Текст книги "Город мертвецов и другие истории (сборник)"

Раздался щелчок, но Писатель попятился назад. Еще щелчок, еще. Они были похожи на крики рассерженного ребенка, тщетно пытающегося заполучить желаемую вещь.

Поняв замысел Сержанта, Писатель убрал руку из-за спины, так, что стал виден некий предмет в его кулаке, который он сразу поднес к губам и начал бормотание. Но Сержант не собирался предоставлять заминки, хотя отсутствие патронов обескуражило на мгновение.

Зарычав, как тысяча демонов, он бросился вперед, будто желая задавить противника всей своей могучей массой. Но, приблизившись, он занес кулак и молниеносно обрушил его прямо Писателя, в его руку с предметом.

Послышался хруст пластика и хрип Писателя, подобный музыке для ушей разъяренного Сержанта. Пролетев добрых пять метров, Писатель упал к стойке. Его лицо было полно растерянности и непонимания происходящего. Похоже, что он начинал терять сознание.

Теперь уже Сержант мог позволить себе разговор.

– И о чем же ты думал, червяк?! Думал, что сможешь принять немного силы и сразу станешь лучше меня?

Смех Сержанта прокатился по всему залу. Вкупе с его окровавленным видом и изуродованным лицом – он был похож на существо из преисподней, бессмертное и жестокое.

Писатель пополз за стойку.

– Куда же ты?! – не прекращая смеяться, сказал Сержант. – Быстро же я выбил из тебя спесь. Теперь ты видишь, что значит – вступить в бой с Хранителем?!

Писатель скрылся за стойкой. Сержант направился за ним, осторожно заглядывая за преграду. Писатель сидел на полу, рядом с женской сумкой, которую актриса, скорее всего, выронила, когда на группу накатил приступ.

Сержант схватил своего врага за горло и, приложив максимальные усилия, поднял обеими руками. Лицо Писателя мгновенно побагровело, его глаза наполнились красителем цвета крови и закатились. Сержант праздновал свой триумф.

До тех пор пока пилочка для ногтей не превратила его мир в непроглядно-черное ничто.

4.

Актриса подбежала к Писателю, когда тот поднялся из-за стойки после падения Сержанта на пол. Перед ее глазами до сих пор стоял его силуэт, корчащийся от боли, как он хватается то за изувеченное лицо, то, наоборот, шарит ладонями по воздуху.

Она не могла понять, умер он или всего лишь потерял сознание, но она надеялась, что теперь он точно не создаст новых проблем.

Писатель же выглядел немного лучше. Хотя на его лице образовался огромный подтек от удара о собственный диктофон, усиленный кулаком Сержанта. Но, с этим нелепым увечьем, улыбающийся Писатель выглядел даже забавно.

– Мы сделали это! – промямлил он, стараясь не двигать больной челюстью.

– Ты сделал это! – ответила актриса.

Она не знала, как они будут выбираться, но, во всяком случае, теперь это казалось более простой задачей, чем раньше.

Она пропустила Писателя вперед и вернулась к стойке, желая забрать свою сумочку. Когда он снова поднялась с колен, ее встретило дуло пистолета.

Клерк смотрел на нее жадным взглядом, а Писатель лежал у его ног без чувств.

– Что ты?… Зачем ты сделал это?! – крикнула она.

Ее самые страшные мысли снова обретали очертания реальности.

Клерк не знал, что должен сказать, это виднелось в его глупом лице. Что-то заставило его вырубить Писателя. Что-то заставило его наставить дуло на Актрису.

И он сказал.

6.

– Думаешь, что ты лучше меня, да?! Я понял, я понял! Кто я в этой группе! Глупцы, они дрались друг с другом за право быть старше, за желание командовать другими! – он рассмеялся, так не похоже на самого себя, после чего продолжил. – Но именно я должен быть Хранителем! Я был послан в этот дом, чтобы остановить все эти распри, я должен был вытерпеть унижение и несправедливость! И теперь, теперь-то ты слышишь меня?! Ты будешь считаться со мной, сучка! Ты должна считаться, я покажу тебе, что значит не обращать на меня внимания и трахаться с кем попало!

