Текст книги "Город мертвецов и другие истории (сборник)"

6

И снова я забрался в душный, на этот раз, троллейбус. В инструкции было сказано, что тип транспорта, направление движения, периодичность не играли никакой роли. Район был четко предопределен, и внутри него у меня не было никаких ограничений по передвижению. Я старался выбирать те маршруты, которые максимально исключали возможность встречи со знакомыми и дальними родственниками.

Новый день ничем не отличался от предыдущих – все то же бесконечное солнце, почти полное отсутствие облаков и мертвый штиль. В одежде я чувствовал себя рисом на поле – в невыносимой влажности, грязный и…

Даже не хотелось об этом думать.

На пятый день я начал понимать, что работа не так проста, она действительно требовала приложения усилий и определенного умения. Да, я ни на секунду не приблизился к пониманию, почему вообще было возможно существование организации с такими «кадрами», однако стал больше ощущать себя обычным работягой, которому весь день трахают мозг. Вот только не начальство и клиенты, а все вокруг…

Как-то само собой получилось, что я стал заполнять пустоту в переездах наблюдением за происходящим вокруг, анализу любых попадающихся на глаза мелочей и длительным монологам о полученных результатах. Это не только развлекало, но и, порой, заставляло сильно погрузиться в себя, ощутить «Депрессию-лайт», в которой время замедлялось, а тело застывало в нежелании ничего делать.

Именно благодаря такому состоянию я был в силах ощущать в себе что-то человеческое, что-то полезное. Я даже начал вести короткие заметки, записывая их в маленький блокнот из потайного кармана, когда появлялась возможность скрыться от всех вокруг, что чаще всего происходило в кабинке вокзального туалета.

«Все вокруг носят „Найки“. Это и странно, и очевидно. Хорошие кроссовки, но как же произошло, что почти все вокруг стали выбирать именно их? Скорее всего, в этом есть вина интернет-магазинов и прочих дисконтов, и многие сообразили, что покупать за те же деньги обувь на рынке – уже не комильфо».

«У каждого человека есть такое же расписание, как и у любого транспортного средства. Речь идет не о распорядке дня, о том, что мы заставляем себя делать каждый день, чтобы прийти на работу вовремя, и при этом выглядеть настолько хорошо, насколько нам это нужно. Сейчас я говорю о тех часах, что вращают наши подсознательные привычки, наши привязанности.

Вот парень в наушниках. Я видел, что он слушает музыку с телефона. И каждые две-две с половиной минуты он достает его, чтобы проверить наличие новых сообщений. Не знаю, находит он их или нет, но спустя сорок пять секунд он убирает телефон обратно в карман.

Или, другой пример, девушка с дредами в другом конце салона. Хоть ее лицо и направлено в мою сторону, она слишком занята сновидениями, а они буквально утаскивают ее на свою сторону. Каждые полторы минуты ее лицо наполняется слабостью, голова начинает медленно клониться вниз. В последующие пять секунд происходит движение вверх-вниз, что можно назвать как забавным, так и вполне эротичным, если брать в расчет ее умиротворенное лицо. И! Резкий рывок, после которого голова снова держится ровно, а взгляд устремлен прямо, в будущее!»

«Все заметки уже пропитались моим гримом, они пахнут не лучше места, в котором я их пишу, но это достаточно символично, ведь в них моя жизнь, как прошлая, так и будущая. Не нужно думать о своем положении, все еще стараясь получать удовольствие от того, чем занимаюсь, но это становится все сложнее, ведь в одиночестве не видно просвета, каждый день мое прозябание в душной квартире становится все мрачнее и мрачнее. Не спасает ни кино, ни игры, ни порнуха».

Да, иногда я позволял себе предаться мрачным мыслишкам, но это было больше похоже на сброс балласта, который накапливался и накапливался, мешал трезво рассуждать.

