Текст книги "Домашняя жизнь русских царей"

Затем с особенной утехой и малолетние и подросшие царевичи стреляли из луков. Из подросших царевичей (от 10 лет) с необычайным пристрастием стрелянию из луков предавался царевич Алексей Алексеевич, а также, в меньшей мере, и царевич Федор Алексеевич, как это видимо из заготовления им во множестве луков и стрел.

Лучная потеха состояла из саадака, именем которого обозначалось лубье или налучь – футляр (футляр) для лука и колчан – футляр для стрел. Сам колчан тоже именовался саадаком. Лук состоял из кибити, всегда украшенной росписью красок с золотом с различными изображениями (орлики, птички, травы), и из тетивы, шелковой просто или шелковой золотной. Колчан наполнялся стрелами, состоявшими из древка и копья; копья по своей форме носили различные названия, каковы были томары, срезни, свисты, северги. Они делались из слоновой или рыбьей кости, бывали также серебряные золоченые. К древку внизу прикреплялось перо орлиное белохвостое или простое черное из орловых крыльев, но всегда перо орлиное, которое добывалось в степных местностях, где водились орлы.

Длина лука измерялась по кибити емями (сколько схватит рука).

Потешная стрельба из луков занимала не только детей, но и государя, и окружавших его комнатных людей большого возраста. В 1634 г., в ноябре, царь Михаил Федорович

«был в селе Покровском и выезжал на поле тешиться, и государевы комнатные государя тешили, стреляли из луков и из пистолей по шапке задворного конюха Степанка Карпова и шапку его исстреляли, за что государь пожаловал ему новую шапку – вершок суконный вишнев, тулья с лапами лисьими, окол соболий».

Такие потехи в то время бывали обычным делом для царского увеселения. Так потешались со своими стольниками и малолетние царевичи. Но вместо шапок, т. е. случайных целей, у них использовались обычные крестьянские колпаки Так, в 1674 г., июня 29-го, куплено четыре колпака полстяные белые (из войлока) по 10 коп. и посланы в Воробьево царевичу Федору Алексеевичу и стольникам тешиться из луков. Царевич Алексей Алексеевич выезжал со стольниками для потешной стрельбы из луков чаще всего в Преображенское и Покровское, а царевич Федор Алексеевич на Воробьевы горы, где, недалеко от дворца, был даже Потешный луг. За ними возили их детскую оружейную казну, т. е. луки, стрелы, колпаки и пр.

Переходим к игрушкам и играм малолетних царевен. Само собой разумеется, что многие игрушки и некоторые игры бывали у царевен те же, что и у царевичей, каковы, например, мячики, различные деревянные птички, барашки, козлики, собачки, кошки, коники, мужички и т. п., игрушки музыкальные: домры, цымбалы, накры, затем неотменные качели и санки.. Мячики появлялись у царевен очень рано. В 1627 г, 22 августа, когда царевне Ирине Михайловне исполнилось только четыре месяца, для нее было изготовлено семь сафьяновых мячиков с бубенчиками внутри. Тогда же ей сделана потеха из 12 колокольчиков: девки по литаврам бьют.

А. П. Рябушкин

Русские женщины XVII столетия в церкви. 1899 г.

В 1650 г. десятимесячной царевне Евдокии Алексеевне куплено яблочко медное потешное цынбальное.

Но если у царевичей больше других игрушек и игр было игрушек и игр военных, то у царевен главнейшими и самыми любимыми игрушками были куклы – игрушки мирного домашнего распорядка жизни с подробностями бытовых женских и, так сказать, семейных дел. Игры с воинскими игрушками выводили ребенка прямо в поле, где он становился уже настоящим стрелком из лука или пушкарем, стреляя из деревянной пушки. Игры в куклы, напротив, сосредоточивали всю деятельность ребенка около домашнего очага, восстановляя перед ним весь круг домашней жизни, вводили в дом.