Актриса плакала, ее тело теряло силы с каждой секундой. Она не знала, что заставляет этого нелюдимого человека говорить такие слова, но всякая надежда оставила ее мысли. Она опустила глаза и упала на колени. Теперь не осталось даже сил рыдать, слезы сами текли по ее щекам – так же безвольно, какой стала и она сама.

– Хватит рыдать! Ты будешь моей! Я останусь здесь – в этом доме. А ты будешь подчиняться всему, что я скажу тебе!

Он подошел ближе и ударил ее по лицу свободной рукой. Актриса упала на пол и, лежа на боку, только смотрела в пустоту, в ее глазах не осталось ни света, ни картин реальности.

– Вставай! – крикнул Клерк, хватая ее за шею. Было видно, что этот жест дается ему с трудом, но ему удалось приподнять ее тело над землей, чтобы усадить.

Увидев лишь пустоту в ее глазах и полную отстраненность от происходящего, Клерк подумал, что она теряет сознание и еще раз ударил ее по лицу. Она снова упала на пол.

– Вот сука! Вставай! Не вздумай отключаться!

Он резко дернул ее вверх, да так сильно, что вместо стона вырвался лишь хрип из ее горла. Следующим жестом он, что есть силы, дернул ее платье, хотя жест вышел неловким и неверным, порвать платье не удалось. Он еще раз схватился за жесткую от грязи и крови ткань. Но его остановил крик из-за спины.

– Хватит!

0.

Хранитель стоял посередине комнаты, неподвижно, олицетворяя собой своеобразный символ памяти. В его руках не было ни диктофона, который разлетелся на части от удара Сержанта, ни тетради, которая была утеряна и забыта.

Сила взбурлила внутри него с такой мощью, что не оставалось ни малейшего сомнения в его величии. Ярость бурлила в его сердце, а чувство всемогущества пьянило, заставляло мысли искажаться, а реальность – кипеть в абсолютном подчинении.

«Он был жалок и слаб, когда понял, насколько ошибся. Упав на колени, он думал, что сможет вымолить себе прощение, или, хотя бы, смягчить уготованную участь. Но это было невозможно».

Слова Хранителя раскатами грома трясли весь дом, вибрации такой силы могли разрушить его до основания, но они были предназначены только для одного человека. Забавным могло показаться то, что этот человек, ради которого сама ткань бытия была готова порваться на мириады частиц, валялся на полу, целовал холодный камень и плакал, как маленькая девчонка. Пистолет, оброненный им, лежал рядом, словно намекая на возможный выход из положения.

«Прямо над их головами, в порывах ветра, появившегося из ниоткуда за доли секунды, за короткое мгновение, начало образовываться нечто прекрасное, и, в тоже время, могущественное. Сначала они увидели небольшую трещину в потолке. Она начала расширяться, и иллюзия померкла – трещиной был рассечен сам воздух. Она все увеличивалась и увеличивалась, пока не достигла метров пяти, не меньше, в длину. Тогда она стала раскрываться, будто невидимые руки пытались отворить двери в пространстве. Не было никаких рук – лишь пульсирующая тьма, настолько черная, что в ней угадывались оттенки темно-синего и фиолетового. Портал опускался все ниже, желая пожрать само сущее, а начать непременно с фигуры, распластавшейся на полу».

Хранитель практически не смотрел на открывшуюся червоточину. Зачем, ведь он итак знал, что именно из его мыслей воплотилось в реальность. Нет, ему нужно было наблюдать за своей жертвой, корчащейся в предсмертной агонии. О да, он знал, что умрет, и от этого месть Хранителя обретала все больший смысл.

Внезапно, их взгляды пересеклись – нечеловеческий и полностью отстраненный взгляд Хранителя и слабый, безвольный, полный слез раскаяния, взгляд маленького человека, боящегося своей смерти.

На какой-то миг, жертве показалось, что все стихло, ветер успокоился, его шум исчез, а черная дыра над головой не потрескивала разрядами статического электричества. И в это мгновение, которое пришлось очень кстати, Хранитель, лишь губами, сказал:

«Убей себя»

Жертва посмотрела на пистолет и снова на Хранителя.

«Нет, пожалуйста…» – прошептал он.

И ураганный порыв снова ударил жертву в лицо. Хаос усилился.