В своем повествовании я постараюсь избавиться от тупого пересказа случаев, которые происходили со мной во время «работы», ведь хоть они и отличались друг от друга, все же – можно провести точное градуирование:

1. Моменты наблюдения. Нужно было вести себя более пассивно, я просто заваливался на сидения, прямо вместе с ногами, на пол, презрительно ржал, когда просили уступить место, а иногда – просто засыпал или притворялся спящим. Я тупо смотрел на людей, на их повадки, их реакцию на мое наглое и непростительное поведение. Чаще всего наблюдением я занимался с самого утра, если чувствовал себя уставшим, а также вечером, по той же причине. Иногда я представлял себя репортером в среде диких хищников – одно неловкое движение – и они готовы разорвать тебя взглядами, презрительными и опасными.

2. Провокация с моей стороны. Было забавно поддергивать своих сверстников, которые мне совсем не нравились по ряду причин, некоторые из которых я даже назвать не смогу. Я мог приставать к представителям разных субкультур, будь то металлисты, рэперы и прочие позеры, мог начать материться на старушек, которые, знай себе, сидели и причитали по поводу и без. Конечно, любимыми «клиентами» были парни «голубоватой» внешности – в джинсах такого отвратительного фасона, он больше намекал на принадлежность к колготкам; в майках-сеточках, в футболках настолько тонких, что их существование можно было поставить под сомнение. По моему представлению, все эти «полу-девочки» достойны были хорошей порки или побоев, вот только я не мог начинать драку, даже чтобы проиграть ее.

3. Ответ на провокации других….

И вот, мы подошли к самой интересной части.

Каждый хочет быть супергероем, а для того, чтобы понять это, не нужно заканчивать Гарвард по специальности «Доктор экстрасенсорики». Все без исключения – школьники-геймеры, старухи, постоянно борющиеся за права восседания социальных меньшинств на сидениях, мужчины среднего возраста, косо поглядывающие на девчонок в шортах под самую попку… Каждый ждет своего шанса, чтобы совершить чудо, вытащить любого близкого из беды.

Именно поэтому мы восхищаемся скандальными музыкантами, эпатажными и, порой, отвратительными, киноактерами, писателями – каждый из них может похвастаться влиянием на окружающий мир, на умы людей, на их эмоции. Их судьба, какой бы трагичной она не была в реальности, все равно влечет своими красками и властью.

Но кого-то останавливает страх или, может, обычная неуверенность в себе. Мне же было все равно, ведь чувствовал иллюзию вседозволенности, которая и начала губить.

На третий день занятости, произошел очень интересный случай, который заставил меня задуматься об истинном предназначении дела.

Я ехал в новеньком автобусе, большом и просторном, с вентиляцией, которая уносила мой смрад прочь, на улицу. Было не жарко, для обычного человека, конечно. Я же сидел, словно пьяный, от пота и жара, от духоты под расстегнутой курткой, как духовая печь. Все-таки у грима были побочные эффекты и заключались они в чесотке. О, как она терзала уже в середине рабочего дня.

Было около шести, если верить большому электронному табло над кабиной водителя. Я сидел в середине автобуса, спиной по направлению движения, и смотрел на двух мужиков, что пили пиво на зднем сидении. Они были забавны в своих речах, которые для меня звучали лишь обрывками в моменты затишья, на остановках. Всю дорогу они только и обсуждали «побег из России», превознося свои факты все с новых неожиданных сторон. Были затронуты проблемы политики, культуры, медийности, несколько раз они поднимали вопрос вырождения нации и национализм в целом.

Ну не смешно ли? Я уже начал хихикать, глядя, как эти представители «сверхчеловека» поносят страну, в которой живут, как они рассматривают варианты проживания в Европе, Канаде и даже в Австралии.

Пока глупости разносились по автобусу, я даже не сразу подметил девушку, что сидела перед ними, на сидении ниже. Она была беременная, что легко приходило на ум от вида округлого живота при общем спортивном телосложении. Миловидное лицо было прикрыто лладонью, кажется, ей было плохо.