Для кукольной игры трехлетней царевне Ирине Михайловне в 1630 г. была устроена накреная потеха, состоявшая из бубенчиков. В 1633 г. у трехлетней царевны Анны Михайловны находилась шкатулка на четырех ножках с ццнбалами; а для семилетней царевны Ирины Михайловны в 1634 г. в Домерном ряду куплено за 49 коп. шесть домерь потешных. Когда царевне Ирине шел уже четырнадцатый год, царица подарила ей «цынбалы невелики, деланы в дереве черном, теремчаты, немецкое дело; наверху сделано три мужичка, немец да две немочки».

В числе различных предметов детской потехи время от времени появлялись и картинки, по большей части немецкие, вероятно, гравюры, а также и писаные, т. е. акварели. В 1632 г., февр. 8-го, пятилетней царевне Ирине Михайловне в Овощном ряду куплено двадцать листов бумаги немецкой писаной, по копейке лист. В 1634 г., 16 июня,Ю в том же Овощном ряду куплено на 60 коп. немецких печатных листов, часть которых взята в хоромы пятилетнему царевичу Алексею Михайловичу, а другая часть – в хоромы к царевнам. В 1644 г., 8 июня, куплен немецкий лист для наклейки в коробочку царевны Анны Михайловны, которой в это время было уже 14 лет. Это одно из первых указаний того обычая, какой существует и до сих пор,– наклеивать в ларцах, коробьях и сундуках внутри на кровлях подобные же листы.

От потешных писаных листов незаметен был переход и к потешным книгам. Известия об этом мы имеем от 1664 г., когда 3 марта печатного дела наборщик и переплетчик книг Федор Исаев переплел в хоромы царевнам меньшим (дочерям царя Алексея Михайловича) четыре потешные книги, по обрезу позолотил, на что употреблено 50 листов золота. В 1668 г., 20 декабря, иконописец Федор Матвеев писал потешную книгу в хоромы им же, царевнам меньшим.

Глава III
Начальное учение

Начальное учение в царском быту.– Общий состав древней русской грамотности и первоначального обучения.– Выбор учителя.– Буквари; их состав и способ обучения чтению.– Азбуки скорописные, или прописи; их состав.– Церковное пение.– Учительные картинки.– Книги царственные.– Живописная История.– Книги потешные.– «Живописная энциклопедия» и сказки и повести – Свободные художества или науки.– Описи царских библиотек.

Грамотность появилась в Древней Руси вместе с водворением Христовой Веры. Очень естественно, что для новой, только что возникшей паствы прежде всего необходимы были наставники веры, священно– и церковнослужители, для которых грамотность представляла одно из необходимейших и важнейших условий.

Само собой разумеется, что требования только что возникшей церкви определяли для зарождавшегося духовного чина, или сословия, и сам состав образования или, вернее сказать, грамотности. Для первых наставников из иностранцев достаточно было и одного умения читать, после чего они уже прямо переходили к изучению церковной службы, главной цели их призвания и вместе с тем образования. Таким образом, состав нашей древнейшей грамотности, по необходимости, ограничивался только книгами Св. Писания и преимущественно церковно-служебными, потом духовными словами, т. е. поучениями и некоторыми другими творениями отцов церкви. Одним словом, книжное учение означало учение книг церковно-служебных и вообще учение Священного Писания. Этот церковно-служебный характер нашей древней грамотности яснее всего отразился в самом составе первоначального обучения, а именно – в обучении чтению, где за букварем следовал Часослов и потом Псалтырь – венец древнего словесного учения и полного курса первоначальной науки.

Вечерня, Заутреня, Часы, Псалтырь, Апостол, ектинии – вот что необходимо было в то время для всякого вступавшего в духовный чин. Впоследствии этот состав обучения не изменился и не принял в себя никаких новых, а тем более посторонних предметов. Без сомнения, этому много способствовала, особенно в древнейшее время, постоянная нужда нашей Церкви в грамотных служителях, нужда, которая, само собой разумеется, не могла благоприятствовать более полному развитию нашего древнего образования и оставляла его в тесных границах самых первых, необходимых своих требований.