Из последних сил, преодолевая силу ветра, маленький человек пополз к пистолету. Два метра казались ему марафоном, но желанная цель заставляла совершить усилия, достойными даже для самых могучих представителей рода людского.

3.

Клерк вынес себе мозги. Удивительно, но он сделал это сразу, не оттягивая неизбежное, не пытаясь еще раз умолять его, Писателя, взглядом.

Смотря, как его окровавленное тело лежит на полу, он не думал об Актрисе, не думал обо всем, что произошло. Все его желания были направлены на то, чтобы остановить мрак, заполнивший собой уже почти все пространство над головой.

– Стой!

Чернота все приближалась, теперь уже не в виде некоего портала, а как густая жидкость, она растекалась по всей реальности, поглощала ее, сантиметр за сантиметром.

– Остановись, я приказываю!

Она подобралась все ближе, начала обволакивать все, что лежало на полу, оставив лишь сужающийся вокруг Писателя купол. Будто она хотела сожрать его напоследок.

– Я, Хранитель этого места, повелеваю тебе исчезнуть!

Сначала исчезла Актриса. Потом и Клерк начал обволакиваться черной, что смоль, жидкостью. Писатель повернулся и увидел тело Фотографа. Она лежала ближе, чем он думал, но и ее тело постепенно таяло в черноте.

Сжав веки, желая призвать такой же мрак в свои глаза, Писатель пошел вперед. Шаг, второй, третий.

Он открыл глаза. Ничего не изменилось. Тьма была повсюду.

Эпилог.

Я дернулся в кресле. Что-то держало меня. Паника сразу же дала о себе знать, раньше, чем я даже сообразил, кто я и что тут происходит.

Открыв глаза, я увидел лишь призрачное изображение, висящее прямо в воздухе. Как полупрозрачный квадрат, сотканный из нитей ярко-голубого света. И по нему бежали какие-то буквы.

Я даже и не думал читать их, все мои мысли были заполнены желанием выбраться. Опустив голову ниже, я ощутил ремень под подбородком, но даже он не мог помешать мне разглядеть свое тело.

Я сидел в кресле, сдерживаемый пятью толстыми ремнями, они были туги и не оставляли шанс выбраться. На мне были одни лишь брюки и майка, вся в жирных пятнах. Я не мог узнать свое туловище, словно оно принадлежало кому-то другому. Я помнил лишь, как меня поглотила тьма, но я мог поклясться, что перед этим созерцал вовсе не этот тощий живот и худые руки.

После нескольких попыток расшатать кресло или сдерживающие путы, я обмяк в кресле.

Осмысленный взгляд на экран, на буквы, заставил меня с удивлением сконцентрироваться на прочтении.

«Пожалуйста, устройтесь в кресле максимально удобно и попытайтесь расслабиться. Не старайтесь порвать или повредить ремни безопасности. Программа освободит Вас автоматически. Когда будете готовы, произнесите „Синхронизация“ громко и отчетливо».

Не понимая, зачем я делаю это, я устроился в кресле максимально удобно и произнес:

– Синхро…

В горле пересохло, да так сильно, что каждый слог отзывался болью.

Попытавшись сглотнуть, я хоть как-то сумел образовать слюну во рту и снова произнес:

– Синхронизация.

Я не в силах описать то, что произошло в следующие несколько секунд, но это было подобно прозрению, экран превратился в сплошное белое полотно, своим светом оно терзало уставшие и очень раздраженную сетчатку, я всем телом чувствовал некие электромагнитные волны, вибрирующие мягко и приятно, вызывая лишь самые теплые воспоминания.

По окончании синхронизации, ремни расстегнулись, и я выпал из кресла. Ноги ослабли, подняться было крайне трудно. Как и в каждый раз, после загрузки собственных воспоминаний.

Было холодно. Я подошел к шкафу и достал огромный черный свитер, подарок жены. Он сразу же приютил меня теплом и мягкостью.

Я бы еще долго стоял и смотрел в стену, но, судя по заверениям на упаковке «Хранителя», после игры рекомендовалось поесть чего-нибудь калорийного и насыщенного витаминами и белком. Хотя мне не нужны были советы на плакате рядом с игровым креслом – я итак хотел есть, словно зверь.

