Текст книги "Город мертвецов и другие истории (сборник)"

Ресторанов и баров было немного, а мимо дверей под вывесками типа «Шаверма» мы со смехом пробегали. Таким образом, наткнулись на крупное сетевое заведение, которое позиционировалось, как бар, но было не таким уютным. В память стучалось любое из тысячи однокомнатных заведений в самом сердце города. Но, сказано – сделано, и мы уже проходим сквозь гарь сигаретного дыма, противного из-за смешанного аромата хорошего и плохого табака, витающего по всему залу. За серыми волнами дыма оказалась небольшая лестница, по ней мы поднялись на этаж «один с половиной», в пустой зал для некурящих. Я ведь даже не спрашивал, курит она или нет, просто направился туда, где не было накурено.

Правда, выяснилось, что заказ нужно делать у барной стойки, поэтому путь был проделан еще дважды, зато теперь можно было расслаблено завалиться на дешевый диван из заменителя и сделать глоток ледяного пива. Она заказала вишневое, я же был немного демократичнее – не признавая всех этих ароматизаторов, выбрал темное. Пропавшая в глубинах памяти ночь давала о себе знать, я ощутил это только после смены микроклимата – тело ныло и слегка почесывалось после жары, один глоток прохладного напитка так сильно ударил по голове, что сразу клонило набок. Оно прокатилось не только по трубе пищевода, но по всему телу – массажем миллионов мурашек. Стоило неимоверных усилий сохранить равновесие на диване.

Как-то случилось, что разговор сошел на нет. Я не чувствовал дискомфорта, ее присутствие, наоборот приободряло меня, вот только единственное, чего мне хотелось по-настоящему – это приобнять ее за плечо, почувствовать ее кожу наощупь. Конечно, такое желание могло быть вызвано эрекцией, чтобы хоть как-то ее оправдать, но зато оно было искренним.

Что чувствовала она, оставалось загадкой.

Черт, вы не поверите, но идиотское свидание закончилось так же, как и началось – мы просидели молча почти час, потягивая пиво и постоянно рассматривая, то друг друга, то интерьер вокруг. Наши глаза не стеснялись, мы не отводили взгляда в искрящиеся моменты пересечений, что говорило о многом, для меня уж точно. Именно так, без слов, без ненужных фраз, признаний и пожеланий.

Все слова остались на улицах Питера, вместе с бесконечным парадом видов северной столицы. Мы слабо улыбались, потягивая ватное пиво в полутьме бара, весь энтузиазм общения закончился, как села батарея у плеера. Да, именно так, – без солнечного света наши аккумуляторы стали бесполезны. Следовала ли за смертью новая жизнь?

Она встала и, взяв сумку, не сказала: «Мне пора, ты классный парень, мне было интересно, бла-бла-бла, но…» и все иже по списку, нет.

Она наклонилась, пряча лицо от моего взгляда в близости, и аккуратно сказала мне на ухо:

– Все было здорово. Еще увидимся.

Не прошептала, не выдохнула томным голосом, а просто «произнесла».

Как же это было эффектно!

Исчезла. Я не пошел вслед.

8

День был вязким и противным. Понимаю, что это лишь внутри моего собственного восприятия, но ничто на свете не могло меня заставить радоваться этому дождю. Все вокруг, особенно сверстники и те, кто помладше, обезумели в одночасье – толпы парней и девушек высыпали на улицу и принялись чуть ли не плясать под дождем. Я ютился под «козырек» ближайшего кафе, чтобы без того промокшие и пахнущие от пота вещи еще и не промокли до нитки от дождя.

Людская масса бесновалась от радости. Они возносили руки к небу, будто это событие можно было приравнять к чуду религиозного масштаба, хохотали; девчонки скидывали верх, оставляя лишь майки, топы или блузки, а парни старались быть рядом, потому что созерцание было прекрасным, но недостаточно. Неудивительно, что от такого заряда позитива на небе осторожно, даже неловко, проступила маленькая радуга, меж двух девятиэтажек, как небесный мост.

И когда я увидел ее, то мне стало стыдно.

