Текст книги "Амурский ангел. приключенческий роман"

Юноша тут же приник ртом к отверстию на брюшке и стал высасывать икру, затем оторвал голову и бросил её в воду. Потом он вытащил все внутренности, кроме печени, тоже выбросил их и тщательно помыл добычу. Выйдя на берег, Ависандр сел на землю и стал сосать рыбную мякоть. Насытившись, выбросил скелет в воду.

После этого Ависандр лёг на землю и закрыл глаза. Он чувствовал, что телу надо дать отдых, и знал, что для этого ему достаточно забыться лишь на пятнадцать-двадцать минут. Он так и сделал: закрыл глаза, расслабил тело и затих. Но слух его при этом отчётливо различал крик лягушек, тритонов и уханье совы, слабый всплеск волн и далёкий стрёкот лодочного мотора.

Но вот Ависандр очнулся от короткого сна, потянулся, зевнул и огляделся вокруг. Тихо, темно, оттого что полную луну заслонила ленивая туча, еле ползущая по небу. Пора! Пора в город, пора к той, к которой он стремился всё время после расставания с ней. Снова небольшой разбег, толчок – и вот он снова в воздухе. Темно, и потому у юноши создавалось впечатление, что он не летит по воздуху, а проталкивается сквозь плотную, вязкую массу. Такое чувство всегда охватывало его, когда он летал ночами, и всё-таки он знал, что летит. Там, где был город, полыхало огромное зарево. Оно и притягивало Ависандра, потому что там находился предмет его устремлений, и отталкивало его своей непредсказуемостью и опасностями.

Вот он над городом. Этот человеческий муравейник ещё не спал. Внизу визжали рельсами трамваи, неслись по улицам машины с включенными фарами, искрили троллейбусные провода, отовсюду слышалась музыка. Кто-то хриплым голосом надрывался из колонок, выдавая очередной, однодневный песенный шлягер.

Ависандр долго кружил над городом, не зная, что предпринять. Самым сложным оказалось отыскать в темноте нужный адрес. То, что на плане казалось простым и понятным, сейчас представлялось почти недостижимым: улиц было очень много, они извивались, скрещивались, свивались, центральные улицы были ярко освещены огнями фонарей, разноцветной неоновой рекламой, фарами автомобилей, другие же обозначались лишь точками редких тусклых фонарей или отсветами из окон домов.

Вот высотные дома, светящиеся сотнями окон, словно многовековые стволы деревьев с обрубленными сучьями. Из открытых балконных дверей доносится ругань, брань, веселый смех, звон посуды, крики детей, музыка, речь дикторов. Вот на балконе стоит мальчик лет семи, который занят тем, что бросает клочки бумаги и наблюдает за тем, как они порхают, пока летят до земли. Он увидел Ависандра, и глазёнки его расширились от удивления. В них нет ни страха, ни растерянности, одно любопытство и удивление. Несколько мгновений он смотрел на летающего юношу, а затем неожиданно закричал:

– Мам, пап, смотрите, здесь человек летает!

Мужской голос отвечает:

– Не мешай смотреть футбол, а то ремня получишь.

– Да нет, правда. Вот он, вот он, смотрите! – кричит мальчик, показывая пальцем на Ависандра.

Из глубины квартиры доносится женский голос:

– Женька, хватит тебе фантазировать, иди в постель, тебе уже пора спать.

Да, отсюда пора убираться, пока в городе не наступил переполох. Ависандр помахал мальчику рукой и спланировал за угол дома, тот тоже помахал в ответ и счастливо засмеялся. Надо бы отдохнуть. Ага, плоская крыша вот этого высотного дома как раз подходит для этого. Ависандр спланировал на крышу, и в этот момент его что-то схватило за крыло, перевернуло и бросило вниз. Юноша ударился об жёсткое покрытие и ощутил сильную боль в боку. Он тут же вскочил на ноги и приготовился к защите от врага. Но врага нигде не было. И только сейчас он заметил тускло поблёскивающие в лунном свете провода, которые тянулись по крыше дома. Ага, значит, провода – это опасность. В городе их слишком много, надо это обязательно учесть.

