Текст книги "99 дней"

День 32

– Привет, – здоровается Тесс утром на работе, отыскав меня в коридоре столовой, где я поправляю черно-белые фотографии Стар-Лейк, которые почему-то любит сдвигать Фабиан. – Наверное, это глупый вопрос, но… что надевают на «Падающую звезду»?

Я улыбаюсь.

– Хочешь знать, понадобятся ли джинсы клеш и плетеные украшения? – спрашиваю ее, отступив проверить, ровно ли висит рамка. – Нет, твоя одежда сойдет. Если не хочешь поучаствовать в групповом сексе; тогда нужен особый дресс-код.

– Ага, для оргии. – Тесс смеется. – Я скорее склонялась к шортам и чему-то такому простому. В смысле, это всего лишь кемпинг, туда же не понадобится платье?

– Я платье точно не буду надевать, – заверяю ее. – Но если спросить у Имоджен, она скажет, что я одеваюсь, как пацан, поэтому… возможно, тебе лучше задать этот вопрос ей.

– Заткнись, ты выглядишь круто. Хорошо, – говорит она, пока я не успела отреагировать на комплимент. – Спасибо, Молли. – Она поворачивается, чтобы уйти, но в последнюю секунду разворачивается. – Слушай, – продолжает она, – тебе это не кажется странным? – Жестикулирует, словно слово «это» – весь мир. – Я имею в виду, что поедем мы все.

– Совсем нет, – заверяю ее, хотя не могу представить, чтобы было как-то иначе. Интересно, рассказал ли ей Патрик о нашем разговоре на лужайке. Интересно, подозрительно ли, что я не рассказала Гейбу. – Конечно, нет.

– Тогда отлично. – Тесс кивает. – Извини, что мы тогда мало пообщались на вечеринке, – продолжает она. – Знаю, Джулия была не особо приветлива. – Она колеблется, будто не уверена, пересекает ли черту, но я ничего не успеваю сказать, потому что она говорит дальше: – Я рада, что ты едешь.

Смотрю на веснушчатое лицо Тесс, открытое и застывшее в ожидании; правда, эту девушку невозможно ненавидеть. Богом клянусь, мне так хочется с ней дружить.

– И я тоже рада, что ты едешь.

День 33

Красавчик Джей приедет на фестиваль только завтра, поэтому мы с Гейбом и Имоджен вместе отправляемся в горы, полтора часа петляя по дороге. Я беспокоюсь, что поездка пройдет жутко неловко – по правде говоря, переживаю, что весь отдых таким и будет. Представляю, что все превратится в какой-то растянувшийся ночной кошмар/двойное свидание, и все знакомые станут свидетелями кровавой бойни. Но Гейб и Имоджен любят поболтать, и не успевает она устроиться на заднем сиденье универсала, как они принимаются обсуждать новый альбом Канье Уэста. После этого их разговор переходит на распутного инструктора по вождению в старшей школе и ужасное новое кафе с сэндвичами возле «Френч Роуст», которое Гейб называет «раем туфты». Я выдыхаю и откидываюсь на спинку сиденья, с радостью слушая их разговор.

– Красавчик Джей сегодня работает? – спрашиваю Имоджен, повернувшись к ней. На ее шее красуется винтажный шарфик, словно она – Элизабет Тейлор, снимающаяся в каком-то старом фильме, солнечные очки скрывают половину лица. Она выглядит чересчур гламурно для кемпинга, но он всегда ей нравился, еще с тех времен, когда мы маленькими строили крепость на коврике в ее гостиной. Именно она начала ездить на фестиваль «Падающая звезда».

– Ага, – говорит она, театрально вздохнув, а потом смотрит на меня поверх ободка очков. – Кстати, а это не ты составляешь расписание?

– Не кухонное! – защищаюсь я. – Только стойки регистрации и персонала.

– Конечно, конечно, – усмехается Имоджен. Чуть подается вперед и кивает на мой пакетик с лакричными конфетами. – Передашь назад?

– М-хм. Кстати, как дела? – спрашиваю я, как только она загребает конфеты из пакетика и отрывает кусок от полоски. – У тебя и Красавчика Джея.

– Все просто отли-и-и-ично, – отвечает Имоджен, хохотнув. – Кстати, он как-то водил меня в «Сейдж».

