Текст книги "Домашняя жизнь русских царей"

Глава II
Государев двор, или дворец. Внешний вид и внутреннее убранство

Внешний вид дворца и наружные украшения зданий.– Резное деревянное дело: древнерусская и немецкая фигурная резьба, вошедшая в употребление при Алексее Михайловиче.– Общий обзор внутреннего убранства комнат, или хоромного наряда.– Комнатная живопись, стенное и подволочное письмо.– Царские места, или престолы, троны.– Меблировка царских палат и хором.– Частный обзор некоторых комнат.– Передняя, Комната, Крестовая, Опочивальная, Мыленка.

Внешний вид дворца в конце XVII ст. представлял чрезвычайно пеструю массу зданий самой разнообразной величины, разбросанных без всякой симметрии, единственно для удобства, так что в строгом смысле дворец не имел фасада. Здания теснились друг возле друга, возвышались одно над другим и еще более усиливали общую пестроту своими разнообразными крышами, двускатными, епанечными¹²⁴, в виде шатров, скирдов, бочек, с прорезными золочеными греблями и золочеными маковицами наверху, с узорочными трубами, искусно сложенными из поливных изразцов. В иных местах возвышались башни и башенки с орлами, единорогами и львами вместо флюгеров. По свидетельству итальянца Барберини (1565), кровли и купола на царском дворце были покрыты золотом.

Кровля Каменного терема была вызолочена, как можно заключить из того, что в начале XVIII ст. верхний покой Теремного дворца, древний Чердак, или собственно Терем, назывался Золотым Теремком. Некоторые из дворцовых зданий покрывались по тесу белым железом с опайкой английским оловом; но гораздо чаще, особенно на деревянных хоромах, были кровли гонтовые, крытые по-чешуйному их красили обыкновенно зеленой краской.

Нигде, однако ж, не проявлялась до такой степени вычурная пестрота и узорочность, как во внешних архитектурных украшениях и разного рода орнаментах, располагавшихся обычно по карнизам, или подзорам, зданий в виде поясов, по углам в виде лопаток или пилястр и колонок; также у окон и дверей в виде сандриков, наличников, колонн, полуколонн, капителей, шпренгелей, гзымзов, дорожников и т. п., узорочно вырезанных из дерева в деревянных и из белого камня в каменных зданиях. В резьбе этих орнаментов между листьями, травами, цветами и различными узорами не последнее место занимали эмблематичные птицы и звери: орел, лев, единорог и даже мифологические – гриф, птица Сирин и т. п.

В древнее время резное дело по рисунку и по исполнению отличалось той же простотой, какую и теперь мы видим в украшениях крестьянских изб. Само собой разумеется, что в украшениях княжеских и боярских хором резное дело выказывало больше затейливости и замысла, больше тщательности и чистоты в работе; но характер художества в своих приемах оставался тот же. Резное дело с тем же своеобразным народным характером сохранилось до второй половины XVII ст., когда при царе Алексее на смену старине к нам была принесена фигурная немецкая резьба с готической обработкой. Такой резьбой была украшена новая Столовая царя, построенная по вымыслу немецкого инженера-архитектора Декенпина в 1660 г. Затем, в 1668 г., в том же стиле украшены хоромы Коломенского дворца и Столовая царевича Алексея Алексеевича¹²⁵ во дворце Кремлевском резчиками, большей частью поляками или белорусами, вызванными или вывезенными из покоренных перед этим временем белорусских и литовских городов Полоцка, Витебска и Вильны.