Я пил теплый чай и думал. Сколько раз я уже проходил этот этап, но в каждый раз поражался тому, насколько реальными были все эмоции в симуляции. Неудивительно, говорила одна половина мозга, ведь игра изымает собственные воспоминания игрока и вживляет минимум, необходимый для сеанса. А другая половина мозга, эмоциональная и поверженная стрессам, утверждала, что дело не в одних только воспоминаниях – там проживается целая жизнь, раз за разом. И, с каждым новым сеансом, все эти знания наслаиваются друг на друга, заставляя представлять картину бытия совершенно иначе.

Подойдя к окну, я посмотрел за грязное стекло на улицу. Обычная осенняя серость, и если бы не яркий огромный рекламный стенд «Хранителя», то ее мрак все больше погружал в депрессию. Людей на улице было мало, да это и понятно, зачем мерзнуть в этой влажной и противной туманной серости, когда можно остаться дома и заняться делами поинтереснее.

Я в первый раз оказывался Хранителем. Хоть сеансы и начали размываться в одну бесконечную линию в том таинственном доме, он все еще помнил свой первый раз, в роли Врача. Мягкий по своей натуре, я защитил женщину-Клерка от пули, выпущенной Фотографом, и пал первым из всех. Потом мне довелось стать Актером и я даже продержался достаточно долго, но Писатель завалил меня, воткнув нож в спину, несмотря на то, что мы старались держаться вместе. Я так ни разу и не узнал, каково это – встретиться с Хранителем или, тем более, почувствовать его силу. Но одна вещь угнетала меня сильнее всего.

Я подошел к экрану и нажал на кнопку «Статус». Как всегда, на карте дома были закрашены лишь 37%. Остальная часть, представленная в виде пары комнат и тоннеля к выходу, была чернее портала, который я сумел вызвать.

Осторожно открыв дверь в соседнюю комнату, я взглянул на свою жену. Она была красива, как всегда, хотя и стала худеть, как и я. Я хотел обнять ее, поцеловать, будто не виделся с ней уже целую жизнь. Но статус на экране был на этапе «Копирование воспоминаний», а прерывать процесс было опасно. Да я и не хотел мешать ей, ведь я же люблю ее и готов подождать.

Обычно сеанс длится восемь-десять часов, за это время я многое успею сделать, если только…

На улице было промозгло и сыро, что неудивительно, в конце октября. Но свежий воздух бодрил и, если бы не ветер, я бы прогулялся гораздо дальше магазина.

Вернувшись домой, я закинул картошку и курицу в автопечь и сел за работу. Моя работа заключалась в написании статей, рассказов, если так угоднее, о сеансах в «Хранителе». Книги нынче не в чести, но вот сводки о прохождении искусственной жизни в виртуальных воспоминаниях – пожалуйста. Мне это казалось глупым, ведь воспоминания все равно будут стерты, а научить характер чему-то новому, всего лишь прочитав о путешествии другого человека, невозможно. Наверное, все эти люди желают узреть в чужих очерках собственную игру. Увидеть, как другой человек реагирует на то, что ты убил его ПО-НАСТОЯЩЕМУ.

Поэтому мой писательский талант пригодился в новом амплуа.

Поужинав и закончив статью, я сразу же отправил ее на обработку редактору сайта «Хранителя». Отлично, деньги будут, как всегда, завтра.

Я накрыл на стол для своей жены и вошел в комнату.

Карта все еще мерцала на мониторе.

Вдруг, я вспомнил глаза Фотографа в последней игре. Я вспомнил, как она умирает прямо передо мной.

Цель игры – выжить самому и спасти как можно больше спутников.

«Я спасу тебя», – прошептал я, усаживаясь в кресло.

Посвящается И.

11.2013

Падая вверх

1

У каждого уважающего себя человека, неважно, женщины или мужчины, всегда должно чего-то не хватать. Это не основополагающая истина счастья, а лишь тенденция, все чаще доказывающая себя в комфортной жизни современности.

Если есть деньги, и ты живешь более-менее счастливой жизнью холостяка, то – добро пожаловать в мир без любви, яркий, быстрый, как «Порш». Вот только красок этих ты не заметишь, вероятность – 87,99%. Если встретишь любовь всей жизни и будешь, в какой-то мере, счастлив, то, могу угадать с вероятностью 95% – ты беден.