Из этого видно, что главная забота высшего духовенства состояла не в том, чтоб распространить, увеличить объем книжного обучения, а, по возможности, сохранить в должном порядке то, что уже существовало как необходимое. Некоторые обычаи первоначального обучения, как, например, принос каши и гривны денег мастеру, т. е. учителю, когда начинали учить Часовник, т. е. вечерню, заутреню, часы и т. д., сохранились на юге России и до нашего времени⁴⁹.

Впоследствии грамотность в этом первоначальном составе от духовенства стала постепенно переходить в народ, в круг гражданского образования. И здесь она водворилась с тем же характером догматизма, непреложности и, как нечто неприкосновенное, свято сохранялась в течение семи столетий.

До преобразований Петра Великого эта грамотность, в своем неизменном первобытном составе, была распространена по всем сословиям; была общенародной и везде единообразной: дети первостепенного боярина обучались точно так же и по тем же самым книгам, как и дети простолюдина; то же самое, хотя и в большей полноте, встречаем и в царском быту.

Выбор учителей падал почти всегда на подьячих или дьяков⁵⁰; в то время они, конечно, были лучшими учителями чтения и лучшими каллиграфами. Так, учителем царя Алексея Михайловича был дьяк Василий Прокофьев, а учителем Петра Великого – Никита Зотов; и тот и другой сначала были подьячими. Чистописанию учили обычно подьячие Посольского приказа, в котором процветала тогда наша старинная, весьма искусная и весьма вычурная, каллиграфия. Царя Алексея Михайловича учил писать подьячий Посольского приказа Григорий Львов, а царя Федора Алексеевича – подьячий же Панфил Тимофеев.

Учение началось, разумеется, с азбук, которые до XVII ст. были рукописные. Сохранившиеся во множестве азбуки каллиграфические, или собственно прописи, без сомнения, во всем отличались от букварей. В XVII ст. появились у нас азбуки или буквари печатные. До сих пор самой первой по времени издания может считаться азбука, изданная в 1634 г. Василием Бурцевым и переделанная им, может быть, из грамматики, или собственно азбуки, изданной в Вильне в 1621 г. Год издания этого букваря совпадает с тем временем, в которое царевич Алексей Михайлович, достигнув пятилетнего возраста, начал учиться грамоте; можно с большой вероятностью предполагать, что первоначальное обучение царевича было одной из побудительных причин к изданию этого букваря. Он напечатан в малую восьмушку, малой детской книжкой, крупным четким шрифтом в одиннадцать строк на странице. Известно также, что годом раньше дедушка царевича, патриарх Филарет Никитич, благословил его, в 1633 году, вероятно, при самом начале учения, «азбукой, большая печать, на столбце – указ, сверху речь золочена». Судя по выражению «на столбце», можно думать, что эта азбука была напечатана на одном листке, столбцом, и содержала в себе только буквы и склады. Другое известие, 1642 г. указывает на подобную же или на ту самую азбуку большой печати, которая была не на столбце, а книгой, потому что ее в это время переплетали.

«Библия Русская». Фронтиспис. Прага. Ф. Скорина, 1517 г.

Как бы то ни было, все это еще библиографический вопрос, и мы пока должны остановиться на азбуке Бурцева, как более известной. Здесь мы рассмотрим второе ее издание, вышедшее в 1637 г.

В предисловии эта азбука названа «Листвицею к изучению Часовника, Псалтыри и прочих Божественных книг». Сам состав этой азбуки вполне соответствует религиозному направлению нашей древней грамотности. Поэтому и само заглавие собственно к азбуке, т. е. пред началом букв, выражено здесь в следующих весьма знаменательных словах:

«Начальное учение человеком, хотящим разумети Божественного Писания».