С новым мастерством принесено было и много новых снастей, или инструментов, до того времени мало известных русским мастерам. До сих пор эти инструменты сохраняют печать своего немецкого происхождения в своих немецких названиях: гзымзумбь, шерхебль, шархенбь, нашлихтебль, как именовали их в то время. Еще больше таких же немецких, а отчасти и польских имен появилось вместе с самими инструментами. Многие слова русский ремесленник даже и не выговаривал правильно и не нашел собственного, всегда точного и меткого, имени подобным заморским струментам и снастям, а также и резным фигурам,– так они были новы и чужды по сравнению с его знаниями. С того времени в разных украшениях хором, внутри и снаружи, как и в украшениях разной мебели, появились карнизы, гзымзы или кзымзы, шпленгери, также шпренгери (щиток), каракштыны, или кракштыны (кронштейны), фрамуги (кружало), каптели (капители), базы (подушки), заслупы (род столбов), скрынки (киотцы), скрыдла (фигура вроде крыла), штапсалькелен или штапзгалкелен с лескою, штапгалнке с лескою, штапганен с лескою, цыроты, цыротные травы, фруфты, флемованные дорожники и т. п. Такими-то словами стали и русские мастера обозначать разные части новой фигурной резьбы. Вдобавок стали резать резьбу по печатным немецким мастерским лицевым книгам, т. е. по рисункам. В 1667 г. две таких книги, келейные, принадлежащие патриарху Никону, по которым он украшал храмы Воскресенского монастыря, были взяты из монастыря во дворец.

С давних времен до XVI и XVII ст. все такие рези, т. е. наличные и внутренние резные украшения каменных и деревянных хором, расписывались яркими красками и по местам густо покрывались сусальным золотом и частично серебром. Снаружи так украшались по преимуществу жилые и приемные покои, столовые. Мы упомянули уже о кремлевских столовых царя Алексея и его сына и о Коломенском дворце, которые и снаружи были роскошно украшены резьбою, живописью и позолотой, а в Коломенском даже и резные ворота были вызолочены. Такими же украшениями пестрели и жилые деревянные покои Кремлевского дворца. Так как во всех почти хоромах окна украшались резными наличниками и наверху резным шпренгелем (щитком), то эти части по преимуществу и расписывались красками или, в особенных случаях, золотились и серебрились. Не упоминаем об оконных вставнях, которые также всегда расписывались красками и золотились. На них изображали цветы, травы, также птиц и зверей. Обычно их расцвечивали аспидом¹²⁶, т. е. под мрамор. Само собой разумеется, что в том же стиле украшались и наличные стены каменных зданий. Иногда подзоры каменных зданий составлялись из цветных кахелей, испещренных красками. Таковы, например, карнизы, или подзоры, двух верхних этажей Каменного терема и церкви Спаса за Золотой решеткой, составленные из ценинных (синих) изразцов с цветными травами.

Нужно упомянуть также, что на всех воротах дворца, снаружи и со внутренней стороны, т. е. со двора, стояли иконы, писанные на деках. Так, на Колымажных воротах с одной стороны стоял образ Воскресения, а с другой – Пресвятые Богородицы Смоленской. На Сретенских воротах, которые вели под Сретенским собором на Запасный двор, находился образ Сретения. В Коломенском на шести воротах государева двора поставлены были иконы: Вознесения Христова, Богородицы Смоленской, Богородицы Казанской, Спаса Нерукотворенного, Иоанна Предтечи, Московских Чудотворцев. Это было общим обычаем в то время. И не только во дворце, но и в домах частных людей, от боярина до простолюдина, всегда на воротах были иконы или кресты; русский человек не входил во двор и не выходил со двора без молитвы и без крестного знамения.

