Текст книги "Даниловские чтения. Античность – Средневековье – Ренессанс. Сборник 1"

К этому следует добавить, что после запрета на въезд в СССР журналист писал об ужасах режима там, в том числе о коллективизации (многомиллионных жертвах голода). После войны жил в Чикаго, имел связи в среде университетских преподавателей философии[392]392
  http://www.garethjones.org/scheffer/index.htm (дата обращения: 24.12.2015), см. там же библиографию.


[Закрыть]. Ценную информацию содержит статья H. Regnery, которой общался с Шеффером в 1948–1951 годах и опирался в значительной мере на его рассказы. Мы узнаем, что, будучи выходцем из семьи банкиров, Шеффер в юности изучал философию в Мюнхене и Марбурге, а за год или два до начала Первой мировой войны избрал дипломатическую карьеру. В 1917 году он был отправлен в Голландию, где приобрел журналистскую известность и уже как мастер блестящих репортажей в ноябре 1921 года, в возрасте 38 лет, прибыл в Москву. И здесь его влияние явно превышало возможности обычного корреспондента. Так, например, он сыграл важную роль в подготовке германо-российского соглашения, заключенного в Рапалло в 1922 году, и участвовал в решении проблем отправки в эмиграцию профессоров и писателей, включая Н. А. Бердяева и Ф. А. Степуна. Огромное число иностранцев, приезжавших в Москву в середине 1920-х годов, независимо от рода их занятий, обращались к Шефферу за советом и помощью в установлении нужных контактов. Он первым сообщил миру весть об отъезде Троцкого, которого, несмотря на полную секретность, смог увидеть на вокзале, хотя потом его уверяли, что это был двойник опального политика.

Согласно H. Regnery, Шеффер находился в Москве до 1928 года (что, как мы знаем, неточно). Позднее несколько лет работал по специальности в Нью-Йорке, а после прихода к власти Гитлера (как и многие) вернулся в Германию[393]393
  Текст о периоде с 1933 года до конца войны мы опускаем, так как он в основном совпадает с изложенным выше, см. примеч. 1 на с. 225.


[Закрыть]. H. Regnery не без основания полагал, что до войны Шеффер являлся одним из наиболее влиятельных иностранных корреспондентов своего времени. В годы, когда они общались, тот был сильно покалечен, жил в самых скромных условиях, но никогда не терял чувство юмора, «манер гранд-сеньора» и интереса к происходящему[394]394
  Regnery H. Perfect Sowing – «Reflections of a Bookman». 1999, см. журнал. вариант гл. 13: At the Eye of the Storm: A Remembrance of Paul Scheffer // Modern Age. 1976. Winter. P. 232–248, то же: http://www.garethjones.org/scheffer/index.htm (дата обращения: 24.12.2015). Благодарю Е. А. Осокину, указавшую мне этот источник.


[Закрыть].

Легко заметить, что в приведенных текстах о Шеффере встречаются некоторые разночтения в датах; многое, слишком многое остается неясным. Для нас существенно, что в 1930 и 1932 годах Шеффер издал на немецком и затем на английском языке книгу, в которую включил тексты статей, написанных им для газеты[395]395
  Scheffer P. Sieben Jahre Sowjetunion. Leipzig, 1930; Idem. Seven years in Soviet Russia: With a Retrospect / Authorized translation by A. Livingston. New York, 1932.


[Закрыть]. Но никакого мемуарного очерка, содержащего сведения о его жизни в Москве, о встречах с интеллигенцией, к сожалению, там нет. Зато в 2011 году была переиздана его статья под названием «Russische Ikone» от 14 февраля 1929 года, написанная в Москве для Berliner Tagebllatt и предварявшая открытие знаменитой выставки (оно состоялось 18 февраля), подготовленной Центральными государственными реставрационными мастерскими (далее – ЦГРМ) в Берлине[396]396
  Scheffer P. Russische Ikone. Zur bevorstehenden Ausstellung in Berlin // Aleksandr Anisimov: Erforschung der Ikonenmalerei. Begleittext zur Ausstellung: «Denkmäler altrussischer Malerei» in Deutschland 1929 / Hrsg. E. Voigt. Frankfurt am Main, 2011. S. 93–96.


