Текст книги "Прайд окаянных феминисток"

– Сговорились вы с Пулькой, что ли, – проворчал Полинин брат и знакомо поджал ногу. – Или ты так отвечаешь на мое предложение? Та к ты лучше словами, словами… У меня еще неделя на уговоры, если ты так каждый раз отвечать будешь, я через неделю инвалидность заработаю…

– Тимур Романович, – совершенно неожиданно для себя сказала Наталья. – Та к я на ваше предложение не отвечаю. На ваше предложение я смогу ответить только после встречи с юристами. И после разговора с мэрской замшей.

– С кем?!!

– С заместителем мэра, – нетерпеливо объяснила она. – Замша – мать одного из моих детей, она мне тоже с Любочкой помогает.

– А когда ты с ней поговоришь? – жадно спросил Полинин брат.

– После разговора с юристами.

– А с юристами когда?

– Они после обеда придут.

– А обед когда будет?

– После того, как крапиву вырубим.

– Тогда почему мне до сих пор не нашли этот чертов плащ? – закричал Полинин брат и с грохотом бросил собранные вилки и ложки на стол.

Глава 9

Крапива была действительно какая-то совершенно нечеловеческая. Конечно, старый прорезиненный плащ в стиле «родной дом рыбака» был ей не по зубам, но спортивные штаны она прожигала насквозь, да и ладони у Бэтээра оказались не такие мозолистые, как он хвастался. После первого же контакта с этой чертовой крапивой Бэтээр переоделся в джинсы, переобулся в болотные сапоги, которые нашлись у Степана Михайловича, сунул руки в заскорузлые от пятен масляной краски брезентовые рукавицы и к тому же напялил мотоциклетный шлем с чуть затемненным забралом. Шлем ему выдала яблочная кошка, оказывается, у нее и мотоцикл есть. На мотоцикле ездит, ишь ты! Дали бабам волю…

Увидев его в таком прикиде, Пулька покраснела как вареный рак, сделала квадратные глаза и шепотом сказала: «Ужас!» Пульке было стыдно за брата. Наверное, в этих доспехах ни одной его лучшей стороны не видно. Бэтээр откинул забрало, сказал мужественным голосом:

– Не бойся, бэби, это я.

Вера-Надя захохотали, одинаково показали большие пальцы, хором крикнули:

– Класс!

Любочка тоже засмеялась, все еще тихо и неумело, но уже гораздо громче, чем раньше, с удовольствием оглядела его с ног до головы, неожиданно заявила:

– Бэтээр! Ты даже лучше, чем в кино!

Яблочная кошка, уловив его непонимание, объяснила с улыбкой:

– Любочка недавно фильм видела, там главный герой выглядел… э-э-э… примерно так же.

– Нет, Бэтээр лучше, – серьезно возразила Любочка. – И у того дядьки топора не было. И он крапиву не рубил, а просто так ходил туда-сюда… Бездельник настоящий.

– Все слышали? – строго спросил Бэтээр и посмотрел на Пульку. – Любочка знает, что говорит. В отличие от некоторых. А то: «Ужас!»

– Ладно, чего ты… Я ж ничего не говорю, – примирительно проворчала Полина. – Иди, работай. Оправдывай высокое мнение о тебе некоторых… кинозрителей.

Теперь засмеялась яблочная кошка – сильно, звонко, зажмурив честные круглые глаза и сверкая зубами. И ямка на шее между ключицами у нее смеялась. Бэтээр торопливо захлопнул забрало мотоциклетного шлема, чтобы никто не заметил, как он на нее пялится. Подумать только, замуж она, видите ли, не хочет! С такой ямкой на шее – и не хочет замуж! Куда мир катится?.. А Пулька молодец. Умненькая у него Пулька. Наверняка этот коэффициент интеллекта у нее выше всех не только в ее школе, а вообще во всех школах города. И соседних городов тоже. И почему ей разонравились те короткие штаны с разрезами? То есть это правильно, что разонравились, это тоже свидетельствует о ее интеллекте. Но если бы не разонравились – он бы их ей купил. А теперь думай и жди, что ей в следующий раз понравится. Может, еще чего похуже. Не поймешь их, этих женщин.