– Изысканно! – восклицаю я. «Сейдж» – единственное, кроме столовой в гостинице, место в Стар-Лейк, где столы накрывают белыми скатертями. Раньше мама водила меня туда на день рождения, но пойти с парнем – совершенно другое.

– Да? – говорит Имоджен. – Знаю, это всего лишь мимолетное увлечение, мы же здесь до конца лета, но… он мне нравится. – Она смотрит на Гейба и слегка морщит нос. – Извини, – продолжает она, – тебе это докучает?

– Нет-нет. – Гейб искренне качает головой, – разговаривайте, сколько хотите.

Имоджен улыбается.

– Ну, в таком случае, начну, – говорит она и принимается рассказывать. Я тянусь и сжимаю колено Гейба, молча гордясь тем, как между нами все просто.

Почти… нормально.

Имоджен радостно болтает о семье Джея, о его отце, которому нравится рисовать. И я вдруг вспоминаю, как столкнулась с ней утром после секса с Гейбом – я тогда еще не разговаривала с Патриком, мамой или кем-то еще, все утро бродила, как в густом тумане. Ее улыбки с другого конца коридора, ее платья в цветочек и туфель с пробковыми каблуками было достаточно, чтобы я сглотнула слезы.

– Доброе утро, солнце, – радостно сказала Имоджен. Она никогда не носила рюкзак. Считала, что это не женственно. – Что стряслось?

Не будь так ко мне добра, хотелось сказать ей. Не будь так ко мне добра, я – ужасный человек, я совершила самый отвратительный поступок, что только могла совершить. Сначала я хотела рассказать все Имоджен, излить свою душу несмотря на то, к чему это приведет, отступить и посмотреть на чудовищность этой ситуации, словно на самое уродливое в мире произведение искусства.

Но потом поняла, что никому не хотела признаваться.

– Ничего, – ответила я, решительно качая головой. – Доброе утро.

Съезжаем на грязную автозаправку, мимо проносятся машины, забитые до отказа чемоданами и туристским снаряжением. Сейчас середина лета, время отпусков. Жарко.

– Можно я тебе кое-что скажу? – спрашивает меня Имоджен, пока мы стоим в очереди в вызывающий сомнения туалет. – Кажется, ты очень счастлива.

– Правда? – Удивленно моргаю – впервые с моего возвращения сюда меня описали именно такой. Даже впервые более чем за год. И я, услышав это, испытываю странное ощущение неправильности, как будто не так произнесли мое имя.

Имоджен смеется.

– Да, – говорит она. – Правда. Так сложно поверить?

– Я… вообще-то, нет. Наверное, нет.

Смотрю на Гейба, который заправляет машину. Он ловит мой взгляд и улыбается. Я вспоминаю его дурацкие истории, как он общается с каждым жителем нашего города; думаю о том, что он знает все изъяны моего тела и все равно принимает меня такой, что не разочарован в той, кем я стала. Я все еще нервничаю из-за этих выходных – уф, всего лишь мысль о встрече с Патриком и Тесс заставляет мой желудок делать кульбит, – но сейчас здесь, непонятно где, с Гейбом и Имоджен я радуюсь, что согласилась поехать.

Бензоколонка с громким щелчком прекращает работать.

– Я счастлива, – говорю Имоджен, подставив лицо солнечным лучам.

День 34

К следующему дню фестиваль набирает обороты, кемпинг забит до отказа. В воздухе висят тяжелые запахи травки, крема от загара и гриля. Девчонки в бикини отдыхают на камнях, а парень с дредами постоянно бренчит на гитаре. Этим утром мы с Имоджен приготовили на костре совершенно отвратительный кофе, а потом сдались, сели в универсал Гейба и через двадцать минут были в ближайшем городе: я купила кофе и для него и поводила стаканом под его носом, пока он спал в нашей палатке.

– Ты – моя героиня, – сказал он, и я засмеялась.

Теперь мы сбились вокруг пары столов, едим чипсы и играем в покер, сжимая в руках долларовые банкноты – я и Гейб, Келси и Стив, которые пришли к нам со своей лагерной стоянки, и Красавчик Джей, приехавший после завтрака в гостинице этим утром. Даже Патрик и Тесс играют, ее рыжие волосы спутанной косой перекинуты через плечо. Она похожа на девушку из каталога женской одежды – простовато и непринужденно. Я грызу заусенцы и попиваю воду из бутылки, стараясь не обращать внимания на руку Патрика на ее колене. Они прибыли прошлым вечером и не спеша подошли к костру. Тесс обняла меня в знак приветствия, а Патрик завис в тени.

