Текст книги "Домашняя жизнь русских царей"

Особенно затейливые поставцы собирались у малолетних царевен и царевичей. Само собою разумеется, что большая часть этого серебра имела в детском быту значение игрушек. Но и взрослые очень любили такую посуду, которая представляла изображения птиц, зверей, людей и т. п. В общей государевой казне на Казенном дворе хранилось много таких судов, а именно горы (замки), корабли, птицы: журавль, орел, сова, петух, лебедь, страус; звери: барсы, львы, олень, зубр, верблюд, единорог и т. п., занимавшие очень видное место в уборке поставцов и всегда обращавшие внимание приезжих гостей-иностранцев. Нужно, однако ж, заметить, что и в особых хозяйствах Царского двора большая часть посуды в обыкновенное время хранилась также в особой казенке – и выставлялась в комнатные поставцы только в важных случаях, во время столов и приема гостей.

Кроме посуды в поставцах, шафах или на вислых полках, можно было встретить немало и разных вещиц-безделушек, которые служили для забавы или составляли своего рода редкость и украшение так называемых горок.

Охота к редкостям и драгоценностям, к разным узорочным, хитрым изделиям и курьезным вещицам была распространена не только во дворце, но и вообще между знатными и богатыми людьми того века. Она являлась как потребность к изящному, которое, по вкусам и образованности века, заключалось преимущественно в узорочной пестроте или курьезности, редкости и диковинности изделия или какой-либо вещицы. Само собою разумеется, что в числе разных диковинок могли попадаться и действительно изящные для того времени предметы, но сущность дела и весь интерес оставался все-таки за диковинностью вещи или особенной хитростью ее устройства и мастерства.

Так, в 1614 г. царю Михаилу Федоровичу несколько подобных вещей было куплено у московского гостя Михаила Смывалова, а именно:

«...брусок скляной, во что смотрятся; трубочка, что дальнее, а в нее смотря, видится близко; очки хрустальные: с одной стороны гранены, а с другую гладки, что, в них смотря, много кажется; бочечка костяная точеная, в ней лунное течение да часы солнечные; склышечка деревянная кругла, в ней под стеклом мужик с женкою; ящик, в нем под стеклом жена со младенцем; ящик, в нем под стеклом жена со младенцем, на осляти; ящик., в нем под стеклом человек наг, за ним лев; ящик, в нем под стеклом три жены со младенцем». Видимо, что царь Михаил Федорович очень любил подобные диковинки, и потому в его казне немало хранилось таких же вещей.

У царя Алексея Михайловича, в числе особенных редкостей, находился сосуд каменный (сосуд из нефрита от болезней), оправлен золотом, цена 6000 руб. (цена неимоверная по тому времени). Через четыре дня после кончины царя Алексея Михайловича этот сосуд был взят в хоромы его сына, царя Федора Алексеевича.

Серебряная кружка, украшенная эмалью, и кубок-раковина царя Алексея Михайловича

Нам должно еще упомянуть о комнатных птицах, в числе которых первое место принадлежало попугаю.

С этой птицей Московский двор познакомился, может, в первый раз, еще в 1490 г, когда посол римского короля Максимилиана Юрьи Делатор, представляясь вел. кн. Софье Фоминичне в ее Повалуше Средней, подал ей от короля птицу папагал да сукно серо¹⁵⁷. С тех пор ««папагал» стал называться попугаем и сделался постоянным обитателем царских хором, потому что, время от времени и, вероятно, по желанию государей, этих птиц привозили иноземные послы и заезжие купцы. Впоследствии попугаев можно было покупать и в Охотном ряду вместе с другими заморскими птицами, например канарейками, которые также были любимы в царских хоромах за их звонкие голоса. Из-за границы торговые люди привозили иногда ученых канареек. Царевичу Алексею Алексеевичу поднесли однажды «птицу канарейку, которая на руке поет». Попугаи и канарейки принадлежали по преимуществу к комнатным птицам и потому находились в каждом жилом отделении дворца. Клетки для попугаев и канареек делались обыкновенно из медной или железной проволоки с обшивкою белым железом, а для попугаев нередко и из одного железа Кормили канареек обыкновенным канареечным желтым семенем, а попугаев какими-то лепешками, нарочно изготовленными.

