Текст книги "Радуга"

– Джеймс Стерлинг? – с удивлением переспросил Ален, когда ему доложили, кто дожидается в мраморном вестибюле ответа на свою просьбу поговорить с принцем. – Да, конечно, я приму его. Пожалуйста, проводите.

Аленом овладели страх и тревога. Существовала только одна причин», по которой Джеймс мог здесь появиться, – Кэтрин. Может быть, он приехал сказать Кэтрин, что все еще любит ее? А если так, то не уйдет ли она с Джеймсом?

«Нет, – уверенно ответил себе Ален. – Кэтрин меня не оставит».

– Здравствуйте, Ален.

– Здравствуйте, Джеймс.

– Я пришел пригласить Кэтрин и, разумеется, вас поужинать сегодня вечером в гостинице со мной и матерью Кэтрин.

– Джейн здесь? В гостинице? Я не понимаю.

– Не Джейн, а… Изабелла. – Джеймс увидел в глазах принца удивление, но не смущение, а потому продолжил с едва сдерживаемым гневом:

– Вы знали. Какой же вы негодяй!

– Да, Джеймс, я знал, – сдержанно ответил хозяин острова, но в голосе его звучала не ярость, а грусть.

– И вы утаили правду от Кэт, не так ли?

– Я хотел рассказать ей обо всем сегодня вечером, Джеймс.

– Какое поразительное совпадение! Я, разумеется, вам ни на йоту не верю, но это не имеет значения. Теперь мне известна правда, и будьте уверены, что Кэтрин тоже ее узнает.

– Вы не знаете правды, Джеймс.

– В самом деле? Хотите, Ален, я скажу вам, что я знаю? Вы с Кэтрин – двоюродные брат и сестра. Я знаю, что она – законная правительница Иля. И я знаю, что вы – самозванец.

– Отчасти вы правы, Джеймс, а отчасти – нет, – вздохнул Ален, понимая, что должен сказать Джеймсу все – это был единственно возможный путь убедить его уйти. – Кэтрин действительно законная правительница острова, а я действительно самозванец. Но в чем вы заблуждаетесь, так это в том, что мы с Кэтрин – брат и сестра. Это не так. Кэтрин – дочь Александра, но я не сын Жан-Люка. Я не из рода Кастиль. Я даже не дальний родственник Кэтрин.

– А кто же вы?

– Сам не знаю. Я только знаю факты. У меня группа крови «АВ». У моей матери кровь была группы «В», а это значит, что у моего отца должна быть группа «А» или «АВ». И у Жан-Люка, и у Александра группа крови «О». Я самый настоящий принц-самозванец, Джеймс, но это не имеет никакого отношения к моей любви и любви Кэтрин. Я уверен, что она будет меня любить и согласится выйти за меня замуж даже после того, как узнает правду.

«Да, – подумал Джеймс, – великодушная Кэтрин способна услышать правду и простить вас всех».

Но есть еще и другая правда, которую она должна услышать.

– Мне кажется, вы не понимаете, Джеймс, способность Кэтрин любить, – в ответ на помрачневшее выражение лица Джеймса спокойно продолжал Ален. – Когда-то она очень сильно вас любила, но вы не поверили в ее любовь, как поверил я. Вы очень обидели Кэтрин, гораздо больше, чем вы сами себе представляете.

– Я знаю, что обидел ее. Я сделал это во имя любви, но теперь понимаю, до чего глупо это было. И я все еще люблю ее. Я все еще хочу вернуть нашу любовь. Кэтрин об этом еще не знает, но, после того как вы расскажете ей правду о себе, я хочу, чтобы она услышала и мое признание.

– Да будет так, – ответил Ален. – Выбор… остается за Кэтрин.

– И я выбираю Алена, – объявила Кэтрин, входя в музыкальную залу.

Кратчайший путь из ее комнаты к воротам дворца лежал через коридор, в который выходила музыкальная зала. Кэтрин могла проскочить быстро и незаметно для Алена, но ее бесшумный, легкий бег резко оборвался, как только она услышала голос Джеймса. Последнюю свою фразу он произносил, когда Кэтрин уже входила в комнату: «Я все еще люблю ее. Я все еще хочу вернуть нашу любовь. Кэтрин об этом не знает…»

«А теперь я знаю, Джеймс, и я тоже этого хочу. Но сейчас я должна притвориться, будто наша любовь ничего для меня не значит», – решила Кэтрин.

