Текст книги "Мобильность и стабильность на российском рынке труда"

1.4. Рождаемость и смертность предприятий

Как мы уже отмечали, создание и ликвидация рабочих мест могут протекать в двух формах: за счет их наращивания/сокращения на продолжающих действовать предприятиях и за счет открытия/закрытия целых предприятий. Масштабы оборота по второму каналу зависят, во-первых, от количества создаваемых/ликвидируемых предприятий и, во-вторых, от их размеров (численности занятых на них работников). Например, создание даже большого числа малых предприятий может не компенсировать потерю рабочих мест в результате закрытия одного крупного. Обратное также возможно.

К сожалению, статистика Росстата не содержит данных о распределении непрерывно действовавших, вновь созданных и ликвидированных предприятий по размерным группам (в зависимости от средней численности их персонала). Поэтому мы не можем оценить, как на динамику рабочих мест в российской экономике влияли изменения в количестве открываемых/закрываемых предприятий и изменения в их средних размерах.

Частично этот информационный пробел удается восполнить с помощью данных по демографии предприятий, описывающих процессы их «рождения и умирания»[15]15
  См.: www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/enterprise/reform/#


[Закрыть]. Правда, и в этом случае мы сталкиваемся с определенными ограничениями, поскольку статистика по демографии предприятий не полностью стыкуется со статистикой движения рабочих мест. Во-первых, даже данные, относящиеся к сектору КСП, имеют серьезные пропуски: не охватывают бюджетные организации, а также организации финансовой сферы. Во-вторых, в них, как правило, не проводится четкого разграничения между процессами создания/ликвидации и реорганизации производственных единиц (путем их слияния, разделения, выделения и т. п.). Но даже с этими ограничениями оценки рождаемости и смертности предприятий представляют несомненный интерес и позволяют ответить на некоторые вопросы.

В нашем распоряжении имеются данные за 2005–2014 гг. (табл. П1-4). За этот период общее число предприятий (речь идет только о секторе КСП) сократилось со 112 тыс. до примерно 90 тыс., т. е. почти на 20 %. Главными драйверами этого процесса выступали сельское хозяйство (-13,3 тыс. ед.) и обрабатывающие производства (почти -4 тыс.). Процесс «депопуляции» в этом секторе промышленности шел тем же темпом (около 20 %), что и во всей экономике. Сократилась и торговля на 3,1 тыс. ед.

На рисунке П1-5 представлены годовые оценки темпа прироста, коэффициентов создания и ликвидации предприятий для всей экономики (точнее, для всего сектора КСП). Последний показатель рассчитывался косвенным путем как сумма темпа прироста общего числа предприятий и коэффициента их создания за соответствующие годы, поскольку данные о ликвидации предприятий в интересующем нас сегменте экономики Росстат не публикует. Отметим также, что его данные содержат оценки как по всем открытым, так и отдельно только по новым, возникшим «с нуля» предприятиям. На рисунке П1-5 представлены и те, и другие.

Как можно видеть, годовые темпы прироста общего числа предприятий колебались в очень широком диапазоне. Они были положительными лишь в 2007 г. (+3,6 %) и в 2013 г. (+2,6 %). Сильный провал наблюдался в переходном от бума к кризису 2008 г. (-18 %). В остальные годы они находились в зоне слабо отрицательных значений.

Показатели «рождения» предприятий отличались высокой устойчивостью и слабой чувствительностью к циклическим колебаниям: в рассматриваемый период общий коэффициент создания предприятий не выходил за пределы 2,3–4,2 %, а коэффициент их создания «с нуля» составлял 2,1–3,4 %. (Таким образом, из общего числа открытых предприятий примерно 70–80 % составляли созданные «с нуля» и примерно 20–30 % – преобразованные из существовавших ранее юридических лиц.) Кризис привел к падению интенсивности возникновения новых предприятий до очень низкой отметки (2,1 %), слабая тенденция к ее восстановлению наметилась только в 2011 г.

Как следует из рис. П1-5, циклическая динамика численности предприятий в секторе КСП практически полностью определялась колебаниями в темпах их ликвидации. Минимума – 0,5 % – этот показатель достиг в 2007 г., максимума – 21 % – в 2008 г., составляя в остальные годы 4–5%.