Это нормально. Нужда заставляет мозг работать, мотивирует для свершения нового, для достижения целей, которые могли казаться совсем далекими. Но тогда нужда называется желанием. А все новые и новые желания продолжают подстегивать умственные процессы, двигать жизнь вперед.

Всем здравствуйте. Меня зовут Андрей, и у меня не осталось никаких желаний, после того, как пропали любовь и счастье. Все дружно хлопают, пока шквал аплодисментов не сворачивается в гул поезда метро.

Деньги могли бы меня утешить…

Сколько себя помню, никогда не зарабатывал достаточно. В каждом дне жизни бывали ситуации, когда что-либо хотелось приобрести, утешить самолюбие, но даже мелочи оставались недостижимыми. Даже похвастаться безделушками, приобретенными дешевле, чем во всех остальных магазинах, не удавалось. Я получал карманные деньги от родителей, перебивался мелким заработком в старших классах и колледже, получал средний заработок, которого хватало на еду, оплату квартиры и дешевый шопинг раз в три-четыре месяца. Это было так нормально – жизнь без лишних амбиций, с ощущением, что все идет, как надо, все – лишь временно, ведь тебе лишь двадцать лет, двадцать один, двадцать три… Ты молод и перспективен, мысль о том, что деньги найдутся со временем, стоит лишь подождать, набраться опыта что ли.

Взгляд на друзей, знакомых и бывших одноклассников, которые постоянно мелькали на бесконечных фотографиях из отпусков, на фоне автомобилей, в дорогих клубах – это был лишь первый звоночек к падению. Я никогда не испытывал зависти, так как не нуждался в ней, но любопытство, как именно парни и девчонки из моего окружения, из того же теста, подкрались к достатку, грызло меня изнутри, пусть и незаметно.

У меня была любовь, она грела меня счастьем, притупляя рецепторы опасности и, вместе с ними, – желание стремиться вперед. Хотелось теплого уюта, неги и спокойствия, которые ассоциировались с безмятежным существованием в том мире, который я построил, лениво и без особого труда.

Пришло время вернуться к тому, о чем я специально умолчал.

Если критерии комфорта не сочетаются с такими же, присутствующими у партнера – то, мой милый друг, можешь смело заканчивать данный этап жизни и приступать к следующему. Неважно, чего это будет стоить – любые действия окупятся в будущем.

Пока я купался в воздушных замках из собственного самомнения и фантазий, моя «половина» ощущала острую нехватку финансов, которые были основополагающей частью ее счастья. На первый взгляд все было нормально (не отлично, не потрясающе, нормально), но бомба оттягивала реакцию до последнего.

Любовь же… Любовь одного не разделишь пополам.

Когда воздушные замки потеряли плотность, я, оказавшись абсолютно к этому неподготовленным, полетел в пропасть, такую черную, что свет превращался в ней

лишь в маленькую точку, лишь отголосок воспоминаний. Не помню, ударился ли я обо что-нибудь на дне, и были ли оно вообще?

2

Сегодня я снова пьян. Не помня, где оставил часы, решил проверить время на мобильнике. Вот только подумать об этом оказалось сложнее, чем найти проклятый аппарат.

В душном автобусе мутное облако из дорожной пыли обволакивало собой каждый кубический сантиметр свободного пространства. Измерять мир вокруг себя в литрах я уже не мог после вчерашнего.

Сверкающие, едва различимые глазом, смертоносные точки витали в воздухе, проникали в рот и нос, оседали на одежде и коже пассажиров. И все сопровождалось беспощадно-ярким белым светом Солнца.

– Бля, да где же ты?! – хриплым от дневного сна голосом произнес я, немного громче, чем ожидал.

Мобильник оказался у меня, как по волшебству, после произнесения заветного заклинания, и несколько пар взглядов попутчиков прилагались в придачу. Мало того, что я кому-то не уступил место несколько остановок назад, еще от меня (как бонус к приятному вечеру) по любому разит алкоголем, так теперь я позволяю себе выматериться в присутствии женщин и детей, а также прочих утопающих.