Знаете, в школе случалось, когда мы, мелкие, глупые, как-то неумело матерились, тихо, украдкой, чтобы учителя не «спалили», но, порой, в момент произнесения запрещенных слов, как правило, самых гадких, тишина, шутливо и подло, заполняла пространство класса и через секунду, красного как рака ученика уже выводили вон.

Именно так и произошло секундой позже. Я только ее приметил, начал любоваться желто-зеленым сарафаном под блондинистыми волосами, он так симпатично скрывал аккуратный круг живота, и! то ли остановка, то ли очередной светофор – и в звонком безмолвии разносится ее голос:

– Вот уроды!

Мне понадобилась секунда, чтобы догадаться, послышалось или нет? А двум подонкам – около трех, чтобы начать ржать на весь салон. И, как школьница, бедная девешка сразу почувствовала жар в области лица, ее глаза наполнились неподдельным страхом, а ноги уже собирались выносить ее наружу даже на незнакомой улице.

Так ладно бы все это превратилось в неловкую и несвоевременную шутку, вот только наверху наметилось движение. Мужичок, что сидел у окна, пересаживался к проходу, преодолевая своего смеющегося собрата. Спустившись, он сразу же сел напротив чуть ли не трясущейся от страха и напряжения будущей мамы.

– И кто это у нас заговорил?! – с усмешкой, намекающей на недобрые последствия, осведомился подонок.

Весь его вид, красное от пива и жары лицо, старые, не один год ношеные, джинсы и летняя ветровка, неуместная в жару; все в нем отталкивало, он словно слез с рекламы фильмов про девяностые и их любителей.

А девчонка-то молодец – она сжала волю в кулак, напрягла лицо, чтобы не позволить предательским слезам просочиться наружу, и заявила:

– Мужчина, а вы знаете закон о том, что в общественном месте нельзя пить?

– Ой-ой-ой, вы только посмотрите на нее! Нет, не знаю, расскажите, пожалуйста…

Его манера говорить, вкупе с высоким, будто едва возмужавшим пацанским голосом, заставляла каждую клеточку слухового канала и следующего за ним мозга свербить от раздражения. Несчастные органы, как их угораздило обрабатывать этот поток информации!

– Вы понимаете, что мне итак плохо от этой жары, а тут еще и вы с этими… запахами, – ее носик подернулся от нескрываемого отвращения от последней фразы.

Он что-то продолжал бормотать, едва сдерживая смех, но один вид руки, протягивавшейся к лицу девчонки, стал достаточным поводом для действия. Никто, даже старушки, не стали ничего говорить. Да, проходя по салону, разнося свой мерзкий запах, я слышал, как они что-то ворчат, создают привычный гул общественного транспорта, но хоть бы один человек заступился за несчастную!

Из меня вышел не лучший кандидат на роль спасителя… Представляю, как это смотрелось со стороны.

– Руки убери от нее! – я старался искоренить из голоса всю хрипоту, чтобы человек передо мной мог хотя бы на секунду задуматься, а тот ли я на самом деле жалкий бомж,

что сидел в середине автобуса. Это вышло не очень хорошо, даже напротив – голос прозвучал еще более низко и трескуче, как у Бабы-Яги в исполнении взрослого мужика.

– Это что шутка? А ну пошел нахуй отсюда! – его же голос был, на зависть, уверенным и даже стал ниже, бас придавал ему мужественности, вместо предыдущего писклявого хулиганства.

…правило №2.14 «Нельзя причинять серьезный ущерб психическому или физическому здоровью, лишь легкое воздействие для выполнения пунктов 1.5, 1.7 и 1.10»…

Я толкнул его к стеклу и приготовился. Странно, что на меня нашло? Может, уверенность в том, что я прав? Глупости. Или щекочущее чувство вседозволенности в образе «нежелательного элемента»?

Я собирался следовать правилу, что означало не самую лучшую вероятность получить по голове без возможности ответить. Вспомнилась предыдущая работа, за которую я держался до последнего, даже несмотря на ежедневно ухудшающиеся условия.