– Привет, – сказала я ему, обратив на это внимание. Мы же решили попробовать стать друзьями, верно?

Патрик лишь посмотрел на меня, как ни в чем не бывало.

– И тебе привет, – ответил он так тихо, что расслышала только я.

Гейб вскрывает три десятки, победную комбинацию, и мы все беззлобно ворчим и скидываем карты на деревянный стол.

– Спасибо, спасибо, – торжественно благодарит он и, преувеличенно размахивая руками, тянется к призу.

– Ой, нет, подожди секундочку, – говорит Имоджен, пока Джей не убрал колоду. – У Патрика ведь фулл хаус?

Патрик поднимает голову, а потом изумленно смотрит на стол – он играл в забытье, потерялся в Патриклэнде, пока остальные тусовались здесь, на Земле. А потом улыбается.

– О, обалдеть, да.

Тянется к деньгам, но брат останавливает его.

– Секундочку, – говорит Гейб, качая головой. – Разве не так играется: не замечаешь, не берешь приз?

Патрик кривится, как бы говоря «неплохая попытка».

– Я так не думаю, чувак.

Гейб хмурится.

– Я лишь говорю, что ты совсем не играешь, о твоем выигрыше пришлось сказать другому человеку…

– Да, хорошо, но я выиграл, – парирует Патрик, в его голосе слышатся резкие нотки, которые даже не заметишь, если не знаешь его вечность. Но я-то знаю его очень давно. Переступаю с ноги на ногу. Мне не нравится, к чему все идет.

И Гейбу тоже.

– Чувак, мы же говорим о двадцати баксах, – напоминает он и качает головой, словно Патрик ведет себя глупо.

– Чувак, это вроде как мои двадцать баксов.

Дерьмо. Патрик в точности повторяет его тон, а это значит, что таким образом пытается как можно быстрее вывести Гейба. И у него, конечно, получается.

– С чего ты так взъелся? – спрашивает Гейб, прищурившись.

– С чего я так взъелся? – спрашивает он рассерженно, будто дело совсем не в двадцати баксах. Я морщусь. – Ты не победил, бро. Понимаю, это противоречит твоему пониманию вселенной, но…

– Да, твое поведение, как у стервы, противоречит моему пониманию вселенной, – перебивает его Гейб.

– Хочешь обсудить, кто у нас тут ведет себя, как…

– Я оставила очки в машине, – вдруг объявляю я и встаю так быстро, что чуть не опрокидываю стол. – Схожу за ними.

– Молли, – начинает Гейб более раздраженно, чем я привыкла. – Тебе не стоит…

– Нет, нет, я сейчас вернусь. – Понимаю, что это отмазка, но сидеть здесь и слушать их спор сродни параличу, когда по обнаженному телу ползают сороконожки. Я не могу с этим справиться, не хватит духа. Мне надо уйти.

– Тебе составить компанию? – спрашивает Имоджен.

– Нет, все нормально.

Довольно быстро срываюсь с места, но повышенные голоса уже привлекли внимание Джулии; прохожу мимо нее – она поднимается со старого пледа, на котором в компании Элизабет Риз читала журналы.

– Ты только что начала очередную войну между моими братьями? – спрашивает она, качая головой, будто поверить не может. – Серьезно?

– Я… нет, – защищаюсь. – Господи, Джулия. Они играют в дурацкую игру.

– Ага, – говорит она, проходя мимо, – конечно.

По дороге к парковке замечаю Джейка и Энни из гостиницы с какой-то сложной установкой с генератором, смутно вспоминаю, что Джейк – скаут. Он работает на стойке регистрации, поэтому его я вижу чаще Энни, работающей спасателем.

– Привет, Молли, – зовет он. – Хочешь пива?

Я почти соглашаюсь, но как только он озвучивает свое предложение, Энни бросает на него такой взгляд, который мог бы выжать воду из камня, поэтому качаю головой. Клянусь, что мне не нужен твой парень, хочется сказать мне.