– Я выбираю Алена, – тихо повторила она, глядя в карие глаза безумца и не решаясь взглянуть в голубые глаза человека, которого любила, и боясь, что он поймет тайну ее сердца.

Подходя к Алену, Кэтрин увидела на его лице не безумие, а любовь. Любовь, надежду и тихую грусть. С такой же тихой грустью Кэтрин подумала: «Знает ли Ален о своем безумии?» И поняла, что знает. Это выше его сил – демон, с которым Ален не мог совладать, и, возможно, как предположила Натали, он просто хочет положить конец своим страданиям.

«Они почти закончились, – молча пообещала Кэтрин, ласково улыбаясь Алену. – Они почти закончились».

– Ален, я думаю, нам с Джеймсом нужно несколько минут. Я хотела бы объяснить ему наедине, какие чувства мы питаем друг к другу. Ты не подождешь здесь, пока мы пройдемся до бухты и обратно?

– Прошу тебя, Кэтрин, не уходи с Джеймсом, – прошептал Ален с таким отчаянием, что сердце Кэтрин сжалось от боли.

– Только до бухты и обратно, Ален.

– Кэтрин, я должен тебе что-то сказать.

– Да, я знаю. Я очень скоро вернусь и выслушаю тебя.

– Ты должна услышать это от меня, Кэтрин, пожалуйста, пусть Джеймс сейчас уйдет. Ты встретишься с ним позже, если тебе это так необходимо.

Кэтрин увидела в глазах Алена внезапное волнение и испугалась, что провоцирует его на какой-нибудь бредовый поступок.

– Хорошо, Ален. Я останусь. – «Джеймс сейчас уйдет, – решила Кэт, ѕ а позже, когда мы с Натали поможем тебе, я объяснюсь с ним». – Я останусь.

– Нет, Кэтрин, ты уйдешь. – Спокойный, но категоричный приказ принадлежал Натали. – Вы с Джеймсом возьмете катер и сейчас же уедете.

Натали стояла в дверях музыкальной залы. Она успела переодеться в длинное белое платье и украсить свои пышные каштановые волосы белыми цветами.

«Совсем как невеста, – подумалось Кэтрин. – Это она, наверное, создала успокаивающий, умиротворяющий образ для Алена».

Но, как и на прекрасном портрете, было в этом прекрасном образе что-то тревожащее, какой-то неожиданный ужас. Это «что-то» оказалось пистолетом, который чернел у Натали в изящной белой маленькой ручке. Красота и насилие… полувоин-полуневеста.

– Джеймс может сейчас уйти, Натали, – тихо ответила Кэтрин. – Я останусь с тобой, чтобы помочь Алену.

– Помочь мне? – удивился Ален, переводя обеспокоенный взгляд с мощного полуавтоматического пистолета на Кэтрин. – В какой помощи я нуждаюсь, дорогая?

– Ален, я знаю, что ты сделал, – ласково ответила Кэтрин. – Натали все мне рассказала. Ты не виноват. Это все безумие, которое ты унаследовал от Жан-Люка. Ты так сильно любишь Иль… Я все знаю, Ален, и я все понимаю.

– Что ты знаешь, Кэтрин?

– Знает, что она потерянная принцесса, – спокойно пояснила Натали.

– Я понятия не имел, что тебе известно о ее существовании, Натали. – Ален снова перевел взгляд на сестру и ее пистолет.

– Конечно же, я знала! Я сотни раз слышала историю, которую рассказывал тебе Жан-Люк.

– В таком случае, разве не замечательно, Натали, что мы нашли свою двоюродную сестру? – мягко спросил Ален, подходя к Натали – всего на несколько шагов, достаточных для того, чтобы встать между пистолетом и Кэтрин.

Пистолет из арсенала Жан-Люка, догадался Ален; значит, Натали спрятала его перед тем, как Ален распорядился уничтожить все оружие, находившееся на острове. Что еще Натали спасла из отцовской империи террора? Другие пистолеты? Гранаты? Пластиковые бомбы?

– Замечательно? О нет, Ален, это вовсе не замечательно. Иль – твой! Я отдала тебе его, потому что знала, как ты его любишь. Кэтрин не может владеть островом, и она не может владеть тобой.