В уборной одного общеизвестного общепита, я снова выудил свою записную книжку, блокнот, и принялся записывать:

«Это занятие и заставляет меня думать, что мои действия имеют некий важный смысл, и, в то же время, я начинаю ненавидеть свое существование, которое привело к тому, что я рад этому бреду. Я стал жестким, меня раздражает почти каждый третий, даже к девушкам стал относиться предвзято, видя в них лишь сиськи-письки на ножках. Что со мной не так?»

Я откинулся к стене, но бачок помешал и по помещению и его кафельным стенам пронесся противный скрип сантехники. Посмотрел на запись и зачирикал ее до полной невидимости, после чего вырвал лист целиком, не жалея даже вчерашние записи.

Я делаю их не для того, чтобы сохранить «на будущее», не для того, чтобы посмеяться над «прошлым собой». В этих записях я пытался выудить того человека, кем я был некоторое время назад. Нужен ли он сейчас? Не уверен.

Но он хотя бы мне нравился.

Времяпрепровождение сводилось к обычному рабочему дню – распорядок, который волей-неволей складывался из массива всех действий, что в совокупности не отличало мою «идеальную работу» от всего, чем приходилось заниматься ранее. Какая разница, чем заниматься – продавать сомнительную технику, впихивать в прокат и в продажу диски с отвратительными фильмами такого же качества – все равно время аккуратно разделяется на периодично выполняемые действия.

Вышел из дома – две минуты сорок шесть секунд до автобуса, который довезет меня до «пункта переодевания» за семнадцать минут, плюс-минус две, в зависимости от обстановки на дороге. Да, у нас есть свой пункт переодевания, который, судя по всему, предназначен не больше чем на пять человек, судя по вечно пустым помещениям. Только унылый охранник, растерявший былую армейскую выправку, вечно провожал взглядом, следя, чтобы никто не задерживался.

Итак, я отвлекся.

Когда я выхожу из невзрачной двери в одном из узких дворов с постоянным запахом плесени и органического мусора, на часах «9:55». Пора приступать к работе. Один из классических маршрутов: три минуты сорок секунд до перекрестка (этот результат выработался не сразу, а лишь после того, как я научился не заблуждаться в неожиданных поворотах домов игривого Петербурга); после этого, я жду от пятнадцати до сорока секунд, пока не загорится зеленый человек с цифрами «0:26» под ногами. Забавно, что вечером времени пешеходам дают ровно вдвое меньше, словно намекая на то, что вечером нужно либо сидеть дома, либо в баре.

Потом, на трамвайной остановке, тешу себя созерцанием городской толпы во время затишья, небольшого антракта перед «Часом пик». Поездки в транспорте всегда происходят и одинаково, и по-разному одновременно. Я всегда еще тот же «бомж», вечно игнорируемый, но бесконечно требующий внимания, готовый вырвать его у тех, кто не по нраву, но с другой стороны…

Вид из окна никогда не перестает удивлять уникальностью происходящего. Это и вечные «секундные происшествия», которые словно выстраиваются в ряд, чтобы пролететь мимо за мгновение: аварии, драки, встречи влюбленных или концерты нищих; и абсолютно разные погодные явления в линзе окна, через которое я смотрю на мир своим «объективом».

Все образы – лишь чернильные каракули для моего мозга.

Я увидел старушку случайно, всего лишь открыл глаза во время одного из «сонных перегонов», но сразу узнал ее, как в первый раз, когда она оглядывалась, записывая что-то.

Она чуть ли не во весь голос кричала на одного из пассажиров, плотного парня, лет двадцати восьми, который сидел напротив нее и молча глядел в сгусток пустоты перед собой. Спросонья, я понял лишь то, что он никак не хотел уступить место девушке, стоящей по соседству. Что удивительно – и он, и она были красными, как два рака, не сговариваясь, ни дать ни взять – пара старых знакомых; их обоих уже достало творившееся представление, хотя девушка была слишком скромна, чтобы что-то сказать, а парень притворялся слушающим музыку, хотя по его «открытым» наушникам и алому оттенку лица я понял, что старушка его раскусила.

