томилин.

Настырную Дусю пришлось все-таки взять с собой к следователю, хотя Нина всячески сопротивлялась, тщетно пытаясь убедить Дусю, что прокуратура – не музей и ходить туда группами, как на экскурсию, не стоит. Дуся все равно продолжала приставать и ныть, и Нина наконец сдалась.

Увидев двоих визитерш, Максим Петрович моментально скис.

– А это кто, Нина Львовна, дорогая? – хмуро спросил он.

Дуся не дала Нине ответить.

– Мы обе – бывшие одноклассницы Бориса, – живо заговорила она. – Мы дружили…

Следователь выразительно мрачно хмыкнул и недоуменно обвел Дусю взглядом, что несложно сделать было при ее крохотных габаритах.

– И я вас уверяю, что его убили!

– Премного вам благодарен за внимание и любезность, но не надо меня ни в чем уверять! – рявкнул следователь. – Кроме того, ни у одного из ваших приятелей и бывших одноклассников, равно как и у всех остальных, нет стопроцентного алиби! Это что же теперь, всех подозревать и перебирать?!

– Почему нет алиби? – удивилась Дуся. – Почти все были в тот день в Москве, а не в Калуге.

Следователь ехидно прищурился:

– А вы, моя милая, представляете себе, что такое стопроцентное алиби? Это только если человек в момент свершения преступления находился рядом со мной! Нина Львовна, дорогая, уймите вашу резвую подружку! Как же вы все меня достали!

Занервничавшая Нина молитвенно сложила руки на груди:

– Дуся, я тебя прошу…

Имя вызвало у Максима Петровича внезапный взрыв интереса.

– Так это вас зовут Дуся?

– Д-да… – не очень уверенно протянула она. – А почему вы спрашиваете?

Нина тоже удивилась. До сей поры коренастый не проявлял ни малейшего интереса к делу. Профессия у него такая – никому не верить или верить только за большие деньги.

– А это имя слышала горничная в коридоре, – объяснил следователь. – В деле фигурирует. Она разобрала только это, его в номере прямо-таки прокричали. И еще какая-то Вероника… А это кто?

Дуся и Нина переглянулись и дружно пожали плечами. О такой они еще не слышали.

– Криминал, – проворчал Максим Петрович. – Какой там еще криминал? Кого он нынче колышет? Ну да, писал этот ваш Акселевич о всяких там нечистых на руку предпринимателях и банкирах. Даже об известных. Ну и что? Это еще ни о чем не говорит. А есть ли среди них вообще честные? Уже писано-переписано… Зато другое намного интереснее… Вы меня простите за прямоту, я человек милицейский. Но у этого вашего Акселевича, – он взглянул на посетительниц остро и недружелюбно, – баб было полно… И кашу эту расхлебать может одно лишь время. У некоторых мужиков бабы да вино всегда в большом расходе.

Нина уткнулась глазами в пол. Да, на каждого Дон Жуана находится свой Командор…

Дуся стиснула по-детски тоненькие пальцы. Следователь посмотрел на нее с жалостью:

– Так кто мог произносить ваше имя в тот день?

– Он в Израиле, – пролепетала Дуся.

– Объявим в международный розыск! – бодро объявил Максим Петрович.

– Нет-нет, не надо, – прошептала Дуся. – Я не хочу…

– А чего же вы тогда хотите? – изумился следователь, откидываясь на спинку стула. – Видите ли, дорогие, судьба никогда не ставит мат, не поставив вначале шах. Расскажу вам одну историю из своей практики. Некий чудаковатый ученый-астроном имел привычку ходить с работы по Москве в два часа ночи. Напоролся на очередном таком «гулянье» на компанию обдолбанных отморозков, и те его избили. Но ничего, оправился, особого вреда здоровью не было. И что вы думаете, он после того случая перестал ходить так поздно? Ни фига подобного! Ни в чем не изменил своим привычкам. И через некоторое время опять же в два ночи снова наткнулся на бродячих подонков. Но на этот раз его отделали так, что он нынче инвалид второй группы, ходит скрючившись, еле-еле, и руки трясутся. Но самой большой нелепостью, не лезущей ни в какие ворота, для меня оказалась последняя информация – этот ученый и после всего случившегося ходит по ночам! Правда, теперь обычно с женой. Но вряд ли она у него чемпионка по карате… Так же точно и ваш Акселевич. Сомнительно, что его не предупреждали раньше. Но он не послушался, не внял разумным голосам… А Россия извечно страдает от своей хронической болезни – избытка мерзавцев. Да и не одна она…