Вместо этого достаю из универсала солнечные очки и присаживаюсь на бампер, стараясь глубоко дышать и слегка успокоиться. Разумом понимаю, что это не совсем моя вина: Патрик и Гейб никогда не были особо дружны, даже до случившегося. Когда мы были маленькими, их отношения ничем не отличались от других, но после смерти Чака они как будто резко разошлись в разные стороны, например, даже не ездили вместе в одной машине. Гейб стал непомерно общительным, будто считал, что, если его круглые сутки будут окружать друзья, он никогда не останется один. Патрик же поступил как раз наоборот: не хотел общаться с теми, кому Чак в свое время не дал прозвище, не хотел тусоваться или заниматься чем-то еще, кроме как сидеть со мной в сарае или его комнате и кутаться в плед. Иногда к просмотру с нами фильмов присоединялась Джулия, но чаще всего казалось, что другие просто не понимали, что произошло.

– У него умер папа, – заявила я на жалобу Имоджен, что в последнее время динамила ее.

– Да, год назад, – парировала она.

Я не знала, как на такое ответить. Всегда понимала, что отчужденность Патрика каким-то образом влияет на окружающий мир. Для меня это выглядело по-другому, ведь Патрик был моим человеком, моей второй половинкой. И я ни разу не почувствовала, что увязла, отрезана от мира или должна заняться чем-то еще, никогда не думала, что хочу оказаться в каком-то другом месте.

Так было, пока не случилось это.

Все произошло через несколько недель после моей встречи с рекрутером из Бристоля. В апреле десятого учебного года я получила от нее еще один е-мейл: Просто хотела еще раз сказать, что мне было приятно с тобой пообщаться. Я ответила ей, задала еще несколько вопросов. Я не поднимала тему с Патриком, но мысль об этом нестерпимо колола меня, словно этикетка дешевой хлопковой футболки или крошечный осколок стекла в туфле. Я никогда не испытывала таких странных чувств, как будто должна была сказать то, о чем он не хотел слышать. Такого со мной никогда раньше не случалось.

Я попыталась выкинуть это из головы, что было довольно легко, ведь Патрик прокладывал дорожку из поцелуев по моей шее; мы устроились на диване в их гостиной и убивали время перед бейсбольной игрой в школе. В доме, кроме нас, никого не было. Его теплые пальцы заскользили по моей груди, по все еще плоскому животу и неуверенно завозились с пуговицей на моих джинсах. Я втянула воздух. Несмотря на продолжительность наших отношений, дальше этого мы ни разу не заходили, и каждый сантиметр моей кожи при его прикосновении обжигало льдом.

– Что думаешь? – тихо пробормотал он мне на ухо. – Хочешь подняться?

Я правда хотела, хотела, чтобы он продолжал это делать, хотела видеть на кровати его знакомое лицо, тело и смятую футболку.

– Да, – ответила я. – Да, хочу, только можно я сначала… – Глубоко вдохнула, и у меня слегка закружилась голова. Мы действительно собирались заняться тем, о чем я думала? – Только можно я сначала пописаю?

Патрик засмеялся.

– Конечно. – Он поднялся с дивана и поправил штаны. Затем взял меня за руку и поднял. – У тебя есть гигиеническая помада?

– Ха, что, слишком много целовался? – улыбнулась я. – Да, в рюкзаке.

– Засранка.

– И ты меня любишь, – крикнула я через плечо, уверенная в том, что он и правда любил и всегда будет; но, когда я через минуту вернулась, его мрачность погрузила меня в сомнение.

– Что это? – спросил он, поднимая распечатанный листок.

Дерьмо. Он нашел в моем рюкзаке переписку с рекрутером: я распечатала ее в школе, чтобы на выходных показать маме.

Я глубоко вдохнула.

– Патрик…

– Ты поедешь? – спросил он, за три секунды полностью выйдя из себя. – В Аризону?

– Нет! – ответила я, желая как можно быстрее его успокоить и вернуться к тому, что чувствовала минуту назад, к ощущению безопасности и волнения. – В смысле, возможно, нет, я лишь хотела…

– Возможно, нет?

– Я не знаю! – воскликнула я. – Я собиралась поговорить об этом с тобой, хотела поговорить, просто…

– Решила вместо этого всю неделю врать мне?

– Эй, ребята. – В дверном проеме, постучав дважды по дереву, словно понимал, что мешает чему-то, но хотел предупредить о своем присутствии, замер Гейб. – Вы готовы ехать?