– Да вы посмотрите на него! Свои эти… штуки напялил на уши и сидит! Это ж надо, девчонка совсем тощая и бледная рядом стоит, устала, а этот! Тьфу… Что за молодежь-то пошла?! Вроде здоровый амбал, а мозгов-то!

Ее небольшая элитная «армия» подобных, противных клонов-старушек даже не успевала вставить хоть одного слова, ведь она слишком рьяно поносила свою жертву, что превосходило какие-то внутренние критерии «помощниц». Складывалось впечатление, что только она одна была готова идти до победного конца, пока парень не поднимется наконец со своего трона, чтобы или уйти с поражением, или зарядить «обидчице» в самую середину мишени лица.

Я решил немного позабавиться и подошел к точке боевых действий. Забавно, и ухом, и телом сразу же ощутил, как все вокруг замолчали, позволив звуку мотора вторгнуться в салон с удвоенной силой. Даже воинственная бабуля затаилась, не зная, чего от меня ожидать, но ее лицо выражало скорее предупреждение, чем удивление.

– Эй, дружище, ты посидел? Дай другим теперь! – я постарался произнести это как можно увереннее, чтобы мой вид не давал повода посмеяться, хотя заспанный я вовсе не был грозен на все сто.

Я поймал острый взгляд раздраженных глаз этого «товарища», он будто взывал: «Ну неужели и ты туда же!?»

Но я был неумолим, я наклонился почти к самому его лицу, до тех пор, пока гримаса отвращения, как по команде не приняла очертания, подходящие моменту. Посмотрев в его глаза, я повторил:

– Дай другим посидеть.

– Или что будет? – спросил он, давая понять, что наушники были лишь бутафорией.

Я и сам не думал о том, что будет, пока автобус резко не затормозил.

В Питере всегда нарушают правила дорожного движения. Это стало нормой, причем, не только для пешеходов, но и для водителей любого транспортного средства. Это как привычка курить для большинства – можно искоренить только самыми радикальными методами, которые не интересны, ведь так приятно немного навредить организму!

Очевидно ведь, почему мы все, не исключая меня, переходим улицу в неположенном месте, удивляясь «А как же можно иначе, машин-то нет?», перебегаем на крысный, просим остановить транспорт чуть ли в центре перекрестке, под атакой проезжающих автомобилей…

В этот раз дорогу переходил парень с бородой и в больших наушниках, я успел заметить его в большое лобовое стекло кабины, которое было видно даже из центра автобуса. В этот момент я находился в свободном падении, поэтому заняться больше было нечем. Время не остановилось, все произошло за секунду, как и положено, вот только я успел заметить удивительно много за эту секунду. Как этот парень испугался, увидев автобус в пятнадцати сантиметрах от лица, как мой «соперник» смотрел на меня, еще не успев поменять выражение лица на отвращение или гнев, молчаливые старушки, которые… Да это и само по себе было событием!

Но секунде было предназначено судьбой подойти к концу, выкинуть меня прямо на «крепыша». На нем красовалась джинсовая жилетка, поверх синей футболки с дешевым китайским принтом, обрезанные джинсы и кожаные ботинки. В общем, при ближайшем рассмотрении внешний вид не предусматривал положительного исхода событий.

То ли состояние еще не отпустившей сонливости, то ли съеденная накануне продовольственная макулатура, в виде беляшей, чебуреков и т. д., а может и выпитые вчера дешевые коктейли… Для меня осталось загадкой, почему меня вырвало на его красивые кожаные ботинки.

Они были черными, с интересным вкраплением красного цвета на подошве и вокруг шнурков, и вот – на них противная болотного цвета жижа с кусочками.

– Фуууу, бл….

Он ругался неистово, громко и отвратительно, заворачивая слова в такие обороты, от которых становилось дурно. Надо ли добавлять, как высоко он подскочил, прямо как модные нынче пластиковые ракеты с воздушной тягой.

Организм мой был подобен водовороту, он засасывал самого себя вовнутрь, в бездну, в черную дыру, а вот в душе я радовался, хотя понимал – сейчас не будет времени лучше, чтобы уйти. Старушка-зачинщица как раз собиралась выходить, оставалось осторожно выскользнуть из автобуса, чтобы она не заметила. Почему-то сразу захотелось прогуляться за ней инкогнито, странное чувство ритмично сообщало о чрезвычайной важности этого действа.

