Текст книги "Город мертвецов и другие истории (сборник)"

3

«Черт! Да где же этот гребаный офис?!»

Карта на навигаторе телефона подтверждала мое присутствие точно по адресу, указанному на мятой бумажке. Но кроме захолустных дворов, переходящих из одного в другой, ничего дельного не попадалось на глаза. Стоило один раз сойти с Невского проспекта и углубиться в массив старых построек, как они тут же решили запутать дорогу и завести меня в самые недра города.

Свет летнего солнца поглощался суровыми четырехэтажными строениями, которые превращали небо в отпечаток на пересвеченной пленке, да еще и загоняли его в рамки четырех стен.

– Черт, черт, черт! – бубнил я себе под нос, вглядываясь в подъезды, которые я, похоже, уже начал отличать друг от друга.

Я опаздывал уже на двадцать минут, что не доставляло удовольствия. Может показаться смешным, но я даже постарался привести себя в порядок сегодня утром – помылся, сбрил глупые волосы на лице, нашел старый дезодорант-стик, который пришлось размягчать теплой водой…

Теперь, при полном параде, брожу по трущобам в поисках гипотетического офиса, который начинал казаться мне все более нереальным с каждой секундой опоздания. Да и как можно было повестись на предложение незнакомца, будучи пьяным и грязным, как последняя сволочь? Ух, как его карма сегодня пострадает, поболе, чем моя печень!

Как только стоило об этом подумать и завернуть за очередной поворот Питерского лабиринта, взору открылась неприметная, но удивительно чистая и аккуратная дверь. Двор оказался последним в сегодняшнем квесте – из него был только один выход – та самая арка, через которую я вошел.

Когда я вошел внутрь здания, сразу же наткнулся на стойку рецепции в узком коридоре, которыми изобиловало каждое старое здание. Никогда не понимал, зачем их пытались переоборудовать под бизнес-центры?

За стойкой, как ни удивительно, была вовсе не девушка лет 20—25 лет приятной наружности, а суровый мужичина за пятьдесят, с внешностью бывшего вояки. Наверное, не стоило ожидать, что он начнет любезничать со щеглом, вроде меня.

– Здравствуйте, я к вам по поводу работы, – сказал я, стараясь сохранить уверенность и равномерную громкость в голосе.

– Вам в шестой кабинет. Займите очередь и ожидайте.

Я прошел направо от стойки, куда указывал его палец, там зажегся зеленый индикатор в турникете. Коридор не разветвлялся, всего лишь уходил влево, вглубь здания. В свое время, эти лазы должны были быть ничем иным, как подвальными помещениями, а теперь их за бешеные бабки предлагают, как офисы высшего класса. Не спорю, евроремонт даже собачью конуру может превратить в пентхаус, но становилось смешно от того, что близко расположенные к центру города развалины делают дорогим удовольствием для различных компаний.

Кабинет номер шесть оказался единственным помещением, перед которым было что-то похожее на небольшую комнату для ожидающих. Их было немного – согбенная женщина неопределенного, хотя точно немолодого возраста, и двое мужчин, которые у меня, почему-то, сразу же ассоциировались с бывшими грузчиками – они были крупными, с тяжелыми и натруженными руками, а разговор о рыбалке вызывал только неудовольствие. Я представлял, что в свои выходные они выезжают за город, с палатками и припасами, выставляют удочки или другие снасти вдоль берега и… начинают бухать, пока не отключатся.

Хотя, мне было грех жаловаться. В последние дни я делал это даже без такого повода, как псевдо-рыбалка.

Дверь кабинета открылась, и я увидел мужчину, который пригласил меня на встречу. Только теперь он предстал совсем иначе – в пиджаке, белоснежной рубашке с каменным воротником и строгим офисным галстуком, он чувствовал себя и выглядел, как рыба в воде. Даже не верилось, что он мог вырядиться в тот look, в котором я видел его в первый раз.

Он вышел из кабинета, как будто почувствовал, что я пришел, ведь как иначе можно было объяснить то, что он сразу же обратился именно ко мне:

– Андрей! Здравствуйте, я вас ждал.