Несколько успокоившись, Ависандр снова взмыл в воздух. Нет, Лушу, кажется, искать надо не здесь, она живёт в отдельном доме, значит, он может находиться подальше от центра. Ага, вот какой-то парк, в центре его какое-то увеселительное заведение, вокруг которого под шезлонгами сидят люди. Юноша вспомнил, что на плане города дом Лукерьи находится совсем недалеко от парка. Нужно сориентироваться. Ависандр плавно спланировал на крышу увеселительного заведения, заведомо убедившись, что на его крыше нет проводов.

Юноша достал из сумки на поясе план города и стал его внимательно изучать. Так и есть: дом, в котором живёт его любимая девушка, находится рядом с парком. Но таких парков в городе шесть, и около которого из них стоит этот дом, Ависандр не знал. Вздохнув, он собирался уже улетать отсюда, как вдруг его слух привлёк странный разговор. Под шезлонгом сидели две молодые пары, и одна из девушек горячо доказывала другим:

– Честное слово, я видела его так же, как вас сейчас. Скажи, Владик! – Сидящий справа от неё парень что-то промычал. – Выехали мы на пикничок, на природу. Занимаемся, ну, вобщем, сами знаете чем. И вдруг слышу какой-то шум, ну, будто бы ветер поднимается. Оглядываюсь, мамочка моя! Стоит на земле парень, красивый такой, а у него за спиной огромные крылья. Скажи, Владик! Волосы у него длинные, белые, вроде как седые, сам он во всём белом.

Рассказчица приложилась к бокалу с напитком, а вторая девушка теребила подругу за рукав и нетерпеливо спрашивала:

– Ну, а дальше-то что?

– А чо дальше. Представляешь, я голая, Владик голый, а он на нас смотрит. Скажи, Владик! Я как заору. Этот-то, ну с крыльями, напугался, разбежался и полетел. Представляете, я чуть не обделалась, честное слово.

– Ага, рассказывай сказки, – скептически протянул басовитым голосом другой парень. – Нагляделась фильмов, вот и выдумывает.

– Я, выдумаю?! – закричала девушка. – Владик, подтверди.

Владик опять промычал что-то нечленораздельное.

«Как же тесен этот мир, – подумал Ависандр, глядя на молодых людей, которых всего несколько часов назад он застал в лесу за интимными делами. – Надо убираться отсюда».

Ночь он провёл у гражданского аэродрома, который чуть ли не каждый час принимал или отправлял огромных серебристых железных птиц. Ависандр и раньше часто видел их, но только высоко-высоко в небе. А тут они были рядом и гудели так, что закладывало уши. Это было большим неудобством, но зато рядом не было ни жилищ, ни людей. К тому же рядом текла река, в которой была пища и вода. Лишь к вечеру следующего дня он набрался смелости снова полететь в город. На этот раз не стал дожидаться полной темноты. Ависандр набрал высоту и, захваченный полётом и своими мыслями, не заметил, как позади него снижается большой самолёт. Не столько шум двигателей, сколько воздушная волна предупредила юношу об опасности. Он оглянулся и увидел, как огромная махина наплывает прямо на него. В последний момент он спикировал вниз, чтобы не столкнуться с ней, и сквозь стеклянные фонари лайнера увидел удивлённое лицо пилота с открытым ртом. Но это были ещё не все неприятности: через несколько секунд Ависандр попал в горячий плотный поток воздуха от винтовых двигателей, и его несколько раз перевернуло в воздухе. Юноша с трудом встал на крыло и полетел к городу, над которым только что повисли серые сумерки. Это было то время, когда на небе ещё не проклюнулись звёзды, а на улицах не зажглись фонари. Но Ависандр хорошо различал названия улиц и номера домов.

Вот и улица, на которой живёт его любимая, с удивительно приятным названием Тёплая, а вот и дом под номером 33. Городской квартал состоял, в основном, из частных особняков, лишь кое-где над ними возвышались старые двухэтажки, трёхэтажная школа, водонапорная башня и котельная, по которой, видимо, и дали название улице.