– Куда это ты собрался?! – воскликнул голос за спиной. Он был знаком, только искажен срывом, истерикой.

Конечно, это взвизгнула «моя жертва», и, видимо, он желал отмщения за свою обувь. Когда я развернулся, чтобы нелепо извиниться, то сразу получил кулак в лицо. Вот так, сюрпризом – ррррааз! и прямо в нос. Пока падал, даже успел потрогать его, чтобы убедиться, что не сломан. Да уж, кто-то явно на моей стороне, что за всю жизнь так и не сумел повредить свою носопырку.

– Черт, дружище, я же извиниться хотел! – со смехом ляпнул я.

Почему со смехом? Вы не поверите, но у меня почти всю жизнь была такая по-детски дурацкая реакция на боль, полученную в драке. В каждый раз это вызывало неоднозначную реакцию у оппонента. Так случилось и сейчас.

– Ты что творишь? Я же не специально! – я продолжал идти на него, восклицая своим искусственно хриплым голосом, не переставая ржать.

– Отвали от меня, псих! – соперник начал съеживаться и отступать.

Когда я поровнялся с дверью наружу, то поспешил выскочить, несмотря на то, что мне хотелось проучить этого идиота немного больше.

И вот, само собой, получилось так, как и хотелось – старушка шла вдоль парковой аллеи метрах в пятидесяти от меня. Погода изменилась, стала неприятно жаркой, для моего-то одеяния, но солнце приятно поднимало настроение и грело лицо. Я пошел следом, даже не продумывая, что же вообще было нужно.

Наш путь следовал сквозь парк, деревья были так густо рассажены, что в их ветвях запутывался любой луч солнечного света. Было приятно идти по испещренной калейдоскопом тени и света земле, ощущаяя прохладу от расположенного неподалеку водоема.

Я специально не использую в своем повествовании никаких названий и обозначений, чтобы у читателя не возникло желания сопоставить события с реальными людьми, что работают на территории нашего города. Стоит, пожалуй, сразу сказать, что далеко не все бездомные в Петербурге… Хотя, об этом позже.

Старушка шла аккуратной и ровной походкой, изредка начиная даже не прихрамывать, а «старить» свой шаг, это было заметно, ведь я не спускал с нее глаз, желая утолить непонятную жажду и интерес. Она следовала по всему парку, записывала что-то в блокнот, который был так мал, что создавалось впечатление, будто у нее вся рука исписана до локтя – так он был незаметен. Я, естественно, обращал внимание на то время, когда она останавливалась, притворяясь, что смотрит на часы, хотя делала записи, что-то причитая, вроде «Ой-ой, уже опаздываю, совсем стара стала, ноги вообще не держут, не поспевают».

Она обращала внимание на пьянчужек, на таких же «бомжей», как и я. У меня уже не оставалось никаких сомнений, что она проверяет какой-то район деятельности. А другие «нежелательные личности» не обращали внимания на эту милую бабульку.

Уже давно за спиной оказалась граница моей юрисдикции, если можно так назвать круглую зону на карте, что осталась у меня дома, но разве я не говорил – мы всегда стремимся нарушить любые правила? Вот так и я, забыв обо всех предупреждениях, выскользнул из парковой калитки и направился в сторону совсем другого массива – теперь уже не из деревьев, а из старых домов, создающих тот колорит, который можно назвать истинно Питерским.

Я нырнул в очередной поворот бесконечных арок и потерял свою «добычу». Прилив адреналина в этот момент был подобен тому, что накатывает, когда роняешь дорогой смартфон мордой об пол. «Все потеряно!» – кричал паникер в голове, хотя трезвость суждений напоминала о бессмысленности всего занятия в целом, мол, «что изменилось?»

Я решил завернуть за угол и как раз там я встретился с этой «старушкой» лицом к лицу. Как можно догадаться, ей было не больше тридцати пяти.