Бэтээр со свирепой одержимостью рубил под корень стоящую стеной крапиву, а сам думал: нет, этих женщин не поймешь. С какой стати яблочная кошка перед завтраком сюда полезла? Это раз. А во-вторых, как ей удалось вообще живой отсюда выбраться? Только коленом и щекой зацепилась. Он весь в доспехах, и то эта чертова крапива несколько раз пролезла к голой коже под рукав плаща и даже разок хлестнула по шее, оказавшейся на секунду открытой между воротником и шлемом. В кухонный комбайн ее, в кухонный комбайн, чтобы косы росли до земли и даже больше, а цыплята и кролики получали полноценное витаминизированное питание. Если он, конечно, все правильно понял.

Бэтээр вырубил последние стебли, с гордостью оглядел пустыню, сотворенную им на месте недавних джунглей, и пошел докладывать о проделанной работе за дом, туда, где последние полчаса неустанно жужжал кухонный комбайн.

Нет, не поймешь этих женщин. Вера-Надя голыми руками таскали срубленные им гигантские стебли с гигантскими листьями и складывали их в стоящее у стола корыто. Яблочная кошка голыми руками общипывала листья и раскладывала их в два эмалированных таза: в один – маленькие листья, в другой – большие. Пулька – голыми руками! – спокойно брала листья из таза и совала их в кухонный комбайн. Анастасия Сергеевна сидела у другого конца стола и голыми руками брала стебли без листьев сразу по несколько штук и резала их большим кухонным ножом на короткие ровные бревнышки. И даже Любочка совершенно безбоязненно голыми руками выбирала из травы крапивный мусор, насыпавшийся со стола, и бросала его в ведро, полное такого же мусора. Ни у кого никаких признаков никакой аллергии. Или срубленная крапива уже и не жжется вовсе?

На ходу стаскивая шлем и рукавицы, Бэтээр пошел к столу – показывать еще одну свою лучшую сторону. Производство крапивного сока и корма для цыплят – это тяжелая мужская работа, чего женщинам мучиться. Сейчас он все тут в два счета…

– Тимоша, ты рукавицы пока не скидывай, – сказала Анастасия Сергеевна, мельком глянув на него и голыми руками складывая новый пучок крапивных стеблей. – Ты еще вон тот сноп надвое разрежь. А то длинная, зараза, никакого стола на нее не хватит.

– Да вы-то все без рукавиц, – ворчливо заметил он. – Один я, как дурак, в рукавицах. Нарядили, как железного дровосека…

И ухватился за пучок очищенных от листьев стеблей. Ух, черт! Оказывается, она и срубленная жжется точно так же, как на корню…

– Вот ведь мужики, – с досадой буркнула Анастасия Сергеевна, голыми руками отбирая у него крапиву. – Нет бы послушать, что им говорят. Это ты без рукавиц как дурак, Тимоша, а в рукавицах-то был бы как умный… Эту заразу умеючи брать надо, а ты против шерсти! Вон, смотри, как мальки с ней ловко: пригладят – и за хвост…

Вера-Надя, с сочувствием поглядывая на Бэтээра, показали: пригладили – и за хвост. Голыми руками. И яблочная кошка, складывая губы утиным клювиком и посверкивая ямочками, тоже охотно показала, как надо голыми руками ощипывать крапивные листья. Только Пулька не стала обучать его тонкостям обращения с этой гадостью, заявила сердито:

– Бэтээр, не трогай ничего. Тебя Любочка уже сто лет ждет. Ты ее на шее катать думаешь?

Пулька, похоже, опять была им недовольна. Не поймешь этих женщин. Или не он только что обеспечил им всем косы до земли, а цыплятам и кроликам – вкусную и здоровую пищу? Бэтээр почти обиделся, даже уже решил о своих заслугах напомнить, но тут вмешалась Любочка.

– Поля, – сказала она укоризненно, – Бэтээр работал как трактор! Это мы тут просто так… играем. А он устал. Ему отдохнуть как следует надо. Бэтээр, ты отдохни как следует. А потом уже меня покатаешь. Я подожду… немножко.

Нет, этих женщин не поймешь ни за что и никогда. Анастасия Сергеевна после Любочкиных слов качнула головой и с уважением сказала:

– Вот ведь что умеет, Птица Бессонная!

Пулька ойкнула и радостно объявила:

– А я тоже крапивой обожглась!