Я даже улыбнулся такому сравнению.

Почему-то я не ожидал, что он ударит ногой. Скажу вам со стопроцентной уверенностью – это больно. Не в пах, немного выше, в нижнюю часть живота, которую так люблю у девушек – место, где находится самая уязвимая часть тела, самая беззащитная. От удара, которого я не видел, меня отбросило назад и, спасибо нашим автобусам! я удержался на ногах благодаря малому размеру и поручням.

– Какой-то бомжара мне будет указывать? Ты какого хера тут, вообще, делаешь? – еще удар, кулаком в плечо. Не больно.

Что мне было делать? Я плюнул ему на куртку. Молча и противно, а слюна сразу же обозначилась на синем материале белой звездой.

– Ты совсем что ли!

– Эй, а ну-ка прекратите! Пока полицию не позвал! Их тут в городе много! – закричал водитель.

Опять я пропустил остановку – на этот раз она была экстренной, чтобы прекратить подобие драки алкаша и бомжа. Для полного абсурда не хватало только наркомана и, наверное, педика.

– Пойдем, – буркнул мой новый «товарищ», снимая куртку. Напоследок, он втянул из носа и плюнул в меня. Я хотел увернуться, но лучше было остаться на месте, потому что скользкая жижа попала прямо в руку.

Девушки и след простыл.

Когда я вышел на следующей остановке, то адреналиновый раж покинул меня, тело покрылось ознобом, как противным слоем неровного полиэтилена, и боль вернулась с утроенной силой. Мне только и оставалось, что сесть на скамейку. Пока я зажимал больной живот, то успел заметить одну из старушек, она была в автобусе. Она уходила прочь, периодически оглядываясь и будто записывая события в записную книжку.

7

Когда я открыл глаза, мир сразу же ударил меня своей непостижимой яростью, звуками, раскаленными настолько, что даже жужжание комара доставляло физическую боль.

Солнце лилось прямо в незанавешенные окна, создавалось реальное впечатление приближающегося Апокалипсиса – настолько мощным был свет. Нужно было встать, мочевой пузырь просто разрывался от всего, что было вчера выпито и не вылито наружу.

Как очнувшийся из комы безнадежно больной, я с трудом оторвал свои конечности, которые все магнитились к лону кровати, не желающей моего пробуждения. Прищурившись, я осматривал мир в настолько малые щели, насколько это вообще было допустимо человеческим строением. И увиденное, сперва, не принесло никакого удовольствия. Я был не дома, этот квартирный пейзаж был максимально незнаком. Мне посчастливилось быть одним из тех, кто занял оборону кровати. Вместе со мной было еще три «царя горы» – незнакомая парочка, парень с девушкой, которые свернулись в клубок где-то «в ногах» и Карина – девушка, с которой посчастливилось познакомиться в клубе. По всей комнате, небольшой, причем ее половину занимала кровать, были раскиданы подушки всех цветов и фасонов. Их было так много, будто накануне был совершен налет на магазин «Все для спален». На подушках ютилось еще около шести человек. Девушки были в джинсах, юбках и шортах, и все, как на подбор, в одних только бюстгальтерах сверху.

Дискомфорт также создавало липкое ощущение в трусах, причиной которого был натянутый презерватив, присохший к ткани и органу.

Отыскав небольшую тропинку мимо раскиданных подушек, я пробрался к провалу света в месте, где, как я догадывался, было окно. Солнце насильно закидывало в окно свои лучи, как копья или дротики, они оставляли длинные тонкие полосы, если смотреть, прикрывая глаза рукой.

Совсем другие лезвия застряли в горле, превращая меня в фокусника, проглотившего не один острый меч. Сушило так сильно, что я готов был даже выпить пару глотков из аквариума, который приютился на небольшом столе рядом с подоконником. На нем, кстати, расположились и чьи-то голубые стринги, это было скорее мило, чем смешно или нелепо.