– Какого?.. – только и вырвалось изо рта, когда я понял, кто стоит передо мной, в той же нелепой куртке, длинной, почти до пола, и держит в руках платок, еще несколько минут назад обвивавший голову. А прическа ее состояла из странного сочетания роскошной гривы, а-ля «шелковый блонд» и выкрашенных в пепельно-серый нескольких прядей, которые и должны были торчать из-под платка.

– Ну что, наигрался? – строго промолвила женщина, в ее голосе еще остались нотки старческого акцента, хотя она и пыталась подавить действие, по всей видимости, того же вещества, что каждый будний день искажает и мой голос.

Я молчал.

– А сейчас ты развернешься на сто восемьдесят и пойдешь отсюда!

– Но я всего лишь хотел узнать…

– Что узнать?! Да, у нас такая работа, но я не собираюсь тебя посвящать во все детали. Если умный, то догадаешься, а если еще умнее – захлопнешь варежку и провалишь отсюда, наконец.

– Простите… – я был смущен… Нет! Я был просто уничтожен ее «преподавательским» тоном и повелительным голосом.

– Тебе действительно пора идти, – уже спокойнее сказала она, поняв, что еще чуть-чуть – и меня можно заставить делать что угодно. – Это не твой район, поэтому тебе повезло, что я тебя к офисным подворотням не отвела. Там старшие тебя бы вмиг уму-разуму научили.

– Но зачем все это?

– Я тоже пыталась понять, когда начинала работать, еще лет пять назад. Тебе все равно не скажут правды, а кормиться догадками – это слишком жалко. Скажу одно, нам будто дают второй шанс. Я вот, например, вообще из колеи выбилась, когда муж умер, даже о ребенке забыла, но мне помогли. И теперь сынка в пятом классе уже, на одни пятерки учится.

У меня просто не было слов. Хотелось прогнать стыдливое чувство, от ощущения, что подглядываю в замочную скважину, и не понимая за кем – за женщиной, или за собственными работодателями.

– Иди-иди. У тебя неплохой макияж, так что, может, даже в старшие пробьешься.

– А вы случайно учителем не работали раньше? – я решил свести все к шутке.

– Проваливай отсюда! – нарочито старушечьим голосом сказала женщина, еле сдерживая смех.

9

Я получил зарплату на карту, которую получил от почтальона ровно в тот день, что был указан в трудовом договоре. Слегка удивившись подобному сервису, я все же расписался в получении и стал размышлять о том, как мне тратить сумму, которая так и жгла мысли количеством нулей. Да, как это ни прискорбно, я не обладал достаточным объемом фантазии, чтобы найти применение своим деньгам.

Стася не звонила, а у меня не было ее номера телефона, что было весьма странным, но, так уж сложилось – я просто «попадал» в ее апартаменты, без предварительного сообщения. Мне нравился такого рода хаос, и было вдвойне обидно, как все закончилось с отъездом Антона.

Вспоминая прошлое, я все быстрее сознавал, что таким образом протекали все мои жизненные события – обязательно должен был найтись человек, обладающий достаточным уровнем харизмы или находчивости, чтобы организовать интересный уик-энд. Сам я был неспособен придумать что-то мало-мальски веселое и оригинальное.

Получив денег больше, чем зарабатывал раньше за три месяца, я, сжав карту и волю в кулак, решил самостоятельно организовать себе отдых. За окном было солнечно и так «по-субботнему». Начать я захотел с прогулки по торговым центрам.

Никогда раньше не думал, что покупка нового шмотья может так сильно поднять настроение. Серьезно. Купив себе новые джинсы, я без каких-либо зазрений совести выкинул старые в урну рядом с магазином. Этот жест поставил точку во всем, что со мной было до начала лета, со всей этой слабостью, жалостью, глупостью. Большая. Жирная. Точка.

Новые мне нравились больше, они были более аккуратными, с приятным рисунком «потертостей». Не прошло и пяти минут, как я, под воздействием хорошего настроения, привязался к девушке лет двадцати, чтобы она помогла мне выбрать остальной прикид. А то, что она согласилась, стало центральным событием чуть ли не последних лет. Оно задало основной тон дальнейшей жизни. Остальное – детали.