– Ох, черт, сколько времени? – Я посмотрела на Гейба, а потом перевела взгляд на часы на телевизионной приставке и покраснела при мысли, что он слышал наш спор. Он должен был отвезти нас на игру. А я совершенно потеряла счет времени. – Нам пора, да?

– Еще есть немного времени, – заверил Гейб меня. Он через месяц заканчивал школу. – Игра начнется в семь.

Я посмотрела на каменное лицо Патрика, затем снова на его старшего брата.

– Знаю, но я сказала Имоджен, мы приедем пораньше. – Спорт в нашей школе не находился на первом месте, но местная бейсбольная команда вышла в плей-офф, и об этом пятничном вечере мы говорили всю неделю. Джулия состояла в группе поддержки, а Энни и художественный кружок подготовили кучу плакатов; после мы собирались поужинать блинами. Я давно уже ни с кем не тусовалась и начала замечать странную боль, словно мои друзья отдалялись от меня, хотя всегда были рядом. Словно какая-то скрытая часть меня уже готовилась покинуть свое место. Я глубоко вдохнула и посмотрела на Патрика, в знак примирения положив руку на его запястье. Попыталась передать ему телепатически: «Пожалуйста, давай отложим этот разговор?»

– Идем, – громко сказала я. – Давайте готовиться.

– А если нам пропустить? – спросил Патрик, стоя смирно и скрестив руки на груди. На улице еще было прохладно, и он надел мою любимую легкую толстовку, серую и мягкую.

– Пропустить? – повторила я. – Зачем нам пропускать?

– Не знаю. – Патрик бросил взгляд на брата и покачал головой. – Тебе не кажется, что это глупо?

– Нет, – ответила я. – Вообще-то, я хочу сходить.

– А я… хочу остаться здесь.

– Оу, неприятности в раю, – поддразнил Гейб. – Ладно, ребят, выясняйте. А я пойду переодену футболку. Поезд отходит от станции через пять минут.

Я устроилась на подлокотнике лицом к Патрику.

– Извини, хорошо? Я никуда не поеду, обещаю. Вела себя глупо, надо было рассказать тебе, что думаю об этом. Но теперь я об этом не думаю.

Я считала, это все исправит, что мы снова вернемся в веселый и нормальный вечер, но Патрик вздохнул.

– Я считаю, это глупо, – сказал он, игнорируя мои слова насчет Бристоля, будто мы полностью переключились на другой разговор. – Мне кажется скучным и неправильным тусоваться с людьми, которые мне даже не нравятся, и болеть за бейсбольную команду, на которую мне совершенно плевать. Мне не хочется ехать.

– Они наши друзья, – парировала я. – С каких это пор тебе не нравятся наши друзья?

– Мне нравятся наши друзья, – ответил Патрик, качая головой. – Не знаю. – Он снова сел и, подняв с дивана пульт, принялся переключать каналы. – Слушай, сейчас начнется фильм про питбулей и преступников. Как можно отказаться от его просмотра?

– Патрик, – сказала я, неловко посмеиваясь – он шутил, но при этом не шутил. Хотел, чтобы я пренебрегла нашими друзьями и бейсболом и осталась здесь.

Пренебрегла Бристолем и тоже осталась здесь.

Господи, мысль о том, чтобы провести здесь весь вечер и смотреть очередную серию «Как я встретил вашу маму», вдруг лишила меня дыхания, воздух в доме стал спертым. Мы проводили таким образом почти все пятницы, и меня это никогда не беспокоило, но сейчас вдруг захотелось закричать.

В этот момент у двери снова показался Гейб, в куртке и с ключами в руке.

– Вы разобрались? – Он по очереди посмотрел на нас, безусловно понимая, что мы не разобрались. И скривился, явно не собираясь в это вмешиваться. – Молли, если мой брат ведет себя, как заноза в заднице, я могу подвезти тебя.

– Пошел ты, – пробормотал Патрик.

– Нет, – ответила я, – он не…

– Да езжай уже, – грубо сказал Патрик. – Серьезно, хочешь поехать с Гейбом, езжай. Я не твой начальник.

– Я… – Моя нога неуверенно коснулась пола. Мы должны были в десять встретиться с Имоджен. – Поехали, Патрик, не надо…

– Господи, Молли, ты можешь не раздувать из мухи слона? – Патрик раздраженно выдохнул. – Завтра увидимся.

