Текст книги "Прайд окаянных феминисток"

– Нельзя.

Ядвига повернулась и пошла в сторону дома, опять о чем-то глубоко задумавшись.

Бэтээр опять пошел рядом и через пару минут сказал, опять только для того, чтобы нарушить молчание:

– Я все-таки к твоим обращусь на всякий случай. Ты им не запретишь мне помогать?

– У них своя работа, – раздраженно отозвалась она. – Я на их игрушки не посягаю. Мешать тебе я не буду. Но и помогать не буду. Я буду помогать Луниной. И учти, Борисов, если твои действия будут направлены против ее интересов – потом не жалуйся, что я тебя не предупреждала.

– Неужели сожрешь? – удивился Бэтээр. – Разоришь? Или посадишь лет на десять?

– Нет, – ответила Ядвига с явным сожалением. – Насовсем не сожру, у тебя Пулька… Но отметелю до синяков. А лучше всего было бы, если бы ты уговорил Лунину… Тогда вообще никаких проблем. Тогда и с установлением отцовства я тебе помогла бы… Если Лунина против не будет. Слушай, вы правда всего три дня знакомы?

– Четыре. Почти.

– Санта-Барбара, – непонятно сказала Ядвига. – Ладно, даю тебе на уговоры еще четыре дня… даже пять. Пока еще кое-какие варианты обдумаю. Через пять дней начинаю работу по оформлению опекунства. Предупреждаю: тогда уже на твои интересы я оглядываться не буду… Да, чуть не забыла! У Стаса изменился телефон. Вернее, номер тот же, но в начале семерку добавили.

Бэтээр обрадовался. Не будет Ядвига ему мешать, не зря же про новый номер телефона мужа сказала. Может, даже и помогать будет, несмотря на все свои суровые предупреждения. Хотя помогать – это слишком, на такие подарки судьбы надеяться не следует. А вот Стас точно поможет. С генетической экспертизой. Пока – неофициальной. Торопиться надо, говорят, это очень долгая канитель. А Ядвига только пять дней ему отвела. Васька – и тот неделю. Черт, все равно мало. Столько всего сделать надо. Не считая того, что еще и яблочную кошку уговорить…

Яблочная кошка, Нюськина мама и чужая специалистка по семейному праву сидели на своих местах и как ни в чем не бывало пили чай. Разговаривали о чем-то постороннем и даже смеялись. Не поймешь этих женщин. Нюськина мама обратила внимание на его озабоченный вид, спросила без особого интереса, просто из вежливости:

– Тимур, ты что такой хмурый? Случилось что-нибудь?

Бэтээр поймал тревожный взгляд яблочной кошки и подчеркнуто сердито ответил:

– Случилось. Ядвига мне помогать отказалась.

В глазах яблочной кошки мелькнуло облегчение, а на Ядвигу она посмотрела с совсем уж откровенной благодарностью. Неужели она правда думала, что он против нее будет козни затевать? Вот ведь глупая.

Яблочная кошка налила чаю ему и Ядвиге и сказала так, будто общий разговор и не прекращался ни на минуту:

– Значит, я завтра – в мэрию, а по результатам уже будем план выбирать, правильно?

– Правильно, – согласилась Ядвига. – Надо сначала со всеми более-менее влиятельными людьми поговорить. Вообще-то я в их помощь не верю, но чем черт не шутит…

Бэтээр тоже не верил в помощь влиятельных людей. Особенно – в бескорыстную. И если эти влиятельные люди – не близкая родня. Хотя действительно, чем черт не шутит… Все-таки эта мэрская замша – мама Наташиного ребенка. Та к что пусть поговорит на всякий случай.

Но сначала он сам с яблочной кошкой поговорит. Серьезно, откровенно, по-деловому… Вот именно, по-деловому. Без рук.

Приняв такое героическое решение, Бэтээр так расстроился, что и Нюськина мама, и чужая юридическая тетка при прощании смотрели на него с сочувствием, руку жали крепко, говорили что-то вроде «все будет хорошо», и даже бессердечная Ядвига буркнула недовольно:

– Ладно, чего ты… Я же сказала, что мешать не буду.