На рисунках П1-6-П1-7 представлены коэффициенты рождаемости и смертности предприятий для промышленности в целом и для обрабатывающих производств в частности. Их движение происходило примерно по тем же траекториям, что и для всей экономики. Динамика численности предприятий во всей промышленности и в обрабатывающих производствах также в большей мере определялась изменением интенсивности их ликвидации и в гораздо меньшей – интенсивности их создания. Отметим, однако, что в промышленности коэффициенты создания и ликвидации колебались в более узких пределах. (Например, в 2008 г. в промышленности было ликвидировано менее 9 % предприятий против 21 % во всей экономике.)

На рисунках П1-8-П1-9 показана структура распределения крупных и средних предприятий по возрасту (датам образования). Эти оценки позволяют предположить, что популяция российских предприятий (даже в секторе КСП) очень молода: четверть из них появилась на свет еще в дореформенный период, а другая четверть – в первое и свыше половины – во второе десятилетие реформ. Самые «молодые» предприятия – в производстве и распределении электроэнергии, газа и воды (свыше 70 % создано в 2001–2011 гг. – следствие реформы в электроэнергетике), самые «пожилые» – предприятия обрабатывающих производств (около 25 % старше полувека).

Эта картина, казалось бы, свидетельствует об исключительно высоком организационном динамизме корпоративного сектора российской экономики. Однако, на наш взгляд, к данному выводу следует относиться с большой осторожностью. Мы уже отмечали, что российская статистика недостаточно четко разграничивает процессы «рождения/умирания» предприятий и процессы их преобразования из одних форм в другие. Поэтому, наверное, корректнее говорить не столько о высокой созидательной/ликвидационной, сколько о высокой реорганизационной активности участников корпоративного сектора российской экономики.

В целом амплитуда колебаний коэффициентов рождаемости и смертности предприятий была примерно такой же, как коэффициентов создания рабочих мест на открывавшихся и их ликвидации на закрывавшихся предприятиях (для соответствующего набора видов экономической деятельности)[16]16
  Исключением можно считать только 2008 г., когда смертность среди предприятий была сверхвысокой -21 %.


[Закрыть]. Это предполагает, что среди как открывавшихся, так и закрывавшихся бизнес-единиц преобладали средние по численности персонала предприятия.

1.5. Движение рабочих мест и формы собственности

В большинстве стран показатели движения рабочих мест оцениваются только для частного сектора экономики, поскольку процессы реструктуризации занятости в государственном секторе регулируются во многом нерыночными факторами. Российская статистическая практика в этом отношении составляет исключение: соответствующие оценки рассчитываются для всей экономики, а не только для частного сектора. Предположительно это должно вести к занижению российских показателей, ограничивая их сопоставимость с аналогичными показателями по другим странам.

Однако данные Росстата содержат также оценки для отдельных типов предприятий с различной формой собственности. Выделяется шесть ее укрупненных групп: государственная; муниципальная; общественных организаций (в дальнейшем ввиду малочисленности этой группы мы ее не рассматриваем); частная российская; смешанная российская (с участием государства); совместная (российские и иностранные предприятия). Частные и совместные предприятия образуют частный сектор экономики (в нашем понимании), государственные, муниципальные и смешанные – государственный[17]17
  Принятое нами деление на частный и государственный секторы расходится с официальной классификацией, используемой Росстатом. Если, согласно ОКФС, смешанные предприятия рассматриваются как частные, то мы считаем более правильным относить их к группе предприятий, находящихся под контролем государства.


[Закрыть]. Показатели движения рабочих мест за 2014 г. по указанным шести группам приведены в табл. П1-5.

Из этих оценок следует, что в частном секторе (как на чисто отечественных предприятиях, так и на предприятиях с иностранным участием) рабочие места создавались примерно в полтора раза активнее, чем в государственном. Намного более высокая активность была характерна как для старых, давно существующих, так и для новых, «созданных с нуля» предприятий этого сектора. Наименьшую склонность к созданию рабочих мест проявляли смешанные предприятия, чуть выше она была у государственных, еще выше – у муниципальных (по темпам создания рабочих мест в форме открытия новых предприятий они даже опережали предприятия частного сектора)[18]18
  Мы здесь не обсуждаем общественные и религиозные организации, так как их доля в общей занятости крайне мала.