Войдем теперь во внутренность хором. Все, что служило украшением внутри хором или составляло их необходимую отделку, называлось вообще нарядом. Наряжать хоромы – значило, собственно, убирать. До сих пор в Вологодской стороне нарядить избу – значит отделать ее начисто внутри, т. е. отесать стены, сделать лавки, полати и проч. То же самое первоначально означал и хоромный наряд в царском дворце. Мы уже говорили, что внутри хором стены и потолки обшивались большей частью красным тесом, тщательно выстроганным. В брусяных хоромах точно так же гладко выскабливались стенные и потолочные брусья. Но это был наряд обычный, простой, собственно плотничий, который при этом, в царском и вообще богатом быту, почти всегда покрывался еще другим нарядом, шатерным, состоявшим из уборки комнат сукнами и другими тканями. Этот простой плотничий наряд получал особую красоту, когда комнаты убирали столярной резьбой. С особенной заботливостью украшались подволоки, или потолки, которых само название показывает, что они и в обычном плотничьем наряде устраивались или собирались иным способом, независимо от наката, и служили как бы одеждой потолка, ибо подволока означала вообще одежду. Такие подволоки по большей части и украшались резьбой из дерева и составлялись из отдельных штук, щитов, или рам. Упоминаются даже вислые подволоки, что могло обозначать какой-либо особый род украшений с частями, висевшими под потолком.

Образцы резьбы по дереву. XVII—XVIII вв.

Вместе с деревянной резьбой подволоки убирались чаще всего слюдой с резными украшениями из жести, олова и белого железа. Подобные слюдяные подволоки были устроены в хоромах царицы Марии Ильиничны в 1651 г, в доме князя В. В. Голицына. Иногда подволоки делались даже из серебра. Так, в 1616 г. в Серебряной палате была сделана в хоромы царя Михаила Фед. серебряная литая вислая подволока, которую устраивал «сторож от Золотого дела из Немецкие Полаты» Михаила Андреев Сусальник. Нет сомнения, что она состояла из различных отдельных фигур, собранных по известному рисунку. Само собой разумеется, что и деревянные резные подволоки всегда также золотились и расписывались красками. Притом украшениям подволоки всегда соответствовали украшения окон и дверей комнаты, которые тоже покрывались резьбою по наличникам и по причелинам или подзорам, т. е. в верхних частях, где утверждались также и особые подзорные щитки или доски, подзорины, впоследствии, с половины XVII ст., получившие немецкое имя шпренгелей. Во всех таких украшениях очень много употреблялось так называемых дорожников, резных длинных брусков или планок, вроде багетов, из которых устраивались по приличным местам рамы, коймы и другие подобные разделы украшений. Резьба производилась по большей части из липы.

Коломенский дворец

Пол, или, по-древнему мост, обычно настилали досками. Но в жилых помещениях полы мостили дубовым кирпичом, квадратными дубовыми брусками, от 6 до 8 вершков ширины и от 2 до 3 вершков толщины. Иногда такие бруски делались косяками, почему и пол именовался косящатым. Это был род паркета, который, однако ж, не натирали воском, а расписывали, иногда красками, например зеленой и черной, в шахматном порядке, и притом аспидом, или под мрамор. В 1680 г. такой пол был устроен в Верховой церкви Иоанна Белоградского. Иногда расписывали серым аспидом или покрывали только левкасом¹²⁷. Дубовые кирпичи настилались на сухом песке со смолой или на извести. Делались также гончарные полы, из цветных изразцов. В Ответной Посольской палате (1722) был пол гончарный каменный набиран узорами.

Ф. Солнцев. Царские двери

С самого древнего времени и до начала XVIII века обычной мебелью в царских хоромах были лавки, которые устраивались подле стен, сплошь вокруг всей комнаты или палаты, даже иногда около печей. Они делались из толстых и широких (в три четверти аршина) досок и утверждались на столбиках, или подставках, называвшихся также стамиками; с краев лавки отделывались тесом, что называлось опушкою. Под лавками иногда делали рундуки с затворками, род небольших шкафов. Такие рундуки под лавками устроены были в 1683 г. в Передней комнате царя Петра Алексеевича. Лавка, находившаяся у входных дверей комнаты, в заднем углу, называлась коником, может быть, потому, что ею оканчивалась линия лавок, что она служила концом комнатных или избных лавок. Под ней, как в самом удобном месте, почти всегда устраивался рундук, ларь, служивший для поклажи разных вещей из хоромного убора. Коники находились, например, в Теремной Золотой, или в Государевой Комнате, также в хоромах цариц Евдокии Федоровны (1696) и Марфы Матвеевны (1698). Лавки подле окон назывались красными, у стены переднего угла – передними.