[Закрыть]. Статья очень информативна – автор обнаруживает серьезное знакомство с малоизвестным для европейцев предметом: он кратко излагает историю открытия русской иконы, ее собирания с 1909 года, называя имена И. С. Остроухова, В. М. Васнецова, С. П. Рябушинского, Н. П. Лихачева и А. И. Анисимова; пишет о значении открытия в 1910–1911 годах фресок в церкви Федора Стратилата в Новгороде. Очень высокая оценка дана ученому, общение с которым, несомненно, стало источником познаний корреспондента: «Решающий толчок [в становлении эстетического подхода к древнерусской живописи] исходил от Анисимова, который на сегодняшний день является крупной фигурой в изучении этого потонувшего [в реке времен] искусства»[397]397
  Scheffer P. Russische Ikone. S. 93. Отметим, что в статье нет инициалов рядом с фамилиями (кроме С. П. Рябушинского), но мы их добавили.


[Закрыть]. В статье упомянуты коллекции икон в музее Александра III (Русском музее) и Третьяковской галерее, в числе бывших владельцев крупных частных коллекций назван А. В. Морозов и указан ряд западных любителей икон: принцесса Тереза Баварская, Ротшильд в Париже, консул Зейнер-Эриксон в Осло; отмечены собрание в шведском Готенбурге/Гетеборге и интерес к иконам сотрудников Метрополитен-музея. Затем автор переходит к трудам Комиссии, ставшей позднее ЦГРМ: названы имена И. Э. Грабаря и А. И. Анисимова, перечислены места, где были сделаны открытия – во Владимире, в Новгороде, Троице-Сергиевой лавре («Троица» Андрея Рублева), Пскове, Твери, Киеве, Суздале, Москве. Несколько строк – о трудностях работы реставраторов, и, наконец, последняя часть текста посвящена иконе как выражению национального «русского гения», русской жизни, как своеобразному проявлению «русской мистики». Публикатор статьи Э. Фогт справедливо отметила, что автор писал ее под сильным впечатлением от открытий Анисимова и его коллег-реставраторов[398]398
  Voigt E. Einleitung // Aleksandr Anisimov: Erforschung der Ikonenmalerei. Begleittext zur Ausstellung: «Denkmäler altrussischer Malerei» in Deutschland 1929 / Hrsg. E. Voigt. Frankfurt am Main, 2011. S. 22.


[Закрыть]. Немаловажно подчеркнуть, что согласно свидетельству Натальи Петровны, П. Шеффер не знал русского языка[399]399
  Кисина А. Житие… С. 101.


[Закрыть]. Вряд ли мы будем далеки от истины, если предположим, что в ЦГРМ его сопровождала жена.

Стоит напомнить, что сам Анисимов писал 28 февраля 1929 года в письме своему коллеге-эмигранту, ученому секретарю пражского Seminarium Kondakovianum (который незадолго до этого выпустил его замечательную книгу об иконе «Богоматери Владимирской»), об идеях, которые он вложил в выставку: «количественно и качественно ее основа организована мною, а поехал с нею Грабарь ‹…› я думал о том, что пора показать миру великое подлинно-русское искусство, приобщить его (мир) к русской душе, обогатить его душу новыми притоками человеческой благодати, и что надо дать всем вам, отрезанным от родины, но имеющим на нее равное с другими русскими право, возможность увидеть свое и погрузиться в родной источник. Ради этого я не останавливался ни перед чем и работал, работал, работал три месяца, забросив все остальные дела ‹…› а между тем я стремился сделать так, чтобы вы, и не побывав в России, увидели все, что за это время открылось там, заслуживающего внимания»[400]400
  Письмо Н. М. Беляеву. Цит. по: Кызласова И. Л. История отечественной науки… С. 287–288.


[Закрыть]. Перечисляя в том же письме недавние репрессии против двух крупнейших научных учреждений и одного известного историка, он добавлял: «Тут в числе обстреливаемых я стою опять на первом месте, как „участник эмигрантских изданий“. Тем не менее, должен сказать, что „Знамение“ я у вас все-таки напечатаю, когда его напишу…»[401]401
  Там же. С. 288–289. Этот замысел исследования об иконе «Богоматери Знамение» XII века осуществить не удалось.


[Закрыть].

