Текст книги "Где? – Неважно. Когда? – Все равно"

Глава 13
Профиль волка

Все лето Федор провел на раскопках в городе. Петербург точечно вскрывали под застройку: то тут, то там. Работы археологам хватало даже без экспедиций. Под нажимом Веры Анатольевны Федор по две-три ночи в неделю проводил в Тучковом, занимался воспитанием брата. Кира примеряла на себя роль домохозяйки, читала, бродила по городу, просиживала дни в библиотеках. Все чаще во время охоты за книгами ее сопровождал одногруппник Кирилл, поскольку у Федора времени на прогулки по городу с Кирой почти не оставалось.

Кирилл еще больше походил на шамана, чем Кира. Талисманы, амулеты, кольца со славянскими рунами – все это для него было больше, чем украшениями. Он искренне верил в приметы и «знаки судьбы», был мистически настроенным, экзальтированным юношей, привыкшим к тому, что прохожие оборачиваются ему вслед. Внимание привлекал не только длиннющий блондинистый хвост, свисавший до пояса, но и манера громко говорить, перемежая предложения всплесками не всегда уместного смеха. Кирилл и Кира вместе ходили по музеям, готовились к конференциям, помогали друг другу в поиске нужной литературы. Федор иногда присоединялся к ним, но чаще предпочитал после раскопок проводить время с археологами в баре «Окоп». После очередного культурного вечера в компании историков-археологов, Федор пришел домой только утром. Идти от бара до квартиры Веры Анатольевны было недалеко: все располагалось в одном доме.

Когда в кухню вошла Вера Анатольевна, Федор в задумчивости смотрел в открытый холодильник, постукивая пальцами по эмалевой двери.

– Доброе утро. Девять часов, а спать хочется, будто шесть.

– Доброе, – он снова распахнул холодильник, будто забыв, что только что открывал его.

– Федюнь, возьми Толяна погулять, он там в комнате уже буйствует, я ему обещала, но так лень, я бы поспала еще, – она потянулась и закурила.

– Дык я собирался к Кире, потом гулять. Возвращаться сегодня, вроде, в планах не было.

– Ну, надо же не только о Кире думать, у тебя как-никак еще семья есть. С братом надо общаться, ему внимания не хватает. Витя на него вообще плохо действует: он как бесноватый потом носится, его не угомонить. А ты старший брат – вам еще всю жизнь вместе пройти придется…

Федор понял, что проще согласится, чем спорить с невыспавшейся маман, и пообещал взять брата на прогулку.

Тем временем дома у Киры уже с раннего утра, чтобы успеть потом на работу, Кирилл чинил компьютер. Кира имела неосторожность пожаловаться на плохую работу агрегата, и тот вызвался устранить все проблемы. Притащив с собой рюкзак разнообразного компьютерного железа, он разложил все это на полу и принялся за дело. Кира то и дело подавала ему отвертки, винты, гайки, какие-то детали, названия которых для нее не имели смысла.

– Ну, вот и все. Потом, может, когда-нибудь оперативку тебе еще дополнительную поставлю. Где-то дома валялась бесхозная.

– Спасибо огромное! – Кире было крайне неловко от всей этой ситуации. Кирилл в последнее время тратил немало времени и сил, чтобы ей помочь: то находил ей записи лекций, то вместе с Федором выкатывал на помойку старое пианино из ее комнаты, то добывал какие-то необычные материалы для рукоделий вроде совиных перьев, морских камней, сушеной тыквы и прочего. Теперь вот принялся чинить компьютер.

– О, какие у тебя шахматы прикольные! – Кирилл взял с подлокотника дивана сложенную шахматную доску. – Играешь?

– А то! Но, увы, нечасто.

– А меня младший брат заставляет играть с ним – он в шахматном кружке занимается. Давай сыграем!

Звонок Федора застал их за расстановкой фигур.

– Привет! Не спишь? Мне Толяна слили – надо его гулять. Что скажешь?

– Можно, наверное. Ко мне Кирилл приехал с компом разбираться, но, вроде, уже все, – упрека в Кириных словах не было, но Федора зацепило. Уже месяц как Кира просила его посмотреть, что с компьютером, но было то лень, то некогда.

– Все ведь? – обратилась она к Кириллу.

Тот жевал пряник и кивал.

– Как насчет погулять? – снова спросила она Кирилла.

– Пойдем. До часа можно, если в центре. На работу к двум.

– Да, мы можем сейчас приехать. Только чаю попьем, – сказала она Федору.