Все-таки и Ядвига не на три метра под землей видит. Все они решили, что Бэтээр грустит потому, что ему в помощи отказали. И яблочная кошка так решила, заметно повеселела, совсем успокоилась, опять стала таращить глаза и показывать ямочки. Вот и как после этого с ней говорить серьезно и по-деловому? Без рук! Все-таки очень неосмотрительно он принял свое героическое решение…

Но раз уж принял – придется выполнять. Он всю жизнь выполнял все свои решения, принцип у него был такой. И почти никогда не жалел об этой своей принципиальности. Ну что ж, может, и на этот раз не пожалеет. Но к серьезному деловому разговору следует хорошо подготовиться. В конце концов, для чего-то же он на юридическом учился!

И весь остаток дня Бэтээр готовился к серьезному деловому разговору с яблочной кошкой, репетируя про себя убедительную речь, выстраивая стройную систему аргументов, придумывая ее возможные возражения и тут же – свои ответы, проигрывая в уме все вероятные варианты развития событий… Правда, в голову лезли все больше варианты совершенно невероятные. Например, яблочная кошка в свадебном платье цвета увядшей розы и с охотничьим ружьем вместо букета в руках. Вырез у платья был как раз настолько глубокий, что открывал тонкий шрам под ключицей. Яблочная кошка сердилась, что шрам виден, и все время закрывала его рукой, а Бэтээр говорил ей, что увядшая роза очень гармонирует с уже светлеющим шрамом. Яблочная кошка обещала его пристрелить, если он не прекратит болтать глупости, а он требовал, чтобы она немедленно укоротила свадебное платье – так, чтобы шрам на бедре тоже был виден…

Бэтээр был так поглощен своими планами, а еще больше – незапланированными видениями, что не сразу заметил, как на него посматривают и Вера-Надя, и яблочная кошка, и Анастасия Сергеевна, и Пулька… В конце концов Пулька не выдержала, прямо во время ужина под каким-то вздорным предлогом вытащила его из-за стола, отвела за угол дома и тревожно спросила:

– Бэтээр, ты вообще-то нормальный?

– Совершенно нормальный, – серьезно ответил он, представив, что это яблочная кошка такой вопрос задает. – Я могу справку из психдиспансера принести. Или, если сомневаешься, вместе туда сходим, тебе врач лично все расскажет.

– Вместе сходим, – зловеще пообещала Пулька. – Прямо завтра с утра и сходим. А если ты немедленно не прекратишь придуряться, так я прямо сейчас психиатра вызову… Бэтээр, ты как себя ведешь?!

– Пулька, ты чего? – удивился он, с трудом отвлекаясь от видения яблочной кошки с охотничьем ружьем. – Как я себя веду? При чем тут психиатр?

– При том! – крикнула Пулька, оглянулась и заговорила почти шепотом: – Что хоть с тобой сегодня? Спишь на ходу, что ли? Ты даже не слышишь, что тебе говорят! А чай ты зачем посолил? И бормочешь все время сам с собой! И то хмуришься, а то ухмыляешься как дурак!

– Неужели бормочу? – ужаснулся Бэтээр. – Вот это плохо, это она может догадаться… Не надо бы, чтобы заранее догадалась… Пулька, а что я бормотал?

– Дурь какую-то, про увядшую розу что-то, – сердито сказала Пулька. Вдруг задумалась, пристально разглядывая его лицо, и обрадовано догадалась: – Бэтээр! Это ты с тетей Наташей разговаривать собрался, правильно? Это ты репетируешь в голове, правильно? Это ты не сумасшедший, а просто увлекся, правильно?

– Правильно, – смущенно подтвердил Бэтээр. – Репетирую, увлекся… Вот черт… Пулька, это жуткое зрелище, да?

– Да ладно, что ж теперь… – Пулька подумала, пощелкала языком и решительно заявила: – Я скажу всем, что ты собираешься квартиру переделывать. Соседнюю купить и к нашей присоединить. Вот и задумался, как все это будет. Когда люди задумываются, они иногда вслух чего-нибудь бормочут, если даже и не сумасшедшие. Тетя Наташа утром тоже что-то бормотала. Когда мы с крапивой возились. Сама листья ощипывает – а сама бормочет… Кажется, сердилась. Но не очень! Бэтээр, ты заметил? Тетя Наташа вообще никогда не сердится.

– Ага, заметил, – согласился Бэтээр, вспоминая чучело по имени Талька, которое чуть не пристрелило его в первую же встречу. – А что тетя Наташа утром бормотала, ты не расслышала?