Преодолев россыпь опасно бьющих преломленных полос, сотканных из солнечной материи, я оказался на балконе. Стало немного легче, когда прохладный полуденный ветер прикоснулся к коже, провел по ней воздушными пальцами, слегка раздражая соски. Зеленые листья качались из стороны в сторону, приветствуя меня, как незнакомого пришельца.

Не хотел портить вам удовольствие от воображения картины, что предстала передо мной в это утро, но должен немного объяснить, откуда взялась такая резкая смена декораций.

Прошел всего месяц с того момента, как я в первый раз примерил на себя шкуру, как говорит мой куратор, «нежелательного элемента общества, так сказать», в первый раз почувствовал пьянящее чувство безнаказанности, свободы и по-настоящему веселого угара. И тогда же я осознал, что веду себя, как самый настоящий ублюдок.

Через пару дней, когда веселье и стеб над сверстниками или парнями помладше сменялись тяжелым, слизистым ощущением вины перед присутствующими, когда моя «работа» обязывала проводить одни и те же манипуляции с пассажирами любого типа и принадлежности. Это доставляло даже физические неудобства, что, в свою очередь, привело меня домой, в обьятия старого дивана.

Я лежал все свободное время, то перед телевизором, просматривая очередной сериал, то подтаскивая ноутбук на колени. Время суток менялось так быстро, что в дреме и прострации я едва успевал выйти из дома вовремя, предварительно воспользовавшись гримом. Работа мечты оказалась серьезным испытанием для нервной системы.

Все изменилось, когда приехал армейский друг, которого я не видел уже пару лет.

Он уже навещал меня. Мы вместе гуляли по Питеру, ходили в музеи и… Да кого я обманываю!? Мы бухали, как черти, практически в каждой подворотне были следы наших пьянок, а в парочке баров и клубов нас запомнили охранники, поэтому планы на повторное посещение терпели фиаско еще в зародыше.

Раз уж он знал, где я живу, не составило труда ему проделать путь от вокзала до моего дома, после чего удивить своим появлением. Как выяснилось позже, мой «беззвучный» телефон насчитал около десяти пропущенных звонков с именем «Антоха 176-ая», зато первый же пронзительный крик звонка в дверь сразу расцвел в ушном канале, пророс в мозг, который, в свою очередь, обрек тело на жестокую участь.

Это было утро субботы, второй субботы, после моего погружения в должность.

Я не ждал гостей, ни друзья, ни родственники не хотели общаться со мной после того, как я сам накосячил со своими связями. Удивление мое взлетело к максимальным отметкам, когда, открыв дверь, я увидел его – невысокого роста, около 170 см, загорелого и чертовски довольного Антона.

Его удар в плечо пробудил меня окончательно.

– Какого хрена ты трубку не берешь-то, а?! – его голос, звонкий, как у Соловья-Разбойника, сразу заполнил все пространство моей квартиры, включая щели в стенах и окнах.

– Я спал…

– А друга встречать кто будет?!

Точно… Он писал около недели назад, что приедет в субботу…

– Блин, дружище, я забыл.

– Какой-то ты вялый в полдень-то? – он всегда говорил словом «полдень», что удивляло мой лексикон, избалованный неологизмами.

«Что я мог ему сказать? Я работаю бомжом, поэтому мое нынешнее состояние – это побочный эффект от бесконечного самобичевания и жалости к себе, которые я испытываю, когда веду себя, как мудак».

– Да вот решил выходной провести по-человечески, – ответил я первое, что пришло в голову. Она была ватной, тяжелой, будто я пил неделю напролет.

– Э-э-э, нет, дружок! Сейчас мне нужно помыться, а то я чувствую себя собакой грязной, но потом – мы с тобой будем проводить время, действительно, по-человечески!

