Текст книги "Мобильность и стабильность на российском рынке труда"

Приложение П8

Рис. П8-1. Динамика средней продолжительности специального стажа по альтернативным источникам данных, 1995–2014 гг., лет

Источники: расчеты авторов по данным РМЭЗ ВШЭ, ОНПЗ и ОЗПП.

Рис. П8-2. Динамика доли занятых, имеющих специальный стаж менее одного года, по альтернативным источникам данных, 1994–2014 гг., %

Источники: расчеты авторов по данным РМЭЗ ВШЭ, ОНПЗ и ОЗПП.

Рис. П8–3. Динамика структуры занятости по числу лет специального стажа, 1994–2014 гг., расчеты на данных РМЭЗ ВШЭ, %

Рис. П8-4. Распределение занятых по группам с разной продолжительностью специального стажа на данных РМЭЗ ВШЭ, ОНПЗ и ОЗПП, 2013 г., %

Рис. П8–5. Средний специальный стаж, Россия и страны – члены ОЭСР, 2014 г., лет

Источники, данные статистики ОЭСР (stats.oecd.org). Данные по России – расчеты авторов.

Рис. П8-6. Доля занятых со специальным стажем менее одного года в России и странах – членах ОЭСР, 2014 г., %

Источники, данные статистики ОЭСР (stats.oecd.org). Данные по России – расчеты авторов.

Рис. П8–7. Средний специальный стаж у работников разных возрастов в 1994 г. и 2014 г., расчеты на данных РМЭЗ ВШЭ, лет

Рис. П8-8. Доля занятых со стажем до одного года по возрастным группам, 1994–2014 гг., расчеты на данных РМЭЗ ВШЭ

Рис. П8–9. Доля занятых со стажем до одного года по отраслям экономики, 2004–2014 гг., расчеты на данных РМЭЗ ВШЭ

Рис. П8-10. Доля занятых со стажем до одного года в фирмах и организациях разной формы собственности, 1994–2014 гг., расчеты на данных РМЭЗ ВШЭ

Рис. П8-11. Доля занятых со стажем до одного года по размеру предприятия, 2004–2014 гг., расчеты на данных РМЭЗ ВШЭ

Примечания. «Наблюдаемые» кривые отражают динамику, прослеживаемую на исходных данных, без контроля каких-либо изменений в структуре занятости. «Скорректированные» кривые отражают динамику с учетом изменений в структуре занятости. Все расчеты выполнены на основе уравнения (8–1) – для среднего стажа и уравнения (8–2) – для доли занятых с коротким стажем на данных РМЭЗ ВШЭ.

Рис. П8-12. Динамика среднего уровня специального стажа и доли занятых с коротким стажем в 1995–2014 гг. относительно 1994 г.

Таблица П8-1. Показатели специального стажа среди различных групп занятых, расчеты на данных РМЭЗ ВШЭ в среднем за 1994–2014 гг.

Таблица П8-2.

Структура выборки РМЭЗ ВШЭ в 1994 и 2014 гг., %

Таблица П8-3. Связь между длительностью специального стажа и различными характеристиками работников и рабочих мест (оценки на данных РМЭЗ ВШЭ, 1994–2014 гг.)

Примечания.*** p < 0,01; **p < 0,05; *p < 0,1. Контролировались: годовые и региональные дамми (на уровне psu). Стандартные ошибки коэффициентов рассчитаны методом, робастным к гетероске-дастичности, и с учетом кластеризации ошибок внутри индивидов.

Таблица П8-4. Связь между вероятностью иметь короткий стаж и различными характеристиками работников и рабочих мест (оценки на данных РМЭЗ ВШЭ, 1994–2014 гг.)

Примечания. ***p < 0,01; **p < 0,05; *p < 0,1. Контролировались: годовые и региональные дамми (на уровне psu). Стандартные ошибки коэффициентов рассчитаны методом, робастным к гетероске-дастичности, и с учетом кластеризации ошибок внутри индивидов.

Таблица П8–5. Влияние структуры занятости и отдельных ее элементов на изменение средней величины специального стажа в 1994–2014 гг. (общее изменение среднего стажа = –0,100)

Примечания. Все значения представлены в лог-пунктах. Столбец 1 показывает, как бы изменился средний стаж с 1994 г. по 2014 г., если бы общая структура занятости или один из ее компонентов не менялись. Столбец 2 показывает разницу между общим изменением среднего стажа и величиной, представленной в столбце 1. Эти величины характеризуют вклад каждого фактора в общее изменение специального стажа. Эти вклады необязательно должны давать в сумме общее изменение среднего стажа.