Попугай, без сомнения, доставлял большое потешенье старинным людям. Так, в 1622 г., в апреле, дьяк Булгак Милованов поплатился своею шапкою, которую у него испортила в государевых хоромах птица попугай. Государь пожаловал ему новую.

Ф. Солнцев. Гербовая тарелка царя Алексея Михайловича

В хоромах царицы Марьи Ильиничны находилось пять попугаев, которых во время моровой язвы в 1655 г., когда весь двор выехал из Москвы, кормил и хранил карлик Ивашка. Кормил он их миндальными орехами и калачами. Из других птиц в хоромах висели в клетках соловьи, снегири, щеглы, ракетки, перепелки. Для разных птиц иногда делалась одна клетка В 1671 г., в июне, сделана в Преображенские хоромы царевичу Федору клетка птицам о четырех житьях (ярусах) из проволоки, длиною аршин два вершка. Деревянные клетки расписывались красками и золотились.

К. Лебедев. Свадьба

В 1686 г. кто-то поднес государям птицу Гамаюн. Торговые люди Охотного ряду, призванные на Казенный двор, чтоб объявить ей цену, глядя на птицу Гамаюн, сказали, что де у них в ряду такой птицы не бывало, и цены они ей не знают. Неизвестно, сколько времени жила во дворце эта невиданная птица, которую книжники причисляли к райским.

Кроме птиц, в царских хоромах живали четвероногие. В 1628 г. жил у царицы Евдокии Лукьяновны¹⁵⁸ горностай, которому 20 июня куплена «меденая чепочка». У нее же в хоромах жила белка, для которой купили также чепочку да медный колокольчик в том же году, января 6-го.

Крестовая, или Моленная, где совершались утренние и вечерние молитвы, а иногда и церковные службы, часы, вечерни, всенощные, была, как домашняя церковь, вся убрана иконами и святынею, разными предметами поклонения и моления. Одна стена ее сплошь была занята иконостасом в несколько ярусов, в котором иконы ставились по подобию церковных иконостасов, начиная с Деисиса, или икон Спасителя, Богородицы и Иоанна Крестителя, составлявших, так сказать, основу домашних иконостасов. Нижний пояс занят был иконами местными¹⁵⁹, на поклоне, в числе которых, кроме Спасовой и Богородичной, ставились иконы, особенно почему-либо чтимые, как-то: иконы тезоименитых ангелов, иконы, благословенные от родителей и сродников, благословенные кресты, панагии и ковчежцы со св. мощами, списки икон, прославленных чудотворениями, исцелениями; иконы святых, преимущественно чтимых, как особых помощников, молителей и заступников. Вообще иконостас Крестовой комнаты был хранилищем домашней святыни, которая служила изобразителем внутренней благочестивой истории каждого липа, составлявшего в своей Крестовой иконостас – собственное моление¹⁶⁰. Все более или менее важные события и случаи жизни сопровождались благословением или молением и призыванием Божьего милосердия и святых заступников и покровителей, чьи иконописные лики благоговейно и вносились в хранилище домашнего моления. Местные иконы, кроме окладов золотых или серебряных с каменьями, украшались различными привесами, т. е. крестами, серьгами, перстнями, золотыми монетами и т. п.

Н. Самокиш. Трон царя Михаила Федоровича

Икона Богородицы сверх того почти всегда украшалась убрусцом, род лентия¹⁶¹, полагавшегося на венец икон, и ряснами жемчужными. Внизу икон, особенно в праздники, подвешивались застенки или шелковые, шитые золотом, низанные жемчугом, убранные дробницами, т. е. мелкими серебряными или золотыми иконами, или какими другими изображениями.

