Текст книги "Амурский ангел. приключенческий роман"

Питомник птицелюдей

Женщина с волнением в голосе, нервно потирая красивые руки, сказала:

– Саня не вернулся до сих пор. Я беспокоюсь, его нет уже трое суток. Не случилось ли чего. Сердце не на месте.

– Пожалста, уйми своё сердце. Ничего с ним не случится, – сказал Рубижанский. – Давай я познакомлю тебя с прекрасными людьми, нашими единомышленниками и друзьями.

– Может быть, не надо, – слабо запротестовала женщина.

– Почему? Они обо всём уже знают, посвящены во всё.

– Ну, хорошо.

Рубижанский взял женщину за руку, подвёл её к гостям и сказал:

– Друзья, позвольте представить вам: моя жена, Женя.

Женщина слегка склонила голову и изогнула красивые губы в лёгкой улыбке. А Рубижанский подводил её к каждому в отдельности и представлял:

– Остров, Юрий Александрович, уфолог.

Женщина пожимала протянутую руку одними кончиками пальцев и произносила лишь одно слово:

– Евгения.

– Костомарь Денис Виленович, журналист областного телевидения.

– Евгения. Это вы сняли фильм об алмысе?

– Не только я.

– Да, кстати, самый лучший кинооператор, Качков Тимофей… – Рубижанский замешкался.

– Просто Тимофей, – как всегда оригинальным решил остаться Качков.

– Дмитрий Сидорович Панаудин, начальник военного госпиталя.

– Евгения. Это вы помогли моей дочери Авиэтте? – неожиданно спросила женщина.

– Да вобщем-то я не один, – раcтерялся подполковник. – Как она, кстати, себя чувствует?

– Спасибо, очень хорошо. – Евгения развела руки. – А сейчас вы меня извините, мне просто необходимо уйти.

И она вышла из столовой. Юрий Александрович проводил её длительным взглядом, затем посмотрел на Рубижанского, спросил:

– Извини, Семён, может быть, это не моё дело, но… Это не та самая девушка, о которой…

Рубижанский не дал закончить ему мысль, он осмотрел всех:

– Ну что, все подкрепились? А теперь пойдёмте в мой кабинет, там поговорим.

И снова узкие каменные, еле освещённые коридоры, лестницы, повороты. Когда все зашли в кабинет профессора и расселись, Рубижанский спросил:

– Ну, какие у вас впечатления?

Каждый, как мог, высказался об увиденном, в основном, в восторженных тонах, и только Тимофей Качков после долгого молчания вздохнул и выдал заключение:

– Теперь я понимаю, почему человек не может не летать. Я даже уверен, что в давние, незапамятные времена он и летал.

– Тим, ты не можешь выразиться яснее, – подгонял товарища Денис, – а то ты откуда-то из слишком далёкого далека.

– Да куда уж яснее-то. Я просто вспомнил свои детские сны. Как я в них летал!

– Ну, не ты один, – ввернул уфолог.

– Вот именно, не я один. Найди хоть одного человека на земле, который не летал бы во сне. Вот скажи, Алексаныч, – обратился он к Острову, – почему ни один человек не чувствует себя червём под землёй или, на худой конец, рыбой в воде, а? Ведь во сне-то люди летают, а не ползают и не плавают. Я уж не знаю, кем там были мои прапрапредки, птеродаклями или ещё кем, но они наверняка летали. Во всяком случае, никем, кроме как птицей, я себя не ощущаю.

– А вы знаете, друзья, я всё-таки соглашусь с Тимофеем, – поддержал вдруг Тимофея Юрий Александрович. – Ведь недаром некоторые современные учёные высказывают, и небезосновательно, теорию об изменении гравитационного поля земли. Ведь мы же наверняка не знаем, каким оно было миллионы и десятки миллионов лет назад. Вспомним хотя бы летающих ящеров. Ведь они были массой в несколько сотен килограммов. А кто может дать гарантию, что они не весили и несколько тонн, а? Это какие же должны были прилагаться усилия, чтобы поднять такой вес в воздух!. Даже современные летательные аппараты с современными мощными двигателями с трудом справляются с гравитационным полем земли. А если предположить, что гравитационное поле нашей планеты были совсем слабыми? Тогда человек вполне мог летать.