Обувь полетела в помойку с наименованием магазина спортивной одежды, где мы купили отличные кроссовки, которые не только выглядели, но и сидели настолько шикарно, что мне до последнего не верилось, будто такая обувь существует. Мною была приоткрыта небольшая дверь в мир, ранее закрытый, запрещенный конкретно для меня.

Футболку и дурацкую ветровку мы порвали в соседнем отделе, где на распродаже была приобретена новая, с ярким принтом на весь фронт. Вместо ветровки – кофта с застежкой-молнией приятного нейтрально-зеленого цвета.

За обедом в суши-баре я узнал, что моя случайная спутница помолвлена, поэтому мне ничего с ней не светит, хотя ей было приятно провести день таким интересным образом. Около пяти минут она распиналась, пытаясь убедить меня в том, что я являюсь одним из самых интересных и веселых людей, которых она встречала в последнее время. Новая роль пришлась мне прямо по размеру и вкусу, и я старался привыкнуть к подозрительно приятному послевкусию настолько восторженного внимания. Еще около получаса мы спорили о том, скатывается ли Питер в яму скуки и рутины, постепенно превращаясь в обычные мегаполис, или нет.

Думаю, мне удалось убедить Аню своим примером, когда я сказал: «До тех пор, пока есть такие люди, как я, беспробудно разочаровавшиеся в жизни, и такие, как ты, готовые броситься в омут даже настолько рядовых событий, наш город всегда будет окрашен в самые яркие цвета». Конечно, я сказал не так, но – кто проверит?

День постепенно исчезал, сначала вечер проступил сквозь угасающие солнечные лучи; апофеозом превращения стал алый закат, он окрасил город в контраст теней, горящих надстроек и все еще ярко-золотых шпилей соборов и храмов. К нам присоединились друзья моей новой спутницы, среди которых, на мое удивление, не оказалось ее жениха. Конечно, было интересно размышлять о том, что она мне соврала, но кольцо было вполне реальным.

Всей компанией мы направились вглубь города. Да, мы оставались в центре, если судить по карте, но таким я его никогда не знал раньше. Стоило немного погрузиться в трущобы, в поселения внутри почти древних массивов, как город оборачивался собственной противоположностью, местами неприятной, грязной, но скрывающей такие интересные места, зовущие в свои недра на всю ночь.

Честь сделать выбор была предложена мне, и это льстило, особенно после того, как решение было во все голоса одобрено моими новыми друзьями. Кем я был для них? Другом, вернувшимся из далекой командировки, или вышедшим из комы незнакомцем. Я не мог прочитать мыслей спутников, но они не старались скрыть их – каждый радовался за меня, когда узнавалось, что сегодня был рожден совершенно новый Андрей.

Нас было семь человек: ваш покорный слуга, Аня, внезапно ставшая активной и раскрепощенной зачинщицей, а также – генератором весьма сомнительных идей (но об этом позже); три подруги, две из которых были представителями модного нынче направления «клонов» – я не различал их ни на йоту, путался в именах, пока не заметил одну особенность – у Светы были темные корни волос, они проступали, словно чернозем под белоснежным, блондинистым полем пшеницы. У Наташи не было подобной проблемы, а Карина (черт, еще одна?) вообще никак не подходила сложившейся компании. Ее одежда состояла из длинной юбки древесного оттенка, с причудливыми узорами из лоскутов, бисера и прочей «эльфийской» атрибутики, а также простой майки черного цвета, она точно была украдена из журналов 70-х годов, на страницах которых хиппи отстаивали свои гражданские права, в перерывах между покурничками.

И еще два парня – один из них, брат Карины, Кирилл, а второй – Виктор.

Ему можно было даже уделить особое внимание, просто так, из интереса.

Виктор жил в странном мире, который будто бы придумал себе сам, хотя, на поверку, это было не так. Он его то ли прочитал, то ли увидел в кино, что не мешало следовать сложившемуся и прочно въевшемуся в голову образу. Виктор жил в Американской глубинке, в небольшом частном доме, типа «бунгало». Не важно, что Американская глубинка была заменена насмешливой реальностью на околицу Питера, а частный дом – на двухкомнатную квартиру, которую каждый входящий посетитель предлагал превратить в однокомнатную небольшой манипуляцией над стеной. Она была нелепа не только своим местоположением, но и видом – краска цвета морской волны не сочеталась с мировоззрением стандартного российского жителя, коими были все мы.