Меня разозлило, что он разговаривал так со мной на глазах у брата. Что вообще так разговаривал со мной. Почувствовала, как от стыда и злости начинают пылать щеки. Мы с Патриком всегда были одним целым – ячейкой, шли в комплекте, находились на одной стороне дороги, а все остальные – на другой. И никогда не ссорились на глазах у других.

Очевидно, теперь все изменилось.

Если он выбрал такой стиль поведения, я не собиралась сидеть здесь и портить себе вечер, пытаясь его уговорить.

– Отлично, – сказала я, схватила с пола рюкзак и закинула на плечо. Затем посмотрела на Гейба и улыбнулась. – Готов?

Вернувшись в лагерь, отмечаю, что все улеглось. Патрик и Тесс ушли, а к нам присоединились Джейк и Энни. Карты скинуты в центр стола. Гейб отделяется от толпы, заметив меня.

– Эй, – говорит он и закидывает теплую тяжелую руку на мое плечо. – Взяла очки?

– Ага. – Меня немного удивляет, что он рад забыть о сцене, из-за которой я ушла. – Все в порядке?

– Что? Ты про брата? – Гейб пожимает плечами. – Да, все в порядке. Ты знаешь, какой он, ведет себя, как идиот.

Меня это останавливает. Да, может, это была ерунда, но Патрик выиграл по картам. Помню, как давным-давно он жаловался на Гейба, когда мы босые лежали на полу сарая:

– Все считают, брат не злится из-за всякой фигни, но он не злится из-за нее потому, что всегда добивается своего.

Именно это сейчас произошло? – задаюсь я вопросом.

Но вслух об этом не говорю, просто мычу и переплетаю его пальцы со своими.

– Мы поиграем во фрисби, – говорит Гейб. – Ты с нами?

Качаю головой, вдруг чувствуя себя уставшей – возможно, из-за жары, а может, слегка подавляет то, что мы снова все вместе, как раньше и одновременно по-другому.

– Я, наверное, вздремну, – отвечаю ему, а потом вдруг чувствую себя виноватой. Разве не так я поступала, когда встречалась с Патриком, – избегала друзей? Помню, как говорила ему в тот последний раз, когда мы были здесь вместе: «Мы приехали сюда потусоваться с нашими друзьями. Может, нам пора этим заняться?» – А ты что думаешь? Я могу собраться с силами.

Но Гейб не расстроился.

– Нет, отдохни, – говорит он и прижимается губами к моему лбу. – В любом случае костер мы разожжем чуть позже, ночка будет бессонная.

– Хорошо, – говорю ему и склоняю голову, чтобы следующий поцелуй пришелся на губы, а не на лоб. – Я немножко.

Беру у Имоджен большое покрывало в цветочек и устраиваюсь под солнцем, не обращая внимания на пекло. Довольно долго приходится укладываться поудобнее. Не могу перестать думать о том вечере с игрой, о странном запоздалом чувстве, появившемся, когда оставила Патрика в гостиной и вышла вслед за Гейбом в заднюю дверь дома. Это побег из тюрьмы, подумала я, но тут же возненавидела себя за это.

Была ранняя весна. Когда солнце исчезало за горами, окрашивая горизонт в голубой и фиолетовый, воздух становился морозным.

– Можешь выключить, – сказал Гейб, когда в «Бронко» заиграла радиостанция, где часто крутят Кэрри Андервуд. – Кажется, ее слушала Джулия.

– Так я и поверила, – поддразнила я, но мне сразу же стало неловко. Я сложила руки между бедер и посмотрела в окно. Попыталась вспомнить, когда в последний раз оставалась с Гейбом наедине, и не смогла. Подумала о Патрике, который остался дома. Наверное, я совершила ошибку.

Когда мы выехали на дорогу, Гейб с любопытством взглянул на меня.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Он злится на меня, – выпалила я прежде, чем поняла, и покачала головой. Господи, что со мной сегодня? – Извини. В смысле, да, я в порядке.

Гейб хохотнул, но без издевки.

– Хорошо, – сказал он, а потом добавил: – А на что он злится?

– Несколько недель назад я общалась с рекрутером, – призналась я, подтянув ногу на сиденье. – Насчет учебы и занятия бегом в аризонской частной школе.