Котельная с плоской крышей больше всего подходила для наблюдения за домом. На эту крышу и опустился юноша. Кое-где уже зажглись уличные фонари и светильники, окна домов. В доме, который его интересовал, было темно. Но вот сначала загорелось одно окно на нижнем этаже, затем другое на втором. Сквозь кисею занавесей трудно было рассмотреть, кто находится в этих комнатах. В этот момент Ависандр услышал девичий смех. Справа по улице шли три девушки, которые о чём-то оживлённо беседовали. Одной из них была Лукерья. Юноша не мог бы спутать эту точёную фигурку и этот серебристый голос ни с каким другим. Вот девушки дошли до металлической калитки, Луша сказала:

– Ну, всё, спасибо, девочки. Я не думаю, что Крок поджидает меня и дома.

– Да, сюда он вряд ли сунется, – ответила одна из девушек. – Сам он трус, может лишь чужими руками жар загребать.

– Всё, всё, я пошла, – заторопилась Луша.

– А, вообще, тебе не мешало бы завести личного телохранителя, – предложила со смешком вторая подруга.

Подруги расстались. Луша открыла калитку своим ключом и пошла по тропинке к дому. Ависандру так хотелось окликнуть девушку, остановить её и поговорить с ней, но в этот момент открылась входная дверь, и женский голос тревожно сказал:

– Наконец-то, дочка! Ты бы поостереглась ходить в тёмное время. Проходи, проходи в дом.

Приключения Рубижанского

– Как прошла операция? – спросил Денис Костомарь у Дмитрия Сидоровича Панаудина, когда они собрались в доме уфолога.

– Всё окей, – шутливо ответил начальник госпиталя.

Кроме них и хозяина сегодня здесь собрались Катерина, Тимофей Качков, Сергей Подгородов, Рубижанский и проводник Никитка. Каждый гость выбрал себе место сам. Катерина сидела на старом диване рядом со студентом, Панаудин, Костомарь и Остров устроились за столом, Тимофей примостился в старом кресле, а старый охотник, несмотря на уговоры, сел прямо у порога, прислонив своё оружие к стене, и смолил сигарету.

– Послушай, Семён, не пора ли тебе всё рассказать, а? – спросил Панаудин Рубижанского. – А то мы все томимся в неизвестности.

– Да, пожалуй, такое время наступило, – вздохнув, согласился Рубижанский.

– Для начала скажи, что за люди за тобой охотятся, от кого мы бегали несколько дней назад?

– Честно отвечу: сам бы хотел знать. – Семён приложил правую руку к сердцу. – Такое внимание к себе я заметил совсем недавно, недели две назад. Своей машины у меня нет, езжу я, в основном, на городском транспорте, да и в самом городе бываю редко: так, на почту заглянуть, в магазины. А тут один раз заметил машину, потом второй, третий. И, главное, машина-то одна и та же. Кто это такие, ума не приложу, а вот что им от меня понадобилось, догадываюсь. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться, невозможно удержать всё в тайне. Ты помнишь студенческие наши годы, Дима? – спросил он у Панаудина.

– Как же их не помнить – молодость, – закатив глаза к потолку, ответил Дмитрий Сидорович.

– Ну вот, – продолжал Рубижанский. – Сам я давно живу в этих местах, ещё родитель мой, царствие ему небесное, любил побродить по тайге, охотой побаловаться. Пристрастил и меня к этому делу. И вот однажды…

Рассказчик Рубижанский, как и все охотники, был умелый, и перед глазами его слушателей вставали события почти тридцатилетней давности. Тогда ещё молодой человек, второкурсник медицинского института, Сёма Рубижанский, не знал, что очередная его таёжная охота изменит всю его жизнь.

Собрав охотничье снаряжение и трёхсуточный запас продуктов, Сёма выехал из города и углубился в тайгу. Как раз наступил сезон осенней охоты, и охотник мечтал набить два кожаных ягдташа дичью. Он не любил ходить в охотничьих компаниях, в которых охотники больше зубоскалили, пили водку, сидели у костра и промывали косточки своих благоверных.

Семён ушёл подальше от охотничьих угодий, где чаще всего собирались охотники, и нашёл небольшое озеро, где не было много дичи, а охотников так и вовсе не наблюдалось. Незаметно опустился вечер. Семён развёл костёр, поел горячей пищи, попил чаю, на месте костра наложил лапника, устроил из него же навес и лёг спать. Разбудил его утренний гомон птиц. Крякали и гоготали казары, гуси, чирки, кряквы, каменки, прятавшиеся в камнях, квоктушки. Сначала Семён подстрелил влёт гуся, трёх казарок, жирных каменушек. На вечерней охоте набил ягдташи доверху и решил заночевать здесь же, потому что понимал, что с грузом добраться в ближайшую деревню до ночи не успеет.