Следующие четыре часа они мерили шагами центр города, шутили, обсуждали философию и историю, говорили о планах на будущее, но Федор во всем этом участвовал лишь отчасти. Его постоянно дергал брат, который требовал внимания исключительно к своей персоне и не получал никакого удовольствия от хождения по улицам. Он вис на Федоре, пытался с ним бороться, убегал или, наоборот, тащился сзади, ныл, канючил и демонстративно скучал. Наконец Кириллу пришло время ехать на работу.

– Мне пора, рад был пообщаться, – он подал Федору руку.

– Взаимно. Если не занят, приходи завтра ко мне – будем мой день рождения праздновать в узком археолого-философском кругу.

– Постараюсь. Спасибо.

– Пока, еще раз благодарю! – помахала на прощание Кира.

На следующий день в Тучковом переулке все готовились к празднику: Кира крошила салаты, Вера Анатольевна наводила порядок в комнате, а Федор бегал по магазинам, выполняя указания матушки. К середине дня, когда к приходу гостей все было почти готово, приглашенные один за другим начали отзваниваться, чтобы сообщить, ссылаясь на непреодолимые обстоятельства, что прийти не смогут. Кира с Верой Анатольевной резали овощи для сервировки, когда за раскрытым окном раздался смех Кирилла.

– Привет! А я так и подумал, что надо прежде, чем звонить и номер квартиры спрашивать, во двор зайти. Здравствуйте! – обратился он уже не к Кире, а к Фединой маме.

– Вход с переулка, я открою, – Кира радостно улыбнулась.

В конце концов день рождения оказался камерным, поскольку, кроме Кирилла и шапочно знакомого сотрудника Эрмитажа, забежавшего на десять минут приличия ради, никто из приглашённых не пришел.

Уже ночью папа Федора отвез молодежь к Кириному дому, пожелав на прощание «не буянить и не будить соседей», а сам, отказавшись от продолжения празднования, уехал домой. Громко смеясь, они поднялись на этаж, и Кира, с трудом попадая в замочную скважину ключом, распахнула дверь.

– В холодильнике торт и кое-какие овощи. Я, если вы не против, в душ, не то сейчас усну и поддерживать беседу не смогу.

– Иди-иди, у нас тут еще китайская водка есть, – пробасил Федор.

– Так, ты мне партию в шахматы обещала! – крикнул Кирилл ей вслед.

– Потом! – раздалось из-за двери ванной.

– Шахматы? – прищурился Федор. – А давай!

Когда Кира вышла из ванной, ребята сидели на кухне, в два хвостатых затылка нависали над клетчатой магнитной доской и вели оживленный разговор о философии и магии.

Отношение Федора к Кириллу было крайне неоднозначным. Вроде бы и интересно было временами его послушать, но то, что из любой темы он в два алогических прыжка оказывался в области рассуждений о магии и герметизме, раздражало до зубного скрежета. Этот парень был родом из девяностых, прелести этого периода он черпанул двумя руками. У самого Федора не было каких-то четких воспоминаний об этом времени, то ли потому, что разница в год-полтора в младенческом возрасте имеет значение, то ли потому, что мама старалась в то время изо всех сил сохранять спокойствие после развода, начиная новую жизнь уже с другим мужчиной. А у Кирилла в отношении семьи была содрана кожа. Для него эта тема была свята, и в то же время букет из комплексов и обид на оставившего его отца торчал во все стороны, как ни приглаживай. Мать воспитывала троих сыновей, из которых Кирилл был старшим, одна. Увлечение язычеством и магией пришло к нему от нее, художницы-иллюстратора русских сказок, вдохновлявшейся мифологией славян.

Федора раздражало постоянное общение Киры с Кириллом. Она проводила с ним намного больше времени, чем требовалось по учебе. Более того, Федор начинал замечать, что между ними завелись какие-то только им понятные шутки, что есть какие-то даже ему не известные общие знакомые, и потихоньку в его голову начинала стучаться ревность.

Это чувство ему было не свойственно. Оно возникало на пустом месте пару раз: однажды они в свое предвузовское совместное лето, еще плохо зная друг друга, навещали в больнице Кириного друга детства. На вопрос Федора: «кто ей этот парень?», она долго заливисто смеялась, а потом объяснила, что их связывают дружба с несознательного возраста и рисование пейзажей с натуры. Кроме того, он – вселенская любовь Боженьки, которая даже кота назвала его именем, а затем цинично и хладнокровно кастрировала. Второй раз ревность прокралась на первом курсе, на сей раз – к рыжебородому преподавателю, всем своим видом напоминавшего викинга, только что спрыгнувшего с драккара на сушу. Кира возвращалась с его лекций с полным ртом цитат. Но, быстро окстившись, Федор понял всю несостоятельность тревоги и успокоился.