Царский наперсный крест

Само наименование Крестовой комнаты указывает, что прежде всего в ней главнейшим предметом поклонения и моления были кресты, т. е. святыня. В собственном смысле домашняя, комнатная, так сказать, обиходная, которая собиралась и накоплялась у каждого домохозяина сама собою, начиная с креста-тельника, получаемого при крещении, и оканчивая крестами благословенными, получаемыми от разных лиц по случаю того же крещения в благословение от восприемников, от родителей и родственников и при других житейских случаях. Таким образом, еще у младенца уже накоплялась немаля крестовая святыня, впоследствии очень для него дорогая, именно по памяти о родительском благословении или о благословении особо чтимого святителя и других почитаемых лиц. Вот почему эта святыня становилась для каждого как бы кровным, родным моленным сокровищем, перед которым всегда и исполнялась домашняя молитва.

Кроме икон и крестов, в Крестовой сохранялись и разные другие священные предметы, приносимые из местных монастырей или от паломников в Святую землю от приезжего иноземного, особенно греческого, духовенства.

От святых мест сохранялись: змирно, ливан, меры Гроба Господня, свечи воску ярого, иногда выкрашенные зеленою краской и перевитые сусальным золотом, которые зажжены были от Огня Небесного (в Иерусалиме, в день Пасхи), погашены вскоре, дабы хранить их как святыню. Из местных монастырей и некоторых храмов приносилась во дворец так называемая праздничная святыня, т. е. святая вода в вощанках (сосудах из воска), и иконы праздника, т. е. во имя тех святых, в честь которых учреждены были монастыри или выстроены храмы, отправлявшие свои годовые праздники, а также и освященные чудотворные монастырские меды.

Ф. Солнцев. Лицевая сторона оклада Евангелия царицы Натальи Кирилловны

В 1642 г. у царицы Евдокии Лукьяновны в хоромах в трех склянках хранилась святая вода и чудотворный мед. В праздничные дни эта святыня благоговейно употреблялась на здравие телу и на спасение душе. Это были предметы самые обычные, которые можно было встретить в каждой Крестовой царских хором. Но время от времени крестовая и образовая царская казна обогащались и другими разнообразными памятниками святых мест, которые присылали или подносили государю и всем членам его семейства греческие архиереи, архимандриты, игумены, попы и монахи, приезжавшие в Москву за милостынею.

Иконы и различные святыни, приносимые время от времени государю и членам его семьи, из Крестовых передавались на Казенной двор в Образную палату, где обычно сохранялась излишняя в комнатах святыня и разная церковная утварь. Богатство Образной палаты в этом отношении увеличивалось с каждым годом, ибо одни уже приносы и подношения, например икон праздничных из монастырей и от духовных властей, как благословение, увеличивали это богатство не десятками, а сотнями икон. В конце царствования Алексея Михайловича в Образной палате хранилось таких подносных икон более 8200 в серебряных чеканных или басемных¹⁶² окладах, или без окладов, писанных на золоте или на красках.

Там же хранилось множество образов, оставшихся от прежнего времени как наследие, большей частью в золотых и серебряных чеканных окладах, с каменьями; а также комнатные золотые кресты и панагии, складни, малые резные иконы на камени и на кости, и крабицы, ковчежцы, коробочки, ставики¹⁶³ со святыми мощами и т. п. Сверх того сохранялось более 600 старых и ветхих икон. В числе святыни наследственной находился золотой крест Петра-чудотворца (моск, митр.), который всегда бывал на государе, когда он погружался в Иордан 1 августа.

На других стенах Крестовой, над окнами и над дверьми, ставились иконы в малых иконостасцах, или киотах. Пред иконами, по обычаю, теплились неугасимые лампады, а при совершении молитв и служб горели восковые свечи в больших и малых образных подсвечниках, или шенданах, медных, литых, ввертных, которые ввертывались в иконостасе пред каждою иконою. В обыкновенное время свечи горели простые, а по праздникам, особенно на Святой,– фигурные зеленые и красные, составляемые из окрашенного воска или расписанные красками, обыкновенно киноварью и суриком, также густо вызолоченные или высеребренные.