Проснулся от странного ощущения тяжести и тесноты, а когда открыл глаза, так и совсем обалдел – вся тайга была покрыта снегом. Навес под его тяжестью осел и придавил охотника. Еле выбравшись из-под него, Семён сразу утонул в полуметровом слое пушистого снега. В озере вместо воды была сплошная снежная каша. Это преображение природы его вначале не насторожило – снег был лёгкий и вряд ли пролежал бы больше суток, потому что воздух был тёплым. Костра развести он не мог – невозможно было найти хоть один сухой сучок или валежину.

Кое-как подкрепившись всухомятку, Семён решил не терять времени и возвращаться, но после первых же метров понял, что сделать это будет не так просто. Подошвы сапог скользили по камням, он часто падал, одежда намокла и стала тяжелой, словно железная кольчуга. Скоро из пелены тумана выглянуло солнце, и снег стал таять прямо на глазах. Но и это не убавило трудностей, потому что при каждом шаге Семён проваливался в ручей или лужу. Ноги промокли. Особенно тяжело оказалось преодолеть седловину между двумя сопками, когда он решил сократить путь. Цепляясь за камни и кустарник, он взобрался на неё, а спускаться пришлось целых четыре часа, потому что было очень скользко, и он боялся травмироваться, что означало бы здесь, в глухой тайге, верную смерть.

Семён ругал себя самыми последними словами, что решил сократить путь, по его прикидкам выходило, что если бы он добирался вкруговую, вдоль подошвы сопки, он выиграл бы минимум часа два-три. И всё-таки Семён не уберёгся от беды. Когда, казалось, он вышел на знакомую тропу, сверху сорвался камень. Такое часто бывало в Сибирской тайге, где бывали частые перепады температур. Камень мог лежать веками, обрастать мохом, а потом неожиданно сдвинуться с места. Под него набивалась земля, при сильном таянии её размывало, она становилась скользкой – и камень катился вниз. Такое могло происходить и при резкой смене температур. Под камнем накапливалась влага, которая при резком похолодании замерзала, лёд вспучивался и тоже сдвигал камень с места.

Семён сначала услышал грохот скатывающейся глыбы, остановился и посмотрел наверх. Камень нёсся прямо на него, грозя раздавить или размолоть. Охотник бросился в сторону. Шаг, второй, третий! Камень просвистел прямо над головой, тяня за собой град мелких камней и осколков. Семён неподвижно лежал несколько минут, чувствуя, как по всему телу струится пот. Он поблагодарил в уме Бога, что спасся от неминуемой гибели.

Юноша поднялся и пошёл дальше. Сначала почувствовал лишь небольшое неудобство при ходьбе, затем левая стопа стала ныть, а через полчаса на неё невозможно было ступить. Семён сначала подумал, что он просто оступился, растянул сухожилие или, в крайнем случае, вывихнул ногу и в горячке этого не заметил вначале. Вправить сустав для начинающего врача было делом техники. Если ты не один, то поможет товарищ. А если один? Он много раз слышал от бывалых таёжников, как это сделать: место вывиха зажимали между камнями или в развилке дерева и резко дёргали.

Разувшись и обследовав ступню, Семён понял, что дело гораздо серьёзнее – в кости была трещина. Но ведь нужно было идти. Он достал из вещмешка сухие портянки, разрезал их ножом на бинты и туго стянул ногу. Стало как будто легче, но через некоторое время охотник почувствовал острую боль. Он разулся снова и ужаснулся: нога стала опухать, покрываясь синевой. Идти дальше он уже не мог. Хотел бросить ягдташи с набитой дичью, чтобы облегчить свои страдания, но пожалел. Устроившись в яме из-под вывороченного бурей дерева, Семён размышлял, что делать дальше. До ближайшей дороги, где его могли бы подобрать, нужно было пройти ещё километров двенадцать, и он понимал, что не сможет этого сделать.