– Ты отдала мне Иль, Натали? Каким образом?

– Избавив тебя от Жан-Люка.

Натали сделала свое заявление с детской гордостью, в ее сумасшедших глазах неожиданно появилось выражение наивное и просящее – как у ребенка, ожидающего заслуженной награды в ответ на подарок, сделанный им. Но награды за убийство собственного отца от Алена не последовало, и Натали пояснила, пользуясь простой и страшной логикой сумасшедшего человека:

– Я понимала, что, пока жив Жан-Люк, ты будешь оставаться вдали от Иля и от меня. Это я подарила тебе остров, Ален, и хотела бы подарить себя, но понимала, что, поскольку у нас один отец, ты никогда не притронешься ко мне. Хотя и без этого все было прекрасно! – Голос разочарованного ребенка состарился, мгновенно превратившись в голос кокетливой любовницы, и в глазах Натали вспыхнул злобный огонь ревности. – Почему этого было недостаточно для тебя? Зачем ты влюбился в Монику?

– Ах Натали! – прошептал Ален, наконец поняв, насколько был слеп, не видя безумия Натали, стоившего жизни женщине, которую он так сильно любил.

Ален совершенно не замечал фатальную одержимость Натали, а ведь должен был это понять! В детстве он сам был постоянным свидетелем одержимости, которую испытывал Жан-Люк к Изабелле. Господи, Натали унаследовала от Жан-Люка его коварство и шарм, так же как и безумие, но он, Ален, этого не видел.

– Моника должна была умереть, – заявила Натали просто и без тени раскаяния, но с легким раздражением на то, что Ален удивляется смерти, которая была столь очевидно необходима. – Помнишь, как после ее смерти все стало хорошо? Мы снова были вместе, и никто не вторгался в наше уединение.

– Я помню, – спокойно ответил Ален: он действительно не забыл, как бесконечно долго длилось его безмерное горе, с трудом поддаваясь лечению даже волшебными целительными силами острова.

– Но этим не кончилось. Ты был неугомонен. Тебе нужны были поездки, чтобы снова слушать свою драгоценную музыку, и ты даже начал приглашать в наш дом гостей. – Натали тихо вздохнула, словно давно отвергнутая жена, и ее глаза превратились в щелочки, когда она сварливо заметила:

– Да, да, тебе не следовало приглашать Стерлингов к нам на Рождество.

– О Боже! – выдохнул Ален.

Он хотел повернуться к Джеймсу, но не решился отвести взгляд от Натали или повернуться спиной к ней, ведь ее палец впился в спусковой крючок смертельного оружия. Ален не сводил глаз с Натали, которая теперь торжествующе улыбалась, вспоминая, как ловко она предотвратила рождественский визит Артура и Марион Стерлинг. Ален лишь прошептал Джеймсу голосом, полным горечи и вины, словно был виноват в безумии Натали:

– Мне очень жаль.

– Ален. – Теперь Натали умоляла, как отчаявшаяся влюбленная. – Я люблю тебя. Все, что я сделала, – ради тебя. Разве ты не понимаешь?

– Да, Натали, я понимаю.

– Тогда пусть Джеймс и Кэтрин уедут. Пусть они возьмут катер и оставят нас здесь. Одних. Прошу тебя, Ален!

– Хорошо, – согласился он и затем, почти мгновенно передумав, ласково предложил:

– Но у меня есть идея получше, cherie. Почему бы нам с тобой не взять катер?

– О да! Почему не нам, Ален? – порывисто откликнулась Натали. – Ключи у Кэтрин.

Ален взял у Кэтрин ключи. С языка чуть не сорвались слова, очень важные слова, которые он должен был сказать, но произносить их вслух было слишком опасно, а потому Ален лишь взглядом выразил Кэтрин всю свою любовь.

«Я люблю тебя, принцесса. Ты всегда должна этому верить. Будь счастлива, моя бесценная любовь».

Он улыбнулся дрожащими губами, навсегда прощаясь с любимой. Затем посмотрел на Джеймса, готового прикрыть собой Кэтрин в случае, если сумасшествие Натали толкнет ее на непоправимый шаг, и попросил:

– Будь добр, расскажи Кэтрин о том, что я тебе сказал. Все это правда, Джеймс, каждое слово, и я хочу, чтобы она знала.