– Привет, я все-таки решил принять ваше предложение, поэтому я подожду.

– Нет-нет, не стоит. Пройдемте, – и он указал мне на дверь, напротив, с цифрой 7 посередине.

Перед тем, как он закрыл дверь, я успел увидеть спину старика, который сидел внутри, перед массивным деревянным столом. Он что-то писал, причем, согнувшись чуть ли не напополам, выглядел так, будто канцелярским предметом был его собственный нос.

Внутри, в «кабинете №7», обстановка была похожа на продукцию всем известной компании – стены были обшиты белыми пластиковыми панелями, без стыков, потолок побелен настолько хорошо, что и через год его можно было выдавать за новый. Пол выглядел, как рыцарский доспех – плитка была не керамической, а из какого-то дорогого, а посему неизвестного мне материала, цвета матового алюминия, который поглощал отражение шести ламп дневного света.

– Итак, Андрей, я пригласил Вас на собеседование, но сразу сообщу, что вы уже приняты, так сказать, заочно. Вопрос заключается в другом – поскольку должность, так сказать, нестандартная, Вы сами должны решить, согласитесь ли Вы на подобную работу?

И он положил передо мной, «так сказать», презентацию моей будущей должности. Я ознакомился с условиями оплаты, с периодичностью оплаты и мои глаза, должно быть, просто повылазили из орбит, потому что краем глаза я заметил, как мой собеседник довольно ухмыльнулся.

Все было абсолютно чисто. Даже, несмотря на наименование организации в левом верхнем углу страницы, создавалось впечатление, что я устраиваюсь в какое-нибудь пенсионное управление или в налоговую. Тринадцатая зарплата, отпуска, больничные, придраться абсолютно не к чему. Сумма же… Достаточно сказать, что она превышала мой оклад на предыдущем месте раз в пять.

Конечно, ощущение запаха свежего сыра заставило задуматься о присутствии мышеловки, и я перелистнул страницу.

Мне понадобилось не меньше пятнадцати минут времени, чтобы перечитать жалкие десять-двенадцать строчек, прежде чем их смысл дошел до меня в полной мере.

– Это что, шутка? – спросил я.

– Отнюдь. Как бы абсурдно это не выглядело, но мы готовы платить вам указанную сумму за выполнение этих обязанностей. И, чтобы у вас не появилось ощущение, так сказать, кидалова, то наша организация предоставит аванс в размере одной трети заработной платы.

Моим глазам уже некуда было расширяться, поэтому я почувствовал только боль в глазницах.

– А если я решу свалить, как только получу деньги?

– О! Вы этого точно не сделаете! – ухмыльнулся собеседник, откинувшись на спинку стула.

И он, черт побери, был прав, «так сказать»…

4

Солнце пекло с самого утра. Температура была настолько высокой, что уже утром тело ощущало жар, который мог заставить воду любого открытого водоема кипеть от соприкосновения. Днем же, дрожащая дымка уже была повсюду, заставляла людей сторониться зоны обстрела огненными лучами и покупать напитки на каждом углу.

Жара убивала меня своей мощью, а светило в небе лишь добавляло дискомфорта.

Но все было не так заметно в свете важности этого дня. Первого дня на «работе». Всю дорогу от дома до автобусной остановки, с которой мне нужно было начинать свой маршрут, я только усмехался над своей «униформой» и грядущими обязанностями. Стоило мне оказаться в толпе уже спарившихся в городской духоте людей, поймать их взгляды на себе, как до меня сразу же дошло – все это взаправду, и стоит мне сделать малейшую ошибку – и я потеряю единственный шанс заработать хорошие деньги и вновь подняться на ноги. Неважно, каким способом.

Люди оборачивались и воротили нос. Во взгляде некоторых было удивление, как если бы они увидели дома чужую грязную и немытую собаку, кто-то напротив – сразу же отзывался презрением и либо отходил в сторону, либо вовсе отправлялся прочь. Как странно было смотреть на реакцию окружавших меня людей, понимая, что я и сам иногда проявлял эмоции отвращения к тем, кем пришлось стать намеренно.