Пред иконостасом стояли книжные налои для чтения, глухие или разгибные, украшенные резьбою, золоченьем и расписанные красками, глухие со скобками по бокам для подъему. В Крестовой царя Алексея Михайловича (1676) стоял налой книжный резной из кости с вызолоченными и высеребренными железными скобами и пробоями, украшенными репьями. При молебных поклонах употреблялись также поклонные скамейки или поклонные колодочки, обитые красным сукном с позументом или червчатым кызылбашским бархатом. На эти скамейки и колодочки клались земные поклоны.

В Крестовой, в числе разных богомольных предметов, не последнее место занимали четки и лестовицы, лесенки, «по которым кладутся поклоны». Лестовицы, или лествицы, бывали обыкновенно ременные, а иногда костяные, набранные по атласу. В 1680 г.

«Спаса Нового монастыря иеродиакон Макарий делал и набирал на атлас темно-лимоновой кости белые рыбьи великому государю лествицы».

Четки бывали также ременные или снизывались из зерен деревянных, костяных, янтарных, каменных и т. п., на шелковых снурках или поцепках, с пронизками, промежками, прокладинами или прокладками из других мелких зерен, и с кистями. Иногда они набирались также на атласе или бархате. Изделием деревянных и костяных четок занимались дворцовые токари и делали их большею частью из кости рыбья зуба, моржовых клыков. Четки ременные и из рыбьего зуба, особенно знамениты были соловецкие и кирилловские, также троицкие, и некоторых других монастырей. Много четок шелковых и деревянных привозили также в Москву и греческие старцы, отчего четки назывались греческими.

Более богатые четки из разных камней привозились из-за границы. Барберини (1565), записывая, что нужно привезти в Москву для продажи, говорит между прочим «В Венеции и в Милане есть разного сорта хрустальные четки, и с золотом и без золота, а также и из разных каменьев, и разного цвета и вида; всего этого нужно для Москвы».

Наподобие таких четок делались четки и из рыбьей кости и раскрашивались под цвет каменьев. В 1680 г. в хоромы государю велено было сделать «десетеры четки из рыбьей кости и выкрасить их в разных красках против образца сердоликов и набрать их на отласех розными цветами».

В казне царя Михаила, в 1634 г., хранились:

«четки яшма зелена, сверху ла.л, кисть шелк червчат с золотом. Четки камень агат, ворворки¹⁶⁴, низаны жемчугом с канителью, кисть шелк червчат с золотом. Четки королек бел., прокладки яшма зелена, на верху арамот обнят золотом волоченым, ворворка низана жемчугом, кисть шелк червчат с золотом. Четки сличные, кисть шелк лазорев с золотом (взяты к государю в хоромы). Четки рыбей зуб, резные, на верху узол кафимской, ворворка золото пряденое, кисть шелк червчат с золотом. Четки рыбей зуб, ворворки, низаны жемчугом, кисть шелк лазорев с золотом. Четки яшм.а зелена, прокладки хрустальные, на верху узолки золотные кафимские (государю челом ударил окольничий князь Алексей Михайлович Львов, взяты к государю в хоромы). Четки ентарные счетом 65, что государю челом ударил окольничий князь А. М. Львов. Тридцатеры четки монастырские рыбей зуб».

В казне цариц хранились «четки серебряны с арамоты, ворворка низана, кисть золота».

Когда оканчивались молитвы или служба, то иконы, особенно местные, задергивались тафтяными завесами на колечках, для сохранения от пыли и всякие ради чистоты и вообще из благочестивого приличия или благочиния, не дозволявшего в жилой комнате в обыкновенное время, ввиду житейских дел, оставлять молебную святыню открытой.