– Ага, ещё скажи, что у человека были и крылья, – с сарказмом прервал рассказ Панаудин.

– А что, может быть, – неожиданно поддержал уфолога Качков. – Ведь недаром же мы лопатки на спине называем крыльцами.

Все засмеялись от шуточного замечания Тимофея.

– Друзья, вы, наверно, забыли, что такие люди уже есть, – остудил спор Рубижанский. – Вы же это видели своими глазами. Так что я не удивлюсь, что в древние времена люди летали.

Все разом как-то притихли. Но промолчали недолго, Юрий Александрович снова в упор посмотрел на Семёна и спросил:

– И всё же, Семён Осипыч, – может, я задаю не очень корректный вопрос – Женя, это…

– Да, да, Юра, ты догадался верно. Это та самая девушка, которую двадцать лет назад истерзал в тайге птицечеловек. Хорошо, я расскажу, но только без записи, – обратился он к Тимофею, который уже налаживал свою аппаратуру.

Тимофей сложил всё в свой кофр и сел за стол, приготовившись слушать.

– Так вот, – начал Рубижанский. – Когда Женю выписали из больницы, я по её просьбе стал навещать её дома, потому что у неё очень часто болела голова и случались приступы сомнамбулизма: она часто и беспричинно засыпала или впадала в необъяснимый транс. При этом кричала что-то непонятное. Родители взволновались, они оказались староверами и религиозными фантиками и считали, что в неё вселился бес. Пытались водить бабок, знахарок, ведьм – ничего не помогало. Я убеждал их, что бес тут ни при чём, что её надо серьёзно лечить, что её необходимо отправить на обследование к серьёзным специалистам. А однажды – я вам об этом рассказывал, – совсем случайно, я обнаружил, что она беременна. В осторожном разговоре с Женей я пытался выяснить, была ли у неё близость с молодым человеком, но она всё отрицала. Что делать, пришлось обо всём рассказать её родным. Что тут началось! Её ругали и обзывали самыми последними словами, которые и повторить-то нормальный человек не решиться. Дошло до того, что они сказали своей родной дочери: вот тебе Бог, а вот порог, иди, куда знаешь, живи, как хочешь и с кем хочешь, а свой дом мы тебе поганить не позволим.

К тому времени моя лаборатория была уже готова, и я проводил первые эксперименты с алмысами. Правда, неудачно. А тут такое стечение обстоятельств: я уже догадался, что женщина забеременела от летающего птицечеловека естественным путём. Так она оказалась здесь, на Изумрудной сопке. Конечно, это были сначала просто догадки, уверенность пришла намного позже, когда было проведено исследование на аппаратуре. И что вы думаете, в её чреве созревали три маленьких существа, очень похожих на человечков. Правда, на ранней стадии трудно было определить, на кого они больше похожи: на людей или на алмысов. Беременность у Жени проходила ужасно, совсем не так, как у обычных женщин, но она всё выдержала. В положенный срок родились естественным путём три маленьких голеньких существа. К нашему разочарованию, у них почти совсем не было крыльев. Почему почти? Потому что вместо крыльев у них на спинках были лишь два маленьких отросточка, напоминающие рожки молодого оленя. Мы назвали детей уродцами и очень переживали по этому поводу. Но дальше произошло чудо. – В этом месте Рубижанский неожиданно замолчал. – А собственно, зачем я вам буду рассказывать, что происходило. Как у нас, у русских, говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Минутку.

Семён Осипович нашёл на полке диск, вставил его в компьютер. Пошло изображение. Рубижанский комментировал:

– Изображение плохое, потому что тогда не было хорошей съёмочной аппаратуры, но понять можно. Вот наши малыши в первые дни после появления на свет.

На экране появились три маленьких уродца, чем-то напоминающие человеческих новорождённых, они стригли маленькими ручками и ножками. Вот медсестра перевернула одного из них на живот, и на спине можно было увидеть два маленьких отростка, которые тоже двигались. Вот девушка держит на руках одного малыша. Денис спросил:

– А это что за женщина? Она кого-то напоминает.

– А это Женя, – ответил Семён, – она тогда была на двадцать один год моложе.

– Смотрите, смотрите, – закричал вдруг уфолог, – да у него уже настоящие крылья!