Наступила очередная ночь. Он спал и не спал, в голове прокручивал все возможные планы своего спасения. Утром юноша срезал большую дубину и стал колотить ею по стволу столетнего высокого кедра. Он знал, что утробный, почти колокольный звук от ствола слышен далеко, за несколько километров. Но ему никто не отвечал. Тогда он стал кричать, и кричал до тех пор, пока не сорвал голос. От устроенного им шума затихли даже птицы. Семён проверил патронташ – осталось шесть патронов, которые он берёг на всякий случай: шугануть медведя, разжечь костёр или привлечь чьё-то внимание. Ружьё было заряжено. Он вытащил из ствола один патрон, поднял ружьё и выстрелил – тихо. Вставил другой. И в этот момент услышал звук выстрела. Сначала подумал, что это разносится эхо его выстрела. Чтобы не ошибиться, зарядил оба ствола и выстрелил через промежутки в несколько секунд. Прислушался. В ответ был лишь одиночный выстрел. А это означало, что кто-то откликнулся на его зов. Семён снова стал кричать, но из горла вырывался лишь хрип. Тогда он снова стал колотить дубиной по дереву.

Минут через двадцать из зарослей вышли двое: старый низкорослый нанаец и мальчишка лет семнадцати. Оба вооружённые. Увидев его, они встали, настороженно глядя на него.

– Эй, ты кто? – спросил старик.

– Помогите, – прохрипел Семён. – Я охотник. Вот, нога.

– Ты один? – допытывался старик.

– Один, один. Помогите, Христа ради.

– Почему один? По одному в тайге ходить опасно.

Семён уже не отвечал, не зная, как объяснить им, почему он оказался в тайге один. Спросил молодой:

– Ружьё у тебя не заряжено?

– Нет, не заряжено. Вот.

Семён поднял ружьё вверх, взвёл курки и нажал на них. Послышались сухие щелчки. Мужчины подошли к Семёну. Настороженность у них исчезла. Он понимал их, потому что по тайге бродили разные люди. Молодой с интересом смотрел на полные ягдташи и на опухшую ногу. Старик сел рядом с Рубижанским на камень, закурил и по-дружески стал говорить:

– Одному в тайге плохо, пропасть можно совсем. Я вот старый, опытный охотник и то остерегаюсь ходить один. Раньше ходил, совсем глупый был. В беду попадал. Что с ногой? – неожиданно переменил он тему разговора.

– Оступился, видать. Трещина, – коротко ответил Семён.

– А-а-а. Костыль надо.

После его слов молодой вынул из-за пояса небольшой топорик и пошёл вырубать приспособление для ходьбы.

Семья нанайцев жила недалеко от того места, где с Семёном приключилась беда, но добирались они часа два. Заимка состояла из двух рубленых изб, сарая, сушилки для рыбы и коптильни. Жил здесь старик с двумя своими сыновьями, тремя внуками и двумя снохами. Зиму они жили в стойбище, а на лето перебирались на заимку, ловили рыбу, вялили её, коптили и сдавали в заготовительную контору. Зимой охотились на пушного зверя. Тем и жили.

Нанайцы приняли нежданного гостя, как и все таёжные люди, спокойно, с пониманием и необходимым вниманием. Не носились, как с писаной торбой, но и не забывали покормить, предложить что-то. Были у них и необходимые лекарства. Семён парил ногу в горячей воде, мазал место перелома мазью и крепко перебинтовывал, чтобы косточка правильно срослась. Дело шло на поправку, и Семён уже готовился отправиться домой.

Но однажды он заметил, что два младших внука старика постоянно пропадают в сарае и во что-то там играют. Из сарая доносились визги, хохот и странные крики, похожие на скрип несмазанной, медленно движущейся телеги. Семён спросил, чем же интересным можно заниматься в сарае. Старик, прежде чем ответить, долго пыхтел трубкой:

– Там живёт маленький алмыс, внуки с ним играют.

– Алмыс – это собака?

– Алмыс – это алмыс. Это детёныш большого алмыса, который живёт в тайге.

– Так это зверь или птица? – допытывался Рубижанский.

Нанаец посмотрел на Семёна, как на несмышленого младенца, встал и сказал:

– Айда, покажу.

Прежде чем войти в сарай, нанаец осторожно приоткрыл дверь, посмотрел внутрь и на своём языке что-то крикнул внукам. Дети выскочили из сарая и побежали в дом.