Таблица П8-6. Результаты оценивания МНК уравнения (8–3) для мужчин, данные РМЭЗ ВШЭ, 1994–2014 гг.

Примечания. *** – значимость на однопроцентном уровне; ** – значимость на пятипроцентном уровне; * – значимость на десятипроцентном уровне. Региональные дамми (на уровне psu) контролируются. Стандартные ошибки оцениваются с учетом гетероскедастичности и кластеризации, кластером выступает индивид.

Таблица П8-7. Кумулятивные премии за специальный стаж у женщин в частном и государственном секторах, оценки МНК на данных РМЭЗ ВШЭ, 1994–2014 гг.

Примечания. *** – значимость на однопроцентном уровне; ** – значимость на пятипроцентном уровне;– значимость на десятипроцентном уровне. Контролируются: потенциальный трудовой стаж (1–4 степени), уровень образования, семейный статус, часы работы, регион проживания (уровень psu). Стандартные ошибки оцениваются с учетом гетероскедастичности и кластеризации, кластером выступает индивид.

Таблица П8-8.

Кумулятивные премии за специальный стаж в частном и государственном секторах у женщин при разных способах учета неоднородности человеческого капитала, оценки МНК на данных РМЭЗ ВШЭ, 1994–2014 гг.

Примечания. *** – значимость на однопроцентном уровне; ** – значимость на пятипроцентном уровне; * – значимость на десятипроцентном уровне. Контролируются: потенциальный трудовой стаж (1–4 степени), уровень образования, семейный статус, часы работы, регион проживания (уровень psu). Стандартные ошибки оцениваются с учетом гетероскедастичности и кластеризации, кластером выступает индивид.

–

Таблица П8-9. Кумулятивные премии за «старый» и «новый» специальный стаж в частном и государственном секторах у женщин, оценки МНК на данных РМЭЗ ВШЭ, 1994–2014 гг.

Примечания. *** – значимость на однопроцентном уровне; ** – значимость на пятипроцентном уровне; – значимость на десятипроцентном уровне. Контролируются: потенциальный трудовой стаж (1–4 степени), уровень образования, семейный статус, часы работы, регион проживания (уровень psu). Стандартные ошибки оцениваются с учетом гетероскедастичности и кластеризации, кластером выступает индивид.

Таблица П8-10. Кумулятивная премия за общий трудовой стаж у мужчин, занятых в частном секторе, оценки по методу Топеля (2SFD) и Алтонжи – Шакотко (IV1 и IV2) в сравнении с оценками МНК, 1994–2014 гг.

Примечания. ***– значимость на однопроцентном уровне; **– значимость на пятипроцентном уровне; *– значимость на десятипроцентном уровне. Контролируются: потенциальный трудовой стаж (1–4 степени), уровень образования, семейный статус, часы работы, регион проживания (уровень psu). Стандартные ошибки оцениваются с учетом гетероскедастичности и кластеризации, кластером выступает индивид.

Литература

В тени регулирования: неформальность на российском рынке труда / под ред. В. Гимпельсона, Р. Капелюшникова. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ, 2014.

Мальцева И.О. Гендерные различия в профессиональной мобильности и сегрегация на российском рынке труда: Working Paper № 05/11. М.: EERC, 2005.

Мальцева И.О. Трудовая мобильность и стабильность: насколько высока отдача от специфического человеческого капитала в России? // Экономический журнал Высшей школы экономики. 2009. Т. 13. № 2. С. 243–278.

Нестерова Д., Сабирьянова К. Инвестиции в человеческий капитал в переходный период в России: Российская программа экономических исследований. Научный доклад № 99/04. М.: EERC, 1998.

Обзор занятости в России. Вып. 1 (1991–2000 гг.) / под ред. Т. Малевой. М.: Теис, 2002.

Ощепков А. Проблемы измерения специального стажа на данных РМЭЗ ВШЭ: Препринт серии «Проблемы рынка труда» WP3/2016/04. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ, 2016.

Российский работник: образование, профессия, квалификация / под ред. В.Е. Гимпельсона, Р.И. Капелюшникова. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ, 2011.

Шарунина А. Является ли российский «бюджетник» «неудачником»? Анализ межсекторных различий в оплате труда // Экономический журнал ВШЭ. 2013. Т. 17. № 1. С. 75–107.

Altonji J., Shakotko R. Do Wages Rise with Job Seniority? // Review of Economic Studies. 1987. Vol. 54. № 3. P. 437–459.