При Крестовых состояли на царском жалованье крестовые попы и крестовые дьяки, которые были обязаны в хоромах и в верховых церквах, переменяючись понедельно или беспременно, читать, псалмы говорить, конархать и на крылосе петь, что называлось вообще служить у крестов. Кроме годовых денежных окладов, они получали праздничное, т. е. меру какой-либо материи на кафтан. Они пользовались также некоторыми другими выгодами, какие доставляло им их приближение к государеву дворцу. По праздникам, например, их посылали к духовным властям со звом к царскому столу, за что они получали зватое, известную сумму денег или подарок, смотря по значению и достоинству приглашаемой власти.

Если в приемных комнатах останавливали особенное внимание богато убранные царские места (троны), составлявшие главнейший и самый видный предмет комнатного наряда и убранства, а в крестовых такое же значение имел иконостас,– то в Спальной, или собственно Постельной комнате, первым предметом ее убранства была постеля, т. е. кровать со всем постельным убором.

Г. Седов. Царь Иван Грозный любуется на Василису Мелентьеву. 1875 г.

Кровать древнего устройства соответствовала прямому значению этого слова и была в настоящем смысле кровом, вроде сени и шатра. Обычно кровати устраивались из четырех столбиков стоячих, аршина в три вышиною, которые назывались сохами, подобно тому как сохами же назывались в устройстве шатров и палаток столбики, поддерживавшие шатровые полотна. Небо шилось из камки, а с верхних брусьев, составлявших небо, спускались обыкновенно завесы, также камчатные с бахромою. Кроме завесов, в головах и в ногах кровати, у ее спинок привешивались золотные застенки, род драпировки. Так была устроена кровать царя Михаила Федоровича, в 1629 г., у которой все дерево украшено было резьбою и золочением; камчатные завесы и небо обшиты были золотным плетеным кружевом, застенки богато вышиты золотом и серебром с шелки и украшены золотыми кистями; на них шиты были травы и люди и звери.

Когда, с половины XVII века, во дворце появилась немецкая фигурная резьба, кровати, как и вся царская мебель, получили еще более роскошный вид. Их стали украшать коронами, венчавшими небо, или подволоку, гзымзами (карнизами) и шпренгелями, украшавшими ту же подволоку; яблоками, на верхних столбиках, и пуклями (род шара) на ногах. Вся резьба, по обыкновению, золотилась, серебрилась и расписывалась красками.

Кроме золочения и раскраски, кровати украшались иногда живописью. Так, у кровати Алексея Петровича в возглавии и на подволоке было изображено «Видение Креста и победа на Максентия». В подволоках иногда утверждалось даже зеркало, как было, например, у одной из кроватей, принадлежавших князю Вас. Вас. Голицыну.

Особенно богатую кровать царь Алексей Михайлович в 1662 г. отправил в дар персидскому шаху. Кровать куплена у немца Ив. Фан сведена еще в 1659 г. за 2800 руб. Очевидно, что это была самая богатая и дорогая кровать в Москве в XVII ст., которая потому и назначена в дар персидскому шаху. Если так богато устраивалась собственно кровать, то не с меньшим богатством убиралась и сама постель, особенно в праздничных парадных случаях.

Обыкновенная или, так сказать, подневная, односпальная постель убиралась проще. Такая постель находилась в третьей государеве комнате.

Само собою разумеется, что постели парадные, которые выставлялись по случаю семейных празднеств, свадеб, родин, крестин и т. п., убирались гораздо богаче. Они до этих случаев сохранялись обыкновенно в казне государевой или царицыной Мастерской палаты. Парадные постели для сохранности и с кроватью покрывались чехлами или же покрывальными сукнами, обыкновенно же их сохраняли в коробьях постельных, или больших сундуках. Особые простые и парадные постели цариц, как равно царевен и царевичей, убирались подобным же образом.

Необходимо заметить, что постели и все предметы их убранства переходили, как большая часть платья, наследственно к детям и внукам, и поэтому сберегались иногда несколько десятков лет, хотя в подновленном и измененном виде, соответственно новым вкусам и потребностям.