Возвращаясь к судьбам Н. П. и П. Шеффер, отметим, что согласно устным воспоминаниям, записанным в 1980 году, Наталья Петровна в 1934 году отказалась вернуться с мужем в Германию и осталась в Вашингтоне. Значительную часть жизни в США бывшие супруги жили в разных далеко отстоящих друг от друга городах[402]402
  «Поль уговаривал меня приехать в Германию, но я не хотела, там уже был Гитлер. Там было очень опасно. И ему было опасно, он не был нацистом. ‹…› Поль был чýдным человеком, мы очень любили друг друга, до самой его смерти были очень дружны, я приезжала навещать его в Нью-Йорк. Он приезжал в Вашингтон, но вместе нам больше не случилось жить». Цит. по: Кисина А. Житие… С. 102.


[Закрыть].

Далее мы переходим к сведениям, которые нуждаются в весьма осторожной интерпретации. На одном из исторических сайтов приведена краткая и отчасти неточная биография Натальи Петровны, зато она содержит интереснейшие сведения о ее ученичестве у Александра Ивановича Анисимова. Приведем этот текст: «Лукина Наталья Петровна, 1899 [так!], по первому браку княгиня Волконская, по второму Шеффер. Окончила Московский екатерининский институт. С 1929 г. занималась иконографией под руководством Александра Ивановича Анисимова до его ареста и ссылки [так!]. С 1935 по 1955 [так!] заведовала Славянским отделом Византийского института Домбартон Оук в Вашингтоне»[403]403
  Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника. http://baza.vgdru.com/ (дата обращения: 14.12.2015).


[Закрыть].

Но есть еще несколько письменных свидетельств, соединяющих имена Анисимова и Н. П. Шеффер. В списке трудов Натальи Петровны по специальности значится пять книг, вышедших с 1944 по 1967 год, и пять статей; последние изданы по-английски в Gazette des Beaux-Arts в 1944–1946 годах[404]404
  Список см. на сайте, указанном выше в примеч. 1 на с. 221 и далее в настоящей работе.


[Закрыть]. Мы располагаем ксерокопиями трех статей, на двух из которых видны штампы библиотеки по архитектуре университета Иллинойса. Но на верхнем поле (в правой части) первых страниц всех трех публикаций есть рукописные тексты следующего содержания: «Nathalie Scheffer – Anisimov’s pupil a seminar for russ. art. Mos. Since 1931 Riss. Consultant of catalogue in Dumbarton Oaks Slavic sect.»[405]405
  Scheffer N. Symbolism of the Russian Icon // Gazette des Beaux-Arts. 1944. No. 25. P. 77–94. Ill.


[Закрыть], «Scheffer – Anisimov’s Student»[406]406
  Scheffer N. Religious Chants and the Russian Icon // Gazette des Beaux-Arts. 1945. No. 27. P. 129–142. Ill.


[Закрыть], «Scheffer – Anisimov’s Student – 1931 – Dumbarton»[407]407
  Scheffer N. Days of the Week in Russian Religious Art // Gazette des Beaux-Arts. 1945. No. 28. P. 321–334. Ill.


[Закрыть]. Неясно, кем сделаны эти инскрипты: автором или же другим человеком. Первый приведенный текст завершается звездочкой, и иным почерком на смеси двух алфавитов и с перестановкой инициалов автора, а также с неточным написанием ее фамилии начертано: «П. Н. Шефферь [так!] on ed. Board of Русская икона», – имеется в виду ее книга «Русская православная икона», вышедшая в 1967 году.

Обратимся к последнему изданию. На одной из страниц, располагающихся после титульного листа, указаны основные труды автора и чуть ниже напечатано: «Н. П. Шеффер, ученица проф. Академии наук [так!] А. И. Анисимова. В течение 20-ти лет заведовала Славянским отделом Византийского института Дембартон Окс (Харвардский университет) в Вашингтоне». Первая строка содержит ошибку – как известно, Анисимов не имел прямого отношения к Академии наук (недолго участвовал лишь в ряде ее проектов). Один коллега передал нам машинописный текст, выполненный в советское время, на самодельной «обложке» которого напечатано: «Наталия Шеффер. Русская православная икона»[408]408
  Это краткий вариант большей части книги с тем же названием. Место и год издания ее не указаны. Рукопись содержит 38 страниц при наборе через полтора интервала. В изданной книге, как упоминалось, 223 с. и 37 таблиц.