– Да, Ален, я расскажу, – твердо пообещал Джеймс.

– Спасибо тебе, – поблагодарил Ален и направился к Натали.

Подойдя к ней, Ален протянул руки навстречу, надеясь, что Натали отдаст ему смертельное оружие, но та лишь схватила Алена под локоть, продолжая крепко держать пистолет в правой руке. Ален подумал было, не удастся ли ему выхватить у Натали оружие, но тут же решил, что это слишком опасно. Да это и не столь уж важно. Главное – увести Натали от любимой Кэтрин… навсегда.

Они вышли через балконную дверь в парк, и скоро их можно было увидеть в окно, на мраморной дорожке, ведущей к бухте. Когда Джеймс убедился, что они отошли на достаточное расстояние, его страх, что Натали все еще может причинить вред Кэтрин, растаял, но тут же возникла новая неясная тревога. Что происходит? Какая-то бессмыслица! Конечно, Джеймс не верит в их бегство, хотя катер быстроходный, с мощным двигателем, по последнему слову техники, но что-то здесь было не так…

И тут Джеймс понял! Катер унесет Натали и Алена туда, где скорость не имеет никакого значения, куда Натали намеревалась отправить Кэтрин… куда Натали и сама, по своему безумию, так стремилась, потому что там ее возлюбленный Ален будет с ней… вечно.

– О Боже!

– Что, Джеймс?

– Я должен их остановить.

Времени на объяснения не было. Джеймс стремительно выскочил и побежал по мраморной дорожке парка. Кэтрин бросилась было за ним, но в дверях застыла, остановленная шумом, который произвела ворвавшаяся в комнату группа вооруженных до зубов людей во главе с Элиотом Арчером.

– Элиот! Это – Натали! Она…

– Знаю. Я только что получил сообщение: в прошлую среду она была в Вашингтоне. Где она?

– Внизу, в бухте. Ален убедил ее пойти с ним, но там что-то еще…

Джеймс это только что понял и побежал.

– Катер заминирован, – прошептал Элиот.

– О нет!..

– Ален, не надо! – крикнул Джеймс, добежав до причала.

– Ничего не поделаешь, Джеймс. Позволь нам уйти. Прошу тебя.

Джеймс мгновенно просчитал, что у него нет выбора. Натали все еще не убрала пистолет, в глазах ее вспыхнула ярость на досадное вмешательство Джеймса. Он замер на месте. Натали решительно бросилась к тому, что, как думал Джеймс, несло в себе смерть.

Она вставила ключ зажигания и повернула его; но это движение не повлекло за собой взрыв. Мина была присоединена к чему-то еще, понял Джеймс, как и на катере, на котором плыли его родители. Взрыв вызывает нечто, что срабатывает во время движения. Возможно, рычаг переключения скоростей?

Ален отвязал канаты и посмотрел на Натали. Она стояла, протянув к нему руки: изящное приглашение невесты слиться с ней в вечной любви, теперь сверкающий взгляд Натали был полон абсолютного безумия. Ален двинулся к ней с королевским величием – монарх, принимающий на себя всю вину, готовый пожертвовать собственной жизнью ради того, чтобы положить конец сумасшедшей одержимости Натали.

Как только катер отчалил, Джеймс прыгнул на корму. Ален обернулся, взглянув на него с грустным удивлением. Натали же смотрела на Алена в совершенном восторге, но как только он попробовал столкнуть Джеймса в воду, Натали схватилась за рычаг скоростей и двинула его вперед – еще ближе к вечности.

Катер дернулся от внезапного ускорения и… взорвался, вспыхнув огромным костром над бирюзовым морем. Красно-оранжевые языки взметнулись в небо, а над пламенем, подобно грозовым тучам – предвестникам появления радуг над островом, взметнулись клубы пепла и дыма.

В море и в небе царил огненный хаос. Появились радуги.

Они тысячами вспыхивали и гасли в волнах, отравленных бензином, окружая место взрыва… страшные радуги острова, принадлежащего династии Кастиль.