Предисловие азбуки заключается стихотворным обращением к детям:

Вы же, младые отрочата, слышите и разумейте и зрите сего:

 
Сия зримая малая книжица,
По реченному,– алфавитица,
Напечатана бысть по царскому велению
Вам, младым детем, к научению.
Ты же, благоумное отроча, сему внимай
И от нижния степени на вышнюю восступай,
И не леностне и не нерадиве учися
И дидаскала (учителя) своего всегда блюдися...»
 

После разных учительных наставлений стихотворение снова обращается к детям и говорит:

 
Первие начинается вам от дидаскала сей зримый аз,
Потом и на прочая пойдет вам указ.
 

Следует заглавие: «Начальное учение человеком, хотящим разумети Божественного Писания. За молитв Пречистыя Ти Матере и всех Святых Твоих, Господи Исусе Христе Сыне Божий, помилуй нас. Аминь.

Затем следуют буквы по единицам, т. е. отдельно каждая, а за ними – склады двосложные, тресложные и четверосложные: ба, ва, га, да; бла, вла, гла, дла; бру, вру, гру, дру и т. п. Потом читаются самые названия букв, славянские цифры – числа до 10000, знаки надстрочные и знаки препинания, также с их названиями; далее расположены по алфавиту образцы изменения глаголов, глаголы и имена, сходные по начертанию, но различные по смыслу, который получают они от ударения; склонения имен, преимущественно тех, которые в церковном языке пишутся под титлами. Потом следует азбука толковая, т. е. изречения, относящиеся к учению и жизни Христа Спасителя, расположенные в алфавите по своим начальным буквам. Так, буква а начинается текстом ««аз есмь всему миру свет» и проч.

После толковой азбуки помещены заповеди и другие статьи, составляющие краткое катехизическое учение о вере, за которыми следуют выписки из Св. Писания, притчи и наставление Товии своему сыну. Азбука оканчивается сказанием, ««како св. Кирилл Философ состави азбуку», и послесловием, где означено и время издания азбуки.

Другая редакция азбуки, напечатанной в 1679 году в Верхней, то есть Дворцовой типографии, имеет многие отличия от этой, первой. Вначале, после так называемого выхода, т. е. обозначения времени издания книги, и после стихотворного предисловия, в ней находятся ««благословения отроков во училище учитися священным писаниям идущим», т. е. молитвы, которые давались иереем в начале учения и после которых, по выражению букваря, «отходить с миром отрочя во училище; иерей же восвояси».

К. В. Лебедев. Царевич Петр Алексеевич и дьяк Зотов

Потом, после букв, складов и имен под титлами в алфавите: ангел, ангельский, архангел, архангельский и т. д. следуют опять молитвы: «Царю Небесный», ««Отче наш», псалом «Помилуй мя, Боже, Слава в вышних Богу», ««Символ Веры» и проч. Далее «Беседа о православной вере, краткими вопросы и ответы удобнейшего ради познания, детям христианским: странный вопрошает, православный же отвещает»; десять заповедей и прочие катехизические статьи, о которых мы упоминали выше.

Молитвы: от сна восстав, утренняя, пред обедом, по обеде, пред вечерею, по вечери и на нощь. Далее знаки ударения и препинания, опять молитва ко Пресвятой Богородице, числа и, наконец, приветствия к родителю и к благодетелю на Рождество Христово, Богоявление, Воскресение, Сошествие Св. Духа и на новое лето. Букварь оканчивается увещанием в стихах о пользе наказания.

Кроме того, при этой редакции букваря находится «Измарагд, или Стоглав о Вере» св. Геннадия, патриарха Константинопольского, состоящий из ста параграфов катехизического содержания, и «Тестамент, или Завет Василия, царя греческого, к сыну его, Льву Философу», со стихотворным увещанием к читателю и с послесловием, под заглавием «Типографом избранное».

Таков состав наших древних печатных букварей.