– Заметили? – обрадовался профессор. – Вот и мы также с удивлением отметили, что у детишек начинают отрастать крылышки.

Вот на мониторе показалась кроватка, в которой лежали двое малышей.

– Погодите, а где третий-то? – спросил Тимофей Качков.

– Третий, увы, умер, – грустно ответил Рубижанский. – Мы так и не смогли его спасти, хотя делали всё необходимое. Мы даже не могли определить причину его смерти. Женя очень переживала, убивалась, но постепенно пережила горе.

– А её родители, – сказал Панаудин, – они что, так и не вспомнили о дочери?

– Внешне как будто нет, – ответил профессор. – Я им много раз звонил, пытался переговорить, как-то смягчить их сердца. Но… Трубку всё время брал отец и говорил лишь одно, что Женя для них больше не существует. Правда, через три года я узнал, что мать её умерла. От переживаний, наверно, сердцу-то не прикажешь. – Рубижанский словно споткнулся. – Извините, друзья, что-то мы всё о грустном. А жизнь-то, тем не менее, продолжается. Вот, смотрите, – показывал он на экран, – они уже начинают подлётывать, а ведь им всего три года. Крылья у них ещё недоразвиты, и они не могут в полную силу опереться на воздух. Ах, какие они смешные! А здесь им уже по десять лет. Глядите, как они уверенно держатся в воздухе!

– Подожди, Семён, – изумлённо воскликнул Панаудин, – но ведь здесь их не двое! Рядом с ними летают ещё четверо, только поменьше.

– Заметили! – с восторгом ответил Рубижанский. – А это уже плоды моих опытов!

– Опытов?! – чуть не хором воскликнули гости.

– Да-да, именно опытов, – спокойно продолжал Рубижанский. – Не знаю, почему вас так пугает этот термин, ведь сейчас во всём мире проводят искусственное оплодотворение, и никого это не пугает. То же самое сделал и я. Мы отловили несколько самок алмысов и оплодотворили их мужским человеческим семенем. Как видите, результат замечательный. Вы же сами видели детский садик и школу. Все эти дети и есть результаты оплодотворения. Разве это не удивительно и не прекрасно! Представьте себе, что через десятилетия появятся целые колонии этих прекрасных созданий. Они будут властителями воздуха, не менее умными, талантливыми и трудолюбивыми, чем мы, люди земли.

– Тогда чем же они отличаются от нас? – спросил Денис.

– Во-первых, они более защищены от нападения диких зверей. Для этих созданий достаточно лишь подняться в воздух, чтобы избежать столкновения с медведем, тигром или росомахой. То есть, они будут единственными властителя Земли. Во-вторых, для передвижения им не нужны самолёты, поезда и автомобили, а, значит, они могут осваивать обширные пространства планеты без средств передвижения, для строительства которых тратятся огромные средства.

– А какими незаменимыми они будут разведчиками и солдатами, а? – добавил Панаудин.

– Это-то меня и пугает, – неожиданно ввернул Качков. – Завоюют они господство в воздухе, как Люфтваффе в начале войны, и начнут нас косить из автоматов. Спасения от них не будет.

– А уж это зависит от воспитания, уважаемый оппонент, – возразил профессор. – Ты прекрасно знаешь, что преступниками не рождаются, они ими становятся в силу обстоятельств. Любое дитя, хоть человеческое, хоть звериное, – это воск в руках умелого ваятеля: каким ты его замыслишь и создашь, таким оно и будет.

– Ладно вам спорить, давайте фильм досмотрим, – прервал их спор Панаудин.

Рубижанский продолжал комментировать фильм дальше:

– Вот мы приучаем их к одежде, которая не стесняет их движения во время полёта. Видите, сначала они пытаются её сорвать с себя, а потом постепенно привыкают. Даже наоборот, они поняли её преимущество в холодную погоду – она их согревает. Вот они в школе, за компьютером.

– Извини, Семён, и что они изучают, – прервал рассказчика Денис.