Глава 32

Задыхаясь, Джеймс вынырнул на поверхность, но нестерпимо болевшие легкие вдохнули вместо свежего морского воздуха лишь гарь и горячий дым. Как только его глаза стали различать предметы, возникло жуткое видение: невеста, плывущая среди бензиновых радуг и обгоревших цветов, прежде украшавших ее прекрасные каштановые волосы. Джеймс сразу понял, что безумная Натали мертва. Выражение ее лица теперь было такое невинное, такое умиротворенное, словно Натали наконец обрела покой, навсегда избавившись от своей кошмарной одержимости.

Джеймс не видел Алена, и тот не отвечал на его отчаянные призывы. Стерлинг, разумеется, слышал голоса, доносившиеся с причала, но он хотел услышать только один голос – человека, решившего отдать свою жизнь ради спасения любимой Кэтрин. И который отдал свою жизнь, как с горечью решил Джеймс, но продолжал звать и звать Алена.

Потом Джеймс увидел это – красное пятно, гораздо более темное, чем плавающие радуги; темное-темное красное пятно распадалось на небольшие бусины в жирном блеске разлившегося бензина. Кровь. Чья? Натали? Или Алена?

Джеймс нырнул с горячей, удушливой поверхности в прохладную голубую глубину моря. Вода окрасилась кровью, хлеставшей из раны Алена. Джеймс обхватил его бесчувственное тело, потащил наверх и вдруг услышал судорожное биение молодого сердца. Сердце Алена билось неровно, но продолжало бороться за жизнь; и все-таки каждый его удар оставлял все меньше и меньше надежды на спасение, поскольку с каждым таким ударом Ален терял все больше крови, поглощаемой морской водой.

Джеймс вынырнул на поверхность и сильные, тренированные руки тут же приняли у него Алена. Спасатели несли Алена сквозь маслянистые радуги к берегу, а Джеймс медленно плыл за ними. Следом, на мрачном расстоянии, другие парни несли в воде тело невесты в белом атласном наряде.

Элиот прибыл во дворец с командой спецназа и вызвал дублирующую медицинскую группу, как только понял, что катер заминирован. Королевский врач, доктора и медсестры из клиники, расположенной рядом с гостиницей, уже ждали на причале и занялись Аленом сразу, как только его вытащили из воды. Врач встретил и подоспевшего Джеймса.

– Я в порядке, – быстро заверил его Джеймс и очень удивился, проследив за обеспокоенным взглядом доктора, что и сам не на шутку ранен.

Некоторые из многочисленных порезов были достаточно глубокими, кроме того, на теле имелись и ожоги. Джеймс наконец-то почувствовал, что раны болят, и болят нестерпимо, от попавшего в них бензина и соленой морской воды. И тем не менее он повторил:

– Я в порядке.

– О да, разумеется, вы будете в порядке, – согласился доктор, – но только после того, как я тщательно промою и забинтую ваши раны, иначе бензин будет разъедать открытую ткань. Я хочу немедленно доставить вас в клинику.

– Хорошо. Благодарю вас. Дайте мне одну минутку.

Джеймс должен был поговорить с Кэтрин. Она стояла рядом с Элиотом, и Джеймс подошел к ним.

– Я в полном порядке, – заверил он их и быстро оглянулся, не помешает ли ему кто-нибудь говорить открыто. Все на причале были сейчас заняты тем, что отчаянно пытались спасти жизнь принцу. – Со мной все хорошо, Кэтрин, но Ален очень серьезно ранен. Ему нужна твоя помощь. – И, заметив в глазах Кэтрин смятение, добавил:

– Послушай меня. Ален не собирался тебя обманывать. Он не твой двоюродный брат. Он вообще не твой родственник.

– Не родственник?

– Нет. Его отец не Жан-Люк. Сегодня вечером Ален собирался тебе обо всем рассказать. Он боялся этого разговора, но опасения его диктовались страхом потерять тебя, а не остров. – Джеймс замолчал, увидев, что его слова только усилили смущение и смятение Кэтрин; тогда он сказал ей правду, которую Кэтрин уже знала:

– Ален очень любит тебя. Кэтрин?

– Что?

– Как только Ален понял, что катер заминирован, он не дал нам с тобой сесть в катер, а пошел сам, зная, что погибнет, но ты будешь спасена. Для него это было самым главным. Ты понимаешь, Кэтрин? Ты понимаешь, что он сделал?

– Да, Джеймс, – тихо ответила Кэтрин человеку, который, казалось, совершенно забыл о своем героизме. – Я понимаю, что оба вы сделали.