[Закрыть].

Хотя по показателям ликвидации рабочих мест частные и совместные предприятия уступали муниципальным, они значительно превосходили государственные и особенно смешанные. Причем их отставание от «муниципалов» наблюдалось только по ликвидации рабочих мест в форме закрытия целых предприятий. Если говорить о ликвидации рабочих мест непрерывно действовавшими предприятиями, то здесь явное превосходство было за частным сектором. Это дает основания полагать, что высокие показатели создания/ликвидации рабочих мест за счет открытия/закрытия целых предприятий в муниципальном секторе – статистический артефакт и, скорее всего, связаны с постоянной реорганизацией муниципальных структур, осуществлявшейся в последние годы[19]19
  Как мы уже отмечали, проблема ошибочной идентификации создания новых/ликвидации старых предприятий частично воспроизводится от года к году.


[Закрыть].

В любом случае, с точки зрения общей динамики рабочих мест ситуация однозначно складывалась в пользу частного сектора. Если у частных и совместных предприятий сальдо движения рабочих мест было положительным или слабо негативным, то государственные, муниципальные и смешанные сворачивали занятость (сальдо движения рабочих мест -1-2 п.п.). При этом безусловными лидерами по темпам чистого прироста занятости с большим отрывом от остальных групп выступали совместные предприятия, а безусловными аутсайдерами – муниципальные и смешанные.

При таких межгрупповых различиях в показателях создания/ликвидации рабочих мест наиболее активный валовой оборот также должен был наблюдаться на частных и совместных предприятиях. Они же лидировали по активности перераспределения рабочих мест, измеряемой коэффициентом избыточного оборота.

Отметим, что превосходство предприятий частного сектора над предприятиями государственного было устойчивым и наблюдалось на протяжении практически всего периода 2008–2014 гг. Так, на первых интенсивность создания рабочих мест была перманентно в 1,5–2 раза выше, чем на вторых. Также они выступали неизменными лидерами по интенсивности ликвидации рабочих мест (если исключить муниципальные предприятия, где в 20122014 гг. в полной мере проявилась проблема точной идентификации создания/реорганизации).

Особый интерес с этой точки зрения представляет сравнительная динамика сальдо движения рабочих мест. У частных и совместных предприятий она лишь в 2009 и 2010 гг. была отрицательной, а в остальные годы – положительной. Это резко контрастирует с ситуацией на государственных, муниципальных и смешанных предприятиях, которые постоянно снижали занятость – иными словами, имели отрицательное сальдо движения рабочих мест (исключением стал 2011 г., когда на смешанных предприятиях сальдо было практически нулевым).

Это позволяет предположить, что долгосрочная тенденция к сокращению занятости в секторе КСП во многом объясняется особенностями поведения предприятий с участием государства – государственных, муниципальных и смешанных. Именно они постоянно, из года в год «сбрасывали» имевшиеся на них рабочие места. В то же время предприятия частного сектора (прежде всего совместные) скорее противостояли этой тенденции, пытаясь даже в условиях неблагоприятного делового климата сохранять или даже наращивать занятость.

Вместе с тем необходимо отметить более высокую чувствительность частных и совместных предприятий к циклическим колебаниям. Так, в кризисном 2009 г. они в 1,5 раза уменьшили интенсивность создания рабочих мест (с 15 до 10 %), вплотную приблизившись к гораздо более низким показателям, характерным для государственных, муниципальных и смешанных предприятий (рис. П1-10). Напротив, в посткризисный период темпы создания рабочих мест на них заметно возросли, хотя и не достигли докризисных значений. На предприятиях, связанных с государством, подобных резких колебаний не наблюдалось.