– Шах! – Кирилл передвинул ладью, задорно хлопнул себя по колену и засмеялся. Его легендарный захлебывающийся смех, несмотря на заразительность, отчаянно раздражал Федора.

– И мат, – ферзь противника был снят с доски. Федор удовлетворенно и по-кошачьи лениво зевнул. – Cadmea victoria2020
  Cadmea victoria – «Кадмова победа», победа одержанная чрезмерно дорогой ценой и равносильная поражению.


[Закрыть] – мозг убит. Что-то я засыпаю.

– Да как так? – на этот раз уже два шлепка по колену засвидетельствовали недовольство Кирилла итогом битвы. – Не пойдет! Давай реваншный!

– Черт с тобой, – потягиваясь, согласился Федор.

– А пойдемте в комнату, – предложила Кира. – Сидеть уже сил нет.

– Верно, – поддержал Федор.

Они подхватили доску и только что налитый Кирой чай и переместились в комнату, расположились на разложенном низком диване. Кира легла на бок рядом, подперла голову рукой, и стала наблюдать за игрой. Глубокие тени на оранжево-желтых обоях напоминали что-то египетское, книжные корешки на полках стеллажа, заставленные мелкими безделушками – все это, облитое желтым светом торшера, создавало ощущение творимой здесь и сейчас магии. Усталость и переизбыток впечатлений затягивали в воронку сна, сопротивление только отбирало силы, и Кира, чтобы развлечь себя, стала играть тенями на потолке: кролик, собака, гусь.

– По-моему, кому-то скучно, – заметил Кирилл и потер лоб, чтобы отогнать сон.

– Неа, просто вы долго играете. А я сторонница блицкрига, ибо нечего пешек жалеть. И вообще, вы играете, чтобы выиграть, а я – чтобы есть фигуры. В общем, да, мне скучно. Давайте я буду рисовать тень, а вы – придумывать строчку из песни. Больше отвлекающих факторов – больше ошибок. Больше ошибок – быстрее финал. А там, глядишь, и располземся спать.

– Хорошо. Только без пения обойдемся. – согласился Федор.

По потолку пролетела птица.

– Ну, пусть будет «Одинокая птица» Наутилуса, – не раздумывая прокомментировал Федор.

– Принято.

Над головами играющих появился мужской профиль в цилиндре.

– «В черном цилиндре, в наряде старинном», конечно – засмеялся Кирилл и сделал очередной ход.

– Годится. Тогда так, – профиль распался и превратился в доктора Чуму.

– «А живет в краю убогом Весельчак „Король-чума“!» – глумливо-протяжно вывел Федор.

На потолке появился воющий волк.

– Аууу-уу! – не дождавшись реакции, завыла она и, откинувшись на спину, мгновенно уснула.

– Все. Аккумулятор кончился. – кивнул в ее сторону Кирилл.

– Да не, нет аккумулятора, она на чертях работает. Там черти уголь в топку подкидывают, пересменок у них, – улыбнулся Федор. – И, кстати, снова мат. Пойдем водку твою китайскую пить.

– Нет, это уже не сегодня. Мне на работу еще, да и дома надо появиться. Побегу я, метро скоро откроется.

– И то дело. Тоже что-то рубит конкретно, – Федор потянулся, набросил на Киру плед и пошел в прихожую провожать Кирилла. – Рад был видеть, заходи. Ее будить не будем, думаю.

Они пожали друг другу руки, Федор закрыл за Кириллом дверь и пошёл спать.

Глава 14
Старая Ладога

– Что ты планируешь послезавтра делать? Работа? – спросила у Федора Кира, отряхивая шарф от снега и отбиваясь от облизываний собаки.

– Дык все по сценарию: работа, лекции. С чего бы что-то поменялось? – Федор забрал у нее пальто и чмокнул в ухо.

– Я планирую с Кириллом съездить в Старую Ладогу на выставку, посвященную его бабушке. Не хочешь присоединиться?

– Уу-уу-уу-у. Вряд ли работа отпустит.