– Конечно, не все предметы, что изучают в обычной школе. Основа – это русский язык, математика, биология, зоология, но они имеют понятие о физических и химических процессах, об астрономии и навигации. Так, пойдём дальше. Вот мы учим их выживать в природных условиях. Здесь большую роль играют природные инстинкты, мы их просто развиваем. На самом деле они воспитаны, как обычные люди: принимают варёную пищу, едят ложками и вилками, соблюдают гигиену, но самое главное для них – выжить в диких условиях. Они могут ловить рыбу и едят её сырой.

Фильм закончился, и все долго молчали. Прервал молчание Денис Костомарь:

– Кино, конечно, интересное, захватывающее, но нельзя ли посмотреть твоих воспитанников, так сказать, живьём. Я имею в виду твоих самых первых.

Рубижанский улыбнулся.

– Я считаю их своими родными детьми, а они называют меня папой. Имейте это в виду. Минутку, я сейчас позвоню.

Он связался с кем-то по внутреннему телефону, тихо переговорил.

– Подождём несколько минут, – ответил он на вопрошающие взгляды. – Они скоро будут здесь.

И верно: через несколько минут дверь отворилась, и в кабинет вошли трое: жена Рубижанского Евгения; поджарый, стройный, высокий и мускулистый юноша с длинными белыми волосами и необыкновенно красивая, миниатюрная девушка с круглыми голубыми глазами. Брат с сестрой были одеты в обтягивающее их тела трико. Было заметно, что они нервничают, но всё же почти одновременно слегка склонили головы и сказали:

– Здравствуйте. Добрый день.

Они стояли у самого порога, и матери пришлось их слегка подтолкнуть, чтобы они подошли ближе к гостям. Тимофей Качков сделал нервное и быстрое движение, чтобы начать съёмку, но Рубижанский подал едва заметный предостерегающий знак рукой, и Качков, сделав недовольную мину, лишь вздохнул. Стало понятно, что его профессиональному самолюбию был нанесён непоправимый удар.

– Вот, познакомьтесь, дорогие друзья, это мои дети. Ну, с Авиэттой вы уже знакомы, это вы спасли её от смерти. А это мой сын, Ависандр, – показал он на юношу в грязном трико. – Вы извините за его затрапезный вид, он только что вернулся из дальнего путешествия.

Юноша молча, неловко переминался с ноги на ногу, но в глазах его не было и тени виноватости. Наступила длительная пауза, во время которой гости во все глаза рассматривали брата и сестру. Ничего необычного, люди как люди, со всеми признаками, присущими человеку разумному, если не обращать внимания на необычный, миндалевидный разрез голубых глаз, длинные белые волосы, больше похожие на отросший пух, необычайно развитую мускулатуру плеч и торса и сложенные за спинами крылья.

Юрий Остров закашлялся, посмотрел на Рубижанского и робко, осипшим голосом произнёс:

– Извините. Семён, поговорить с твоими детьми можно?

За Рубижанского ответила Евгения:

– Конечно, общайтесь. Дети будут рады с вами поговорить.

Часть третья

Экспедиция за хоморнисом

Исполнительный директор частного цирка Ленивцев Ипполит приехал на работу лишь к одиннадцати утра. Ни с кем не здороваясь, пролетел в кабинет своего офиса и, буркнув секретарше: «Меня ни для кого нет», захлопнул дверь. Повесил плащ на вешалку, сел на скрипучее кресло и только сейчас впервые с утра с удовольствием потянулся. Кресло угрожающе заскрипело, но выдержало напор могучих ипполитовых членов, которые когда-то тягали на арене огромные тяжести. Окончательно сошёл он с арены, когда от него убежала очередная молодая жена, и он почувствовал, что усталость наступает не только после выступления, но и после постели.

Сейчас он тупо смотрел на многочисленные афиши, наклеенные на стены, и думал о том, что бы ещё придумать, чтобы в цирк прибежал народ. Последний зимний сезон был совсем плохим: выручка упала почти вдвое, зарплата его тоже, последний артист, на которого «клевала» публика, неожиданно сбежал к конкурентам. И Ипполиту предстояло найти новую изюминку для летней программы, чтобы не завалить сезон и удержаться в своём, пусть и скрипучем, но довольно надёжном кресле. Но сколько он ни ворочал извилинами, мозговой компьютер не выдавал желаемого результата. Всё, что приходило на ум, было заезжено десятилетиями и тысячами выступлений.