Вера-Надя переглянулись и захохотали.

Яблочная кошка нахмурилась и задумчиво уставилась на Любочку.

И что все это должно означать? Впрочем, взгляд яблочной кошки Бэтээр понял – опять тревожится, что Любочка к нему очень уж сильно привыкает, а расставаться ей сейчас ни с кем нельзя. И чего тревожится? Он же ей уже все объяснил: расставаться совсем не обязательно, они и не будут расставаться, так что и тревожиться не о чем. Неужели так и не поняла? С такой ямочкой на шее – и вдруг расставаться! Вот ведь глупая.

– Нет, я отдыхать не буду, – мужественным голосом сказал Бэтээр, с трудом отрываясь от созерцания ямочки. – С чего бы мне уставать? Подумаешь, крапива… Я готов к свершению новых трудовых подвигов. Как там у нас с обедом? Могу картошку почистить.

– Спасибочки, – с некоторым ехидством отозвалась Анастасия Сергеевна. – Обед у нас уже готов.

– Тоська с Нюськой приготовили, – добавила Пулька. – Сейчас салат доделают, хлеб порежут – и все.

– Ага, – задумался Бэтээр. – Тогда что еще?.. Тогда я на огороде могу чего-нибудь поделать. Прополоть, полить, окучить… Я правильно говорю? Ну вот. Урожай тоже могу убрать.

– На огороде мамы моих детей работают, – сказала яблочная кошка, с непонятным выражением глянув на него и опять втыкаясь в сортировку крапивных листьев.

Бэтээр расстроился. Ну и как он сможет показать свои лучшие стороны? Любую работу буквально из-под носа уводят!

– А вот лестницу на чердак починить надо бы, – вспомнила Пулька.

Бэтээр посмотрел на нее с благодарностью. Все-таки сумеет он сегодня показать хоть одну свою лучшую сторону. Действительно, не Тоське же с Нюськой эту лестницу чинить! И не мамам теть-Наташиных детей.

И почти час Бэтээр чинил огромную деревянную приставную лестницу, пережившую, наверное, все войны трех последних столетий, а может быть, даже и нашествие Золотой Орды. Это была не просто починка, это были сложные реставрационные работы, и Бэтээр с полным правом и на законном основании со страшной силой уже начал было гордиться собой, но тут заметил скромно лежащую в траве за домом совершенно новую раскладную лестницу из легких алюминиевых трубок. Вот так. Над ним тут просто смеются все, даже Пулька. Ищут какие-то дурацкие дела, чтобы под ногами не путался. Никому он тут не нужен, кроме Любочки. Та к вот чтоб все знали, ему тоже никто, кроме Любочки, не нужен.

До самого обеда Бэтээр катал Любочку на шее, демонстративно не путаясь ни у кого под ногами, весь обед Любочка просидела у него на коленях, а после обеда они с Любочкой просто взяли – и уехали. Не соваться же опять со своей помощью, если Тоська с Нюськой только и ждут, когда все поедят и можно будет заняться мытьем посуды, а первую смену баб на огороде незаметно сменила вторая. Или уже третья? Вот интересно, почему это совершенно посторонние люди хозяйничают в саду яблочной кошки как у себя дома? И почему яблочная кошка разрешает совершенно посторонним людям… Впрочем, если глядеть со стороны – он ведь тоже посторонний, и тоже пытается что-то такое… не хозяйничать, конечно. Просто помочь чем-нибудь, вот и все.

От расстройства Бэтээр даже забыл предупредить яблочную кошку, что увозит Любочку в большое путешествие по магазинам. Любочка строго напомнила ему, что «надо отпрашиваться», и Бэтээр совсем расстроился: хорош бы он был, если бы Любочка не напомнила! За такое своеволие яблочная кошка и пристрелить его могла бы.

– По магазинам? – удивилась яблочная кошка. – Зачем? Впрочем, ладно… Тимур Романович, а кого-нибудь из девочек не захватите заодно? Вере-Наде тоже кое-что купить надо.

И они захватили Веру, которой надо было купить тапочки для Нади, но о тапочках все дружно забыли в отделе детской одежды, и это оказалось очень кстати, что Вера поехала с ними, потому что он сам сроду не сориентировался бы во всяких складочках, оборочках, кокетках и пуговичках. Не говоря уж про цвет увядшей розы. Цвет увядшей розы его особенно поразил.