С похмельной ухмылкой на лице я презрительно осмотрел попутчиков и уставился в телефон. Дорогой аппарат не соответствовал внешнему виду, но я был рад, что мысли о старте недели распродаж личных вещей еще не начали посещать больную голову.

Несколько раз взглянув на время, я его не запомнил. Зато в коре головного мозга сразу же отпечатался вид «6 пропущенных вызовов» с дополнением, выполненным мелким шрифтом – «Мама».

– Мама, мама… не сходи с ума… – полушепотом напел я себе под нос, пряча телефон в карман.

«Конечно, она волнуется!» – сетовала Совесть внутри сознания. Ее голос, каждая вибрация, неприятно отражался на самочувствии, прибавляя к спазмам желудка еще озноб и чувство вины.

«Но я же в порядке!» – отвечал Здравый-Смысл. Этот парень мне нравился куда больше – он всегда мог найти позитив и логичное оправдание любому моему действию или поведению в целом.

«В порядке ли?» – язвительно вопрошала Совесть, снова прикладываясь своими щупальцами, словно медуза, жаля самые глубинные, так тщательно спрятанные чувства.

Здравый-Смысл был труслив и осторожен. И поэтому, когда диалог происходил наедине, внутри меня, он всегда уступал Совести, как мальчишка прятался от нападок хулиганов.

Я сделал шаг на сухую до невозможности землю. Клубы насточертевшей пыли сразу же взметнулись вверх и зависли, как бы подтверждая безветренную погоду, а она знала, как свести с ума. Я не помню, откуда ехал. Просто проснулся в загородном автобусе, тот шел не спеша по направлению к центру, к дому. На мне был легкий кардиган, поверх когда-то белой футболки, длинные, оттого жаркие, синие джинсы и дешевые китайские кеды. И, скажу я вам, в начале июля, под палящим солнцем цвета пустыни, да еще и в отсутствии ветра! Сказать, что мне было всего лишь жарко, значило плюнуть раскаленной слюной в лицо.

Я снял кардиган, не расстегивая, через голову, параллельно вытер им лицо, грудь и подмышки и решил идти к дому, когда мой взгляд наткнулся на странного мужичка, который ехал в автобусе вместе со мной. Он стоял на остановке и разглядывал меня, даже не стесняясь. Новые бриджи и идеально подогнанная футболка выглядели неуместно со шлепанцами и носками.

– Эй, мужик! Что нужно? – спросил я, глядя в глаза этому субъекту.

Позвольте извиниться за информацию, предоставленную в не совсем полном объеме. В момент, когда вы читаете эти строки, то, скорее всего, пытаетесь представить меня, как главного героя. Но все образы будут неверными без необходимого дополнения.

Помимо того, что я, в своем нормальном состоянии, выгляжу именно на свои двадцать пять, у меня все еще не растет щетина, что доставляет определенные неудобства, особенно в дни запоя, как сейчас, так мое лицо еще и украшено достаточно свежим фингалом от отличной драки три-четыре дня назад.

Поэтому неудивительно, что мужчина в бриджах слегка опешил, когда я, небритый, с пучком волос, хаотично торчавшими из подбородка и из-под носа, с подбитым глазом, так нагло к нему обратился.

Но у него была какая-то цель, поэтому, рассудив, что, в случае острой необходимости, он сумеет мне навалять, он подошел ближе.

– Андрей Витальевич, я полагаю?

Если бы не зуд в мозгу, который был даже большим, чем обычное похмелье, то стоило удивиться сильнее. Разрыв черепной коробки оказался более приоритетным, и напрочь отшиб все прочие мысли.

– Ну, я? А что нужно?

– Я бы хотел предложить вам работу, – ответил незнакомец.

На этой ноте я даже протрезвел. Слегка, но достаточно, чтобы начать что-то соображать, складывать два и два.

Стоит пояснить, что я был безработным всего неделю, но уже успел хорошенько прокутить имеющиеся деньги и если бы не маячивший на горизонте окончательный расчет с бывшим работодателем, то на ближайшее время я был бы беден и гол.

Поэтому предложение подозрительного типа, который знал, как меня зовут… предложение того, в чем я нуждался…

Я просто не мог отказаться. И дело было даже не в любопытстве.