Федор вовсю осваивал премудрости профессии электрика, раскрывавшей перед ним двери неровно тарахтящих советских заводов. Молодого человека привлекала не столько возможность повелевать силой тока, сколько знакомиться с наследием прошлой эпохи. Тоска по утраченному величию выступала из полуразрушенных барельефов во славу труда, подернутых плесенью портретов вождей и сохранялась в звуке станков. Раньше этот звук был ревом, гулом, а теперь затих и походил на шепот. В погоне за этим шепотом Федор скручивал провода, собирал громоздкие электрощиты с аббревиатурами вместо названий: АВЭЭР, ЩЕБЭПЭ, ГЭЭРЩА.

– У Кирилла бабушка была искусствоведом – всю жизнь изучала женские портреты, а отец был пейзажистом. В Старой Ладоге они довольно долго жили, а бабушка еще и полжизни проработала в музее. Он хочет поехать и договориться о допуске к архивам, связанным с семьей, – Кира бойко объясняла смысл поездки.

– А тебе-то это зачем? – по лицу Федора пронеслась тень неудовольствия.

– Не знаю, интересно. Я ни разу там зимой не была, – Кира пожала плечами. – А он – вообще никогда. Поработаю Сусаниным.

– На электричке поедете?

– Да, но я глянула расписание: чтобы все успеть, нужно на первой выезжать в Волхов, а она очень рано, еще до открытия метро. Поедем переночевать к Боженьке: Катюнчик же в пятнадцати минутах от «Фарфоровской». Быстрей уедем – быстрей приедем.

Федору эта затея не понравилась, в нем начинала ворочаться ревность. Казалось, кто-то посягает на то, что исконно принадлежало только ему. Да и Кира будто перестала держать оборону против окружающего мира, их метафизически-партизанское существование начинало раскрываться посторонним. Кира будто бы раздавала чужакам их явки и пароли: давала читать Кириллу книги, которые когда-то подбрасывала Федору, осваивала вместе с ним городское пространство, преимущественно загород, они вместе ездили по книжным магазинам, ходили на выставки. Кирилл стал постоянным гостем в их доме, но чем дальше, тем сильнее нарастало между молодыми людьми напряжение. Федор прекрасно знал, что мужчины склонны путать дружеские отношения с романтикой.

– Попробую закосить работу. С вами поеду.

– Ура! Как я рада! Я Боженьке предложила, но ее Сеня не пускает, говорит, холодно для загорода.

– Хоть в этом я с ним согласен.

Следующим вечером, надев на себя все теплые вещи, какие только можно было найти, Федор с Кирой поехали к Боженьке, по пути зацепив Кирилла.

Дверь распахнула хозяйка.

– О, заходите! Холодно там?

– Приветствую! Да ваще! – Федор выпятил подбородок. – Вон борода вся замерзла.

– Не в бороде счастье. Не самый важный орган. Тапок нет. Сеня, выйди поздороваться! И тапки отдай!

Сеня вышел в коридор, почесывая бок.

– Привет, красавица! Кого это ты к нам привела? Федьку-философа помню, – он улыбаясь протянул Федору руку. – А это кто?

– Это Кирилл, мой одногруппник, – представила Кирилла Кира.

Ребята поприветствовали друг друга, и Сеня повел гостей в комнату, рассказывая какую-то историю. Боженька умыкнула Киру на кухню.

– Федор же не планировал ехать? Или я ошибаюсь?

– Нет, но это его инициатива. Ты не передумала? Не хочешь к нам присоединиться?

– Не, мой не пускает. Заботливый дофига. А Федор, значит, ревнует. Интересненько.

– Не ревнует, просто так сложилось. Траектория «работа-дом» тоже уже осточертела.

– Зови их торт есть. Я тут осела на кухне, осваиваю мамины рецепты. Знаешь, это лучше, чем в универе задницу отсиживать.

Чаепитие началось с Сениных вопросов.

– Так, значит, Федька-философ и Кирюха-герметист.2121
  Герметист – это сторонник герметизма (религиозно-философского течения эпохи эллинизма и поздней античности, носившего эзотерический характер).


[Закрыть] А чем вы планируете в будущем заниматься?

– Дык науку никто не отменял, – ответил за обоих Федор.

– Не, я думаю, наука – это химия, физика, а то, что у вас… Ну просто же как-то неудобно даже… размышления о смысле жизни – это мнение. Как оно может быть наукой?

Боженька подмигнула Кире, и они ретировались из кухни, пока философский диспут не испортил вечер.