Ипполит вряд ли задумался бы о будущем цирка, если бы его месяц назад не вызвал к себе хозяин в свой загородный дворец. Когда Ипполит зашёл в кабинет хозяина, то увидел, что тот сосёт конфету. Это был плохой признак. Увидев вошедшего Ленивцева, хозяин поднял глаза и сквозь причмокивание грозно спросил:

– Ну, чего хорошенького скажешь, чего слатенького ты мне принёс?

– Роберт Иваныч, но я же не виноват, – начал оправдываться Ипполит.

Хозяин неожиданно выплюнул конфету на пушистый золотистый ковёр и прорычал:

– Запомни, Поля, во всём, что случается в цирке, виноват только ты. Или ты мне прикажешь искать артистов, составлять программы, скакать по арене, привлекать публику, зарабатывать деньги, в конце концов. Тогда такой вопрос: а на кой хрен мне нужен ты?

Ипполит знал, что лучше переждать гнев хозяина, чем оправдываться. Хозяин брызгал слюной ещё минут десять, потом удивлённо посмотрел на директора и не менее удивлённо спросил:

– А ты почему молчишь? Тебе что, сказать нечего в своё оправдание? Или тебе надоело своё кресло? Или я тебе мало плачу?

Только переждав вторую волну начальственного гнева, Ипполит осторожно заметил:

– Роберт Иванович, вы думаете, что я этого не понимаю. Но так бывает в любом деле: сначала подъём, развитие, потом спад. Закон цикличности, знаете ли. Нужна смена поколений, артисты уже выработали свой ресурс, устали, наконец. Нельзя же бесконечно ездить на одной лошади.

Хозяин перебил:

– Так занимайся этим, кто тебе не даёт.

Ленивцев понял, что наступил его звёздный час. Он внимательно посмотрел в глаза Роберта Ивановича и тихо сказал:

– Вы меня извините, Роберт Иванович, но я вынужден повторяться.

– Что значит повторяться, ты о чём?

– Мы уже много лет говорим о своей цирковой школе при цирке, где бы воспитывалась новая смена с новыми идеями, с принципиально новыми номерами. Ну, нельзя же постоянно переманивать людей у конкурентов, это ни к чему хорошему не приводит.

Наконец-то Ипполит заметил в глазах хозяина замешательство, но тот не отступал:

– Так и занимайся, занимайся, крутись, вертись волчком.

– Роберт Иванович, на это нужны средства, помещения, таланты, наставники и годы кропотливой работы.

Хозяин долго молчал, потом встал с дивана, походил кругами, пощипывая подбородок, неожиданно остановился:

– Сколько на это потребуется?

Ипполит назвал цифру.

– Сколько? – удивлённо протянул Роберт.

– Но, Роберт Иванович, сейчас мы потеряли за прошедший сезон гораздо больше. Эти расходы только за несколько месяцев, пока мы арендуем помещения, подберём штат, наберём способных артистов, а затем эта цифра уменшится почти вдвое, – успокоил хозяина Ленивцев.

– Ну, хорошо, будут тебе деньги. Но если и после этих вливаний ты будешь говорить, что цирк приносит убытки, то…

– Тогда можете меня снимать, Роберт Иванович, – ответил Ленивцев, уже прикидывая в уме, сколько же он дополнительно заработает, прежде чем это случится.

Но это было месяц назад. А сейчас зуммер переговорного устройства вывел Ленивцева из раздумий, он нажал на кнопку:

– Да, Розочка.

– Ипполит Григорьевич, к вам Гнедин рвётся.

Ипполит устало вздохнул:

– Гони его в шею, он мне надоел со своими идиотскими идеями.

Несколько секунд тишины и снова голос Розочки:

– Он говорит, что принёс сенсацию.

– У него даже в туалет сходить сенсация. Ну, ладно, пусть заходит.

Гнедин, запыхавшийся, краснолицый от пота, с вытаращенными глазами, ворвался в кабинет, словно штормовая волна в открытый иллюминатор корабля, плюхнулся на стул перед Ипполитом и заорал:

– Эврика!

Зная неугомонный, взрывной характер своего помощника, Ипполит спокойно ответил:

– Выкладывай свою эврику, но учти, Гена, если она будет менее значимой, чем ньютоновская, я прямо сейчас подпишу приказ о твоём увольнении.