Ф. Солнцев. Старинные деревянные резные царские двери

В окна вставлялись рамы, или оконничные станки, обитые полстями и сукном. В них укреплялись петлями и крючками оконницы, соответствовавшие нашим рамам. Они были подъемные и отворные, а в волоковых окнах задвижные и отворные. До Петра Великого, даже в царском дворце, стекла не были в большом употреблении; их вполне заменяла слюда, известная с глубокой древности. Слюдяные оконницы устраивались из белого или красного железа, в сетку, основанием которой служили четыре железные прута, составлявшие собственно рамку.

А. Рябушкин. Сидение царя Михаила Федоровича с боярами в его государевой комнате. 1893 г.

Сетка делалась в виде образцов, т. е. четырехугольников и треугольников или клипов и в виде репьев, кругов, кубов, косяков, в которых укреплялась слюда и от которых оконницы назывались обращатыми, клинчатыми, репейчатыми, кругчатыми, косящатыми. Такое устройство оконниц было необходимо потому, что слои, или листы слюды, большею частью были невелики, и притом неправильной формы, которая всегда и условливала узор оконной сети. Большие листы слюды помещались всегда в виде круга в средине окна, а около располагались боковые образцы разной формы, также углы и пахлинки или мелкие вырезки. Для укрепления слюды употреблялись, кроме того, оловянные денежки, небольшие бляшки, кружки, репейки, зубчики и орлики, которые почти всегда золотились, а иногда оставлялись белыми. Под орлики подкладывались атласные или тафтяные цветки. В XVII ст. слюду в окнах стали украшать живописью.

Так, в 1676 г. живописцу Ивану Салтанову велено было написать в хоромы царевича Петра Алексеевича оконницу по слюде «в кругу орла, по углам травы; а написать так, чтобы из хором всквозе видно было, а с надворья в хоромы, чтоб не видно было». В 1692 г. велено прописать окончины в хоромы царевича Алексея Петровича, чтоб через них не видеть. Различные изображения людей, зверей и птиц, написанные красками, можно также видеть и на слюдяных оконницах, оставшихся от переславского дворца Петра Великого и сохраняющихся доныне под Переславлем вместе с Петровским ботиком.

Гораздо меньше использовались стекольчатые оконницы, которые делались почти так же, как и слюдяные, т. е. из железных прутовых рамок и свинцового переплета, в который закреплялись стекла при помощи замазки, состоящей из мела и медвежьего сала с деревянным маслом. Впрочем, в боярском быту в конце XVII ст. употреблялись в стекольчатых оконницах и цветные стекла, например у кн. В. В. Голицына. Но в его же доме некоторые комнаты были со слюдяными оконницами. Нет сомнения, что в Новгороде с давнего времени были известны не только простые стекольчатые оконницы, но и цветные стекла.

В 1556 г. царь Иван Васильевич посылал в Новгород за покупкой «стекол оконничных розных цветов» своего оконничника Ивана Москвитина и велел купить их сколько можно и прислать на Москву тотчас. Однако мы не имеем сведений о том, что такие стекла были в употреблении при постройке дворцовых зданий даже и в XVII ст. Изредка встречаются сведения о простых стеклах. О цветных стеклах находим упоминание, что в 1633 г. в Крестовую писаную палатку патриарха Филарета Никитича были куплены у немчина Давыда Микулаева «оконницы стекольчатые нарядные с травами и со птицами».