– Что-то про сон, я не поняла ничего. Говорила: что за безобразие, еще и по ночам сниться будет… Или как-то похоже. Наверное, ей плохой сон приснился, она все-таки очень сильно из-за Любочкиного отца переживает, вот и снится что попало. Ладно, пойдем уже ко всем, а то мы и так долго… Ну, так как насчет квартиры? Я скажу, что ты о ней думал, да?

– Скажи, – согласился Бэтээр. – Тем более, что это чистая правда. Я на самом деле об этом думал, еще вчера. Наша квартира для настоящей большой семьи все-таки тесновата будет… Пулька! Только ты о большой семье пока не говори, ладно?

– Что ж я, не понимаю? – Пулька снисходительно усмехнулась, оглядела его критическим взглядом и стряхнула с его плеча какую-то невидимую пылинку. – Я все-таки не маленькая уже. Но даже если бы и маленькая… Женщины такие вещи с детства понимают. Ну, пойдем. Только ты постарайся не бормотать больше. Учти, если опять начнешь задумываться, я тебя щипать буду.

– Ладно, – согласился Бэтээр. – Только ты не очень больно, хорошо? Но я постараюсь не задумываться и не бормотать.

Он очень старался не задумываться, но, наверное, у него это не очень хорошо получалось, потому что раза три в течение вечера Пулька все-таки его ущипнула, причем – довольно чувствительно. Правда, народ на его задумчивость особого внимания уже не обращал. После того как Пулька объяснила всем причину его задумчивости, народ был занят обсуждением планировки будущей – расширенной, вы подумайте только! – квартиры Бэтээра и Пульки. Вера-Надя развлекались тем, что придумывали дорожные указатели для новой квартиры, Пулька рисовала план старой и объясняла Анастасии Сергеевне, как пройти из конца в конец самой короткой дорогой, Любочка тревожно интересовалась, что делать, если соседи продавать свою квартиру не захотят.

– Тогда верхнюю куплю, – рассеянно говорил Бэтээр, наблюдая за яблочной кошкой, которая очищала от ботвы тоненькие хвостики морковки, выдранные сегодня днем под яблоней второй сменой мам ее детей. – Или нижнюю… Еще лучше, они обе трехкомнатные. И будет у нас двухэтажная квартира.

– Здорово! – радовалась Любочка. – Двухэтажная! С лестницей, да? Или с лифтом?

– С лестницей, – машинально согласился он. – Или с лифтом. Это как тетя Наташа скажет.

Пулька ущипнула его за руку, яблочная кошка на секунду оторвалась от своей морковки и настороженно глянула на него, и Бэтээр спохватился.

– Такие вещи одному решать нельзя, – торопливо объяснил он Любочке. – Со всеми надо посоветоваться, обдумать все как следует. Пулька тоже должна свое согласие дать. Все-таки дело серьезное, это не просто тряпка какая-то: не понравилась – и выбросил. В квартире жить придется, надо, чтобы в ней всем удобно было, и чтобы просторно было, а то что ж – ходить и лбами стукаться?

– Что ты, Бэтээр, там очень просторно, я даже заблудилась два раза, – удивленно сказала Любочка.

– Ну да, это сейчас, – согласился он. – А если семья большая, тогда все-таки тесновато будет…

Вера-Надя засмеялись, недоверчиво глядя на него, Пулька опять ущипнула его за руку, Анастасия Сергеевна согласно кивнула, одобрительно пробормотав: «Головой думает», – яблочная кошка нахмурилась, смахнула морковную ботву в стоящую у стола корзину, молча поднялась и, захватив миску с морковными хвостиками, направилась к дому. Бэтээр снял Любочку с колен, поставил ее на землю, шепнул: «Подожди, я сейчас», – и заторопился за яблочной кошкой. Надо же ее предупредить о серьезном и деловом разговоре.

Яблочную кошку он догнал уже у входной двери, окликнул с неожиданной для себя робостью:

– Наташ! Нам бы поговорить надо…

Она остановилась на крыльце, оглянулась, вспыхнула как маков цвет, но сказала совершенно спокойно, даже холодновато:

– Поговорить? Я вас слушаю, Тимур Романович.

– Нет, не на бегу, – совсем робко попросил он. – Разговор серьезный, правда… Когда дети уснут, а? Я тебя в розовых кустах ждать буду. Придешь?