Концевая полоса из Острожского «Букваря»

И. Федорова. 1578 г. Фрагмент

Характер древней педагогики был таков, что нельзя было выучиться читать, не выучив вместе с тем наизусть и всего содержания азбуки; этому особенно способствовало непрестанное повторение задов, без твердого знания которых нельзя было и заглянуть вперед, в новую страницу. Учение происходило обычно вслух и нараспев, как следовало читать во время церковной службы, что также может свидетельствовать, что первоначальной целью книжного учения было собственно приготовление церковнослужителей. Да и вообще, и в самом гражданском быту церковные книги в то время иначе и не читались, как нараспев, с соблюдением всех особенных тонических ударений.

Тот же характер преподавания с твердым заучиванием наизусть переходил с азбуки на Часовник и потом на Псалтырь. Дети обычно так выучивали эти книги, что могли свободно читать их наизусть.

При таком характере древней педагогики, без сомнения, выучиться грамоте было не совсем легко: это был такой сухой и тяжелый труд, о котором в настоящее время едва ли можно составить надлежащее понятие. Старинная грамота являлась детям не снисходительной и любящею няней, как теперь, в возможной простоте и доступности, с полным вниманием к детским силам, а являлась она сухим и суровым дидаскалом, с книгой и указкой в одной руке и с розгой в другой⁵¹.

В старинной педагогике наказание вообще признавали неразлучным спутником науки. Азбука Бурцева начинается даже изображением «Училища», где один из учеников стоит на коленях пред строгим дидаскалом, который готовится наказать его розгой. Азбука 1679 г. заканчивается увещанием вообще о пользе наказания в отроческих летах.

«Букварь». Острог. И.. Федоров. 1578 г.

Само собой разумеется, что в царском быту такая увещательная розга едва ли когда появлялась в комнатах ребенка, хотя нельзя отрицать, может быть, очень редких, случаев если не употребления розги, то назидательного вселения грозящего страха перед ней.

Соберем здесь случайные отрывочные сведения, в каком возрасте и в каком составе и порядке происходило начальное обучение малолетних царевичей и царевен.

Учителем царевича Алексея Михайловича был подьячий, потом дьяк Василий Прокофьев, который в 1635 г., 6 сентября, получил пару соболей по 8 руб. за то, что царевич начал учить Часовник. Царевичу в это время было шесть с половиной лет. Пожалование соболями указывает, с одной стороны, начало учения Часовника и с другой – окончание учения азбуки, так что эта награда получена собственно за азбуку, так как следующая награда, 21 февр. того же года, 10 аршин атласа червчатого и пара соболей, получена учителем через пять с небольшим месяцев за то, что царевич начал учить Псалтырь, и, следовательно, еще и за то, что окончил учение по Часовнику.

Далее, 28 мая, через три с небольшим месяца, учитель получил 10 аршин камки червчатой за то, что царевич начал учить Апостольское Деяние, а следовательно, и за то, что окончил учение по Псалтырю. Все это обозначает, что царевич очень хорошо и скоро усвоил себе способы чтения упомянутых книг, т. е. выучился отлично читать книги.

Выше упомянуто, что царевич приступил к учению (чтению) по Часовнику шести с половиной лет, окончив в это время азбуку. Но когда начиналось учение с азбуки? На основании не совсем определенного свидетельства Котошихина возможно заключить, что это учение начиналось с пятилетнего возраста. Не должно полагать, что изучение азбуки, т. е. самых способов чтения, проходило так же скоро, как совсем уже усвоенное беспрепятственное чтение Часовника, Псалтыря и других книг. Древняя азбука в то время долбилась в течение долгого времени. Ее осиливали с великим трудом, и для малюток это занятие могло продолжаться целый год, если при этом установлялось (как могло быть в царском быту) и бережение ребенка от излишнего утомления.

Царевич Алексей Михайлович познакомился с азбукой, когда ему было пять лет и два месяца.

Азбука появлялась, конечно, не точь-в-точь, день в день, в пятилетний возраст, а раньше или позже, но, во всяком случае, этот возраст, по-видимому, был определенным временем для начала учения.