Altonji J.G., Williams N. Do Wages Rise with Job Seniority? A Reassessment // Industrial and Labour Relations Review. 2005. Vol. 58. № 3. P. 370–397.

Becker G.S. Human Capital: A Theoretical and Empirical Analysis, with Special Reference to Education. Chicago: University of Chicago Press, 1964.

Bird E.J., Schwarze J., Wagner G.G. Wage Effects of the Move Toward Free Markets in East Germany // Industrial and Labor Relations Review. 1994. Vol. 47. № 3. P. 390–400.

Bratsberg B., Terrel D. Experience, Tenure, and Wage Growth of Young Black and White Men // Journal of Human Resources. 1998. Vol. 33№ 3. P. 658–682.

Buhai S., Portela M., Teulings C., Van Vuuren A. Returns to Tenure or Seniority?: IZA Working Paper № 3302. Bonn: IZA, 2008.

Copeland C. Employee Tenure Trends, 1983–2014 // Employee Benefit Research Institute Notes. 2015. Vol. 36. № 2. P. 2–9.

De Grip A., van Loo J., Mayhew K. (ed.) The Economics of Skills Obsolescence // Research in Labor Economics. Vol. 21. Amsterdam: Emerald Group Publishing Limited, 2002.

Deelen A. Wage-Tenure Profiles and Mobility: CPB Discussion Paper № 198. The Hague: CPB Netherlands Bureau for Economic Policy Analysis, 2012.

Dohmen T., Falk A., Huffman D., Sunde U., Schupp J. Individual Risk Attitudes: Measurement, Determinants, and Behavioral Consequences // Journal of the European Economic Association. 2011. Vol. 9. № 3. P. 522–550.

Dustmann Chr., Meghir C. Wages, Experience and Seniority // Review of Economic Studies. 2005. Vol. 72. № 1. P. 77–108.

Farber H. Employment Insecurity: The Decline in Worker-firm Attachment in the United States: Working Paper № 530. Princeton: Princeton University, 2008.

Farber H. Job Loss and the Decline in Job Security in the United States // Abraham K.G., Spletzer J.R., Harper M. (eds.) Labor in the New Economy. Chicago: University of Chicago Press, 2010.

Gimpelson V., Oshchepkov A. Does More Unemployment Cause More Fear of Unemployment? // IZA Journal of Labor & Development. 2012. Vol. 1. № 6.

HyattH.R., Spletzer J.R. The Shifting Job Tenure Distribution: IZA Discussion Paper № 9776. Bonn: IZA, 2016.

Jovanovic B. Job Matching and the Theory of Turnover // Journal of Political Economy. 1979. Vol. 87. № 5. P. 972–990.

Kertesi G., Kollo J. Economic Transformation and the Revaluation of Human Capital – Hungary, 1986–1999 // Research in Labor Economics. 2001. Vol. 21. P. 235–273.

Lazear E.P. Agency, Earnings Profiles, Productivity, and Hours Restrictions // American Economic Review. 1981. Vol. 71. № 4. P. 606–620.

Lazear E.P. Why Is There Mandatory Retirement? // Journal of Political Economy. 1979. Vol. 87. № 6. P. 1261–1284.

Lefranc A. Labor Market Dynamics and Wage Losses of Displaced Workers in France and the United States: William Davidson Institute Working Paper № 614. 2003.

Lehmann H., Wadsworth J. Tenures That Shook the World: Worker Turnover in Russia, Poland, and Britain // Journal of Comparative Economics. 2000. Vol. 28. № 4. P 639–664.

Lemeieux T. The «Mincer Equation» Thirty Years After Schooling, Experience, and Earnings // Grossbard S. (ed.) Jacob Mincer a Pioneer of Modern Labor Economics. Springer, 2006. P. 127–145.

Mincer J. Schooling, Experience and Earnings. N.Y.: Columbia University Press, 1974.

Mincer J., Jovanovic B. Labor Mobility and Wages // Studies in Labor Markets / ed. by Sh. Rosen. Chicago: University of Chicago Press, 1981. P. 21–63.

Munasinghe L., Reif T., Henriques A. Gender Gap in Wage Returns to Job Tenure and Experience // Labour Economics. 2008. Vol. 15. №. 6. P. 1296–1316.

Muravyev A., Oshchepkov A. The Effect of Doubling the Minimum Wage on Employment: Evidence from Russia // IZA Journal of Labor & Development. 2016. Vol. 5. № 6.