– Нет, Тимур Романович, – совсем холодно ответила яблочная кошка и полыхнула негодующим взглядом. – Нет, не приду. Я и так не выспалась, сегодня очень устала, завтра к девяти в мэрию идти надо… И вообще – о чем тут разговаривать? Вы разве не все уже сказали?

Она отвернулась, взялась за ручку двери, и Бэтээр, забыв заранее заготовленные формулировки, выпалил:

– Без рук! Я тебе клянусь!

Яблочная кошка оглянулась и изумленно уставилась на него, даже рот открыла.

– Я имел в виду, что разговор очень серьезный, – торопливо объяснил Бэтээр. – И деловой. Честное слово! Это насчет Любочки. У меня новая информация появилась. Надо, чтобы ты тоже в курсе была. Вдруг это поможет? Тем более что тебе уже завтра с этой замшей говорить. Мало ли как разговор повернется! Или спросит чего-нибудь… А ты уже все знать будешь! И заранее план защиты выстроишь! То есть это… Ну, в общем, во всеоружии придешь.

– Что за новая информация? – настороженно спросила яблочная кошка, благополучно пропустив мимо ушей всю остальную его речь. – Что-то… опасное?

– Скорее полезное. Но это долго рассказывать… Правда долго, я не для того, чтобы… Наташ, повторяю: разговор серьезный и деловой.

– Хорошо, – подумав, согласилась яблочная кошка. – Дети лягут – и я выйду.

– Вот и молодец, – обрадовался Бэтээр. И тут же осмелел: – Только ты их пораньше уложи. А то привыкли колобродить допоздна! Нечего режим нарушать… И Пульке я скажу, чтобы по ночам не шастала.

Яблочная кошка неопределенно хмыкнула, кажется, что-то хотела сказать – судя по сложенным утиным клювиком губам, что-то значительное, – но передумала, молча вошла в дом и захлопнула дверь перед его носом. Ну и пусть. В конце концов, поговорить она все-таки согласилась. Посмотрим, как она будет хмыкать и хлопать после этого разговора. Только надо еще раз все как следует обдумать.

И Бэтээр пошел опять все как следует обдумывать и терпеть Пулькины щипки.

Глава 10

Наталья сунула патроны в карман, полезла в кладовку за ружьем – и тут же спохватилась: что это она делает? Зачем ей сейчас-то ружье? Вот уж действительно, привычка – вторая натура. Наверное, у нее уже первой натурой стала… И единственной. Приперлась бы для серьезного разговора с ружьем! Детский сад, как сказал бы Полинин брат. Интересно, что ж за информация у него такая важная? Она подозревала, что никакой особо важной информации у него нет, и весь его серьезный и деловой разговор сведется к тому, что… в общем, к глупостям всяким. Но кто его знает, может, и правда что-то полезное узнал. А бесполезные глупости она сегодня пресечь готова. Она уже знает, на что способен Полинин брат. Она с первых слов поймет, что он опять задумал. И в розовые кусты она не пойдет. Для серьезного и делового разговора вполне подойдет лавочка возле летней веранды.

– Наташ! – Полинин брат вовсе не сидел в розовых кустах, а маячил возле крыльца. – Спасибо, что вышла. Это правда серьезно, ты не думай… Я специально здесь жду – вдруг ты не захочешь в розовые кусты? Еще подумаешь чего… Извини.

– Ерунда какая, – холодно заявила она, отворачиваясь от него и направляясь к розовым кустам, хотя только что решила именно туда не ходить. – Вы, Тимур Романович, сказали, что разговор будет деловым, правильно? Я вам верю.

– Спасибо, – серьезно сказал он, пробираясь за ней сквозь розовые заросли и устраиваясь на старом деревянном диване, почти демонстративно – как можно дальше от нее. – Наташ, я правда благодарен… Мне важно, чтобы ты мне верила. А то мне трудно объяснить будет. Мне и так трудно…

– Я уже сказала, что верю вам, – с некоторым нетерпением напомнила Наталья. – Можете говорить откровенно. Я вас выслушаю и постараюсь понять.

– Да! – обрадовался он. – Понять, да! Это главное. Знаешь, я целую речь приготовил. Полдня готовился… Наизусть выучил…

И замолчал.

И она молчала, ждала, когда он начнет произносить свою выученную наизусть речь, слушала его неровное дыхание и изо всех сил старалась не зевнуть. Спать хочется. Та к хочется спать, завтра к Римме Владимировне, если опять не выспится – какой разговор получится?.. Ну, начнет он когда-нибудь свою речь?