Само собою разумеется, что одни описанные нами оконницы не могли хорошо защищать от холода; поэтому, соответственно теперешним зимним рамам, употреблялись в то время так называемые вставни, или ставни, особые станки, глухие или со слюдяными оконницами, старательно обиваемые тоже полстьми и сукном. Кроме того, на ночь и, может быть, в сильные морозы окна закрывались изнутри втулками – щитами величиной во все окно, вроде вставней, также обитыми войлоком и сукном. Такие втулки употреблялись вместо затворов, или притворов, снаружи, или ставней, по-теперешнему, и в окно вставлялись или просто, т. е. втулялись, или же иногда навешивались на петлях и затворялись. В царском быту затворы наружные употреблялись мало и, разумеется, только в нижних ярусах хором. В каменных зданиях наружные затворы всегда делались железные.

Все составляющие у окон: подставки, петли, растворные и закладные крюки, кольца с защелчками и без защелчков, кольца с топорками, крючки отпорные и запорные, завертки барашками, засовы, наугольники; и у дверей: жиковины, т. е. большие петли, на которых навешивались двери, плащи, скобы ухватные, цепи, задвижки, крюки закладные, замки, погоны и т. п., даже гвозди, которыми прибивали сукно, и пр.,– были луженные английским оловом, иногда серебрёные, как, например, в хоромах царицы Натальи Кирилловны, а иногда золоченые, как, например, в деревянных хоромах Лжедмитрия или в хоромах царя Михаила. Некоторые вещи из этих приборов поступали к нам из Польши и от немцев, отчего и назывались польскими и немецкими и служили образцом для русских слесарей, которые делали, например, петли, скобы, жиковины, с польского переводу, т. е. по образцу польских.

Дверь в храме Св. Владимира в Садах

Нам остается упомянуть еще о печах. Во всех жилых хоромах печи были изразцовые, или образчатые, ценинные из синих изразцов и муравленые или зеленые, из зеленых. В XVII ст. упоминаются также печи польские зеленые. Печи ставились четырехугольные и круглые, сырчатые, из кирпича-сырца особой формы,– на ножках, с колонками, с карнизами и городками наверху; поэтому и форма образцов была разнообразна. Они были плоские и круглые; по месту, которое они занимали в кладке, их называли подзорными, свесами, уступами, валиками, наугольниками, свислыми, перемычками, городками, исподниками, ногами и пр. На образцах изображались травы, цветы, люди, животные и разные узоры. Швы между образцов прописывались суриком или покрывались красками под узор изразцов. Так, в 1690 г. «в деревянных двух комнатах царицы Прасковьи Федоровны две печи ценинные велено расписать меж образцов, по цветам красками, которыми прилично, против тех печных образцов; в кубах и в травах, меж споев, такими ж краски приправить: а испод под теми печами выкрасить суриком, против прежнего, заново». Бывало также, что печи расписывались одной какой-либо краской; в 1684 г. в хоромах царицы Прасковьи и царевны Софьи четыре печи расписаны зеленой краской, а в 1686 г. у царицы Марфы Матвеевны в новопостроенных каменных комнатах три печки – суриком. Иногда печи украшались металлическими решетками. Во дворце Самозванца, красивом и даже великолепном, по свидетельству его современников, печи были зеленые с серебряными решетками.

В царских покоях. Из альбома Мейерберга

Верхние этажи деревянных хором по большей части нагревались проводными трубами из печей нижних ярусов. Трубы эти были также изразцовые с душниками. На крышах они выводились в виде коронок, шатриков, узорочно складенных из тех же изразцов, и покрывались медными сетками «для птичьих гнезд, от галок и от сору». Все большие царские палаты, Грановитая, две Золотые, Столовая и Набережная, точно так же нагревались проводными трубами из печей, устроенных под ними в подклетах. Однако впоследствии мы находим в этих палатах большие изразцовые печи.