[Закрыть], а под именем автора расположен близкий вариант только что приведенной биографической информации. Таким образом, рукопись могла быть известна кому-то из небольшого числа отечественных специалистов или ревностных любителей, вероятно, в 1970-е годы.

Кроме того, ныне в Калифорнии проживает Елена Сергеевна Боровская (р. 1940, урожд. Драгичевич, увезена родителями из Одессы в 1944 году). Ранее она была прихожанкой Свято-Иоанно-Предтеченского собора в Вашингтоне и еще недавно занималась шитьем для этого храма. Она сообщила нам в нескольких письмах, что дружила с Н. П. Шеффер в самые последние годы ее жизни, в 1979–1981 годах. Их знакомство началось с того, что в храме протекла кровля ризницы и Боровской, историку искусства и специалисту по музейной педагогике (окончила Колумбийский и Гарвардский университеты), сотруднику одного из музеев Смитсоновского института, поручили реставрировать шитые иконы и некоторые другие предметы. Молодая женщина пришла за советом к Н. П. Шеффер в ее небольшой домик в пригороде Джорджтаун, недалеко от Dumbarton Oaks. Сама личность Натальи Петровны произвела на нее очень сильное впечатление[409]409
  См. также: Кисина А. Образ Твой, над Русью вознесенный // Православие и современность. № 36 (52). 25.04.2016. Информац. – аналитич. портал Саратовской и Вольской Епархии (тоже на сайте Саратовской епархии).


[Закрыть]. В 1980 году Боровская записала на уже упоминавшихся нескольких магнитофонных пленках рассказы Натальи Петровны о своей жизни. Приведем важные фрагменты из этого текста о ее знакомстве и общении с Анисимовым по переводу А. Н. Кисиной. «Немецкая подданная по второму замужеству, я находилась под покровительством германского посольства и стала иностранкой у себя на родине. Все подозрительно на меня смотрели, потому что я опять была хорошо одета и выделялась на грустном, сером фоне бедной Москвы. Иногда я надевала поношенное пальто, старенький платочек и ехала через город навещать старых друзей. Как-то я пошла в Исторический музей, там открыли зал древнерусской живописи. Я стояла и смотрела на большую чудную икону новгородского письма – Георгия Победоносца. Смотрела и любовалась. И подошел ко мне пожилой человек и спросил: „Вы интересуетесь иконами?“»[410]410
  Ср.: В 1928 году «это был худощавый пожилой человек с высоким лбом, пронзительными глазами и с бородкой клинышком». Цит. по: Климов Е. [Е.]. Встречи. 1994 // Кызласова И. Л. К иконографии ведущих сотрудников ЦГРМ (А. И. Анисимов, Г. О. Чириков) и история мозаики «Троица» Е. Е. Климова (1942) // Грабаревские чтения / Сост. С. Ф. Вигасина. М., 2010. Т. VII. С. 159. В конце мая – июне 1928 года студент Латвийской академии художеств Евгений Евгеньевич Климов (1901–1990) и его спутники на несколько дней приехали из Риги в Москву. Случайно встретившийся с ними в Историческом музее ученый повел их в реставрационные мастерские, где Климов окончательно постиг суть художественного языка иконы. Прощаясь с ними, Анисимов сказал: «Не стремитесь сюда, вы можете служить России, живя и работая за границей». Цит. по: Климов Е. [Е.]. Встречи. С. 159. Климову еще предстоял большой жизненный путь, путь эмигранта, который вместил в себя собственное художественное творчество, чтение лекций, написание книг, реставрацию икон из собрания Археологического института им. Н. П. Кондакова (бывший Seminarium Kondakovianum) в Праге и, наконец, улучшение сохранности «Богоматери Тихвинской» XIV века, после того как ее путь по Европе продолжился в Канаде, где жил Климов. Как известно, в 2004 году великая чудотворная икона вернулась в Россию. Е. Е. Климов (так же как и Н. П. Шеффер) всю жизнь помнил А. И. Анисимова. Кызласова И. Л. О судьбе мозаики «Троица» Евгения Климова // Псковский летописец: краеведческий альманах. Псков; М., 2013. Вып. 1 (8). С. 97–109, особенно с. 106–107.