– А зачем увядшей? – неуверенно запротестовал он. – Может, лучше что-нибудь не увядшее? Свежее что-нибудь?

– Дядя Тимур, яркие цвета – это вульгарно, – снисходительно объяснила Вера. – Та к тетя Наташа говорит. Тетя Наташа говорит, что из яркого не вульгарны только белый и черный. А увядшая роза – это очень стильно. Видите, он не совсем розовый, а как будто еще немножко и серенький… Или это немножко сиреневый? В общем, красиво. Даже у тети Наташи такой костюм есть.

Против последнего аргумента возразить было уже нечего, тем более что Любочке увядшая роза тоже очень понравилась. Особенно понравилось то обстоятельство, что костюм пришлось брать на вырост – вещи ее размера были только какие-то несерьезные, предназначенные для несмышленышей лет трех. Та к что почти все они взяли в той или иной мере на вырост.

– Брюки мы сантиметров на десять подвернем, а когда Любочка вырастет, тогда опять отпустим, – рассуждала Вера на обратном пути. – А когда еще больше вырастет – немножко укоротим, и будут бриджи. А майка сначала будет как платье, потом опять как майка, а потом как топик. Правильно?

– Правильно, – соглашался Бэтээр, даже не пытаясь понять, о чем идет речь. Да разве этих женщин можно понять. – А когда Любочка еще больше вырастет, она во все эти тряпки просто не влезет.

– Что, правда? – поразилась Любочка с недоверчивым восторгом. – А я так правда когда-нибудь вырасту?

Бэтээр понял, что сказал что-то очень уместное. Эх, жаль, яблочная кошка не слышала!

Но яблочной кошке все очень подробно рассказали – и Вера, и Любочка, перебивая и дополняя друг друга, – а он стоял в сторонке и скромно молчал, снисходительно наблюдая, как женщины всей толпой роются в куче разноцветных одежек на столе за домом. По очереди прикладывают к себе крошечные платьица и футболочки, брючки и сарафанчики. Цвет обсуждают. Увядшая роза понравилась всем без исключения, даже Тоське, которую Бэтээр ни разу в жизни не видел ни в чем, кроме черных джинсов и серой футболки. Или в сером свитере, если дело было зимой. Яблочной кошке тоже, кажется, все понравилось. Правда, никаких Любочкиных сарафанчиков она к себе не прикладывала, зато тут же предложила устроить показ мод, и Любочка полчаса крутилась перед восхищенными зрителями во всех нарядах по очереди, пока дело не дошло до зимней куртки на меху, и тогда яблочная кошка объявила, что показ зимней коллекции переносится на более прохладное время года. На Бэтээра она посматривала вроде бы без настороженности, но потихоньку все-таки спросила:

– Зачем так много-то? В принципе у Любочки уже есть все необходимое. А на осень и зиму мы собирались попозже…

– Ничего не много, – авторитетно возразил Бэтээр. – Все пригодится, вот увидишь. На детях в этом возрасте любая вещь, даже на вырост, – буквально на месяц, а потом уже все, мала. Что ж я, не помню, как Пулька росла?

Яблочная кошка ничего не сказала, но посмотрела так, что Бэтээр понял, что опять что-то правильное сказал. Есть все-таки справедливость на свете. Раз уж ему не удается свои лучшие стороны в настоящей работе показать, так хоть везет до сих пор, что не ляпнул чего-нибудь такого, за что его можно было бы запрезирать до полусмерти. Хотя вроде бы ничего такого умного до сих пор тоже не говорил… Не поймешь этих женщин. Будем считать, что пока просто везет. Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы. И когда хоть эти юристы наконец-то придут?