Аналогично обстояло дело и с показателями ликвидации рабочих мест. Как показано на рис. П1-11, в кризисном 2009 г. частные и смешанные предприятия ликвидировали почти 1/5 (!) имевшегося у них «запаса» рабочих мест, что намного превосходило сокращение занятости на предприятиях с государственным участием. Зато в посткризисные годы темпы ликвидации рабочих мест в частном секторе резко пошли вниз, чего не наблюдалось на государственных или муниципальных предприятиях, где они не изменились или даже возросли. Складывается впечатление, что для предприятий, наиболее тесно связанных с государством, как кризис, так и последующее восстановление прошли практически незамеченными. Процессы создания/ликвидации рабочих мест протекали на них по своей автономной логике, вне прямой связи с изменением общей экономической ситуации.

В результате, как показано на рис. П1-12, за 2011–2012 гг. совместные предприятия сумели полностью, а частные – частично компенсировать кризисные потери рабочих мест. В отличие от этого на предприятиях, связанных с государством, никакой посткризисной компенсации не наблюдалось: как и во все предыдущие годы, они продолжали монотонно сокращать занятость.

В целом можно утверждать, что для частного сектора российской экономики характерны намного больший динамизм и намного большая вовлеченность в процессы реструктуризации занятости по сравнению с государственным. С одной стороны, в частном секторе гораздо быстрее создаются новые рабочие места, а с другой – из него намного активнее «вымываются» рабочие места, оказавшиеся неэффективными. В результате реаллокация рабочих мест внутри частного сектора оказывается одним из важнейших факторов повышения производительности труда в российской экономике.

Обратимся к проблеме, сформулированной в начале данного раздела. Насколько велики искажения, связанные с тем, что в российском случае показатели движения рабочих мест рассчитываются для всей экономики, включая обширный государственный сектор?[20]20
  Отметим, что в настоящее время государственный сектор (в нашем определении) аккумулирует свыше 60 % (!) всех рабочих мест, имеющихся в сегменте крупных и средних предприятий. Причем такое соотношение между государственным и частным секторами оставалось практически неизменным на протяжении всего рассматриваемого нами периода.


[Закрыть] В среднем за период 2008–2014 гг. показатели создания рабочих мест для частного сектора на 3 п.п., их ликвидации – на 2 п.п., а валового оборота – на 5 п.п. выше, чем для всей экономики. Как следствие, они попадают примерно в середину коридора значений, который зафиксирован в докладе Всемирного банка. Если вспомнить, что оценки по России рассчитываются только для крупных и средних предприятий с исключением наиболее динамичного сектора малого предпринимательства, то можно сделать вывод, что ее, возможно, следовало бы отнести к группе стран с высокими показателями движения рабочих мест в «рыночном» секторе.

1.6. Межотраслевая дифференциация

Результаты эмпирических исследований в разных странах показывают, что существует значительная межотраслевая дифференциация в масштабах реаллокации рабочих мест [Gomez-Salvador et al., 2004; Haltiwanger et al., 2010; Martin-Barroso et al., 2011]. Это может определяться тем, что распределение фирм по капиталоемкости, размеру и возрасту различается по видам деятельности. Малые, относительно недавно созданные и некапиталоемкие фирмы могут расти быстрее (в случае успеха), но и быстрее сокращаться (в случае неудачи). Кроме того, жесткость регулирования также неодинакова для фирм в разных секторах и разных размеров. Отсюда естественно ожидать лидерства таких секторов, как торговля, строительство и бизнес-услуги. Следовательно, сложившаяся специализация страны (или региона) на определенных видах деятельности должна влиять на агрегированные показатели мобильности рабочих мест.

При анализе межотраслевой дифференциации показателей движения рабочих мест мы ограничимся оценками, относящимися к 2014 г. Отметим, что колебания во времени практически не меняли ранжирование различных видов деятельности с точки зрения их динамизма, так что наш анализ достаточно представителен для всего периода 2008–2014 гг.

Показатели реаллокации по видам деятельности в России в 2014 г. приведены в табл. П1-6. И в нашей стране лидерами по темпам создания рабочих мест оказываются торговля и строительство. За 2014 г. в них было создано соответственно 16 и 15 % новых рабочих мест, что в 1,5 раза больше, чем в среднем по всей экономике. Они опережали другие секторы по интенсивности наращивания рабочих мест как на недавно открытых, так и на старых предприятиях. Логична высокая активность и таких секторов сферы услуг, как финансовое посредничество, операции с недвижимостью и гостинично-ресторанный, которым также свойствен повышенный динамизм.