Спустя две недели после приезда Антона, в утро июльского воскресенья, я стоял посреди незнакомой квартиры и вкушал солнечный свет, будто был роботом со светолюбивыми батареми. Тело постанывало от легкой неги и слабости, кости хрустели от сухости, мне казалось, что за прошедшую ночь я похудел не меньше, чем на 100% жира. Физическая усталость была ничем иным, как попытками совести вернуть меня в привычное русло жалкого и скучного существования. Как стоп-сигнал, резко сдернутый со своего места истеричным сознанием.

Жаль, что не было дела более бесполезного, ведь именно в момент физического изнеможения я почувствовал себя молодым, полным сил и энергии, чтобы развлекаться, и, как и любому другому представителю молодежи, мне было наплевать на состояние здоровья. Самым важным, что я чувствовал, было желание принять душ после едва запомнившегося секса, и помочиться.

Выйдя с балкона, я автоматически направился в сторону коридора. Планировка квартиры была привычной – обычная двушка, две комнаты, разделенные несущей стеной, длинный полог коридора до кухни и ответвления в туалет и ванну, как небольшие пит-стопы. Все, как у наших друзей, родственников и знакомых.

По дороге я нашел свои джинсы у входа в комнату, слегка удивился тому, что мог снять их сразу после того, как зашел в квартиру, но, прикоснувшись к ним, получил электрический разряд с воспоминанием о том, как швыряю их прочь от кровати, не отрываясь от шеи незнакомой спутницы. Еще один импульс – и спутница открывает дверь ключом, а все остальные (Черт, да сколько же нас там?!) переминаются с ноги на ногу за мной. Она распахивает дверь и хватает меня за рубашку, привлекая к себе, своим теплом зажигая тело.

Воспоминания остались приятными, они вызывали легкие покалывания в улыбке, сокращали скулы в едва ощутимой дрожи, а мягкое прикосновение к фантому девичьей груди в пальцах возбуждало не хуже реального контакта.

Спустя некоторое время я вышел из душа и почувствовал себя бодрым и свежим. Трусы решил кинуть в помойку, а джинсы натянул просто так, на голое тело. Не самое приятное ощущение, нужно было сходить в магазин – в кармане джинсов денег хватало на все необходимое.

Память возвращалась, неловкими рывками, как копирование информации в тупом компьютере: «Осталось 10 минут… Осталось 25 минут… и т. д.»

Антон уехал вчера вечером. Мы с утра уже начали пить и я даже был слегка удивлен, вспомнив, что в поезд мы, с новыми знакомыми, посадили его вполне спокойно, закинули его кости на верхнюю полку и пошли дальше.

Еще больше я был удивлен, когда до меня начало доходить – а ведь все это время я продолжал выходить «на работу»! С десяти до шести я, пьяный и уставший, все еще колесил своей неизвестной дорогой, более-менее придерживаясь района и маршрута, что были прописаны в договоре, закинутом на антресоль где-то дома.

Квартира принадлежала девчонке по имени Анастасия, хотя все звали ее Стася, любительнице дискотек, с которой меня познакомил Антон в одном из бесконечных клубов. Иногда я ночевал дома, иногда у нее, благо, что ее дом был расположен рядом с моим подопечным районом. Раньше, я бы обязательно уже назвал ее своей девушкой, но сейчас… Мне было плевать.

За всю свою жизнь я не пил, не гулял и не трахался столько, сколько за эти две недели…

Я вошел в комнату и подумал над тем, что сейчас стоит сделать, я мог разбудить хозяйку квартиры, завалиться рядом и потребовать немного «сладкого». Холодильник ломился от вредной еды и бутылок, как почти пустых, так и нераскупоренных… Желание было велико, почему же я решил пойти прогуляться? С отъездом Антона тело требовало перерыва, неважно, на полчаса или на месяц.

Возможно, это стало ошибкой.

Погода была теплой, даже жаркой; выйдя из холодного затхлого подъезда, я покрылся мурашками и легким ознобом от резкого перепада температуры. Рядом с парадной стояла урна, полная до краев, как тетрис, в котором из-за ошибки не пропадают сложенные линии, а рядом бутылки и бумажки с этикетками превращали все в помойку. Я не сомневался, что большая часть пьяного мусора принадлежала нам.