Юристы наконец-то пришли, и Бэтээр с замиранием сердца понял, как сказочно, как невероятно ему нынче везет… Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы… И яблочной кошке повезет… Тьфу-тьфу-тьфу… и Любочке… не сглазить бы… Потому что одним из двух юристов, которых привела Нюськина мама, была бывшая однокурсница Бэтээра Ядвига Малина, с которой он дружил с институтских времен, и с мужем ее дружил, и с братом ее дружил, и уже одного этого было бы достаточно, чтобы считать, как крупно им повезло, потому что и брат Ядвиги, и особенно ее муж были людьми, мягко говоря, не последними, и по просьбе друга могли бы кое-что сделать и без вмешательства юристов. Но везение привалило двойное, потому что сама Ядвига была не просто юристом, а юристом легендарным, и если уж она взялась за это дело… Или еще не взялась? По слухам, гонорары она брала бешеные, а ведь яблочная кошка говорила о том, что женщины-юристы денег просят меньше, чем мужчины – те же юристы. Ладно, гонорар – не проблема, он ей отдаст столько, сколько она потребует. Наверное, много потребует. Дружба дружбой, но у Ядвиги для друзей скидок не было, это он знал. Впрочем, за его работу – была неприятность с ее машиной – она тоже платила по полной программе. Принцип у нее такой был – честный расчет дружбы не портит. Однако этот принцип не мешал ей делать друзьям подарки. Ах, только бы Ядвига взялась за это дело!

– Ягода малина, – вкрадчиво сказал Бэтээр, подходя с тыла к этой толпе юристов, которую яблочная кошка вела за дом, к большому квадратному столу переговоров. – Ягода малина, что-то давно я тебя не видел… Опять по заграницам шастала?

Все остановились, замолчали посреди разговора, непонимающе оглянулись… И яблочная кошка посмотрела непонимающе. А вот сейчас поймет…

Ядвига обернулась стремительно, замахнулась по своему обыкновению, но увидела Любочку, сидящую у него на шее, и против обыкновения бить кулаком не стала, просто толкнула ладонью в грудь, и даже не очень сильно.

– Сволочь ты, Борисов, – с чувством сказала она и полезла обниматься. – Всегда одно и то же… Подкрадываешься, как вурдалак, а у меня, может, сердце слабое!

– У тебя есть сердце? – изумился Бэтээр, одной рукой обнимая Ядвигу за плечи, а другой – перехватывая руку Любочки, которая пыталась дотянуться до головы незнакомой тетки и оттолкнуть ее от груди Бэтээра. – Любочка, не бей тетю Ядвигу, она наша… Ягода малина, ты ведь наша? Господи помилуй, какая удача, я даже не мечтал…

– А ты тут при чем? – Ядвига наконец отодвинулась от него, задрала голову и подозрительно уставилась в глаза. Перевела взгляд на Любочку, оглянулась на яблочную кошку, чего-то, наверное, поняла, потому что тут же спросила:

– Зачем вам еще юристы какие-то? У вас вон свой юрист – дай бог каждому! Или он родня?

– Еще нет, – скромно ответил Бэтээр, посмотрел на яблочную кошку и улыбнулся со значением.

Толпа юристов переглянулась и уставилась на яблочную кошку с ожиданием. Та вспыхнула как маков цвет, сложила губы утиным клювиком, обожгла Бэтээра негодующим взглядом, но ответила спокойно и даже слегка небрежно:

– Это брат Полины, Тимур Романович… Он сейчас в отпуске, вот, захотел пожить поближе к природе, в земле покопаться… Он у соседей комнату снимает.

– Это я комнату снимаю? – возмутился Бэтээр. – Ты же сама приказала Анастасии Сергеевне меня в доме поселить! И не выпускать никуда! И с собаками сторожить! Дамы, вы не представляете, что мне пришлось вытерпеть!..

Над его головой хихикнула Любочка, яблочная кошка сделала страшные глаза, и Бэтээр спохватился, не стал продолжать обличительную речь, снял Любочку с шеи, поставил на землю и, не оглядываясь, строго крикнул:

– Дети! Идите хоть кто-нибудь сюда!

Девочки, которым было велено сидеть и не высовываться, немедленно высунулись – все до одной, – появились как из-под земли, с разных сторон, вежливо поздоровались с прибывшими и замерли в ожидании указаний Бэтээра, поглядывая, однако, на яблочную кошку.

– Любочка еще белого платья не мерила, – сказал Бэтээр вроде бы девочкам, но при этом тоже на всякий случай поглядывая на яблочную кошку. – К тому же Анастасия Сергеевна вообще никаких ее новых нарядов не видела. Любочка, ты ведь хочешь показать увядшую розу бабушке Насте? Пока я тут немножко занят буду, да? Ну, вот и хорошо. Задания всем ясны? Выполняйте.