Взгляд Кэтрин, открытый, любящий, встретил взгляд Джеймса, и на какой-то чудесный миг он снова позволил себе потеряться в этом дивном сиянии любви, но…

– Ты нужна Алену, – прошептал Джеймс, разбивая волшебную магию чар. – Он любит тебя и, быть может, умирает. Ему нужна твоя любовь.

– Да, – спокойно ответила Кэтрин.

Она все понимала, но хотела знать, осознает ли Джеймс смысл собственных слов и помнит ли, что было время, когда погибали его сердце и душа, но он отказался от Кэтрин, хотя так отчаянно нуждался в ее любви. Сейчас она, разумеется, пойдет к Алену и будет рядом столько, сколько потребуется, но совсем недавно произнесенные Джеймсом слова продолжали песней звучать в душе Кэтрин: «Я все еще люблю ее. Я все еще хочу вернуть нашу любовь».

Теперь же Кэтрин не видела в глазах Джеймса подтверждения этого желания. Не произнес ли Джеймс слова о своей любви лишь для того, чтобы увести Кэтрин от человека, которого считал сумасшедшим? Не были ли слова Джеймса такой же ложью, как ложь самой Кэтрин, заявившей, что она выбирает Алена? Сейчас это не имело значения, потому что Кэтрин должна быть с Аленой, но чуть позже она узнает правду. Она снова увидится с Джеймсом, должна увидеться, потому что Кэтрин страстно хотела выполнить то, о чем молила Господа, дожидаясь Натали в полутемной комнате: «Я выживу, чтобы сказать Джеймсу, как сильно я его люблю». Кэтрин твердо пообещала обязательно – несмотря ни на что – признаться в этом Джеймсу.

Он посмотрел, как Кэтрин прошла по причалу и одним тихо произнесенным словом заставила раздвинуться стену людей вокруг пострадавшего, как, склонившись над Аленой, стала гладить его лицо и шептать слова надежды и успокоения.

Джеймс постарался взять себя в руки и подошел к Арчеру. Он стоял на краю причала, устремив взгляд в горящее море.

– Ты был прав, Элиот. Мотивы убийства моих родителей были чисто личные. Натали убила их, так как была очень раздражена тем, что они не дадут ей провести Рождество наедине с Аленой. Натали убила и своих собственных родителей, и Монику, и пыталась убить Кэтрин. И знаешь, что я чувствую, став свидетелем смерти Натали? Ничего. Ни капли облегчения.

Джеймс помолчал, собираясь с мыслями: «Мне даже немного жаль ее. Разве не странно? И если бы мне удалось вырвать у Натали пистолет, я бы никогда не направил оружие против нее, никогда. Ты оказался совершенно прав, Элиот, говоря о пустоте и бессмысленности мщения». Джеймс уже хотел сказать об этом своему другу, но, взглянув на его лицо, обращенное к морю, неожиданно увидел во взгляде профессионального агента ФБР какое-то новое светлое чувство.

– Элиот, с тобой все в порядке?

– Я все думаю о том, что ты сказал сейчас Кэтрин. Ты сказал, что отцом Алена был не Жан-Люк?

– О-о, Элиот… – только и смог тихо выдохнуть Джеймс.

Это последнее откровение в цепи потрясающих открытий, сделанных им за этот день, наконец дошло до измученного Джеймса. Только теперь он очень осторожно рассказал Элиоту все, что знал: у Алена группа крови «АВ», у Женевьевы группа крови была «В», а у Жан-Люка – «О».

– А моя группа крови – «АВ». – На глазах железного Элиота выступили слезы, и он прошептал:

– Ален – мой сын.

«Я должен быть с ним. Я должен обнять сына и сказать ему о своей любви. Успеть… успеть, пока Ален…» Но Элиот не мог опуститься рядом с Аленом на колени и нежно обнять его голову, как это сделала Кэтрин.

Арчер Элиот был при исполнении обязанностей, и сейчас надо срочно решать вопрос об отправке на материк раненого Алена, который находился в критическом состоянии. Помимо многочисленных ран и ожогов – как и у Джеймса, не смертельных, – у Алена была одна рана, которая могла убить его очень быстро: короткий, но очень глубокий порез на бедре, задевший большую артерию. Сейчас кровотечение остановлено, однако врачи опасались ослабить очень крепко стягивающую повязку, поскольку потеря даже капли крови могла стоить Алену жизни.