– Забыл, – вдруг растерянно сказал Полинин брат. И Наталья тут же развеселилась. Даже, кажется, спать расхотелось. Вот уж действительно детский сад. Когда кто-нибудь из ее детей в самый ответственный момент, прямо перед своим выступлением на утреннике забывал выученный стишок, то признавался в этом с точно таким же выражением. Забыл! Страх, растерянность и горькая обида на судьбу. И горячая надежда: а вдруг тетя Наташа поможет? Что-нибудь сделает, что-нибудь скажет – и все само вспомнится, и не придется позорно реветь на виду у всей своей средней группы, да еще и на виду у всех родителей, наоборот, выступление пройдет с невиданным успехом, и все будут хлопать долго-долго, а мама будет смотреть с гордостью и улыбаться… Забыл! Вот ведь бедолага. Наверное, сильно переволновался.

– Это ничего, – успокаивающим тоном сказала она. – Зачем наизусть? Наизусть совсем не обязательно, Тимур Романович. Вы самое главное помните? Ну, вот и начните с самого главного.

– Конечно, – с облегчением откликнулся Полинин брат и громко вздохнул в темноте. – Конечно, самое главное! А потом уже все остальное. А может, остальное и не надо будет… Наташ, у меня четвертая группа крови. Резус-фактор отрицательный.

Он опять замолчал и громко завздыхал, Наталья подождала продолжения, не дождалась и осторожно спросила:

– Ну и что? У меня тоже. И у Веры-Нади.

– Да?!

Полинин брат так изумился, как будто она сообщила, что является дочерью вождя африканского племени. И Вера-Надя тоже. Все-таки Полинин брат был невероятно забавным.

– Насколько я знаю, это не патология, – начала она развлекаться. – И не заразно. Хотя кто его знает… Например, Любочка с нами совсем недолго живет – и вдруг оказывается, что у нее такая же группа крови! Этот факт должен настораживать, как вы считаете? Тимур Романович, а вы уверены, что до нашего знакомства у вас не было другой группы крови? И у Полины тоже! На вашем месте я бы проверила. Прямо завтра же. На всякий случай. Вдруг это открытие мирового значения? А мы тут сидим и по своей безграмотности скрываем от медицинской общественности судьбоносные факты…

Она ожидала, что он засмеется. Он вообще по любому поводу охотно смеялся. Ну, или хотя бы ответит что-нибудь в том же ключе. Но Полинин брат вдруг очень серьезно и даже как-то напряженно сказал:

– Да, но ведь ты не можешь быть матерью Любочки. Тем более – Вера-Надя… Я хочу сказать, что это доказать невозможно. А мужчина может доказать, что он отец. Я хочу попробовать… Конечно, если ты не против.

– Зачем?..

Глупый вопрос. Она просто растерялась. И испугалась. Очень сильно испугалась… Зачем! Какая разница? Он может доказать, что он – отец, и заберет Любочку. Нет, этот вариант еще не самый катастрофический, он хороший человек, он сестру вырастил, и материально обеспечен, да и Любочка к нему привыкла… Но ведь и к ней Любочка привыкла, и к Вере-Наде, и они к ней очень привыкли, как же они без нее, как же она, Наталья, без нее?.. Если Полинин брат сумеет доказать, что именно он – родной отец Любочки, девочку у Натальи заберут. Насовсем. А он, скорее всего, сумеет. Мужчина может доказать, а женщина – нет… Даже природа против женщин. И он еще спрашивает, почему она феминистка! И все-таки, зачем он хочет отобрать у нее Любочку?!

Что он там говорит? Кажется, он уже довольно долго что-то говорит. Может быть, еще какие-то свои планы излагает? Дикие. Мужицкие.

– Минуточку, Тимур Романович, – как можно спокойнее сказала она. – Не могли бы вы повторить? Я немножко отвлеклась и не уловила смысла… Извините.