Грим был первоклассным – специальная пастообразная смесь, которую нужно было наносить на лицо, создавала вид редкой щетины, окрашивая мой пушок на подбородке и щеках, и добавляла эффект въевшейся грязи. Анти-освежитель дыхания не раздражал мои собственные обонятельные рецепторы, но источал такой отвратительный запах кариеса и гнили, что меня чуть не вырвало, когда я понюхал его дома. Только одежда приносила реальные неудобства. Как мне сказали, даже самые совершенные разработки не привели к возможности создания такого материала, который бы мог выглядеть, как повседневная одежда, но при этом оказывать максимально благоприятное воздействие на организм.

В итоге – на мне были ХБ-шмотки, хитро завуалированные под самые грязные то ли джинсы, то ли брюки, что я видел в жизни, с несколькими дырками, и легкий пуховик осенне-зимнего сезона, он хоть и был когда-то достаточно дорогим, но сейчас выглядел, как кусок тряпичного дерьма. Вместо футболки – кое-как сшитые и связанные друг с другом «на соплях и скотче» лоскуты ткани, даже не притворяющиеся одеждой, вместо обуви – старые кожаные ботинки с оторванными носами и обмотанные все тем же всемогущим скотчем и изолентой.

На полусогнутых, держа руки в карманах, я продвигался вперед, расталкивая всех и каждого на своем пути. Не задерживая взгляда, я все же интересовался реакцией попутчиков. Она была одинаковой – отвращение, презрение и страх. Страх оказаться рядом со мной, «с этим вонючим уродом», страх испачкать свои одежды из дорогого магазина не просто прикосновением, а только лишь пребыванием рядом с кем-то настолько мерзким, что даже смотреть было противно.

Когда показался автобус, многие нетерпеливо переминались с ноги на ногу, от запаха, которого я практически не чувствовал, а может – от желания поскорее исчезнуть прочь.

Каково же было разочарование всех попутчиков, когда я ввалился, спотыкаясь и чуть ли не падая, в автобус вместе с ними, заполняя собой и своим ароматом каждый миллиметр пространства! Это был небольшой «ПАЗик», и распространение непригодной для жизни атмосферы было лишь вопросом времени.

Но, при этом, никто не рискнул поднять на меня голос или просто вякнуть хоть что-нибудь.

Все взгляды сразу же прятались в пол или в книгу, или в окно, стоило мне поднять глаза навстречу. Это было ни с чем несравнимое ощущение, оно вызывало лишь улыбку. Подумать только, я был в самом центре внимания, без самого внимания!

Каждый человек в автобусе осознавал мое присутствие, пусть и старался не замечать его. Я сел в самом конце автобуса, на место предполагаемого кондуктора, в котором не было нужды, так как водитель, взяв деньги с нововошедших, полоснул по мне взглядом в большом зеркале над серединой своего окна, и повел транспорт вперед.

Сидя боком в сторону движения, мне открывалась интересная картина – несколько молодых людей непонятного возраста в силу не вполне естественной наружности. Вспомнив свою задачу, обязанности, я громко заржал. Видимо, напряженность от столь непривычного антуража взяла верх, и смех получился громким и искренним, без фальши.

Конечно, мало кто обратил на это внимание, или никто не подал виду, что обратил внимание. Может показаться смешным, но я чувствовал себя неприкасаемым в этом автобусе! Боже, какой бред, если бы только он не приключился со мной! Стало весело и смешно – я, ничем не отличаясь от попутчиков рядом, вызываю такую реакцию, что все боятся даже посмотреть в мою сторону. Лишь секунда – и уже чувствуется настроение окружающих, оно впитывается, как губка.

Но, дело не ждало…

Один из пассажиров, парень из группы напротив, сразу мне не понравился. Мне неприятен был его вид – черные джинсы настолько в обтяжку, что реальный объем его ног мог быть раза в два больше, чем спички, торчащие из задницы; какая-то тряпица, видимо, предназначенная исполнять функции футболки, с фактурой материи, стиранной не меньше миллиона раз, просвечивала и, при некотором рассмотрении, открывала вид на тощий торс, торчащие ребра и соски, на белом фоне они смотрелись противно, как шрамы.