Несмотря, однако ж, на чистую, гладкую отделку влас внутри хором, стены, потолки, лавки и полы почти никогда не оставались голыми. Их наряжали обыкновенно сукнами. Для стен и потолков сукно так же использовалось, как теперь обои. Кроме того, сукном же настилали полы, обивали или только опушали двери, обивали или обшивали окна, оконницы, ставни, втулки; его клали под дверной и оконный прибор: под крюки, жиковины, под скобы, под плащи и цепи, а также под красное гвоздье в украшении лавок. Сукно в такой наряд наиболее употреблялось красное – багрец, червленое, червчатое и т. п., редко зеленое, а в печальных случаях, во время траура,– черное, иногда гвоздичное, вишневое, коричневое и других темных цветов. Под сукно на полах и стенах, а также при обивке дверей, окон, вставней и втулок клали обыкновенно серые или белые полсти, войлоки, иногда простое сермяжное сукно или ровный холст. Стены и потолки наряжали сукном большей частью обыкновенным способом, во все полотнище, т. е. вгладь. Но нередко употреблялся и другой наряд, в шахмат, т. е. клетками в три четверти шириною, иногда в два цвета, например, клетка красного сукна, а другая голубого и т. п., также в клин, т. е. клиньями (ромбами), и также в два цвета, например, клин из сукна багрецу (красного) и клин из зеленого кармазину. Точно так же наряжали сукном и каменные палаты, если они не были украшены живописью; и не только стены и пол, но даже и своды.

Иногда стены и потолок по полстям обивали зеленым атласом: таким атласом обиты были комнаты царицы Натальи Кирилловны и царевича Алексея Петровича в 1691 г., поэтому они и назывались атласными комнатами. В XVII ст. в Москве известны были и златотканые обои, какими, например, была обита одна из внутренних комнат на Посольском дворе, стоявшем на Ильинке, в Китай-городе. На этих обоях была изображена история Самсона. Со времен царя Алексея Михайловича, стены, и особенно двери, стали обивать золочеными басменными кожами, на которых были вытиснены разные травы, цветы и животные, птицы, звери. Кожи эти искусно сшивались и для сохранности прикрывались олифой, заменявшей лак. Такими кожами были обиты двери Государевой Комнаты и третьей в Теремах (в 1666 г.); в 1673 г. верхняя избушка, что над Крестовою, у царицы Натальи Кирилловны, и серебрёными кожами комната царевича Петра; в 1681 г. золотными кожами – комнаты и сени в новых деревянных хоромах царя Федора Алексеевича, построенных в это время подле Теремов и Воскресенской церкви; и Столовая в селе Алексеевском; в 1687 г.– комната царицы Натальи Кирилловны, в 1688 г.– комната царевны Натальи Алексеевны, в 1692 и 1693 гг.– комнаты царевича Алексея Петровича, в 1694 г.– комнаты цариц Евдокии и Прасковьи Федоровн и царевен Марьи и Анны Ивановн и пр. В Оружейной палате, в числе мастерских разных снастей, в 1687 г. сохранялась «доска медная, что печатают кожи золотые, весу в ней 6 пуд 10 гривенок¹²⁸». Это свидетельствует, что подобные кожи, кроме привозных заграничных, печатались и дома, в Москве, мастерами Оружейной палаты. Путешественник в Московию барон Мейерберг сказывает, что в Москве (1661) и у частных лиц, у немногих, стены были обиты золоченой и расписанной кожей бельгийской работы.

Ниже мы увидим, что в конце XVII ст. для обоев употреблялись также холсты и полотна, которыми оклеивали стены и потолки, и расписывали, большей частью травами, узорами, иногда писали аспидом разных цветов, т. е. под мрамор, и, наконец, просто грунтовали какою-нибудь одноцветной краской.

В богатом боярском быту в это время употреблялись, кроме того, и шпалеры – заграничные тканые обои. В доме кн. В. В. Голицына в 1688 г. столовая палата его сына Алексея была обита такими шпалерами не только по стенам, но и в подволоке. В феврале 1690 г. эти шпалеры были сняты, описаны, оценены и отданы на Гостиный двор в продажу. Другие комнаты голицынского дома, как и во дворце, были обиты сукнами, также золочеными кожами или расписанным полотном.