[Закрыть]. Далее (уже в изложении переводчика) произошла судьбоносная для молодой женщины беседа: «Анисимов стал задавать вопросы, и выяснилось, что университетского образования у его новой знакомой не имеется, и в качестве студентки его семинара она неподходящий кандидат. „Нет, барынька, – сказал профессор, – иконография – это сложно и трудно, пожалуй, это не для вас“. Но „барынька“ была настроена решительно». Вновь процитируем слова самой Натальи Петровны: «Тогда он мне сказал: „Прочитайте Кондакова, «Иконография Богоматери»[411]411
  Кондаков Н. П. Иконография Богоматери. СПб., 1914. Т. I. 387 с. Ил.; Пг., 1915. T. II. 452 с. Ил.


[Закрыть], и сделайте мне список всех икон: по векам, а потом по положению Христа, Богоматери, рук, головы и так далее. Я хотел бы иметь ясную картину“. Я пошла, купила эти два тома, начала читать – ну ничего не понимаю, решительно! Тогда я заткнула уши, ни с кем не разговаривала, читала и постепенно-постепенно начала что-то понимать. И составила ему такую работу: по векам и по иконописи [так!]. Он посмотрел и сказал: „Хорошо, я вас возьму, приходите. Будем заниматься“. Когда я пришла в первый раз к нему в квартиру, там было несколько человек студентов. Во время перерыва принесли большой медный самовар, и две сестры Анисимова, которые жили у него, монашки, разливали чай[412]412
  См. о сестрах: Кызласова И. Л. История отечественной науки… С. 341–342; Она же. Новые материалы к биографии А. И. Анисимова: Москва, Ярославль, Кострома // Новгородский архивный вестник / Гл. ред. О. В. Снытко, отв. ред. И. Ю. Анкудинов. Великий Новгород, 2013. Вып. 11. С. 124. Ранее не было известно, что они были монахинями, возможно, это неточность.


[Закрыть]. На столе было варенье, которое они сами варили, а ягоды собирали вокруг церкви, в которой Анисимов занимался реставрацией. Было так уютно и хорошо, и Анисимов говорил так интересно, что я страшно воодушевилась. Я стала покупать в магазинах и на толкучке все книги, которые могла найти, об иконах и вышивке. Но семинар был недолгим, потому что Анисимова очень скоро арестовали. Он знал, что его сошлют. Позвонил мне по телефону и сказал: „Наталья Петровна, хочу вам сказать мои последние слова“. Так что все очень грустно получилось».

Уникальный рассказ о домашних семинарах Анисимова, наполненный живыми и достоверными деталями, сомнений не вызывает. Историческая ценность его велика. Нам уже известно, что ученый очень любил общаться с молодежью и был угнетен преподаванием в условиях постоянного надзора[413]413
  Климов Е. [Е.]. Встречи. С. 159; а также примеч. 2 на с. 234.


[Закрыть]. Но все же не до конца ясен вопрос о том, когда произошло знакомство Натальи Петровны с ученым. Дело в том, что в феврале 1929 года отдел религиозного быта, которым с 1920 года заведовал Александр Иванович, был закрыт и расформирован, иконы убрали в подвалы. Выше уже высказывалось обоснованное мнение, что П. Шеффер (очень вероятно, вместе с супругой и не раз) посещал ЦГРМ не позже конца 1928 года. Анисимов, являясь одним из научных руководителей ЦГРМ, всегда (вместе с коллегами) охотно показывал заинтересованным гостям раскрывавшиеся иконы – «всякий любящий искусство мог прийти туда, и всем были рады, и это общение не мешало работе, а наоборот, помогало и вдохновляло исполнителей»[414]414
  Александр Дмитриевич Корин. Художник и реставратор. 1895–1986. Каталог выставки 5–29 апреля 2001 года / Сост. Г. И. Вздорнов. М., 2001. С. 13.