Срочная операция на сосудах не могла быть проведена в условиях местной клиники, и Элиот принял решение отправить раненого в Ниццу. Ален полетит на собственном самолете в сопровождении только необходимого медицинского персонала: без Кэтрин, последние минуты непрерывно говорившей Алену о неумирающей любви, и без Элиота, который, вполне вероятно, так никогда и не сможет обнять своего сына. Элиоту оставалось только смотреть на безжизненное лицо сына и осторожно касаться его холодной, ослабевшей руки.

Арчер попросил Изабеллу оставаться в гостинице, но, едва услышав взрыв и увидев в окно столб дыма и огня над морем, она бросилась к берегу. Однако к причалу никого не допускали, пока там находился Ален. Когда же его понесли, толпа плотной процессией двинулась вслед за своим любимым принцем. Вокруг стало тихо и пусто, лишь потрескивали догоравшие обломки катера, и Изабелла наконец увидела… На подкашивающихся ногах она медленно направилась к дочери.

Кэтрин стояла в одиночестве на краю причала и, ожидая появления гидроплана, отрешенно смотрела вдаль. У нее не было причин отрывать взгляд от моря… но некая мощная магическая сила заставила ее это сделать.

Обернувшись, Кэтрин увидела ее… прекрасную женщину с того истерзанного портрета. На какое-то мгновение у Кэтрин перехватило дыхание от боли, вызванной горькой мыслью о том, что это только мираж – чудесный, но жестокий обман, вызванный ее собственным воображением. Но жестокая ложь – «Боюсь, что Изабелла тоже мертва» – принадлежала Натали, так легко и зло сказавшей это о женщине, которая могла украсть у нее Алена.

И все-таки то был не мираж. Кэтрин поняла это по охватившей ее всепоглощающей радости. Перед ней стояла живая женщина, сапфировые глаза которой плакали, смеялись и надеялись на то, что ребенок, которого она любила настолько, что ради его спасения смогла с ним расстаться, сейчас подойдет…

Кэтрин сделала первый неуверенный шаг, первый неуверенный шаг сделала и ее мать. Через мгновение они уже были так близко друг от друга, что дрожащие руки Изабеллы прикоснулись к мокрому от слез лицу Кэтрин. И она улыбнулась все той же любящей улыбкой матери, какой улыбалась своей малышке много лет назад. И вот драгоценное дитя снова было в ее объятиях. Изабелла нежно прижала к себе дочь и тихо прошептала:

– Кэтрин Александра…

Они снова были вместе, только малышка Изабеллы стала взрослой женщиной.

Кэтрин заговорила по-французски – на прекрасном языке, на котором Изабелла столько раз неустанно клялась своей крошке о своей любви:

– Матап…

Кэтрин так хотелось, чтобы Изабелла поскорее узнала обо всем сразу, а главное, что жизнь ее дочери действительно была наполнена счастьем и любовью, что Бог услышал ее молитвы. Но сейчас на это не было ни сил, ни слов, а потому Кэтрин прошептала самое убедительное и самое желанное признание из всех – то самое обещание любви, которое дала ей Изабелла, выгравировав его на золоте:

– Je taimerai t’oujours.

В Ницце хирурги успешно прооперировали раненую ногу, а дать Алену столь необходимую кровь нашлось более чем достаточно добровольцев. Гематологи, исследовав кровь Элиота Арчера, нашли ее редкой и чудесной удачей – группа «АВ» была та же, что и у принца.

Элиот отдал свою «идеально подходящую» кровь, так же как и Изабелла, которая тоже не задумываясь дала свою кровь для Алена. И теперь впервые в жизни принц Ален сможет уверенно говорить, что в его жилах течет и королевская кровь династии Кастиль, а значит, и кровь Кэтрин Кастиль-Тейлор.

Артерия была зашита, объем и давление крови восстановлено, но еще почти тридцать шесть часов Ален находился в бреду. Все это время рядом с ним была Кэтрин. Она сидела у его постели и пыталась поймать взгляд широко открытых, но невидящих глаз и старалась понять, что за кошмарные образы терзают мозг Алена.