Яблочная кошка все-таки кивнула. Не сразу, помедлила пару секунд, давая понять, кто тут имеет право отдавать приказы. Никаких же нервов на нее не хватит, честное слово… Но в конце концов кивнула, куда ей было деваться, и девочки тут же подхватили Любочку и умчались.

– Бэтээр, ты мне потом все расскажешь! – крикнула Любочка уже от соседского забора и засмеялась. Громко!

И Бэтээр засмеялся, но заметил внимательные юридические взгляды, пылающее как маков цвет лицо яблочной кошки, кашлянул и заявил со всей доступной ему проникновенностью:

– Дамы! Прошу вашего разрешения присутствовать при разговоре. Мешать не буду. По мере сил буду помогать. Возможно, окажусь хоть чем-нибудь полезен.

Наверное, он опять все правильно сказал, потому что юридические взгляды заметно помягчали, и даже яблочная кошка перестала злобно таращиться, подумала и, опять пару секунд помедлив, согласно кивнула. И он вместе с юридической толпой пошел к столу переговоров, на ходу торопливо придумывая, как бы половчее рассказать Ядвиге о своем плане – совершенно гениальном плане, просто выдающемся плане, ведь в полную и богатую семью ребенка отдадут охотнее, – но рассказать так, чтобы яблочная кошка не встряла со своим особым мнением и не испортила впечатления. Незаметно как-нибудь рассказать.

Рассказать незаметно не удалось.

– Что у вас тут? – деловито спросила Ядвига, устраиваясь за столом и шлепая перед собой большую кожаную папку. – И попрошу не темнить. Что угодно может помешать делу. Помочь делу может тоже что угодно. Борисов, начинай ты. Та к что у вас?

Все-таки не зря о Ядвиге легенды ходят. На три метра под землей видит. Бэтээр с уважением посмотрел на свою бывшую однокурсницу и честно признался:

– У меня серьезные намерения, а у Натальи немотивированное упрямство.

Яблочная кошка фыркнула и забарабанила пальцами по столу. Нюськина мама и другая юридическая тетка молча переглянулись и с интересом уставились на Бэтээра. Ядвига щелкнула языком и с удовольствием сказала:

– Хорошо придумал. Очень хорошо. Ты еще не разорился, нет? Молодец. При таком раскладе дело мы однозначно выиграем… Да, а что там с немотивированным упрямством?

Яблочная кошка перестала барабанить пальцами по столу и сухо объяснила:

– Я думала, речь идет о фиктивном браке. В интересах дела. Действительно, очень удачная идея, правильно? Но Тимур Романович сразу… в общем, оказывается, он имел в виду настоящий брак. На этой почве у нас возникли некоторые разногласия.

– Да какие там разногласия! – вмешался Бэтээр. – Подумаешь, разногласия… Договорились бы постепенно.

– Заткнись, – приказала Ядвига. – Продолжайте, Наталья Владимировна.

Бэтээр вздохнул и заткнулся, Наталья Владимировна вздохнула и продолжила:

– Тимура Романовича я знаю только три дня. Как же так сразу?.. Я не понимаю. Да и вообще, по-настоящему я замуж не хочу.

– За него? – деловито уточнила Ядвига.

– Ни за кого не хочу.

– Она феминистка, – хмуро пожаловался Бэтээр. – Ей, видите ли, мужики в доме не нужны.

– К делу не относится, мы все феминистки… – Ядвига замолчала, задумалась, наконец решительно сказала: – Так, вариант с законным браком пока не рассматриваем. По крайней мере, до урегулирования возникших разногласий. Рассматриваем другие варианты. Я тут кое-что уже приготовила…

Она уцепилась за свою папку, щелкнула замком и выволокла на свет божий пачку бумаг, при этом скороговоркой перечисляя другие варианты. Другие варианты не предполагали законного брака, и Бэтээр слушал краем уха, напряженно придумывая способы урегулирования возникших разногласий. Ишь ты, разногласия! Интересно, что она видела во сне? Хорошо бы, если бы то же самое, что и он… Бэтээр так увлекся этими мыслями, что чуть не пропустил самое главное.