Дед царевича Алексея Михайловича, патриарх Филарет Никитич, еще в 1633 г., когда царевичу было всего четыре года, благословил внука азбукой

«большая печать, у азбуки на столбце указ, сверху речь золочена».

Начальное обучение царевен велось в том же порядке и в таком же объеме, но только с той разницей, что их обучали женщины, учительницы-мастерицы, как их именовали по примеру учителей-мужчин, называвшихся также мастерами. Учительницы состояли в дворовом штате царицы и получали в год по окладу жалованья по восьми рублей и кормовых по шести денег на день.

Царевны, по-видимому, начинали учиться грамоте с шестилетнего возраста и при том неотменно с пророка Наума⁵², первого декабря. Так, царевна Анна Михайловна «села грамоте учиться» 1 декабря 1636 г., когда ей было шесть лет 4 месяца. Государь по этому случаю пожаловал дщери своей портище богатого атласа. Около того же возраста начала учиться грамоте и царевна Татьяна Михайловна. Ее учительницей-мастерицей была вдова Марья, которая 22 ноября 1642 г., когда царевне исполнилось 6 лет и 10 месяцев, получила от царицы полку убрусную, т. е. так называемый убрус, или полотно для покрытия головы. Можно полагать, что это пожалование дано было уже за некоторые успехи в обучении царевны. 1643 г., 2 февраля, она получила от царицы полотно тройное, также, вероятно, за успехи в учении.

Дальнейший ход обучения виден из случайных записей по обучению царевны Ирины Михайловны. В 1636 г, когда царевне было уже девять лет, тоже декабря 1-го, ей было скроено на Псалтырь футляр из сукна багреца червчатого. На другой год, 30 сентября, такой же футляр был скроен на Апостол царевны. Следовательно, к учению по Апостолу приступали уже в одиннадцать лет.

В казне царевны, по переписи 1649 г., хранились три ее Псалтыри и Часовник.

В конце XVII ст. (1675—1691) в штате царицы учительницами состояли Варвара Льгова и Федора Петрова, вдова Тимофея Волкова, которая учила и царевну Наталью Алексеевну. 1683 г., марта 25-го, между прочим ей было назначено хлебное жалованье: ржи и овса по 10 четвертей на год.

Фронтиспис первоначальной Псалтыри с изображением царя Давида.

Москва. А. Невежа. 1568 г.

В то время, когда проходили этот курс словесного учения, дети, обычно лет семи или восьми, садились учиться писать. Скорописные азбуки, которые служили в этом случае руководством, были писаны всегда столбцом, свитком из нескольких склеенных листков. В их состав входили сначала прописные и строчные буквы, выписанные с особенным тщанием и искусством, с разными вычурными украшениями; каждая буква, для обозначения различных почерков, писалась во множестве образцов, начиная с самых больших и заканчивая самыми маленькими. Каждый ряд букв начинался вычурной и нередко весьма красивой заставкой, т. е. большой прописной буквой, в которой травы и узоры переплетались с изображениями птиц и зверей. В некоторых азбуках помещалась также азбука толковая, т. е. разные изречения и апофегмы⁵³, расположенные в алфавите по начальным буквам, но содержанием своим эта азбука совершенно отличается от толковой азбуки, находящейся в Букваре Василия Бурцева, в которой все изречения относятся только к учению и жизни Спасителя. Здесь же эти апофегмы касаются вообще нравоучения. Так, читаем:

под буквой ж – «Желаем христиане спастися, желаем и неправду делать»; под буквой ф – «Фараоновых творений не чини., и других на то не учи»; под буквой х – «Храни свещу твою от ветру, сирень душу от лености»; под буквой ш – «Шатания и плясания диавольского удаляйся; плясание бо уподобися смертному убивству»; под буквой кси – «Ксанф и филосов быд, а у раба своего Есопа в посрамлении много находился» и пр.