Элиот не приближался к сыну во время этого страшного бреда. Ведь Ален не знал его, и тот не хотел тревожить больного. Но наступали короткие моменты, когда Ален засыпал, и тогда Элиот был у его постели, бережно стирая пот со лба сына, словно чудовища прошлого даже во сне не оставляли его.

– Изабелла, как ты думаешь, Женевьева знала, что Ален мой сын?

С принцем в это время занимались врачи, и они – Элиот, Кэтрин и Изабелла – отдыхали в комнате ожидания.

– О нет, Элиот, полагаю, что нет. Она узнала о своей беременности очень скоро после твоего отъезда, и, думаю, ей казалось невероятным, что ребенок может быть твоим.

– Но Ален был с Женевьевой, когда ее убили.

– Да. Полагаю, что и ты не раз задумывался над тем, почему Женевьева пыталась бежать, взяв с собой сына. Она могла руководствоваться и тем, что нельзя оставлять мальчика сумасшедшему Жан-Люку. Единственное, в чем можно быть полностью уверенным, так это в том, что Жан-Люк так и не узнал правду.

– Да. Иначе он ни за что не оставил бы Алена в живых.

Кэтрин молча слушала тихий разговор матери, наконец нашедшей свою дочь, и отца, неожиданно обретшего сына. Кэтрин нечего было прибавить к прекрасным воспоминаниям Изабеллы и Элиота о прежнем Иле, далеких временах… но она могла и должна была сказать о будущем острова. И когда беседа закончилась, а комната погрузилась в тишину, Кэтрин решительно произнесла:

– Никто и никогда не должен узнать правду об Алене.

– О чем ты говоришь, Кэтрин?

– Никто и никогда не должен узнать правду об Алене и обо мне.

Всего несколько слов, но таких благородных… королевское повеление… первое и последнее королевское распоряжение принцессы Кэтрин Кастиль. Но тут же ее лицо озарила нежная, милая, робкая улыбка обыкновенной девушки из Канзас-Сити Кэтрин Тейлор. Она снова превратилась просто в любящую дочь, с надеждой спросив у Изабеллы:

– А мой отец это одобрил бы?

– О да, моя дорогая! – Изабелла ласково отвела прядь волос со лба Кэтрин, словно эта прекрасная молодая женщина все еще была маленькой девочкой.

Кэтрин не уклонилась от любящего прикосновения, как это порой делают взрослые дочери. Глаза ее сияли радостью. Минуту помолчав, Изабелла продолжила:

– Никаких сомнений. Конечно, он одобрил бы твой шаг. Потому что больше всего на свете твой отец верил в любовь. Александр был убежден, что это чувство связывает людей гораздо крепче, чем кровные узы. – Изабелла улыбнулась, привлекла к себе дочь и прошептала:

– Ах, Кэтрин, папа так бы тобой гордился!

– Здравствуй, Кэтрин.

– Ален, ты вернулся к нам! – радостно прошептала Кэтрин. – Здравствуй.

Она нежно поцеловала Алена в щеку и внимательно вгляделась в его бледное лицо. В темных глазах девушка увидела то, что так хорошо понимала: Ален искал, пытался вспомнить. Кэтрин знала, что он вспомнит все, кроме событий, происшедших после взрыва. Но быть может, забудет кое-что из случившегося прежде? Кэтрин подумала, что так было бы, наверное, лучше всего. Тогда она сможет очень осторожно рассказать Алену правду о Натали, но скрыть некоторые детали того, что произошло в музыкальной зале, когда так ужасно раскрылись ее страшное безумие и роковая одержимость принцем.

– Ален…

– Я помню, как Джеймс прыгнул на катер. Я повернулся и хотел столкнуть его в воду, но… слишком поздно. – Ален на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь избавиться от следующего видения, но оно существовало и всегда будет существовать – закрывай или не закрывай глаза. – Ах, Кэтрин, я так ясно помню лицо Натали! Глаза ее были широко открыты, в них бушевала ярость, и в то же время они были полны любви ко мне. Улыбка Натали была такой торжествующей, как у маленькой девочки, мечта которой наконец сбылась. Что произошло потом?

– Натали погибла при взрыве, Ален. Она умерла мгновенно.

Ален кивнул. Его бледное лицо выражало не только печаль и горечь, но и успокоение: в смерти Натали нашла свое спасение.