[Закрыть]. В 1928 году в экспозиции Исторического музея находились иконы позднего XVI и XVII века. Более раннего памятника новгородской школы среди них быть не могло. Так что встреча двух главных героев нашего очерка вряд ли произошла в 1928 году. Но все же нельзя полностью исключить, что это знакомство состоялось несколько ранее, так как ученый общался с посетителями в залах музея на огромной организованной им и его коллегами выставке, проходившей с 7 марта 1926 года по 18 января 1927 года и включавшей 348 одних только икон (выставлялись там и шитье, и церковная утварь, и др.). Среди них была значительная группа подлинных шедевров, в том числе «Богоматерь Владимирская» XII века, а иконография «Чудо Георгия о змие»/«Георгий Победоносец» была представлена тремя иконами[415]415
  Анисимов А. Государственный исторический музей. Путеводитель по выставке памятников древнерусской иконописи. М., 1926. С. 17. Самой знаменитой иконой этого сюжета является памятник второй половины XIV века из собрания А. В. Морозова (святой на вороном коне), поступивший в ГИМ в 1926 году (с 1930 – в ГТГ). Размер его достаточно крупный: 55 × 37 см.


[Закрыть].

Анисимов был истинным просветителем и принимал особо заинтересованных посетителей также в самом хранилище музея, консультировал своих бывших студентов по отделению истории искусства Московского университета, где преподавал с 1922 до 1925 год, или молодых художников, которым читал лекции во ВХУТЕМАСе / ВХУТЕИНе. Очень возможно, что кто-то из них входил в упоминавшийся домашний семинар ученого.

Кроме того, из приведенного текста ясно, что мемуаристка все же забыла за давностью лет, что она покинула родину ранее ноября 1929 года и никак не могла до своего отъезда услышать «последние слова» своего наставника перед его арестом, который произошел 6 октября 1930 года. По-видимому, Анисимов предчувствовал свою судьбу и примерно за год до ее окончательного перелома позвонил попрощаться (скорее всего, это было связано с отъездом четы Шеффер из Москвы). Совершенно очевидно также, что знакомство Натальи Петровны с монахинями-вышивальщицами состоялось не без участия Александра Ивановича.

Теперь можно привести последний фрагмент из рассказа Натальи Петровны, который следует отнести к 1929 году: «Уже после ареста Анисимова я пошла в реставрационные мастерские, они находились в доме Малюты Скуратова[416]416
  Шесть комнат на втором этаже палат дьяка Аверкия Кириллова второй половины XVII – начала XVIII века на Берсеневской набережной были предоставлены в распоряжение ЦГРМ с 1 января 1926 года. Мастерская шитья переместилась сюда только после марта 1929 года, см.: Семечкин П. А. Адреса ВХНРЦ за 85 лет: архивно-историческая справка // Грабаревские чтения / Сост. С. Ф. Вигасина. М., 2005. Т. VI. С. 21–22. Правда, сотрудницы мастерской работали в этом здании также в 1927 году, готовя выставку. Никто из них не ходил в монашеском облачении. Возможно, в рассказе Н. П. Шеффер совместились как минимум два разных эпизода.


[Закрыть]. Своей меховой шубой и шляпой я перепугала всех бедных женщин, которые там работали. Они изучали старинные швы, распарывая старые вышивки. Все столы были полны чудными церковными одеяниями, вышивками плащаниц и воздухов. Я спросила, не хочет ли кто-то из них приходить ко мне на дом и учить меня старинному шву. Все с испугом отказались, говорили, что времени нет, что они никак не могут. Они боялись иметь со мной дело. Больно было чувствовать себя иностранкой на родине. Я печально вышла, но со мной вместе вышла пожилая женщина в черном. Она поклонилась и сказала: „Я – мать Мария, я буду приходить к вам. Мне очень радостно, что есть еще люди, которые интересуются нашим искусством“. И она действительно приходила ко мне раз в неделю, а потом и чаще, и учила меня с большим терпением. Я ей очень была благодарна, и не только за помощь, я была счастлива видеть эту монашку, это лицо среди безбожной Москвы. Мать Мария принесла мне специальные пяльцы, высокие, чтобы не слишком наклонять голову, но видеть вышивку. Пяльцы создавали особое настроение, что это не просто вышивка, а именно икона. Я помню, как она говорила, когда я вышивала руки и ноги Спасителя: „Ручки осторожно, пальчик каждый нужно отдельно, чтобы все было гладко“. Она была довольна моей работой, у меня очень хорошо вышел Георгий Победоносец Новгородской школы». Вспоминая в одном из писем свое общение с Натальей Петровной, Боровская замечала, что та общалась с монахинями, принадлежащими катакомбной церкви[417]417
  Русская катакомбная церковь истинно-православных христиан на катакомбном положении с 1928 года.