После букв следовали прописи и склады; под этим заглавием помещены также некоторые апофегмы и даже загадки, собственно книжные.

Статья эта начиналась всегда следующей молитвой: «За молитв святых отец наших, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас. Аминь. За молитв Пречистые Твоея Матери и всех святых Твоих, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас, аминь. По милости Божией и великих святителей Петра и Алексия и Ионы и Филиппа Киевских и Московских и всея Руссии чудотворцев».

Потом следовали прописи и склады, изречения и загадки, то именно, что мы теперь называем вообще прописями.

1. Не ищи, человече, мудрости, ищи прежде кротости; аще обрящеши кротость, тогда познаешь и мудрость.

2. Не тот милостив, кто всегда милостыню творит; тот милостив, кто никого не обидит и зла за зло никому не воздает.

3. Стоит море на пяти столпех. Царь речет: потеха моя, а царица речет: погибель моя. Царь есть тело, а царица – душа.

4. Стоит град пуст, а около его куст. Идет старец, несет ставец, а в ставце взварец, в взварце перец, в перце горечь, в горечи сладость, в сладости радость, в радости смерть.

5. Стоит град на пути, а пути к нему нить, идет посол нем, несет грамоту неписаную, а дает читать неученому.

6. Стоит человек в воде по горло, пить просит, а напиться не может.

7. Когда синица орла одолеет, тогда безумные ума научатся.

8. Аще кто хощет много знати, тому подобает мало спати, а мастеру угождати.

9. Человече Божий, бойся Бога, стоит смерть у порога, труба и коса ждет смертного часа, зде колико не ликовать, а по смерти гроба не миновать.

10. Виноград зелен несладок, млад человек умом некрепок.

11. Кто тя может убежати, смертный час...

Впоследствии, кроме этих прописей, в азбучках стали помещать апокрифическую «беседу трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого» в вопросах и ответах и особую статью «Каким образом писать к кому письма», содержащую, впрочем, одни только титулы писем к патриарху, к митрополиту, к боярину, к отцу родному и пр.; но в одной скорописи мы нашли и форму письма, которая служит образцом наших старинных писем.

Вообще нужно заметить, что состав древних скорописей, или прописей, был весьма разнообразен и вполне зависел от усмотрения своего составителя; что ему было любо, то самое он и вносил в свою азбуку-пропись. В этом отношении весьма любопытна азбучка, в которой каллиграф, вместо общеупотребительных, сам сочинил прописи, наполнив их рассуждениями о самом же себе.

В таком или подобном этому составе скорописные азбуки служили общим и единственным руководством в обучении писать не только в XVII столетии, но даже и после преобразования, особенно в первой половине XVIII столетия. С этого времени к ним стали присовокуплять еще арифметичное учение, т. е. таблицу умножения и четыре правила арифметики; в некоторых встречаются, кроме того, немецкие вокабулы, писанные русскими буквами, например: Бог – Гот, Бог Отец – Гот Фатер и т. д.

«Книга об избрании на Российское царство Михаила Романова».

Скоропись, XVII в.

Были, впрочем, скорописные азбуки и других составов. Таков, например, «Букварь славенороссийских писмен уставных и скорописных, греческих же, латинских и полских, со образовании вещей и со нравоучителными стихами» – сочиненный в 7199 (1691) г. иеромонахом и царские типографии справщиком (корректором) Карионом Истоминым и посвященный царице Наталье Кирилловне для научения ее внука, царевича Алексея Петровича. Кроме букв, писанных разными почерками, в этой азбуке «под всяким писменем... предложены виды (рисунки) во удобное звание в складе: да что видит, сие и назовет слогом писмене достолепного начертания тех. Яко: А – Адам, алектор (петух), Афродита (звезда), аспид (дракон); Б – брань, брада, бич» и т. п.; а под этими изображениями помещены нравоучительные стихи, большей частью относящиеся к изображенным предметам. Стихи эти были собственно прописями. Например, под буквой Б изображены: брань, или война, баран, буйвол, бритва, брада, барабан, бедро, бич; внизу помещены стихи.