– В частной школе? – удивленно спросил Гейб, но не с таким ужасом, как Патрик. – Правда?

– Ты считаешь это глупостью?

– Совсем нет, – без раздумий ответил Гейб. Он расслабленно держал руль, на лице в наступающих сумерках отражались честность и открытость. – Я считаю, что это круто.

– И я считаю, что это круто! – сказала я ему, чувствуя себя неловко из-за того, сколько воодушевления слышалось в моем голосе. – Но это значит, меня здесь не будет, и… я не знаю. – Я пожала плечами и снова посмотрела в небо за окном: начала подниматься луна. – Патрик… не считает это хорошей идеей.

– Да, – сказал Гейб, – меня это не удивляет. А ты считаешь это хорошей идеей?

Я задумалась. Вспомнила, что чувствую, когда бегаю, как очищаются мысли, а тело становится сильным. Интересно, каково бегать ради школы, которая воспринимает этот вид спорта всерьез? И пусть я этого не хотела, пусть понимала, что злюсь на Патрика и через двадцать минут взгляну на все по-другому, но в голове снова всплыло – «побег из тюрьмы».

– Я… думаю, да.

– Ну, – так же тихо сказал Гейб, – тогда вот тебе пища для размышлений, верно?

– Верно, – ответила я. – Похоже, так и есть.

Остаток пути мы ехали в странном уютном молчании, погруженные в фиолетовую темноту. Я так и не сменила радиостанцию с кантри, и Гейб тоже. Когда мы подъехали к школе, мне даже не хотелось выходить из машины.

– Если хочешь, я могу отвезти тебя домой, – предложил Гейб, пока мы не разделились у ворот на поле, словно прочитал мои мысли. Его друзья уже заметили его и звали к себе. – Просто найди меня позже.

– Я могу поехать с Имоджен, – сказала я ему. – Но спасибо.

– Да, – ответил он. – Не за что. – Он помахал, и мы разошлись в разные стороны, но через пять секунд раздалось: – Эй, Молли, слушай…

– А? – Я удивленно обернулась. – Что такое?

Гейб покачал головой.

– Ничего особенного. Просто хотел поздравить тебя с приглашением на учебу.

Я улыбнулась – меня пока никто не поздравлял. Патрик уж точно.

– Спасибо, – ответила я и с той же улыбкой отправилась искать Имоджен на трибунах.

Я понимаю, что мне очень жарко, а когда просыпаюсь, лежа на покрывале Имоджен, первым делом отмечаю обжигающее ощущение на руках, ногах, переносице и вокруг очков.

А вторым делом отмечаю Патрика.

– Молс, – говорит он, нависая надо мной, отчего его лицо оказывается в тени, и подталкивая мое бедро лодыжкой. Я быстро сажусь и не понимаю, что происходит. Все тело жжет.

– Ты только что меня разбудил? – глупо спрашиваю я. Я специально избегала его с самого нашего приезда, стараясь предоставить им с Тесс личное пространство. Хотя им не нужна моя помощь: приехав сюда, они провели большую часть вечера, сидя у воды на огромном камне, склонив друг к другу головы и делясь секретами, о которых я даже не могу догадываться. Я взяла предложенное Гейбом пиво и сидела со всеми у костра. Старалась не завидовать им. – Где все?

– Ты сгорела, – не совсем дружелюбно сообщает мне Патрик. – Тебе надо нанести солнцезащитный крем, спрятаться в тень или куда-то еще.

– М-м, – рассеянно бормочу я, чувствуя себя слабее, чем до этого. Его колени находятся на уровне моих глаз, вижу порванные джинсы, которые он носит, сколько я себя помню, и участки загорелой кожи, выглядывающей в прорези. И я задаюсь вопросом, сколько он уже стоит надо мной и о чем в этот момент думал. Прости за то, что было раньше, хочу ему сказать. Гейб вел себя, как придурок, и мне жаль. – Хорошо.

– Вот, – говорит Патрик и протягивает мне бутылку с кремом, твердые подушечки пальцев касаются моих. К тому моменту, как я соображаю поднять голову и поблагодарить его, он уже ушел.

Вечером проходит концерт. Звон барабанов и гитар эхом разносится по горам, словно отголосок другой жизни; Гейб тянет меня сквозь толпу, чтобы немного поцеловаться в темноте. Его ладони приятно царапают мое обожженное лицо.