Я никогда не был драчуном, не лез в драку первым, не провоцировал других…

Правда заключалась в том, что и дрался-то я не больше десяти раз за всю жизнь, если вспомнить навскидку.

Его крашеные волосы, с девчачьей челкой на один глаз, всего лишь их вид, этих черных прядей, заполнили чашу терпения до краев, даже для меня.

Спрей для рта не только создавал отвратительный запах помоек и кабинетов стоматологов в дешевых больницах, он еще и раздражал горло, заставляя его напрягаться для каждой фразу, да так противно, что даже обычное мычание превращалось в низкий хрип.

– Эй, пидор! – окликнул я этот «субъект» не своим прокуренным и пропитым голосом.

Сначала не было никакой реакции ни от одного члена компании, хотя, не исключено, что членов там было не больше, чем в женской бане.

– Ты что, глухой что ли? – сказал я немного громче, удивившись, что хрипота звучит в голове даже слегка забавно.

Легкий взгляд презрения в мою сторону. Этот был немного по-хулиганистее – клетчатая рубашка красно-зеленого цвета, джинсовые шорты с подкатом до колена и короткая стрижка а-ля «спортивная». Я даже подумал, что сейчас этот кадр пихнет своих товарищей, а они направятся в мою сторону, но нет. Всего лишь зыркнув глазами, мол, «не выеживайся, а то схлопочешь» он снова отвернулся к разговору.

В голове мелькнуло правило №2.14 «Нельзя причинять серьезный ущерб психическому или физическому здоровью, лишь легкое воздействие для выполнения пунктов 1.5, 1.7 и 1.10»

Пожалев о том, что, как истинный бомж, не захватил с собой бутылок из помойки рядом с остановкой, я сунул руку в карман и взял влажный ошметок газеты. И, конечно же, я получил огромное удовольствие, когда метнул им в группу молодых людей. В секунду, когда противная бумагоподобная жижа врезалась в роскошно-мерзкую прическу пассажира самого голубого вида, того самого, я разразился таким ржачем, которого не позволял себе, наверное, никогда. Я смеялся над тем, как лицо этого педика искажается сначала от резкого испуга, потом от отвращения, на его глаза уже наползали слезы, постепенно превращали лицо в жалкую маску трусливого ребенка. Кажется, у него даже тональник потек. Я смеялся над тем, как мой хриплый ржач заполняет стены автобуса и возвращается ко мне обратно, не найдя пути наружу.

Смеялся и над жизнью, которая подвела к тому, что функция в социуме, отвратительная, с натяжкой даже работой назвать сложно, вызвала во мне столь яркие и позитивные эмоции. Я казался себе отвратительным, жалким и… и «бесполезным»…

Тяжесть собственных мыслей опускала все ниже, настолько низко, что дрожь в теле становилась ощутимой и сильной, озноб «колбасил» туловище похлеще режущего ветра, хотелось рыдать, хотелось упасть на колени, потом завалиться на бок, в грязь и пыль, стать незаметным и жалким, мерзким, блевать от нервов, от головокружения…

И все это было невозможно совершить в один момент. Поэтому я ржал что есть сил.

– Ты считаешь это смешным? – подошел тот самый «хулиган», который, по-видимому, был не только основной ударной силой компании, но и единственным нормальным парнем на фоне этой женоподобной группы. – Ты считаешь это смешным?

– Мог бы и не повторять, я не глухой, – хрипом вырвалось из моего горла.

Больше не было смысла ничего говорить. Я просто смотрел на собеседника, снизу вверх, стараясь не отводить глаз, хотя в легких осталось еще достаточно смеха, чтобы перевести его в правильное русло и не показать, как мне стало не по себе от тяжелого взгляда. Я никогда раньше не делал ничего подобного и о возможных последствиях не имел никакого представления.

– А ну вставай! – рявкнул на меня «парень в рубашке». Он хотел схватить меня за одежду, но было видно, что ему противно даже участвовать в этом разговоре.