Итак, почти все убранство Постельной комнаты, или Спальной, заключалось главным образом в постели и, разумеется, в разных других предметах постельного обихода, о которых также необходимо сказать несколько слов. Прежде всего следует заметить, что в Спальной того времени мы не встречаем такого количества икон, какое очень часто можно встретить в теперешних спальнях, когда эти комнаты получили уже отчасти и значение Крестовых, совсем упраздненных у большинства даже зажиточных людей. В старину Постельная комната украшалась только поклонным крестом и иконой, стоявшими, по обычаю, в переднем углу, и крестом или небольшою иконой, которую ставили над входными дверьми. Так как утренняя и вечерняя молитвы совершались, по обыкновению, в Крестовой, то в Постельной и не требовалось целого иконостаса. Поклонный крест предпочитался, как сокрушитель всякой нечистой и вражьей силы, столь опасной во время ночного «пребывания», как «бич Божий, бьющий беса», что нередко обозначалось и в монограммах на этом кресте.

В Постельной комнате хранилось необходимое белье и разные мелкие принадлежности мужского или женского убора. Белье в царском быту сохранялось всегда очень бережливо, к чему побуждали распространенные, можно сказать, всеобщие и глубокие верования в порчу, в колдовство и во всякое ведовство, от которого необходимо было уберегать себя самыми строгими мерами. Если случалось заметить что-либо чрезвычайное в порядке или относительно чистоты белья, то панический страх овладевал всеми, кто только был прикосновенен к этой статье царского обихода. Между тем это чрезвычайное представляло почти всегда самые обыкновенные вещи, делавшиеся, разумеется, очень чрезвычайными по суеверному настрою века. Так, в 1630 г. царь Михаил указал отдать свои большие парадные постели в царицыну Мастерскую палату. Когда стали их принимать, то было «осмотрено у одеяла, у большаго на гриве (род каймы) на правой стороне близко угла в двух местах проторчи (дирки) невелики, одна проторчь зашита, а другая не зашита». «Того ж часу начальник Царицыной Мастерской Полаты Фед. Степ. Стрешнев да постельничий государя Степ. Лукьян. Хрущов извещали о том государю, и государь того одеяла в царицынах хоромах осматривал». Не знаем последствий этого дела, но обыкновенно бывало так, что поднимали поголовный розыск на всех, кто сколько-нибудь касался делу.

В. Поленов. Теремный дворец. Выход из покоев на Золотое крыльцо

Допрашивали тех, кто шил, например, одеяло, кто сохранял его, кто убирал им постель и т. д. Приведем еще случай, хотя тоже, к сожалению, неполный, ибо конец дела вовсе утрачен.

Белье, или так называемая белая казна,– сорочки простые и нарядные, порты, поясы верхние и нижние, простыни, полотенца, утиральники, ширинки и т. п.,– сохранялись всегда в кипарисных сундуках за собственной печатью государя или царицы; печать для вскрытия сундука отдавалась самому доверенному лицу, но обыкновенно в такой сундук ходила сама государыня. Сам сундук всегда покрывался суконным чехлом. Упомянем, кстати, что поношенное белье обыкновенно раздавалось в тюрьмы тюремным сидельцам. Так, в 1630 г. развезены по тюрьмам простыни в двух коробах.

Весьма любопытные подробности об изготовлении царского белья и вообще о расходовании царской белой казны находим в сохранившихся записях о расходе полотей «на Государевы дела» за 1583—1587 гг. Здесь между прочим встречаем некоторые приснопамятные дворцовые обычаи, по которым 1. Каждый год в годовщины памяти по отце Грозного, великом князе Василии Ивановиче, декабря 4-го, по самом Грозном-царе Иване Васильевиче, марта19-го, и по его сыне, царевиче Иване Ивановиче, 21 ноября, раздавались из дворца нищим старцам сшитые дворцовыми швеями полотняные рубашки и ширинки (платки), сто рубашек и ширинок по Василии Ив., двести по царе Иване Вас. и двести по царевиче Иване Ив. 2. Каждый год в день Семика, когда, по обычаю, совершалось общее погребение «странных», в Убогих Дом, где находилась общая могила, посылались из дворца сшитые полотняные покровы к погребению умерших. В XVII ст. на это дело выдавались целые полотна.