Несколько неожиданно, что рабочие места весьма активно создавались в образовании – около 9 %, причем не столько за счет расширения действующих организаций (3,1 %), сколько за счет появления новых (5,8 %). В то же время в родственном сегменте бюджетной сферы – здравоохранении – показатели создания рабочих мест находились на более низких отметках. В предыдущие годы образование входило в число явных аутсайдеров. Похоже, что мы имеем дело со статистическим артефактом, когда меры по реорганизации системы образования были ошибочно приняты статистикой за создание «с нуля» новых образовательных учреждений. (С этим предположением хорошо согласуется ранее отмеченный факт трудно объяснимой высокой активности в создании новых и закрытии старых предприятий в муниципальном секторе.) В роли аутсайдеров с точки зрения интенсивности создания рабочих мест выступали рыболовство (5 %), а также сельское хозяйство и обрабатывающие производства. Их показатели (6,3–6,4 %) заметно ниже среднего уровня по всей экономике.

Лидерами по темпам ликвидации рабочих мест выступали: строительство (17 %), торговля (10 %), сельское хозяйство (12 %), гостинично-ресторанный бизнес (13 %). Рабочие места ликвидировались здесь активнее, чем в других секторах, за счет как сокращения занятости на продолжавших действовать предприятиях, так и закрытия целых бизнес-единиц. Во многом это было, по-видимому, связано с сильно выраженным сезонным характером экономической активности в данных секторах. И вновь аномально высокая оценка для образования (около 13 %) выводит его по уровню ликвидационной активности на второе место после строительства. Этот неправдоподобно высокий результат подтверждает наши опасения относительно недостаточной надежности данных по этому сектору. Медленнее всего рабочие места ликвидировались в добывающих отраслях (около 7 %), за которыми следовали финансовое посредничество, производство и распределение электроэнергии, газа и воды (8–9%).

Межотраслевые различия в динамике рабочих мест отражают своего рода дифференциацию внешних условий функционирования между различными видами экономической деятельности. В одних рабочие места отличаются волатильностью и нестабильностью, в других – относительной устойчивостью. Так, в торговле и строительстве в течение года перераспределялось примерно 30 % рабочих мест, а в добывающих отраслях – чуть более 13 %. Все остальные секторы располагались между этими крайними точками. Например, в обрабатывающих производствах коэффициент валового перераспределения составлял чуть больше 15 %, что заметно ниже даже среднего показателя по всей экономике. В число неизменных лидеров по темпам создания и ликвидации рабочих мест входили торговля и строительство, в число неизменных аутсайдеров – здравоохранение и образование (исключая «аномальный» 2012 г.).

Практически во всех видах деятельности большая часть (от 60 до 80 %) общего объема реаллокации приходилась на непрерывно действовавшие предприятия (аномально на этом фоне выглядела ситуация в образовании, где основной вклад в перераспределение рабочих мест вносили вновь созданные и ликвидированные предприятия). Подобные соотношения типичны для большинства стран.

В 2014 г. положительное сальдо движения рабочих мест сохранялось в четырех секторах российской экономики: торговле, гостиничном бизнесе, финансах и операциях с недвижимостью. В остальных оно было отрицательным, причем в сельском хозяйстве превышало -6%, а в обрабатывающих производствах —2 %. Именно эти два вида деятельности лидировали по чистым потерям рабочих мест, причем с заметным отрывом от всех остальных.

В целом, если говорить о главных структурных сдвигах, то, как показывают приведенные оценки, в 2014 г. в секторе КСП «переброска» рабочих мест шла в основном из промышленности в сферу услуг, а внутри последней – из сферы нерыночных услуг в сферу рыночных. Хотя конкретные «успехи» разных видов деятельности варьировались от года к году, эти тренды, как показывает анализ, были характерны для всего периода 2008–2014 гг.