– Может объявиться настоящий отец, – говорила Нюськина мама. – Вероятность, конечно, невысокая, но учитывать все-таки надо…

– Минуточку! – всполошился Бэтээр. – Что значит – настоящий отец? Он же умер!

– Вы точно знаете? – заинтересовалась незнакомая юридическая тетка. – Откуда у вас такие сведения?

– Как откуда? Из больницы! – Бэтээр перестал понимать, о чем идет речь. – Мне сразу позвонили… Да это все знают. Ребята ему «скорую» сюда вызывали, когда он обгорел. Но оказалось, что не обгорел, а отравился…

– Заткнись, – опять приказала Ядвига. – Чем ты слушал? Еще не мешать обещал… Повторяю для слепо-глухо-немых: настоящий отец не известен…

Бэтээр слушал и испытывал неожиданное облегчение. Все-таки этот подонок – не Любочкин отец. Пулька говорит, что наследственность – это фигня, наследственность всего пять процентов в человеке определяет. Подумаешь, пять процентов… Никто и не заметит. Но все-таки это очень хорошо, что Любочкин отец – не этот подонок. И зачем хоть Любочкина мать за него вышла? Судя по тому, что о ней известно, – нормальная девчонка, непьющая, негулящая, поздний ребенок у одинокой матери, любимый единственный ребенок, послушная девочка, отличница, красавица и спортсменка – фигурным катанием она занималась. В восемнадцать лет вдруг ссорится с матерью и уезжает из дому куда глаза глядят. Через полгода сообщает матери, что вышла замуж и родила дочку Любочку, живет в общежитии с мужем и с ребенком. Мать приехала, посмотрела на этого мужа и на это общежитие, попыталась увезти дочь и внучку к себе, они опять, кажется, поссорились… Случайные свидетели говорят, что Любочкина мать заявила, что не оставит ребенка без отца, она сама без отца росла, она знает, что это такое. А этот подонок говорил, что пусть ему благодарны будут – он чужой грех прикрыл и чужого ребенка себе на шею повесил. И даже после таких заявок Любочкина мать не оставила этого подонка. Все-таки баб понять действительно невозможно. Да и бабушка Любочкина тоже хороша: повернулась – и уехала. И оставила дочку с таким мужем, а внучку – с таким отцом. Можно это понять? И никогда больше не встречались, с ума сойти. Правда, квартиру дочери она здесь купила. С балкона этой квартиры пьяный подонок ее дочь и столкнул. И как Любочка уцелела? Бабка ее забрать хотела, да умерла после инсульта. Зять узнал о завещании – и уж совсем непонятно, как Любочка уцелела.

– А это точно, что Любочкин отец – кто-то другой? – спросил Бэтээр. – И факты какие-нибудь есть?

– Другой, другой, – проворчала Ядвига недовольно. – И факты кой-какие есть. Несколько бабкиных писем сохранилось, два дочкиных письма к ней. Еще известно, что познакомилась она с будущим мужем за четыре месяца до рождения дочери. А главный факт – медицинский. У Любы четвертая группа крови, резус отрицательный. У матери и ее мужа кровь вторая, положительный… Муж матери не может быть отцом Любы, кровь не та. У Любы кровь от настоящего отца. Знать бы еще, кто такой… Чего доброго, объявится, холера, не вовремя, добавит нам возни. Да и мошенничество возможно. Наследство все-таки не копеечное. Хорошо еще, что группа крови редкая, да и генетическую экспертизу можно провести.

– А что, группа действительно такая редкая? – заинтересовался Бэтээр. – Какой процент с такой группой крови?

– Не помню, – нетерпеливо отмахнулась Ядвига. – Небольшой. Для мошенничества никакого простора. Среди этого процента и женщины, и дети, и старики, и инвалиды… А нужно будет найти молодого мужчину, который мог быть отцом. И чтобы целый ряд условий совпал. И чтобы экспертиза подтвердила хотя бы на шестьдесят процентов: да, мог… И при этом чтобы претендующий на отцовство не оказался алкоголиком, наркоманом, уголовником, психически больным, ВИЧ-инфицированным, бездомным, безработным, недееспособным, гражданином другой страны… Да еще пусть объяснит, почему столько лет – ни слуху ни духу, а тут вдруг объявился. Да если даже и докажет, что родной отец – это он, все равно не факт, что ребенка ему отдадут. Нет, для мошенничества условия неблагоприятные. Но мало ли что бывает… Ладно, не будем заранее беспокоиться.