NeumarkD., Polsky D., Hansen D. Has Job Stability Declined Yet? New Evidence for the 1990’s // Journal of Labor Economics. 1999. Vol. 17. № 4. S. 29–64.

OrlowskiR., Riphahn R.T. The East German Wage Structure after Transition // Economics of Transition. 2009. Vol. 17. № 4. P. 629–659.

Sabirianova K. The Great Human Capital Reallocation: A Study of Occupational Mobility in Transitional Russia // Journal of Comparative Economics. 2002. Vol. 30. № 1. P. 191–217.

Topel R.H. Specific Capital, Mobility, and Wages: Wages Rise with Job Seniority // Journal of Political Economy. 1991. Vol. 99(1). P. 145–176.

Williams N. Seniority, Experience and Wages in the UK // Labour Economics. 2009. Vol. 16(3). P. 272283.

Zwick Th. The Employment Consequences of Seniority Wages: ZEW Discussion Paper № 08-039. Mannheim: ZEW, 2008.

Глава 9
«Люди сосланы делами, люди едут за деньгами…»[116]116
  Слова из знаменитой песни «За туманом», написанной в 1964 г. бардом Юрием Кукиным.


[Закрыть]

9.1. Введение

Обсуждение проблем трудовой мобильности будет неполным без разговора о миграции. Мигранты, как постоянные, так и временные, создают значительные потоки на российском рынке труда. В России, стоящей перед лицом демографического спада, постоянная миграция частично компенсирует потери от естественной убыли населения, а временная восполняет недостающие трудовые ресурсы в секторах, не востребованных со стороны местных жителей. Оценка и прогнозирование количества и качества миграционных потоков оказываются критически важными для анализа процессов, происходящих на российском рынке труда.

Общественный и исследовательский интерес к миграционным процессам в принимающей стране, в том числе и в России, связан с тем воздействием, которое мигранты оказывают на отправляющую и принимающую страны. Распространено мнение о негативном влиянии мигрантов на зарплату и занятость коренных жителей. Однако размеры таких эффектов, обнаруженные исследователями, оказались достаточно скромными [Kerr, Kerr, 2011; Longhi et al., 2008]. Приток мигрантов оказывает разностороннее влияние на экономику принимающей страны. Помимо рынка труда меняется рынок жилья, расширяется спрос на местные товары и услуги, может активизироваться международная торговля с отправляющими мигрантов странами [Simon, 1999], меняется географическая мобильность местных жителей [Mocetti, Porello, 2010; Borjas, 2006]. Все эти явления еще не получили должной научной оценки в России.

Глава начинается с определения основных понятий и обзора источников данных о миграции и мигрантах. Доступные макроданные используются в работе для описания общих тенденций трудовой миграции и состава иностранных работников с точки зрения стран происхождения, каналов миграции, социально-демографических характеристик и видов деятельности. Далее на примере Таджикистана в 2007 и 2009 гг. более детально рассматриваются характеристики мигранта и его домохозяйства, поведение и положение мигранта на российском рынке труда. Во-первых, анализируются заработки таджикских мигрантов относительно заработков российских работников. Во-вторых, выявляются факторы, влияющие на выбор мигрантами места работы в России.

9.2. Основные определения

Анализ трудовой мобильности на российском рынке труда в силу особенностей природы статистической информации проводится, как правило, для постоянного населения страны. Но на мобильность и на предложение труда в России влияет многотысячный приток мигрантов из-за рубежа. В российских средствах массовой информации и в общественном сознании миграция, как правило, отождествляется именно с временными трудовыми мигрантами, или гастарбайтерами. Но это неверно. Международных мигрантов в зависимости от полученных ими правовых статусов, отражающих цели миграции и продолжительность пребывания в стране приема, разделяют на две категории. К первой категории (постоянные мигранты или иммигранты) относятся мигранты, которые прибыли в страну с целью постоянного (длительного) проживания. Во вторую категорию (временные мигранты) попадают мигранты, которые прибыли в страну приема на время – для работы, обучения, лечения и пр., – по окончании которого должны покинуть ее.