Лавки и коники, сиденья и спинки, обивали также полстьми и войлоками, а по ним сукном красным или зеленым и галуном шелковым с серебром и золотом. Но чаще их накрывали суконными разных цветов полавочниками, у которых середина была одного цвета, например, красного или какого-то другого, а каймы, спускавшиеся обыкновенно с краев лавки,– другого, например, голубого, зеленого, желтого и проч. Сами полавочники и каймы иногда украшались вшивными травами, узорами, репьями разных цветов и изображениями животных, например, львов, птиц. Шили также полавочники клинчатые, т. е. клиньями из сукна двух или нескольких цветов, например, из красного и зеленого, вперемежку: клин красный и клин зеленый, и т. п.

Нередко шили полавочники и из бархата. В 1667 г. в комнату царевича Алексея Алексеевича скроены полавочники на три лавки: «средина – бархат двоеличной по рудо-желтой земле, по нем травы шелк голуб»; на четвертую лавку: «средина – бархат шахматный двоеличный, шелк голуб да рудо-желт; опушка – бархат двоеличный, шелк червчат да зелен; подкладка – красные киндяки¹²⁹».

Иногда на лавках, особенно в каменных комнатах, которые большей частью украшались живописью, клали тафтяные бумажники, т. е. матрацы из хлопчатой бумаги, выстеганные в шахмат; вместо бумажников употреблялись также сафьянные тюшаки, или тюфяки. Иногда лавки просто обивали красным сафьяном по полстям и войлокам.

Двери и, в деревянных хоромах, окна, красные и волоковые, также почти всегда обивались сукном, и особенно червчатым. Двери и окна завешивались тафтяными, камчатными или суконными и стамедными завесами¹³⁰, которые задергивались на проволоке при помощи колец. Так как царские жилые комнаты были необширны, то и завесы в них располагались нередко не над каждым окном отдельно, а по всей стене, где были окна, которые, таким образом, задергивались одним сплошным завесом. Иногда оконные завесы, особенно зимой, были стеганные на хлопчатой бумаге, которыми завешивали окна, без сомнения, для того, чтобы лучше защититься от внешнего холодного воздуха, особенно во время ветреной погоды. Завесы, особенно оконные, почти всегда украшались подзором из шелкового галуна, тканного с золотом или с серебром, а также из золотного плетеного кружева, расшитого по атласу, или другой шелковой материи. Оконницы, или окончины, украшались также, особенно в комнатах цариц, шелковыми подзорами (драпри). Кроме того, завесы, преимущественно суконные, протягивались иногда поперек комнаты, заменяя перегородку или ширмы. Такие завесы употреблялись большей частью в проходных комнатах, особенно в сенях, отделяя наружные входы от дверей во внутренние покои.

В каменных зданиях на окнах постилали суконные наокошечники так, как в лавках полавочники.

В важных случаях, во время посольских приемов или в торжественные дни и царские праздники, весь хоромный наряд получал совершенно иной вид. Тогда, вместо сукон, которыми убирались комнаты в обыкновенное время, стены наряжали богатыми шелковыми и золотными материями, бархатами, аксамитами¹³¹, золотными атласами и т. п., а полы – персидскими и индийскими коврами. Так, в Золотой палате при Лжедмитрии, когда он давал аудиенцию воеводе Сандомирскому, пол и лавки покрыты были персидскими коврами. Столовая Лжедмитрия была обита персидскою голубою тканью: занавесы у окон и дверей были парчовые. Его постельные комнаты были наряжены богато вышитою золотом материей и одна парчой, а комната Марины, его супруги,– гладким красным бархатом.