Надеюсь, что в понедельник кто-нибудь приберет этот бардак.

Хотелось прийти домой, наполнить ванну, завалиться на диван и предаваться ничегонеделанию весь день, вот только последние две недели все еще держали в силке. Притаившееся требование продолжения банкета подкатывало к горлу. Я так и видел, что придя домой и, проделав все нехитрые манипуляции, я буду чувствовать депрессивное отсутствие эмоций, которое и наблюдалось до приезда Антона.

Я направился в сторону шума дороги, надеясь, что какой-нибудь освежающий напиток сможет расставить все на свои места. Путь лежал через детский «городок», вдоль которого даже не было ни одной старушки. Странно, в моем дворе они всегда устраивали свои тематические вечеринки по обсуждению прохожих. О, я стал бы для них отличным предметом для недельных разговоров!

Магазин располагался сразу за выходом к проспекту, нужно было нырнуть в исполинский проход меж двух высоток, повернуть направо и уткнуться в вывеску «Продукты-24». Я взял себе холодный энергетик, от которого сводило зубы крепче, чем от колы со льдом в «Макдаке», но именно это знакомое и неприятное ощущение вкупе с противным медикаментозным вкусом придавало бодрости всему организму. Весь ритуал будто был направлен на то, чтобы все молекулы, бактерии и лейкоциты с эритроцитами восстали против веществ в этом дерьме, они должны были почувствовать, что такое борьба за свою и твою жизни.

Я всегда думал, что нужно пить энергетик залпом, а если нет, то максимально быстро, пока не передумал, ведь смаковать вкус никак не получалось с удовольствием, поэтому, стоило почувствовать «порог тошноты», то приходилось выкидывать банку прочь с остатками. Сегодня в помойку отправилась почти пустая жестянка.

Слегка качнуло, голова наполнилась ватным веществом, видимо тем, что осталось от мозга.

Снаружи ожидала автобусная остановка.

И как можно описать этот маленький шаловливый нерв, в котором родился импульс: «Хочу прокатиться»?

Как бы то ни было, через минуту я уже сидел в первом автобусе, который показался из-за поворота. Я чувствовал странное дежа вю, но, при этом, старался контролировать ситуацию, ведь обманчивая реальность могла подставить меня и заставить забыть, что сейчас я уже не был так неуязвим.

Шаг, другой, поворот головы в поисках свободного места. Пустых сидений – тьма тьмущая, но, по привычке, голова вращается в другую сторону, вправо. И… Это давно забытое ощущение, почти незнакомое, прохлада в голове, мысли прочь, взгляд затуманен…

Я читал множество книг, где взгляд или человеческий глаз сравнивается с фотоаппаратом, но ни разу не натыкался на особенности этого фотоаппарата. В рутине мы все – дешевые «мыльницы», до тех пор, пока не станем подмечать красоту мелочей вокруг. Лишь внимательный фотограф сможет подметить крошечные детали, заставить как дешевый, так и самый дорогой аппарат запечатлеть крупицы шедевра стеклянным глазом, и все это – в идеальном освещении под нужным углом.

Моя «глубина резкости» дала сбой, и мир вокруг превратился в одно мутное пятно, в центре которого сидела одна-единственная девушка. Ничего особенного в ней, на первый взгляд, не было – светлая легкая куртка, глупый цвет, который можно было назвать «кремовым», хотя слово это мне не нравилось; легкие тонкие джинсы, словно кистью, очерчивали ее спортивные ножки, темные волосы со следами нескольких покрасок. Но именно лицо привлекало внимание настолько, что я, как дурак, стоял в проходе уже минуты две, все не решаясь занять одно из миллиона свободных мест.