– Смотри, – войдя в комнату, Боженька показала рукой на диван, – вот тут вы с Федором будете спать, а Кириллу я раскладушку поставлю.

– Да, давай помогу.

– Видишь, есть плюсы в моем новом местоположении – можно от меня на первой электричке ездить.

– Ну, так себе плюс.

– А я привыкла уже. Помнишь, мы как-то после «Крупы» заблудились на улице Ольги Берггольц и оказались на Белы Куна?

Кира кивнула.

– Так вот, я тогда считала, что мы нашли жопу мира, что хуже места быть не может. А теперь я тут живу – и мне нравится.

Кира промолчала.

Гул споров и смех Кирилла нарастали. Когда Кира заглянула в кухню, Сеня убеждал Федора в том, что тот обладает басом профундо и дорога ему в церковный хор. Федор отпирался, доказывая, что это не работа его мечты. Кира с удивлением заметила, что после замечания о своем голосе Федор начал спокойнее реагировать на слова Сени.

Кирилл отказался ложиться спать и засел на кухне за подготовку к конференции, обескуражив хозяев.

– Ты вообще спать не будешь? – Боженька с недоверием смотрела на гостя.

– Да, как раз разбужу вас утром. Конференция, сессия, дел полно…

– Как знаешь. Спокойной ночи.

Помятые, невыспавшиеся, в утреннем сонном ознобе, все трое, как в открытый космос, вышли на морозно-скрипящую улицу и пошли сквозь дворы хрущевок к станции. Спустились в какой-то подземный переход с грязными кафельными стенами и запахом общественного туалета. Поднялись на перрон и остановились у табло с расписанием. Электричка опаздывала. Кочерга фонаря тускло и с перебоями освещала неприглядный пейзаж. Кира с сожалением огляделась вокруг. Федор, зевнул, выпустив, как огнедышащий дракон, клубы пара, и начал согревать себя и Киру: то раскручивал ее вокруг себя, то крепко обнимал. Кирилл мерил шагами платформу, бормоча что-то под нос. Наконец пришла электричка – источник тепла и света – и увезла всех троих в Волхов.

В музее Кирилл фотографировал каждый экспонат, каждую поясняющую статью, а Федор с Кирой, все посмотревшие и успевшие согреться, покинули выставку и, убивая время, бродили по крепости, утопая в снегу. Белая статика и кинематографичный вороний грай над крепостной стеной и крестами церкви захватывали внимание. На кривых деревянных опорах стояли плакаты, стыдливо объясняющие посетителям, что разруха кончится вместе с реставрацией, а реставрация, уж простите, продлится еще неопределенное время.

– Интересно, долго он еще? Я снова мерзну, – Кира растирала пальцы, пытаясь дышать в кулак.

– Ну, а что ты хотела? Человек собирает информацию об отце, которого никогда не видел. Я вот смотрел сейчас на него, и, даже не знаю, жаль его, что ли, стало. Осколки семейного прошлого собирать ой как непросто. Маман этим занималась когда-то, по городам и весям ездила, в архивы запросы отправляла. Все это очень волнительно было, хотя и родственники – седьмая вода на киселе. А тут – отец! Это важно.

Из-за музейной двери появился Кирилл и двинулся по протоптанным следам к ребятам.

– Ну как, удачно? – спросила Кира.

– Да, допуск к архивам сделать обещали. И оцифрованные материалы с выставки пришлют. – Кирилл выглядел потерянным, даже его дурацкий смех куда-то пропал.

– А ты, оказывается, попович. У деда фамилия Введенский была? – спросил Федор.

– Да, а почему попович?

– Да, семинаристская она. Церковники часто ее носили.

– Не знал.

– Едем обратно? – Кира подпрыгивала на месте, чтобы согреться.

– Щас, в сугроб тебя бросим – и домой, – Федор схватил Киру за плечи и кивнул Кириллу, мол, помогай, но тот отвернулся и зашагал в сторону ворот. Федор обнял Киру и, взявшись за руки, они пошли к выходу из крепости.

Всю обратную дорогу ехали молча. В метро их пути разошлись. Кира с Федором стали обсуждать прошедший день. Больше всего девушку расстраивало в поездке отсутствие подруги.

– Слушай, я в ярости. Когда мы что-то планируем, Сеня внезапно ее не отпускает. Или дает ответственные задания, несовместимые с нашими планами.

– Дык, семейная жизнь, чего ты хотела.