Карион Истомин. «Букварь в лицах». Гравюра А. Бунина. Москва, 1694 г.

«Букварь» Кариона Истомина отличается от других старинных букварей и тем еще, что он писан книгой, а не столбцом, как большей частью стали писать скорописные азбуки уже в XVIII столетии. Но замечательнейший памятник нашей древней каллиграфии – скорописная азбука в столбце, длиной несколько аршин. Она относится к концу XVII столетия; все каллиграфическое искусство этого времени представляется здесь в такой полноте и в таком разнообразии, что едва ли где можно встретить подобный памятник в этом роде. Вначале идут великолепнейшие заставицы, или заставки. Среди узоров этих заставиц, в кругах, написаны вязью разные речи и вначале заглавие азбуки – «Буквица Словенска». Вторая половина азбуки заключает в себе заставные, прописные и строчные буквы, написанные весьма красиво и с разными вычурными украшениями.

Азбука эта – собственно пропись, не представляющая ничего целого в отношении содержания, подобно азбукам, описанным нами выше. Здесь единственно только для прописи выбраны речи, отрывки или просто слова. Самое заглавие по этому случаю в ней повторено, для упражнения, три раза:

«Буквица Словенска, Буквица языка Словенска, Азбука Словенска, хотящим разумети истинного слогу».

Вообще эта замечательная азбука – труд по преимуществу каллиграфический, не имеющий никаких других педагогических целей; труд, который заслуживает полного любопытства по своему исполнению. Составитель, употребивший много времени и много труда на все эти заставицы, вязи, связи и буквы, мог справедливо закончить свою азбуку следующими словами:

«Аще горести не вкусити, то и конечные сладости не видати».

Конечно, сладость есть сладость конца упорной, тяжкой работы. Древние наши писцы весьма часто оканчивали свои рукописи подобными же строками:

«А как рад заец, из тенет избегши, а птица – из кляпци излетев, тако рад писец, списав сию книгу» – восклицали они, оканчивая последнюю строку своего труда: «Силно есмь рад, коли кончая строку последнюю!».

В царском быту скорописные азбуки всегда украшались с большим великолепием красками и золотом. Так был украшен упомянутый выше «Букварь» Кариона Истомина, поднесенный им, как мы говорили, первоначально царице Наталии Кирилловне для ее внука, царевича Алексея Петровича, а потом, в другом экземпляре,– царице Парасковии Феодоровне, для ее дочерей. У царевича Ивана Михайловича, умершего в 1639 г., была также азбука велика на столбцах (пропись), писана золотом с красками.

Кроме чтения и письма, в состав первоначального обучения входило также и церковное пение. Царь Алексей Михайлович на восьмом году «начал учити Охтой, Октоих или Осмогласник, заключающий в себе вседневные церковные службы, а на десятом году страшное пенье, т. е. стихи и песни Страстной седмицы. Его учили певчие дьяки Лука Иванов, Иван Семионов, Михаил Осипов. В казне царевича хранились, кроме того, стихирали и Триоди знаменные, т. е. церковной службы песни и стихиры, писанные под знамя, под крюками, или крюковыми нотами. Эти стихирали и Триоди царевич, без сомнения, также разучивал или, по-старому, распевал при помощи певчих дьяков. Известно также, что Петр Великий особенно любил церковное пение, которому учился, без сомнения, в отроческих летах. В Оружейной палате и теперь еще сохраняется несколько нотных книг, по которым государь певал в дворцовых церквах, на клиросе.

Вот полный курс начального обучения, существовавший у наших предков до начала XVIII столетия. Он заключал в себе, как мы видели: 1) словесное, т. е. чтение, 2) письмо и 3) пение – и был распространен в совершенном единообразии по всем сословиям Московского государства, начиная с грамотного земледельца и восходя к первому боярину и самому царю.