В Спальной же, а может быть, и в других комнатах, находившихся подле и соответствовавших теперешней Уборной, в сундучках, скрынях, ящиках, ларцах или шкатунах хранились также и все уборные принадлежности. Так как стенные зеркала, особенно до половины XVII ст., не были еще в большом употреблении, то при убиранье большею частию употреблялись зеркала малые ручные, хранившиеся в особых ларцах с гребнями. Круглые или четырехугольные, эти зеркала вставлялись в рамки, или обода, деревянные золоченые или обтянутые бархатом червчатым, вишневым, также камкою жарких цветов, на хлопчатой бумаге или басменною золоченою и серебреною с красками кожею. Нередко их ставили в серебряную или золотую оправу. Устраивали их также в виде складней с затворками. Этого требовал даже обычай, признававший открытое зеркало чем-то греховным, и потому уборные зеркала, как и стенные, обыкновенно бывали закрытыми.

Особенно богаты были по украшениям зеркала турецкие, которые подносились царицам в дар от приезжих с Востока иноземцев, послов и купцов. Они были круглые, семигранные, также четырехугольные створчатые, иногда, особенно круглые с рукоятями, в золотом станке, осыпанном дорогими каменьями, алмазами, яхонтами, изумрудами, бирюзою и др. До сих пор мы говорили о зеркалах хрустальных, к числу которых можно отнести и брусики хрустальные вместо зеркала, устраиваемые, вероятно, на какой-либо черной подкладке и заменявшие таким образом собственно зеркальные стекла. По свидетельству Барберини, еще в половине XVI ст. в Москве продавались превосходные хрустальные зеркала, но в небольшом количестве. Кроме того, бывали зеркала булатные, или укладные. У царя Федора Алексеевича находим булатное, или железное укладное, зеркало, в посеребренных рамах, которое в 1676 г. велено было вычистить и в лицо поставить, т. е. отшлифовать, для чего употреблено английское олово, камень кровавик и смола.

При уборном зеркале хранились гребни и гребенки, которые вырезались из слоновой кости или из кипариса. Кипарисные гребни продавались в торговых рядах. В 1624 г. к государю в хоромы было куплено шесть «гребенен кипарисных». Работой отличных костяных гребней славилась издревле Холмогорская сторона, откуда призывали мастеров и в царский дворец. Здесь они едва успевали удовлетворять почти ежедневной потребности в этих предметах, так что из дворца посылались иногда в Холмогоры особые заказы. Гребни и гребенки делались однозубчатые и двоезубчатые, т. е. с редкими и частыми зубьями, причем у гребней зубья располагались или только на одну сторону, или на обе стороны, на одну частые, на другую редкие. Гребни бывали круглые или четырехугольные, иногда складные. Как гребни, так и гребенки редко бывали гладкие; большей частью их украшали резьбой – или только по поверхности, или сквозной, тогда они назывались прорезными. На гребенках по концам вырезали птичьи или змеиные головки, или простые рожки. На гребнях вырезали или прорезали в травах птиц, зверей, клейма, личины и т. п. изображения. Величина тех и других, в зависимости от необходимости, была различна. Из дорогих гребней упоминается у царя Михаила Федоровича

«гребень роговой, сверху обложен яшмой, а в яшме врезано золото, а в золоте камышки, яхонты да изумруды. Государю челом ударил турецкий посол Том Катакузин в 1630 году. Цена 10 рублей».