– Мне еще рано выходить. Поэтому, если хочешь, чтобы я извинился перед этим чмом, то придумай что-нибудь получше.

Его лицо кипело от злости, я даже и не догадывался, насколько сильной может быть ненависть у человека примерно моего возраста, если не младше. Но роль должна быть отыграна до конца.

«Тебя могут побить, но, так сказать, опыт подобной „работы“ показывает, что никто не хочет обременять себя более тяжким преступлением с участием, так сказать, „бомжа“, в качестве потерпевшего. Естественно, необходимо соблюдать все правила, чтобы не доводить провокацию до предела» – вспомнились мне слова куратора.

Удар прилетел неожиданно. Еще секундой ранее я вспоминал правила, чтобы придумать выход из сложившейся ситуации, как вдруг – я уже прикладываюсь лицом к стеклу. Не сказать, что я был удивлен, напротив, удивление вызывало лишь то, как долго мешкает мой «собеседник». Удар был достаточно силен, чтобы перемешать все видимое в одну сплошную катавасию.

Рефлекторно, я вскочил на ноги, забыв обо всем – о роли, о правилах, и, уж тем более, о своем внешнем виде, – все это никак не располагало к резким движениям, отчего рывок больше походил на косолапый подъем из ямы. Надо отдать должное «гриму» – парни отшатнулись, стоило им понять, что сейчас возможна короткая, в силу их большинства, потасовка, в которой нужно будет контактировать с «этим»…

Их неуверенность направила меня в правильное русло и, не сказав ни слова, я пошел на выход. До остановки нужно было ехать не меньше пары минут, но я старался не смотреть в сторону обидчиков, хотя в глубине души меня разрывало от смеха, такого же безумного, что я выдал ранее.

Я вышел, когда двери распахнулись у железнодорожного вокзала.

5

Вокзал встретил меня неистовым гулом, как если бы мою голову засунули в самый эпицентр пчелиного гнезда. Шум не прекращался ни на минуту, наверное, даже ночью. Торговые центры и то пустели с течением времени, когда солнце падало вниз за линию горизонта, ритм города замедлялся ближе к ночи, трафик сворачивался тромбами в клубные и ресторанные районы, но вокзал, это средоточие всех стереотипов современности, продолжал бурлить. Терминал прогонял через себя тысячи людей в день, проталкивая их по всему городу, словно чистую кровь.

По странному стечению обстоятельств, мой обеденный перерыв пришелся на час пик в самом сердце Московского вокзала. Когда я вышел на остановке, то еще немного развлек себя скитанием по окрестностям Московского вокзала в поисках интересных впечатлений.

Утренний опыт был интересным и неожиданным. Странно, как быстро я нарвался на неприятности, оказавшись даже не в битком набитом автобусе, ведь сейчас меня выкинуло в эпицентр событий, в столпотворение сродни Вавилонскому, где все прохожие говорят по-своему – десятки разновидностей сленга, наречия предпринимателей и бизнесменов, мат, иностранные языки…

Здесь никто не обращает на меня внимания, если только мое присутствие не начинает раздражать. Я так ходил около получаса за одним мужичком в деловом костюме, который лаконично дополнялся кейсом, затянутом в черную кожу. Это было забавно, смотреть, как в нем просыпается удивление, раздраженность, паника, и каждый раз, стоило только ему обернуться и увидеть меня, вонючего и мерзкого, он потел и зыркал маленькими глазами.

Я поигрался с прохожими еще около полутора часов, не чувствуя раздражения, усталости, только неописуемое чувство восторга, как любой другой бездельник на моем месте. Несколько дней назад даже представить было сложно, что существуют такие «профессии», а я чувствовал себя настолько «не в своей тарелке», что игра начинала приносить удовольствие безнаказанности и вседозволенности.

Обед пришелся на половину третьего, желудок еще не успел взвыть от пустоты внутри, но уже слегка подталкивал голодными позывами, как товарищ, привлекающий внимание, чтобы рассказать крутую байку. Я вспомнил указания куратора и направился в забегаловку «Сидим-едим», которая являлась одной из тех, что указаны источником бесплатного питания для таких же «рабочих», как я.