– Ага, отвлеклась, – недоверчиво буркнул он. Помолчал, повздыхал в темноте и догадался: – Ты просто боишься! Наташ, ты испугалась, да? Наташ, я ведь с самого начала сказал: если ты согласишься! Не согласишься – и не буду я ничего делать… Но ведь это какая хорошая страховка была бы! Сама подумай! Хоть и сама Ядвига за дело взялась, но ведь как угодно может повернуться! Ведь кто у нас судьбы людей решает? Ведь им же наплевать, что и как потом с ребенком будет! Ведь сколько случаев уже было!.. А родной отец – это такой аргумент, который ничем не перешибешь. Та к почему бы и не попробовать? Как страховку. Может, и без этого все получится. А если никак? Тогда хоть шанс будет… Наташ, ты ведь не думаешь, что я у тебя Любочку отобрать хочу? Ты этого испугалась, да? Я тебе помочь хочу!

Да, она испугалась именно этого. Но не признаваться же ему… Он, кажется, не понимает самых простых вещей: если его признают отцом, тогда при чем здесь она? Или как раз сама Наталья не понимает простых вещей? Заберет он Любочку, а потом потребует, чтобы Наталья за него замуж выходила, а то с Любочкой даже видеться не разрешит. Можно такого ожидать? От мужика можно ожидать и не такого. Вот черт, и что ему ни с того ни с сего жениться приспичило? Главное, нашел кого выбрать! Пожилую женщину с двумя взрослыми детьми, плохим характером и пятидесятым размером. Не говоря уж о мизерной зарплате и гигантском феминизме. Помочь он хочет! С такими помощниками и вредителей не надо. Глубокий вдох, медленный выдох…

– Спасибо, Тимур Романович, – поблагодарила она со всей доступной ей признательностью. – Я верю, вы хотите помочь. Только я не понимаю, в чем заключается эта помощь. Допустим, вы все доказали, Любочку отдают вам. То есть – отбирают у меня, правильно?

– Да нет! – всполошился он. – Как это отбирают? Кто это отбирает? Она же моя будет! Разве я ее у тебя отберу? Мы же вместе ее растить будем! Я же говорил!

– Все-таки замужество? – уточнила Наталья. – Да, вы говорили. А я говорила, что не хочу. В общем, ваш план с установлением отцовства я рассматриваю как способ оказания на меня давления… Извините.

– Ты не права! – возмутился он. Замолчал, опять принялся вздыхать в темноте и неожиданно растерянно признался: – Нет, в чем-то все-таки права, наверное. Только не способ оказания давления, нет, что ты… Просто ты Ядвиге сегодня сказала, что мы три дня знакомы и что так сразу нельзя… Хотя какие тут могут быть правила? Я думаю, что можно. Иногда люди годами встречаются, а потом оказывается, что все равно нельзя. Тр и дня! Если хочешь знать, я в первый же день подумал, что можно… Ну, то есть жениться решил… В смысле – мечтал… Знаешь, я раньше несколько раз уже решал жениться. Но ни разу не мечтал… Глупо звучит, да? Я знаю, глупо, тем более что ты-то не мечтаешь. А я хочу, чтобы тоже мечтала. Наташ, если Любочку тебе не отдадут, может, у меня получится. А если она у меня будет, ты же нас не бросишь? Вот я и подумал: познакомимся как следует, ты приглядишься, привыкнешь, может, и передумаешь… Разве это давление? К тому же, если Любочку все-таки тебе одной отдадут, я от тебя все равно не отстану, так и знай. Я честно предупреждаю. Поселюсь у стариков навсегда, и буду каждый день у тебя под ногами путаться, пока не согласишься. Я надеюсь, что ты все-таки согласишься, когда меня получше узнаешь. А если все равно согласишься, так чего тянуть-то? Поженились бы сразу – и Любочку сразу забрали бы… А?

Он замолчал, и Наталья молчала, с раздражением осознавая, что в этом нагромождении глупостей есть, к сожалению, какая-то – пусть и мужская – логика. Поженились бы – и забрали. Большинство мужиков одобрили бы эту причинно-следственную связь, схемка-то простенькая. И вряд ли хоть один из них сообразит, что в этой схеме – причина, а что – следствие. Да им и неинтересно это, наверняка большинство из них восхитились бы благородством Полининого брата и решили бы, что Наталье незаслуженно повезло. Большинство чиновников – мужики, большинство начальников, от которых хоть что-то зависит, – мужики, большинство судейских – мужики… Со своей мужской логикой. Да уж, повезло так повезло. Вот именно, что незаслуженно. Неужели не отдадут ей Любочку? Ладно, завтра Римма Владимировна еще что-то скажет…

– Ты чего молчишь? – тихо спросил Полинин брат. – Хоть бы ответила что-нибудь…

– Я уже говорила, что ответить что-то конкретное могу только после разговора с заместителем мэра, – сухо напомнила она. – Завтра к девяти ноль-ноль я к ней поеду. Она обещала кое-что узнать. И я прошу вас ничего не предпринимать до тех пор, пока не будут известны результаты разговора. Если можно.