Вместе с холмогорцами в Оружейной палате работали и польские или белорусские мастера, а именно из Витебска. Работы всех упомянутых мастеров заключались в изготовлении в разные комнаты дворца гребней и гребенок, уховерток, четок, ароматников, черенков для ножей и вилок, также шахматов, тавлей¹⁶⁵, саков (шашек), бирок и т. п. Многие изделия они резали и точили из слоновой кости, другие, различную посуду – кубки, братины, чарки, фрески, роги, пороховницы и т. п.,– из рыбьей кости, т. е. из моржовых клыков, из которой, как и из слоновой, делали даже и паникадила.

К. Маковский. Под венец. 1884 г.

При гребнях употреблялись иногда и щети¹⁶⁶, щетки.

Зеркала, гребни и гребенки были необходимыми не только при уборе женском, но также и при мужском. К ним должно присовокупить еще мыло, которое в царском быту составлялось обыкновенно из разных душистых веществ. Кроме домашних составных мыл, употреблялись и привозные покупные, например, мыло индийское, халяпское, греческое, и из русских костромское, нижегородское, простое.

Другие предметы уборного столика у государя хранились в готовальнях, монастырьках, описание которых мы поместили выше, также в связках, или же в особых ящиках.

Ф. Солнцев. Опахало царицы Натальи Кирилловны

Женские уборные принадлежности большей частью сохранялись также в ларцах, ящиках и шкатунах. В числе их находились: белильница, румянница, клеельница, суремница, ароматница, разные бочечки, тазики, чашечки с необходимыми по потребностям века снадобьями для украшения лица, волос и других частей тела. Белила и румяна употреблялись большей частью привозные, немецкие. Впрочем, известен был и румянец русский, кисейный, выделываемый на кисее из сандала. Он же назывался платенъш. Покупали также румянец ступочный, или ступичной (бакан¹⁶⁷ турецкий), лековой (леко – игральная кость, брусок, кубик), вероятно, иностранного привоза. Белильницы и румянницы были небольшие коробочки, обшитые золотом и серебром, также унизанные жемчугом, иногда серебряные, украшенные финифтью и каменьями. Такие же коробочки служили для клеельницы и суремницы, хранивших снадобья для подклейки и черненья бровей и вообще волос. При суремницах употреблялись спицы. Разные ароматы и бальзамы, собственно духи и помады, изготовлялись в царской Аптеке и сберегались в ароматницах или ароматниках (флаконах) золотых, серебряных и костяных.

Кроме того, встречаем особые ящики, погребцы и шкатуны с разными скляничными сосудами и с фарфурными скляницами, наполненными разными водками, т. е. духами.

К уборным предметам мы отнесем и опахало; оно делалось из перьев, или же было сгибное из атласа, харатии (пергамента) и других подобных предметов; у царицы Евдокии Лукьяновны между прочим были опахала: «опахало перье павино, в середке у опахала дерево, писано золотом, а в дереве зеркало; пониже зеркала обогнуто участком золотным; черен у опахала дерево черно, по концам кость рыбий зуб с щедрою» (1630). У царевны Ирины были «два опахала невелики, перье струцово, черены меденые, поверх черенов по закрепкам навожено финифты. Опахало, перье струцово, с зеркалом, черен деревянный с костьми» (1629). В 1686 г. сделано царевнам четыре опахала атласных. Богато украшенные золотом и каменьями, опахала привозимы были царицам в дар с Востока. Должно заметить, что опахала были в употреблении и на мужской половине царского дворца. У царя Михаила было опахало деревянное,

«писано золотом да красками розными; нагалище у опахала сукно червчато багрец (1629); опахальцо турское круглое, перье бело, червчато, черно; о середке зеркальцо; черен дерево индейское. Опахальцо турское кругло, перье бело, червчато; черен серебрен, золочен, лопастка с финифты. Опахало харатейное сгибное, писано красками в дереве» (1634).

Подобные атласные опахала царю подносили обыкновенно к празднику Пасхи как свое изделие мастера Оружейной палаты.