На следующий день Кирилла на лекциях не было. Кира получила от него сообщение: он просил ее зайти в холл на последнем этаже. Пока она поднималась, ее не покидало сосущее чувство тревоги. Кира чувствовала, что в последнее время между ней и Кириллом что-то назревает, что-то должно случиться.

– Быстро ты. А у меня выступление минут через сорок. Щас кофе брейк, потом один докладчик и я. Придешь послушать?

– Нет, извини, наверное, не получится.

– И хорошо. Меньше буду волноваться, – он открыл сумку, – вот, это тебя с Новым годом! Помню ты такой искала, – он протянул ей кулон с узором как на кольце, подаренном Федором: что-то среднее между ладьей Осириса и глазом Гора.

– Не может быть! Где ты это нашел? – Кира в замешательстве смотрела на кулон.

Кирилл порывисто обнял ее и попытался поцеловать. Кира отпрянула.

– Я тебя очень ценю, но это лишнее, – она протянула ему медальон. – Ты же понимаешь, что это странно и двусмысленно. Не обижайся, но я не могу его принять.

– Нет! Я обижусь! Я все понял, но пусть он будет у тебя. Заказал к твоему кольцу.

– Оно помолвочное. – Кира зарделась. – У меня подарок тебе в рюкзаке, в аудитории остался. – Подожди, я сбегаю.

Кирилл поймал ее за руку и задержал:

– Потом. Мне нужно с тобой поговорить.

– Подожди здесь. – Кира быстро спустилась по лестнице, схватила вещи и вернулась к Кириллу. – Держи. – она протянула Кириллу плотно запечатанный сверток с книгами. – С Новым годом! Надеюсь, он тебе принесет что-то по-настоящему новое. А теперь, извини, мне нужно идти.

– Прям щас? Тебя проводить?

– Нет, не нужно. Лучше готовься, тебе же выступать скоро.

Кира не оглядываясь побежала по лестнице, перепрыгивая через две ступени. Мотор в груди расходился, было жарко и хотелось убежать от себя.

Подолгу самому себе врать не получается: рано или поздно все равно придется отвечать перед собой за сделанное и подуманное. То, что Кирилл к ней неровно дышит было заметно всем. Кира тоже ощущала разряды, пробегавшие между ними, но, по ее мнению, они не имели никакого отношения к романтике. Но оказалось, что дружеские отношения были комфортны только ей. Снова призраком замаячили воспоминания о Паше. Нет, чувства других ничего не значат, когда мы сильно любим кого-то. В жертву можно принести все и всех, с размахом Медеи. Было бы ради чего.

Дорогу до дома девушка преодолела на автопилоте. Дверь открыл Федор. Кира крепко обняла его.

– Пойдем в ЗАГС?

– Уу-уу-уу-у. С чегой-то вдруг? Что с тобой случилось? – он отстранил ее от себя и внимательно посмотрел ей в лицо.

– Ни с чего. Так, гештальт закрыть. Вспомнила, что мы так и не дошли.

– Денег нет сейчас. Да и охота тебе в красном сарафане по сугробам скакать… Помнишь, русская зимняя свадьба – это красный сарафан, зарывание молодых в сугроб… Не нужно нам это.

Кира опустилась на табурет, как лопнувший воздушный шарик. Доставая из рюкзака конспекты, она выронила кулон.

– Что это у тебя? – Федор успел схватить цепочку прямо перед любопытным носом собаки.

– Это Кирилл подарил сегодня. На рисунок кольца похоже, правда? – Кира старалась говорить об этом как можно равнодушнее.

– Есть такое. Пускай Ермен носит.

Кира взяла из его рук кулон и убрала в шкаф.

На другой день Федор, пока Кира была на лекции, поехал в альма-матер. На стендах с расписанием он нашел номер аудитории, где занималась Кирина группа и отправил Кириллу сообщение с просьбой выйти в коридор.

Кирилл появился мгновенно.

– Привет.

– Ты же понимаешь, почему я здесь. Прекрати уже все это по-хорошему. Оставь ее в покое. Ты знаешь, что мы живем вместе. То, что вы много общаетесь, не дает тебе права…

– Она мне то же самое сказала вчера. Так что ты напрасно ехал.

– Вот и прекрасно. Руку дай мне. Дай-дай, не бойся.

– На, – Кирилл протянул ему руку для рукопожатия.

– И это оставь у себя, – Федор повернул руку Кирилла ладонью вверх. – Всего хорошего.

В руке Кирилла оказался медальон. Федор развернулся и быстро ушел по лестнице.