Белый киоск в углу зала ожидания, ничем не примечательный, такой скучный, что никто посторонний никогда не захочет отведать местной… Что? Шавермы? Вот черт, я и не задумывался, что придется питаться ЭТИМ!

Нужно было проверить, каким «бизнес-ланчем» кормят мои работодатели. Внутри стоял не то, чтобы очень противный запах, однако он был ощутим и не очень приятен. С одной лишь оговоркой – как-то странно он сочетался с запахом препарата для вони изо рта, поэтому лично мне и еще парочке «бомжей» внутри было достаточно комфортно.

Как лучше объяснить этот феномен? Думаю, все дело в химии и только в ней.

Высокий мужчина восточной национальности даже не поздоровался со мной, лишь едва заметно подал какой-то непонятный знак, не похожий даже на кивок головой, как бы давая понять, что «я на месте». Я положил на стойку двадцать рублей четырьмя пятирублевыми монетами, как того требовали инструкции, и мне был вынесен поднос. Все действие заняло не больше двух минут, ведь все уже было готово, но, конечно, скоростью я был поражен. Мимолетно глянув на стоимость блюд, я понял, что они – всего лишь вторая ступень защиты от посторонних. Цены были завышены, в лучшем случае, вдвое.

Обед был щедр, но не более того, ведь нельзя привлекать внимания прохожих, которые бы не отказались пофоткать да поснимать видео в интернет про бомжа, который есть роллы или пасту.

Обычный салат типа «трава»: из огурцов, помидоров и прочей зелени, хотя вкусный, то ли из-за вездесущего зелья во рту, а может – из-за добавленных специй; уха, жидкая, но удобоваримая; и, внимание, пюре с грибами и копченостями. Я даже у матушки так хорошо не питался давно, хоть и ее не видел уже не меньше пары месяцев.

Утолять голод было приятно. По-настоящему приятно; чувствовать себя в спокойном и тихом месте с вкусной едой, где играет непопулярная музыка непонятного радио-жанра. Конечно, так и подмывало подойти к одному из субъектов за соседними столами, которые, как и я, держались порознь, да узнать, являются ли они моими «коллегами», но старший предупреждал, чтобы я ни в коем случае не лез.

Я понаблюдал за одним из мужчин в лохмотьях, он выпил чай, держа кружку через салфетку; проходя мимо стойки с кассой, он едва заметно оставил две сотни в коробке «на чай» и вышел прочь.

Можно было проследить за ним, ведь интересно же, как «работают» другие, тем более, этот индивид, был поопытнее меня. Но я остался сидеть, обедать, старался при этом ни о чем не размышлять. Помню только шальную мысль: «Успею еще».

После обеда день стал ленивым и долгим, и каждое действие вызывало тяжелую сонливость, сквозь которую нужно было продираться, как через гору подушек. Поэтому, немного повздорив с молодой парочкой, лет двадцати, даже моложе меня, я направился к трамваю, совершавшему круговое путешествие по самому сердцу города.

Медленно проковыляв по салону, я завалился на задние сидения прямо с ногами, выбрав позу «зародыша», а после, сам того не ожидая, уснул. Сон был обрывочным, без сновидений, но я не открывал глаза, даже когда вокруг жужжали раздраженные диалоги других пассажиров. Иногда это были старушки, иногда даже взрослые мужчины могучим басом возвещали о том, что «это вообще ни в какие ворота не лезет…», хотя никто не решался притронуться ко мне.

Все они были лишь голосами вокруг, забавным помешательством, как аксессуаром к моей деятельности. Как кейс для бумаг, а почему нет? Вместо документов и печатей – галдеж монотонной толпы, или что-то вроде. Не хотелось, чтобы все эти голоса стали реальными, но вокруг все толпятся эти недовольные бабки-дедки-детки и прочие люди, которым я раньше бы всегда уступил место…

Мне не хотелось ощущать себя мудаком в этот момент.