– А я и не беспокоюсь, – заявил Бэтээр. – Я гражданин России. Совершенно неинфицированный, зато дееспособный. И не бездомный, даже совсем наоборот.

Все молчали и смотрели на него с недоумением. Не понимают. А вот он сейчас ка-а-ак объяснит…

– Тихо, – вдруг сказала Ядвига угрожающе. – Тихо, Борисов, тихо. Помолчи минутку, дай мне подумать… Знаешь что, пойдем-ка покурим на лестнице… в смысле – на улице. Девочки, мы буквально на пару минут!

Она вскочила, выдернула Бэтээра из-за стола и погнала его к калитке, ощутимо пихая в спину маленьким твердым кулаком и сердито бормоча на ходу:

– Тихо, Борисов, молчи… Разговорился, как на трибуне… И что у мужиков за привычка такая дебильная – обязательно все растрепать должны! Звенишь, как пустая бочка…

Бэтээр послушно шел, терпеливо снося тычки твердого кулака и обидные слова, и с интересом ждал, что будет дальше. Ядвига выгнала его за калитку на улицу, вышла сама, огляделась, вздохнула и хмуро сказала:

– У тебя четвертая группа и отрицательный резус-фактор.

– Ягода малина, ты гений, – искренне восхитился Бэтээр.

– Да, я знаю, – рассеянно согласилась она и пошла вдоль улицы по заросшей травой обочине, о чем-то напряженно думая.

Бэтээр пошел рядом, с ожиданием поглядывая на ее стриженую макушку. Наконец не выдержал, спросил только затем, чтобы нарушить молчание:

– А как ты догадалась?

Ядвига остановилась, вынырнула из своей задумчивости, задрала голову, уставилась ему в лицо и злобно рявкнула:

– По цвету глаз! Ты все-таки идиот, Борисов! Чего тут догадываться? Все догадались! Или сейчас догадаются! Ты бы еще по телевизору выступил: у меня четвертая группа крови! Резус отрицательный! Тьфу, чтоб тебя…

– Ну и что такого? – обиделся Бэтээр. – Почему я скрывать должен? Редкая группа крови – это еще не преступление. Чего ты разоралась ни с того ни с сего? И на улицу выгнала. Как собаку! А они там сейчас, может, о чем-то важном говорят.

– Ага, о важном, – все еще сердито согласилась Ядвига. – О возможности мошенничества в свете только что открывшихся фактов… Только что обнародованных тобою, Борисов, фактов. Хорошо, что при всех вслух не ляпнул. Валентина – ладно, она против тебя ничего использовать не будет, она тебя уважает. За Пульку, да и вообще. А Немирова – человек чужой, ее просто для консультации позвали, она спец по семейному праву. Но и за другие дела берется, если бабки хорошие. Я хочу сказать, что в случае чего она и против тебя работать будет, и против Луниной, и против девочки этой вашей, Любы… Нет, я не говорю, что обязательно будет работать против… Но может. Хотя может, конечно, и на тебя поработать. В общем, чужой человек. А ты треплешься при ком попало.

Бэтээр сделал виноватое лицо и сказал подхалимским голосом:

– Действительно, лопухнулся… Ягода малина, а ты против меня работать не будешь?

Ядвига долго молчала, рассматривала его прищуренными глазами, не отвечая, подозрительным тоном задала встречный вопрос:

– Борисов, тебе кто нужен-то? Ребенок или эта красавица?

– Ты тоже заметила, да? – обрадовался Бэтээр. – Обычно бабы замечают всякие шмотки, прически, косметику… А Наташа сама по себе, скажи?..

Ядвига насмешливо хмыкнула, и Бэтээр торопливо добавил:

– Мне обе нужны. Чтобы Наташа за меня замуж вышла, и чтобы Любочку нам отдали. Я знаю, это наследство ее проклятое мешает, если бы нищая была – так ее хоть завтра можно было бы удочерить. Я уже Наташе говорил: черт с ним, с наследством. Если от него отказаться, так Любочку и отдадут сразу… Ты не в курсе, так можно сделать?