Критерии определения постоянных мигрантов или иммигрантов в России неоднократно менялись за последнюю четверть века. В настоящее время к ним относят российских граждан, прибывших на постоянное место жительства из-за рубежа, иностранцев, получивших вид на жительство или разрешение на временное проживание, а также всех лиц, прибывших из-за рубежа и зарегистрированных по месту пребывания на срок от 9 месяцев и более. Именно постоянные, а не временные мигранты пополняют численность постоянного населения страны. Благодаря постоянной миграции за период с 1992 г. по 2015 г. население России увеличилось на 8,9 млн человек. Без столь значительного миграционного прироста численность трудоспособного контингента страны в начале 2015 г. была бы на 6 млн человек меньше. В целом российский рынок труда быстро и безболезненно поглотил иммигрантов, подавляющее большинство которых (99 %) переселились из бывших союзных республик [Lazareva, 2015]. Этому способствовала их культурная близость населению России, сравнительно высокий уровень образования и высокий спрос на рабочую силу. Но заметная часть массового иммиграционного притока в 1990-х годах была обусловлена скорее политическими, а не экономическими факторами. Значение последних стало возрастать с 2000-х годов по мере нарастания различий по уровню жизни между Россией и бывшими союзными республиками.

Однако в центре внимания данной главы находится не постоянная, а временная трудовая миграция. Трудовым мигрантом по определению, принятому Генеральной Ассамблеей ООН, считается «лицо, которое будет заниматься, занимается или занималось оплачиваемой деятельностью в государстве, гражданином которого он или она не является»[117]117
  Международная конвенция о защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей. Принята резолюцией 45/158 Генеральной Ассамблеи от 18 декабря 1990 г.


[Закрыть]. В отличие от постоянной, трудовая миграция обусловлена исключительно экономическими факторами. По количеству принимаемых трудовых мигрантов Россия находится среди мировых лидеров. Так, в 2014 г. иностранцам было оформлено более 3,7 млн разрешительных документов на работу. Для сравнения укажем, что в США в 2013 г. было выдано 2,1 млн виз для работы по найму [Foreman, Monger, 2014].

9.3. Осторожно: статистика

Трудовые мигранты, за исключением тех, кого регистрируют по месту пребывания на 9 месяцев и более, не включаются в число постоянных жителей страны. До недавнего времени период трудовой деятельности большинства иностранных работников ограничивался одним годом. Исключение составляли те из них, кому трудовой контракт продлевался еще на полгода, и немногочисленная категория высококвалифицированных специалистов, которым разрешение на работу выдается на срок до трех лет. С 2015 г. у иностранцев – обладателей патентов на осуществление трудовой деятельности появилась возможность продлевать срок работы до двух лет.

Российская государственная статистика внешней трудовой миграции основана на учете разрешительных документов на работу, включая разрешения на работу и патенты, на уведомлениях работодателей о найме иностранных работников, а также на сведениях о регистрации по месту пребывания с целью «работа». Фактически она начала складываться после принятия в 2002 г. Федерального закона «О Правовом положении иностранных граждан». С тех пор статистика, как и само миграционное законодательство, находится в состоянии непрерывного реформирования. По этой причине следует аккуратно интерпретировать ряды динамики трудовой миграции и вместе с тем помнить о нескольких миллионах незаконных трудовых мигрантов, не попадающих в статистическую отчетность.

В отличие от большинства стран – членов ОЭСР, в России национальные выборочные обследования не являются значимым источником информации о трудовой миграции. В обследованиях населения по проблемам занятости (ОНПЗ), в отличие от большинства зарубежных аналогов (Labour Force Survey), задачи по изучению положения международных мигрантов не ставятся, что выражается в отсутствии нескольких стандартных «миграционных» вопросов в анкете. И хотя в выборку «случайно» попадает несколько тысяч иностранцев, данные по ним не разрабатываются. В сентябре 2014 г. было проведено федеральное статистическое наблюдение за использованием труда мигрантов домохозяйствами и индивидуальными предпринимателями. Но его методология и результаты критически оцениваются экспертами и малоприменимы к изучению международной трудовой миграции.

В этих условиях повышается роль нерегулярных обследований, которые проводят различные научные институты с целью сбора недостающей информации о социально-экономических характеристиках мигрантов, об условиях, в которых они живут и работают в России и после возвращения на родину. Хотя принципы формирования выборки вызывают критику, в ряде обследований было опрошено несколько тысяч мигрантов. Среди них отметим опрос Центра этнополитических и региональных исследований в 2011 г., российский раунд межстранового опроса мигрантов из Таджикистана в России, проведенный в 2014 г. при поддержке Всемирного Банка. Недостаток информации из российских источников в определенной степени компенсируют обследования, проведенные в странах, являющихся основными миграционными партнерами России, в том числе в Таджикистане, Армении, Молдове, Киргизии. Результаты некоторых из упомянутых обследований использовались при подготовке данной главы.