Стараясь не привлекать лишнего внимания, я все-таки посадил свою задницу. Не обошлось без нескольких столкновений с поручнем, и теперь я спокойно мог уставиться на нее, даже не удивляясь, как до сих пор не был замечен. В ее лице скрывалась странная притягательность, что-то незримое, что-то… личное, мое. Можно ли было назвать ее первой красавицей? Я мог бы, но, по правде говоря, круглое личико с по-детски веселым разрезом глаз еще ни разу не попадалось на страницах глянцевых журналов. Ей не хватало той остроты, что подчеркивалась кудесниками глянца и софитов. Все в ее лице было таким «обыденным», даже «домашним».

И еще она была небольшой и аккуратной. Под курткой подразумевался худой, подтянутый живот, небольшая грудь, а ноги могли свести с ума любого мужчину.

Я никогда раньше не успевал заметить столько деталей за столь быстрый промежуток времени. Я баловался любованием ею, как любой «гик» наслаждается новым планшетом, как автолюбитель садится за руль первого «Порше»…

– Молодой человек… Проезд оплачиваем!

Женщина в униформе прервала мои мысли и все закончилось. Снова краски стали не такими яркими, содержимое окружающей реальности «ввернулось» обратно в мой взгляд, оставив лишь приятные воспоминания. Я, не глядя, ссыпал содержимое кармана с мелочью, женщина-кондуктор цокнула языком, отсчитывая рубли в нужном сочетании, после чего вернула сдачу и несчастливый билет. Даже повторный подсчет получившихся двузначных чисел не принес ни счастья, ни радости.

Девушка напротив читала какую-то модную книгу, название было знакомым, но ни о чем не говорило. Не узнал я больше и о своей спутнице. Надо было садиться рядом, здороваться и начинать разговор, но я не смел. Ровно до тех пор, пока опять не обнаружил себя в другом месте, прямо рядом с ней.

– Привет, – робко поздоровался я.

– Привет, – с улыбкой ответила она, не отрываясь от книги.

– Что читаешь?

Она молча приподняла свое чтиво, чтобы обложка стала ясно видна. Естественно, я не обратил на нее никакого внимания, стараясь не отрываться от лица красотки.

– Название мне ни о чем не говорит, разве что о том, насколько эта книга меня достала рекламой и в интернете, и в реале, – я ведь думал об этом, а потому не смог выразить ничего нового.

– Зачем же спросил, если видел обложку?

Она, черт побери, даже не отрывалась от чтения. В голосе чувствовалось превосходство, любопытное, будто его обладательница проверяла меня на прочность, заинтересованная. Тихий и мягкий, как вельветовый, голосок успокаивал уши после утреннего потрясения.

– Да вот, решил, что просто обязан узнать такую красотку поближе.

Когда она оторвалась от чтения, я ощутил резкое потепление. Даже не так…

Взрыв изнутри залил лицо, шею и плечи нестерпимым пламенем, которое иссушало все мысли, с благоговенным вожделением я смотрел в ее глаза и наслаждался композицией миловидного личика и ехидной улыбки.

– Так ты пригласишь меня куда-нибудь?

Честно говоря, я не ожидал такой прыти, но неподдельно обрадовался и вовремя взял себя в руки:

– А зачем ждать? Отсчитаем четыре остановки и выходим. Думаю, Питер подскажет, где можно засесть.

– Вот как? – Она убрала книгу в сумочку, которую я до этого не замечал между сиденьем и стеной автобуса. – Только свой счет я оплачиваю самостоятельно, чтобы у тебя и в мыслях не было закадрить меня.

– Отлично, я хотел сказать то же и про тебя

– Рада, что не придется пить минералку.

Мы рассмеялись и путь продолжился.

За веселым разговором мы проехали не меньше семи остановок. Никто не хотел следить за происходящим снаружи. Я почувствовал такую заинтересованность, которая в мгновение ока прогнала и скуку, и депрессию.

Нелегкая завела нас на окраину центрального района, как раз за Невой, которая как раз очерчивала водной границей средоточие неоновых вывесок от жилых массивов, сплошь состроенных из старых домов, которые, будто детские кубики, были раскиданы в самых неожиданных местах.