Угроза, впрочем, не произвела на Гнедина никакого впечатления. Он бросил на стол шефа диск.

– Вот. Тут наше будущее, и твоё, и моё, и Роберта, и всего нашего цирка.

– Что это? – недоумевал Ипполит, а Гнедин уже вскочил со стула, включил ноутбук и вставил в него диск. На мониторе пошли кадры. Геннадий повернул его к Ленивцеву. – Смотри!

Ипполит добросовестно отсмотрел материал, закурил и спросил:

– Что это, Гена, твоя очередная шутка, да? Что это за хоморнис, новая сказка этих эпатажников с телевидения про НЛО, про чертей, ведьм и русалок! Если бы мы верили всей чепухе, которую показывают на экране и печатают в книгах, то мир давно бы перевернулся. Так что не утомляй меня, Гена, считай себя уже уволенным.

– Ладно, – легко согласился Гнедин. – А как с этим.

Он бросил перед Ипполитом несколько листков бумаги. Ленивцев взял бумаги, добросовестно прочитал, спросил:

– Откуда эта экспертиза – ведь это же такая дороговизна её делать – и что это за дама, Чембальская, чем она так знаменита?

– Это не просто экспертиза, это экспертиза о подлинности съёмок, то есть подтверждение о том, что она не смонтирована, не сфальсифицирована, то есть она подлинная. Ты же знаешь, у телевизионщиков крутые связи везде, вон они и заказали эту экспертизу, чтобы их не обвиняли в подлоге, – строчил Геннадий, как швейная машинка. – А это значит, что вот это вот летающее существо на самом деле существует. Дальше. Ты, видно, не понял, что это не просто какой-то хоморнис, а летающий разумный человек.

– Допустим. Ну и что?

– Ну, Ипполит, ты совсем отупел! Ты представляешь, что будет с нашим цирком, с нашей программой, если у нас будет номер с летающим человеком! Это фурор, это эпатаж, это публика, слава, деньги, наша зарплата, это наше всё! Ты понял, Ипполит?

Ленивцев надолго задумался, наморщив узкий лоб, потом ответил:

– Где-то я уже об этом слышал.

– О чём?

– Ну, об этом, о летуне.

– Ты про книжку, что ли, про ту, что Толстой написал. Про Ариэля! – закричал Геннадий. – Так это же фантазия, сказка! А здесь, реально, есть такое чудо. Остаётся его только поймать, – Гнедин сжал кисти рук, словно уже поймал жар-птицу, – и посадить в клетку. А надрессировать найдётся кому.

Ипполит снова сморщил лоб, отчего каёмка лобных сивых волос почти касалась его густых бровей. Наконец, он изрёк:

– А если этой птички нет. Проверить надо.

– Уже проверено! – прокричал Гнедин и, соскочив со стула, закрутился вокруг Ленивцева. – Я же говорил тебе про Чембальскую. Она как раз комментировала этот фильм. Мировая старуха, мне так и кажется, что она перелетела к нам из девятнадцатого века. Такая, знаешь, барыня, интеллигентша, ума – палата. Я с ней встречался.

– Ты? – прервал его Ипполит. – С какой это стати. Или она всех принимает.

Гнедин снова сел и спокойно, с вальяжностью в голосе ответил:

– Нет, конечно. Я раздобыл её телефон, представился журналистом. Ну а дальше дело техники. Одним словом, она рассказала, что была на Дальнем Востоке, сама лично встречалась с авторами этого фильма. Всё реально. Место действия, как говориться, известно, объект тоже известен, так что остаётся только поехать и взять его. – Геннадий снова подсунул под нос Ипполита листки бумаги. – Ты почитай внимательно, это распечатка моего с ней разговора. Тогда ты всё поймёшь и согласишься со мной.

Ленивцев бросил листки в папку.

– Ладно, почитаю.

– Да ты не откладывай в долгий ящик, читай скорее, – снова взвился над стулом Гнедин.

– Ну, я же сказал, почитаю, – повысил голос Ленивцев. – Ты лучше скажи, как у нас с летней выездной программой.

– А что с программой, всё тип-топ. Будет четыре труппы, так что охватим и юг, и центр, и Урал с Сибирью, и Дальний Восток.

– А договора?