То, что Рубижанский увидел в сарае, поразило его до такой степени, что он вначале онемел и остолбенел. Вернее, он сначала ничего не увидел и лишь потом, когда глаза привыкли к полутьме, заметил забившееся в угол странное существо. Долго смотрел на него, пытаясь определить, к какому классу, роду или виду оно принадлежит. Семён подошёл ближе, и существо вдруг застрекотало сверчком, забилось и снова затихло.

– Осторожно, – предупредил старик, – он может напасть.

– Я никогда такого не видел, – признался Семён. – Нет, я о таком ни разу даже не слышал.

– Это маленький алмыс, детёныш большой летающей птицы, – пояснил старик. – Его нашли дети около реки. Я ругал их, зачем они принесли его на заимку. Алмыс очень злой и опасный, если он узнает, что его детёныш находится у нас, он будет преследовать весь наш род.

В этот момент алмыс снова застрекотал, словно понимал, о чём говорит старик. Что-то зашелестело. Семён с удивлением увидел, что за спиной существа раскрылись два крыла около полутора метров в размахе, покрытые мелким серым пушком. Семён пригляделся. Ещё большее удивление вызвали у него две недоразвитые руки с длинными тонкими пальцами и две ноги. Морда алмыса была похожа на человеческое лицо, отлитое в гипсе: широкий, плоский лоб, большие впалые круглые глаза, тонкий и широкий, почти безгубый рот, приплюснутый нос с двумя треугольными дырочками.

Семёну стало жалко это беззащитное и запуганное существо, он спросил:

– Почему вы его мучаете, почему не отпустите?

– Если мы его отпустим, сюда прилетит много больших алмысов, – ответил старик. – Нельзя. Они будут мстить нам, они будут нападать на детей, они будут отбирать у нас рыбу и зверя.

Поняв, что старик и его семья буквально набита предрассудками, вечером он стал расспрашивать старика, где живут алмысы, что они едят, видел ли он их. И старик охотно рассказал:

– Алмысы живут в больших норах на большой сопке. Они похожи на людей, но они летают, как птицы. Они отнимают у рыбаков рыбу, у охотников дичь и зверя.

– А вы можете показать, где живут эти птицы-люди?

Нанаец ничего не ответил, лишь укоризненно посмотрел на охотника, встал и вышел из избы.

* * *

– И что, ты так и не узнал, где живут эти алмысы? – перебил рассказчика Денис.

– Нет, старик так ничего и не сказал.

– Так вот откуда у тебя появилась идея создать разумных птицелюдей, – сказал Панаудин.

– Да, именно в те дни у меня зародилась идея создать разумных птицелюдей, – подтвердил Семён.

– Так-так, – оживился Юрий Александрович. – И как же это тебе удалось?

– Честно скажу: не сразу и непросто. Эта идея fiks вызревала у меня всю зиму. Сначала я решил опять сходить на заимку к старому нанайцу, чтобы посмотреть на того птенца алмыса. Мне было интересно, каким он стал за эти полгода, как изменился, вырос ли. Одним словом, я еле дождался весны. Как только тайга просохла, я побежал на заимку. Там жил лишь один старик-нанаец, больше никого не было. Я спросил, а где же его семейство. Старик грустно посмотрел на меня и ответил, что два его внука умерли, он отвёз их в стойбище и похоронил там. «Это алмыс принёс в наш род беду», – добавил он. Я спросил, почему он так думает, и нанаец ответил, что только дети играли с маленьким алмысом, значит, он и убил их. Тогда я спросил, а где же сам маленький алмыс, и он сказал: «Я убил его». «И ты не побоялся мести больших алмысов?» «Чего же бояться мести, если она уже произошла, – ответил убитый горем старик. – Теперь моя семья не хочет идти на эту заимку, она не хочет ловить рыбу и охотиться на зверя».

Тогда я спросил, может ли он показать мне то место, где живут эти алмысы, но старик решительно, наотрез отказался. Он сказал, что не хочет, чтобы алмысы причинили вред хоть ещё кому-нибудь. И как я его ни упрашивал, он не произнёс больше ни слова.

Тимофей проявил интересен первым:

– А ребятишки-то от чего умерли? Может, поверья разные и ни при чём, простудились или ещё что.