– Ты забавная, – бормочет он, прикусив мою нижнюю губу.

– Ты забавнее, – отвечаю ему и улыбаюсь.

Вернувшись из туалета, вижу у наших палаток Тесс, растерянно обнимающую себя.

– Куда все делись? – спрашивает она, увидев меня. От нее пахнет выпивкой и спреем от комаров. – Я потеряла всех.

– Они все еще на поле, – отвечаю ей. А потом приглядываюсь. – Ты в порядке?

Тесс качает головой.

– Я напилась, – сообщает она. – Ох, Молли, я так напилась.

– Правда, что ли? – Честно говоря, я сама слегка пьяна, несколько бутылок пива носятся в моей крови, мозгу и костях. – Здорово вдарило?

– Да, – невнятно говорит Тесс. – Здорово. Мне как-то нехорошо.

– Ладно, – говорю, нахмурившись, беру ее за руку и веду к столу. – С тобой все в порядке. Просто посиди, а я принесу воды.

– Нет, не уходи, – тут же просит Тесс. – Просто… пожалуйста, не надо.

Я моргаю, удивленно и немного встревоженно.

– Хорошо. Все хорошо. – Так, новый план. – Я никуда не уйду.

Щурюсь, чтобы в темноте разглядеть кого-то из нашей компании, когда Тесс внезапно вскакивает со скамейки.

– Нет, – говорит она. – Нет, нет, меня сейчас…

По ее зеленому лицу сразу становится ясно, что произойдет, пусть даже она не заканчивает предложение – поблизости не замечаю ни одного ящика для мусора, поэтому хватаю ее за плечи и веду к полянке подальше от палаток.

– Вот здесь, – инструктирую я, заставляя наклониться и расставляя ее ноги, словно она кукла. – Ты в порядке.

Продолжаю повторять эти слова, пока ее рвет, поглаживаю по спине и слежу, чтобы ее рыжая коса не попала в выходящую гадость. Такое ощущение, что проходит много времени. Я ненавижу звук рвоты – саму начинает тошнить, но не могу уйти и бросить ее, поэтому смотрю на деревья и стараюсь особо не прислушиваться.

– О господи, – говорит, закончив, Тесс, выпрямляется и вытирает рот тыльной стороной руки. Ее глаза покраснели, а лицо опухло. Она словно постарела на десять лет. – Мне жаль. Мне так жаль. Только не рассказывай Патрику, хорошо? Пожалуйста, не рассказывай Патрику.

– Ему будет все равно, – заверяю я и убираю с ее лба выпавшую прядь волос, хотя мне самой хочется скрыть это от него. Знаю по опыту, что он не из тех, кому можно признаться в своем фиаско. – Он лишь захочет убедиться, что ты в порядке. Но, конечно, я не расскажу. Хочешь прилечь?

– Воды, – говорит Тесс, поэтому киваю и веду ее за руку назад к нашим вещам, затем роюсь в рюкзаке и достаю большую бутылку воды.

– Пей медленно, – предупреждаю, чтобы ее снова не стошнило. Тесс покорно кивает и пьет воду, а потом забирается в палатку и вырубается на спальном мешке Патрика, даже не успев раздеться. Снова набираю воду в бутылку и засовываю к ней, чтобы попила потом. Похмелье будет тяжелым.

Иду обратно через поле, чтобы найти Гейба, но натыкаюсь на Патрика, который сидит у почти прогоревших угольков костра и смотрит на пламя, освещающее его лицо. Он серьезен, словно пытается разгадать загадку. Его папа раньше тоже разжигал для нас костер на заднем дворе дома и рассказывал перед сном длинные запутанные истории. Мы засыпали в спальных мешках бок о бок. И сидели так же во время рассказов Чака.

Не знаю, замечает он меня или просто чувствует, но через мгновение поворачивается и поднимает руку, чтобы помахать. Я с минуту стою на месте, смотрю на него и гадаю, что произойдет, если я подойду и сяду рядом с ним.

Если подамся вперед и поцелую его перед сном.

Господи. Что со мной такое? Я только что поддерживала волосы его девушки, пока ее рвало. Трясу головой, чтобы привести мысли в порядок. Поднимаю руку и машу в ответ.