Не менее великолепен этот наряд был и прежде, в XVI столетии, а равно и в последующее время, при царях Михаиле, Алексее, Федоре и в правление Софьи, у которой комната в 1684 г. была обита богатейшими коврами. В таких случаях вместо полавочников на лавки клали золотные подушки.

Кроме торжественных приемов и праздничных дней, богатый хоромный наряд употреблялся и в других случаях, особенно важных в семейной жизни государя. Так, во время родов царицы с большим великолепием убиралась ее Крестовая комната, в которой обыкновенно происходили роды.

Но, несмотря на все великолепие и азиатский блеск такой уборки комнат, гораздо замечательнее другой вид древних хоромных украшений – комнатная живопись, стенное и подволочное письмо, служившее самым великолепнейшим и, с половины XVII ст. довольно обычным украшением царских приемных палат и постельных хором. В XVI веке оно было известно под именем бытейского письма. Это название уже достаточно объясняет, какие именно предметы изображались на стенах и плафонах царских палат.

Прием иноземных послов московским государем

Характер, или, лучше сказать, содержание, подобных комнатных украшений большей частью определяется господствующим характером общественного развития. Так, любимым и почти исключительным предметом комнатной живописи XVIII ст., принесенной к нам вместе с западным образованием и принадлежавшей к самым насущным потребностям тогдашнего образованного русского общества, была эмблема, аллегория, для выражения которой служили готовые образы и формы классической мифологии. Плафоны и стены во дворцах и палатах вельмож покрывались в это время мифологическими изображениями, где языческие божества, полуобнаженные, представленные со всей свободой древнего искусства, должны были олицетворять заветные мысли и думы современников. Не было памятника, не было даже торжества, триумфального въезда, иллюминации или фейерверка, которые не облекались бы в аллегорические образы, столько любимые тогдашним обществом. Таков был вкус, характеризовавший эпоху.

Совершенно иное встречаем мы в жизни наших допетровских предков. По характеру своего образования – религиозного, богословского – русский человек любил олицетворенные притчи и церковные бытия, изображениями которых и украшал свои хоромы. Древняя комнатная живопись (т. е. иконопись) носила в себе тот же характер, имела ту же цель, как и церковная стенопись, от которой она почти ничем и не отличалась.

М. Клодт. Марина Мнишек с отцом под стражей. 1883 г.

В XVI веке царские палаты во время их реставрации после опустошительного пожара Москвы в 1547 г. были украшены новым стенным бытейским письмом под непосредственным наблюдением знаменитого благовещенского попа Сильвестра, который едва ли не в первый раз решился изобразить на стенах царских палат содержание некоторых церковных догматов приточне, в лицах, само собою разумеется, с ведома и, быть может, по указанию самого митрополита Макария.

Эта весьма замечательная символическая стенопись, несколько раз обновляемая, сохранялась, с некоторыми добавлениями и изменениями, до конца XVII ст. и при Алексее Михайловиче была описана в 1672 г. иконописцем Симоном Ушаковым с означением всех изображений и подписей, какие были на стенах и сводах палаты.

Из последовательного распределения этих картин по сводам палаты понятно, что здесь излагалась повесть о нравственных достоинствах молодого царя, которым был сам царь Иван Васильевич в первые годы своего самостоятельного царствования, в счастливые лета его молодости (1547—1560). Здесь, конечно, изображены только идеалы этого замечательнейшего юноши, которым, однако, он в это время служил всей юношеской горячностью.

В стенописи иносказательно была представлена только что совершившаяся (1552—1554) история покорения татарских царств, Казанского и Астраханского, и вообще победы над супостатами-татарами. Если вверху, в сводах, или в небе, сеней, частью открыто, частью иносказательно, были изображены идеалы царского достоинства и царской чести, т. е. идеалы нравственных и государственных обязанностей царя, то здесь на стенах представлялись уже исполненные царские дела и славные царские деяния, и славнейшее из славных дел новорожденного Московского государства – покорение и беспощадное истребление Татарского царства.