– Однозначно ответить трудно, но после того как я порасспросил о симптомах болезни, мне кажется, что погибли они всё-таки от инфекции. Не исключено, что подцепили они её от этого самого алмыса, ведь они играли с ним.

– Но вы их всё-таки нашли? – спросил Сергей.

– Кого? – переспросил Семён.

– Ну, этих, алмысов.

– Да, нашёл. Я два месяца таскался по тайге, расспрашивал охотников, геологов, рыбаков, местных жителей, где могут жить эти существа, похожие на людей и умеющие летать. Но никто не захотел меня туда проводить. Я понимаю местных жителей, аборигенов, они с детства воспитаны на местных легендах и поверьях, но даже русские охотники отказались меня туда вести. Один из егерей спросил меня, зачем мне нужны эти алмысы. Только тогда я задумался: действительно, зачем; что я буду с ним делать, если даже поймаю; куда помещу. Вопросов и задач было миллион. И все их нужно было решать, на всё нужно было дать ответы. Честно скажу, когда я столкнулся с препятствиями, у меня опустились руки. Закрадывалась мысль: а на кой чёрт тебе это надо, Семён. Но идея постепенно вызревала, она не давала покоя, я не мог спать ночами, а если и спал, то просыпался от кошмаров.

В конце концов, как говорится, я перебесился, перегорел и, как бывает в таких случаях, успокоился. Я размышлял так: на все эксперименты нужны огромные деньги, но у меня их нет; нужны знания, которых тоже нет; нужны помощники, люди, которые поверили бы тебе и пошли бы за тобой – их тоже нет; нужны лаборатории, аппаратура, инструменты, нужны, нужны, нужны…

В этом месте рассказчик надолго замолчал, он ушёл в себя, словно переживал заново всё то, что происходило в прошлом. Потом поднял голову, посмотрел на Панаудина и сказал:

– Спросите у Димы, он не даст соврать.

– Точно, – подтвердил Дмитрий Сидорович. – На нашем факультете его считали сумасшедшим, потому что он всех сторонился, постоянно пропадал в библиотеках, генетической лаборатории, больницах, поликлиниках. А уж над его идеей создать летающих мыслящих людей смеялись все.

– Нет, не все, – перебил институтского товарища Рубижанский. – Работал в нашем институте профессор, прекрасный специалист по генетике Фарлов, как его по имени-отчеству, забыл.

– Григорий Вениаминович, – подсказал Панаудин.

– Нет-нет, Георгий Венедиктович. Он же мне и кандидатскую помог защитить. Под его чутким руководством я вошёл и в профессуру, несколько лет читал лекции.

– Точно, Георгий Венедиктович, – подтвердил Дмитрий Сидорович и с изумлением взглянул на товарища. – Так ты ещё и профессор!

– Представь себе, Дима. Лет-то сколько пролетело, – с горчинкой в голосе подтвердил Семён Осипович. – И вот он как-то вызвал меня к себе на серьёзный разговор. Говорит: «Слышал, Рубижанский, тебя сумасшедшим называют. Насчёт летающих людей – это серьёзно?» Я ему и рассказал о случае в тайге, легенду об алмысах, о своих мечтах. Он долго-долго молчал, а потом говорит: «А ты знаешь, Рубижанский, учёные считают, что генетические коды человека и птицы несовместимы, что искуственно создать птицечеловека невозможно. Другое дело природа, эволюция, они творят такие чудеса, что человеческий разум отказывается это воспринимать. Но это происходит в течение очень длительного времени. Невозможно? Я, например, в этом не уверен, я долго думал об этом, когда-то даже диссертацию на эту тему написал. Но, как ты понимаешь, её зарубил учёный совет. Может быть, тебе отступиться от этой темы, не губить понапрасну свою жизнь на мёртвые идеи и прожекты?»

Но я убеждал профессора, что это направление не может быть тупиковым, что если природа создала алмыса, то возможно создать и мыслящего птицечеловека, который не просто махал бы крыльями и добывал пищу, но и творил. Выслушав меня, профессор спросил, а существует ли на самом деле этот алмыс, не плод ли это человеческого воображения или народных суеверий? Вот тогда-то я и решил довести дело до конца: пан или пропал. И снова мне помог в этом господин великий случай…