– Да, конечно, – торопливо ответил он. – Я же сказал: если ты разрешишь… А почему ты вообще замуж не хочешь?

Вот ведь странный народ! Ни одному из них не придет в голову спросить, почему женщина хочет замуж. Они думают, что понимают это. А почему не хочет – не понимают!

– Смысла не вижу, – сказала она, поднимаясь и выбираясь из-за стола. – Не вижу никакого смысла в этом мероприятии. А бессмысленные мероприятия крайне негативно влияют на психику. Научно доказанный факт.

Полинин брат неопределенно хмыкнул, тоже поднялся и, когда она пробиралась мимо него, вдруг схватил ее за руку.

– Без рук! – напомнила она.

– Хорошо, – бездумно бормотнул он, потянул ее ладонь к своему лицу и прижался к ней щекой. Щека была горячая.

Ну вот, она так и знала. Серьезный разговор, ага. Деловой, а как же.

– Тимур Романович, по-моему, у вас температура, – озабоченно заметила Наталья, не делая даже попытки отобрать свою руку. – Вы не заболели? Может быть, простудились? Вам надо бы на ночь меду попить. С горячим молоком.

Он выпустил ее руку, вздохнул и печально спросил:

– Наташ, а ты когда-нибудь влюблялась?

– А как же, – гордо ответила Наталья. – Я очень часто влюблялась. Причем несколько раз – на всю жизнь.

– Как это? – Полинин брат, кажется, не поверил. – Почему это на всю жизнь, а несколько раз? В кого это?

– Вы считаете, что в наше время не в кого влюбиться? – удивилась она и полезла сквозь розовые заросли на волю, на ходу укоризненно приговаривая: – Ну, не знаю, не знаю… Дело вкуса, конечно, но, по-моему, вы не правы. А братья Стругацкие? А Владимир Высоцкий? А Евгений Леонов? Боже мой, Евгений Леонов – это на всю жизнь! И Юрий Никулин. И «Виртуозы Москвы». И даже хор Турецкого. А Жванецкий?! Это не просто влюбленность, это глубокое всепоглощающее чувство на века…

Он шел за ней, молча слушал, вздыхал, щелкал языком – совсем как Полина, – в конце концов не выдержал:

– А за кого из них замуж вышла бы?

– Тимур Романович, как вы себе это представляете? – Наталья негодующе фыркнула. – Нельзя же выйти за всех сразу! А если выбрать кого-то одного – так ведь остальные обидятся, правильно?

– Наташ, а знаешь, что мне Пулька советует? – после некоторого молчания и тяжелых вздохов сказал он. – Пулька советует тебя соблазнить. Тогда ты как честная женщина просто обязана будешь выйти за меня замуж. Та к положено, она в художественной литературе читала.

– Что?! – Наталья споткнулась, чуть не упала, остановилась и обернулась к нему. – Тимур Романович, вы что, обсуждаете с ребенком такое… такие… эти вопросы? Вы что, с ума сошли?! И после этого еще хотите Любочку забрать!

– Чего это я обсуждаю? Ничего я не обсуждаю! – испугался Полинин брат. – Это она сама сказала! Потому что больше всего хочет, чтобы я на тебе женился! Она от тебя совершенно без ума… Она тебя любит, как… я не знаю… она так только тетю Варю любила! Обсуждаю! Да я сам обалдел, когда она сказала!.. Ты думаешь, она понимает, о чем речь идет? В том-то и дело, что сроду я с ней эти вопросы не обсуждал. Я… боюсь. Не знаю, как надо. Вот она все из художественной литературы и… Но ты не думай, что попало она не читает. Я специально только классику собирал, а то мало ли что… Обсуждаю! Такие вопросы с девочкой только женщина может обсуждать, что ж я, не понимаю, что ли… А кому я могу доверить? Не Инночке же, правда? А тетя Варя умерла.