Но Виктор был твердо уверен, что обои – это «прошлый век», в помещении можно ходить в уличной обуви, не считая, правда, зимней и мокрой, после дождя. Словно в обычном фильме о семейных ценностях, его квартира (да и жизнь тоже) была полна стереотипами и шаблонами, ее можно было использовать как съемочную площадку. В комнатах – минимум мебели, а вот кухня, наоборот, пестрила всяческими соковыжималками для цитрусовых, обычными, которые работают по принципу центрифуги; тостер, холодильник с отсеком для выдачи льда и прочий почти бесполезный хлам.

Страшно вообразить, что происходило с желудком этого миловидного человека, но питался он по утрам хлопьями, арахисовой пастой, бутербродами… ах да, сэндвичами с листом салата и тонким слоем тунца из консервов. На обед – что попало, хотя бургеры всегда заняли место в его сердце, желудке и сосудах…

А еще он был очень высоким, почти под два метра ростом, и чертовски худым.

Пока я рассказывал Вам про Виктора, наша компания уже далеко успела зайти в своих грандиозных планах. На часах – почти два часа ночи, вокруг – небольшой бар в одном помещении, большую часть которого занимает большая барная стойка, полукругом, а остальное пространство отдано сцене. Не знаю, куда размещались посетители, вот только это никак не мешало им все наступать и наступать. Нашей компании повезло – мы разместились почти в VIP-зоне над стойкой, маленький балкон, откуда видно все пространство бара.

На сцене доигрывали молодые джазисты – парень в узких и подстреленных брюках рвал саксофон, будто старался подкинуть его вверх, не отпуская руками и губами, парень на контрабасе был пьян, его лицо выражало веселье и радость в алом цвете, а барабанщик, похоже, немного заскучал – с серьезным лицом он осматривал толпу вокруг, предоставляя возможность рукам заниматься своим делом без его участия.

Я не был фанатом джазовой музыки, больше увлекался чем-то потяжелее, но в сложившемся окружении она была как нельзя более уместной – в моих руках Аня и Карина потягивали коктейли, Света и Наташа болтали где-то рядом, под надзором Виктора, а Кирилл… Кажется, он ушел уже давно.

Веселье было сумбурным, клокочущим, оно, под воздействием алкоголя, то вскипало, хоть разговором, а хоть и различными телодвижениями, напоминавшими танец, то превращалось в густой кисель, сквозь который едва пробивались мысли о скуке и желание покинуть заведение.

Я понятия не имел, о чем разговаривал, темы сменяли друг друга так быстро и так нелогично, что сторонний наблюдатель, не сомневаясь, решил бы: «Да, эти ребята уже готовы». Но мы были на одной волне, ловили отдельные слова, улыбки и взгляды, которые смешивались, имена путали друг друга, несколько раз я был Алексеем, потом Виталием, но, в устах Ани, я всегда возвращался в знакомого и домашнего «Андрея».

Ее лицо стало жарким, губы страстными, а блеск залил глаза, что не отпускали меня из виду, это мгновенно выдало хорошую порцию «Маргариты» и «Пина-Колады». Мне не было неуютно в ее компании, никакого смущения от воспоминаний о ее женихе, тем более, не возникало. Я хотел прижаться к ней, еще теснее, чем сейчас, взять в ладонь аккуратную талию, потом опускать все ниже и ниже.

– Эй, ребята! Идем дальше! Моя сестра живет неподалеку, она уже ждет нас, – Витя… Витя, блин… Он выбрал лучший момент, чтобы прервать волшебство, но, я почувствовал состояние Ани – она не хотела, чтобы кто-то видел совсем уж откровенные приставания, то ли мои, то ли ее. Судя по всему, подобный флирт она позволяла себе и ранее.

Не противясь движению толпы, я позволил выкатить себя на улицу. Голова кружилась, белая ночь следовала за ней, смешивалась с одинаково серыми в неровном свете стенами домов. Мы все направлялись к сестре Виктора.