– Договора уже подписаны.

Хозяин не любил, чтобы его тревожили дважды за одну неделю, и потому Ленивцев долго менжевался, прежде чем позвонить ему. На следующий день после обеда Ипполит всё же решился. Трубку взял помощник хозяина.

– Добрый день. Есть возможность поговорить с хозяином?

– Такой возможности нет, и в ближайшее время не будет.

– Можете сказать, почему?

– А он никому и не обязан объяснять, сказал, чтобы его ни с кем неделю не соединяли, и всё. Для меня это закон.

«Ладно, – подумал Ипполит, – пойдём другим путём, как говаривал незабвенный Владимир Ильич. Если Магомет не идёт к горе, то я пойду к Магомету».

Сотрудники цирка давно изучили привычки и ритм жизни своего босса и частенько пользовались этим, чтобы случайно не столкнуться с ним. Почти каждый из них имел при себе расписание занятий босса на каждую неделю. Посмотрел расписание и Ленивцев. Выходило, что шеф сейчас был занят конной прогулкой по лесу, значит, через два часа он будет находиться в бассейне для вип-персон. У Ленивцева в этот земной рай с экзотическими растениями и райскими птицами доступ тоже был, но расписание посещения им этого рая никак не совпадал с расписанием шефа. Ипполит хмыкнул и связался по сотовой связи с Грековым, хозяином этого заведения и давним другом Ленивцева. Тот ответил не сразу, закричал:

– Слушай, Поля, ты не ко времени, у меня комиссия санэпидемстанции.

– Привет, Грек. Не шуми, я на секунд. Бассейн-то работает?

– Конечно, работает.

– Слушай, мне надо попасть в него вне своего расписания. Кровь из носу! Поможешь?

– Подожди минутку. – Минутка почему-то тянулась три. – Тут один отказался в бассейне «Б», через сорок минут можешь подходить. Это всё?

– А в бассейн «В» не найдётся?

– Поля, ты мне надоел! Бери, что дают. Отбой!

Купающихся было немного. Ипполит плескался в бассейне минут двадцать, пока в окно не увидел машину шефа. Был он один, без очередной «русалки», и Ленивцев облегчённо вздохнул, значит, подход к Роберту был облегчён. Бассейны «Б» и «В» были соединены одним коридором, оставалось рассчитать время так, чтобы столкнуться с боссом нос к носу.

Рассчитал Ипполит с точностью до секунды. Босс шёл навстречу, насвистывая неаполитанскую песенку и, увидев Ленивцева, широко раскрыл рот.

– Ипполит, а ты как здесь, почему не на работе?

– Да вот, Роберт Иваныч, давно не плескался в этом раю, решил зайти.

Босс был далеко не дурак, да к тому же ещё и в хорошем настроении. Он погрозил Ипполиту пальцем и рассмеялся.

– Ну, ты и жук. Ладно, пойдём со мной, на изложение тебе десять минут. Хватит?

– Хватит, Роберт Иваныч.

Сидя в плетёных креслах у кромки бассейна, Ленивцев излагал своё предложение. Он рассказал о летающем человеке, о захватывающих перспективах цирка, ни словом не упоминая о первооткрывателе этой идеи. Роберт долго сидел в раздумье, потом, вскинув кудрявую голову, спросил:

– Какова цена вопроса?

Ленивцев уже подсчитал, во сколько может обойтись эта эпопея, и потому ответил без запинки:

– Тысяч двенадцать, не больше.

– М-м, а какова степень риска?

– Пятьдесят на пятьдесят.

И снова:

– М-м. А кто может осуществить эту экспедицию?

– Я сам проведу её, Роберт Иваныч. Вы же знаете, что у меня есть боевой опыт – на Кавказе побывал, да и ребят я подберу подходящих.

– А кто вместо тебя останется, ведь сезон на носу.

– Гнедин. Он мужик сообразительный, хваткий, шустрый, так что подготовит сезон как надо. В этом не сомневайтесь.

– Ладно, готовьтесь, – босс встал на травяное покрытие у края бассейна. – Через два дня чтобы вылетел.

– Хорошо, Роберт Иваныч, – ответил Ленивцев и бросился в свою раздевалку.

Прощальным приветствием для него стал всплеск голубой воды за спиной.