Дуся и Нина вновь переглянулись. Да, Борька вообще никого никогда не слушал, кроме себя. Какие там предупреждения… И еще его любимая фраза: «Я не просил о своем появлении на свет…» Кстати, кто такая эта Вероника?…

Нина пыталась вспомнить, от кого она уже слышала это имя. Но вспомнить никак не могла.

– А тебе Борис ничего не рассказывал о своих врагах? О тех, про которых писал? Они ему не угрожали? – спросила Нина. – Или, может, Марьяшка в курсе?

– Нет, он обожал тайны. Ты ведь знаешь… И всегда на сложные скользкие вопросы отвечал междометиями, своими любимыми улыбочками, пожиманием плеч. Мы пойдем, – сказала Дуся, поднимаясь. – Извините…

Озадаченная Нина вышла вместе с подругой. Максим Петрович пристально смотрел им вслед. За дверью Дуся сразу остановилась:

– Больше не надо… Не надо сюда ходить и что-то выяснять. Давай все это бросим! Будет только хуже! Мы запутаемся вконец и других запутаем.

Нина понимала, что Дуся права, но ей упорно хотелось добраться до истины.

– Все повязаны одной цепочкой, одной веревкой, – продолжала нашептывать Дуся. – Все замараны одинаково… Все грешны… Давай бросим все это…

– Но ты ведь только вчера вопила о правде и просилась к следователю!

– То было вчера, а сегодня – это сегодня, – глубокомысленно заметила Дуся. – Этот дяденька меня в чем-то убедил. Борька как-то рассказывал, что на одном текстильном заводе в 1950 году в землю зарыли капсулу и оставили завещание: «Откопать через пятьдесят лет». Завещание передавалось от директора к директору. В 2000 году, как было завещано, капсулу откопали и вскрыли. Там нашли обращение к современным сотрудникам – написанное тогда, в пятидесятом, для потомков. Смеяться начали, едва прочитали первые строки: «Дорогие товарищи! Мы верим, что сейчас вы, читающие наше послание, исполняете свой долг перед Коммунистической партией Советского Союза еще лучше нас и выполняете план нынешней пятилетки в четыре года!» Смешно? Очень… На дворе – двухтысячный, капиталистический… Но кто мог предположить такое в пятидесятом? А истину труднее всего заметить, если она у тебя под носом. Нина, надо все это оставить! От нас все равно ничего не зависит!

– Никогда не нужно думать, что от нас ничего не зависит в нашем большом мире, – пробормотала Нина. – Это неверный тезис. В Библии сказано: «Город будет стоять, пока в нем есть хоть один праведник».

– Бросим все это! – как заведенная твердила Дуся.

Похоже, Нину она не слышала. А объяснить что-нибудь и объясниться можно лишь тогда, когда тебя слушают.

– Я подумаю, – тихо сказала Нина.

– Как у тебя дела с переездом? – позвонила Марианна. – Мы тебе поможем переехать, не бойся. И Олег, и я. Он просил тебе это передать. И Дуся, конечно, тоже увяжется…

– Спасибо, – пробормотала растроганная Нина. – Вы настоящие друзья.

– Да чего там! – отмахнулась Марьяшка. – «Нас осталось мало, нас осталось мало…» Тут Маргаритка звонила. Тебе большой привет. Слушай, а что, Надежда тебе не звонит и не пишет?