Наталья обиделась. Говорил-то он все правильно, непохоже было, чтобы врал или хитрил… Но у нее возникло такое ощущение, что Полинин брат просто нашел еще один способ, чтобы оказывать на нее давление. Сочувствие пытается вызвать. На жалость бьет. Стандартные мужские приемы. Но с Полиной она все-таки поговорит, а то вон какой мусор у девочки в голове. Соблазнить! Это какую же классику она читает?

– А помнишь, как Пулька тебя раздевать кинулась? – вдруг спросил Полинин брат и потихоньку засмеялся. – Ну, тогда, при знакомстве, когда ты меня чуть не пристрелила! Она шрамы твои хотела мне показать. Она твоими шрамами так гордится! Прямо как будто сама их в героическом сражении заработала. Она вообще тобой гордится. И на самом деле любит. Даже на стене под твоим адресом написала: «Любовь!» Большими буквами. Можешь себе представить, как я сначала испугался? И что это, думаю, за любовь у нее здесь такая?

– Любовь – это Любочка, – сказала Наталья, удивляясь, что такая очевидная вещь до сих пор до него не дошла. – Какая здесь еще может быть Любовь? Мы с Полиной из-за Любочки и познакомились. Она по телевизору как первый раз увидела – так сразу нас и нашла. Потом подружек привела. Потом Анину маму. Они все нам очень помогали.

– Вот видишь! – обрадовался Полинин брат. – И Любочку тоже Пулька любит!

Ага, еще один аргумент в пользу его планов и намерений.

– Спать пора, – хмуро буркнула Наталья. – Давным-давно уже пора спать. Спокойной ночи, Тимур Романович.

– О-о-ох, – горестно вздохнул он. – Ты бы знала, как трудно… без рук. Может, расскажешь, что тебе прошлой ночью снилось?

Вот и зачем ему было портить впечатление от серьезного и делового разговора? Наталья глубоко вздохнула, медленно выдохнула и не без злорадства ответила:

– Линейка. Девочки говорят, что в ней даже меньше двадцати сантиметров. Пять линеек – это меньше метра. Очень хороший сон, очень. Понимаете?

– А как же! – Полинин брат изобразил голосом бодрую уверенность. – Что ж тут непонятного? Конечно, понимаю!

– Врать нехорошо, – фирменным детсадовским голосом укоризненно сказала Наталья. – Обманывать не надо даже по пустякам, Тимур Романович. А то потом скажете правду – а вам не поверят.

Она вошла в дом, тихо закрыла дверь и услышала, как он засмеялся. Весело ему. Радуется, что такие планы напланировал. Уверен, что все у него получится. Ничего-ничего, еще посмотрим, кто будет смеяться последним.

На самом деле Наталья совсем не была уверена в том, что последней будет смеяться именно она. Даже Ядвига Карловна в этом, кажется, не очень уверена. Все оказалось очень сложно, слишком сложно, гораздо сложнее, чем Наталья ожидала. Проклятое наследство, и чем бабка думала, оставляя беззащитному ребенку, полностью зависящему от пьяного подонка, эти миллионы, и при этом даже не назначив опекуна? Или как там положено делать… Неужели у нее не было ни одного близкого человека, ни одного друга, ни одной подруги?! Или хотя бы просто хорошего знакомого, которому можно доверять… Которому можно доверить судьбу ребенка.

Вот интересно, а если бы ей самой пришлось думать, кому доверить судьбу Любочки со всеми ее миллионами, – кого бы она выбрала опекуном? Конечно, маму, Анастасию Сергеевну и… все. Страшное количество друзей, знакомых – еще больше… А если бы не было мамы и Анастасии Сергеевны, Любочку и оставить было бы не с кем. И Веру-Надю. Странно, что раньше она об этом не думала. Это она неправильно поступила… Неосторожно. Мало ли что в жизни может случиться. Завтра же, после разговора с мэрской замшей надо связаться с Аниной мамой и узнать, как это все делается. Или уж сразу с Ядвигой Карловной? Нет, она занимается Любочкой, не надо отвлекать ее на пустяки. Хотя какие же это пустяки? Вон что бывает, когда ребенка бросают на произвол судьбы. Она не может бросить детей на произвол судьбы. Хорошо, что у нее есть мама и Анастасия Сергеевна. Правда, мама очень болеет, а Анастасия Сергеевна уже совсем старенькая, на них такую заботу взваливать… негуманно, да. Ладно, будем смотреть правде в глаза: на них такую заботу взваливать просто опасно. А больше у нее никого нет. Плохо.