– Нет, – сказала Нина и сжалась.

– А была такая любовь! «Неземная девочка, неземная девочка…» – ядовито и очень похоже просюсюкала Марианна. – А я тебе тогда жутко завидовала, безумно ревновала тебя к Надежде… Надёныш тут книжку написала. Выпустила в России. У них ведь все за свой счет, а тратиться ей не хочется. Называется «Американская семья». Типа «Американская трагедия». В ее представлении ведь вся жизнь всегда оборачивается одной лишь трагедией.

– Я видела эту книгу, – сухо отозвалась Нина.

Говорить о Надежде ей не хотелось.

– А вот Ленька совсем пропал, – продолжала Марьяшка. – Как уехал – так и сгинул. «Иных уж нет, а те – далече…» Я как-то пробовала ему написать. Не ответил. Ладно, желаю тебе удачи. Вспомни «Титаник». На нем плыли люди богатые, здоровые, интересные. И только одного-единственного у них не было – удачи… Поэтому я всегда желаю ее и произношу тост не за здоровье, не за богатство, не за интересное в жизни, а за то, чтобы удача оставалась с нами!

– Спасибо, – вновь пробормотала благодарная Нина.

Брат Беляникина развернул активный поиск покупателей квартиры Шуруповых, предварительно подписав с ними договор о частном, то бишь левом сотрудничестве. Игорь работал в самом крупном московском агентстве по недвижимости, но предпочитал левачить так называемым черным риелтором, заключая с клиентами частные договора без агентства и получая все проценты от продаж квартир в свои цепкие руки. Нину это ничуть не смутило: брат бывшего одноклассника, рекомендация и гарантии Филиппа – чего же еще надо?

Одобрили ее поступок и Дуся с Марьяшкой.

– Все равно, приглашая любого незнакомого мастера в дом, мы ничего о нем не можем знать наверняка, кроме того, что у него есть голова, две руки и две ноги, – философски заметила Дуся. – Но тут налицо рекомендация Фильки. Можно верить.

И потянулись желающие взглянуть на квартиру. Потенциальные покупатели.

Бабушка на них почти не обращала внимания, а мать рассматривала с интересом. Ей было любопытно увидеть сразу столько людей, имеющих такие большие свободные деньги. Квартиру Шуруповых первоначально Игорь оценил в двести пятьдесят тысяч долларов. Завысил, конечно. Но при первой оценке все так делают, объяснил он. Чтобы потом спокойно снизить цену, когда покупатели начнут торговаться.

Богатенькие ходили долго. Квартира никому не нравилась. Нина стала подумывать о том, что все это надо прекратить и забыть, но Игорь ее отговорил. Он уверял, что так бывает всегда, что ни одна квартира не продается легко и просто, что надо набраться терпения и ждать…

В соответствии с его советом Нина стала ждать. В это время у нее как раз неожиданно решился вопрос с переходом в клинику, и Нина погрузилась в новую работу, почти перестав интересоваться продажей квартиры.

– Главное, – повторял Игорь, – берегите бабушку. Она должна подписать договор о купле-продаже. А если что случится… Тогда нам придется выжидать полгода.

Он, естественно, очень торопился получить свой высокий процент.

Как-то Нина зашла к нему в агентство выяснить все тонкости договора. Она многого не понимала. В коридоре ее остановила высокая темноглазая девушка, чем-то напомнившая Нине хищную рыбу. Снулый рыбий взгляд…

– Здравствуйте! Вы меня не помните? Вы ведь Нина…

Нина глянула удивленно. Нет, она никогда не видела эту девушку.

– Мы встречались на похоронах… – девушка запнулась, – на похоронах Бориса Акселевича. Меня зовут Вероника. Вероника Земцова.

Вероника… Та самая, о которой упоминал следователь… Нина присмотрелась внимательнее. Девушка смотрела на нее в упор темным, мрачным, обещающим что-то нехорошее, застывшим взглядом… Глаза-бойницы…

И Нине стало не по себе.