[Закрыть].

Нельзя исключить, что супруги Шеффер, как и другие иностранцы, приглашались к Анисимову домой, где находилась его выдающаяся коллекция икон и иные «древности». Очень возможно, что ученый направлял чтение Натальи Петровны (одно подтверждение тому уже приводилось), давал рекомендации, какие памятники следует непременно посмотреть, отвечал на вопросы. Важно, что, по-видимому, он ввел ее в среду монахинь-вышивальщиц. Таким образом, по сумме впечатлений и полученных знаний Наталья Петровна могла считать себя человеком, получившим важнейшие профессиональные импульсы от Александра Ивановича, которого чтила всю жизнь.

Свидетельство самой Н. П. Шеффер о ее тесной профессиональной связи с А. И. Анисимовым лишний раз подтверждает, что в США в среде историков средневекового искусства (или шире – славистов) имя Анисимова было известно и пользовалось авторитетом. Напомним, что помимо трудов, изданных на родине по-русски, в 1928 году в Праге вышла наиболее известная работа ученого на русском и английском языках – первое монографическое исследование выдающейся византийской иконы XII века «Богоматерь Владимирская», снабженное цветными иллюстрациями высокого качества[418]418
  Анисимов А. И. Владимирская икона Божией Матери. Прага, 1928 (серия «Зографика. Памятники иконописи». Seminarium Kondakovianum); Anisimov A. I. Our Lady of Vladimir / Transl. by Prencess N. G. Yaschwill and T. N. Rodzianko. Praga, 1928. 40 р. + 6 pl. in col.


[Закрыть]. Не прошла мимо внимания профессионалов и серия статей исследователя по общим вопросам древнерусской живописи[419]419
  Anisimov A. I. Die altrussische Ikonenmalerei. Anläßlich der Ausstellung von Denkmälern altrussischer Malerei // Ost-Europa. 4. Jahrgang. Hf. 7–8. April – Mai 1929. S. 444–449; Idem. Les anciennes icônes et leur contribution à l’histoire de la peinture russe // Fondation E. Piot. Monuments et mémoires publié spar l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. Paris, 1929. T. XXX. P. 151–165; Idem. Russian Icon-Painting: Its Bloom, Over-Refinement and Decay // Masterpieces of Russian Painting / Ed. by M. Farbman. London, 1930. P. 61–91; Idem. La peinture d’icones en Russie // Formes. 1930. IV. P. 11–14; Idem. L’Exposition des anciennes icons russe // Beaux-Arts. Chroniques des Arts et de Coriosité. 1930. Février. P. 11; Idem. La peinture russe du XIV-e siècle (Théophane le Grec) // Gazette des Beaux-Arts. 1930. Mars. P. 158–177; Idem. Les fresques de Pskov // Cahiers d’Art. 1930. 7. P. 361–368.


[Закрыть]. Часть этих работ вышла в связи с уже упоминавшейся зарубежной выставкой русских икон, состоявшейся в четырех городах Германии, в Вене и Лондоне в 1929–1930 годах, а в 1931–1932 годах в девяти городах США, включая Нью-Йорк, Бостон, Чикаго, Сан-Франциско. Каталог выставки не раз переиздавался по-немецки и по-английски[420]420
  См., например: Denkmäler altrussischer Malerei: Aussterllung des Volksbidungskommisariats der RSFSR und Deutschen Gesellschaft zum Studium Osteuropas in Berlin, Köln, Hamburg, Frankfurt a. M. Februar – Mai 1929. Berlin; Кöningsberg, 1929 (1-е изд.). Отметим, что в 1929 году А. И. Анисимов написал обширную вводную статью по-немецки к новому изданию каталога, но этот вариант издания не состоялся. Текст, переданный автором на Запад, увидел свет спустя 82 года, см.: Anisimov A. Erforschung der Ikonenmalerei. Altrussische Malerei. Irhe Erforschung, irhe Entdeckung, irh Stil und seine Entwicklung im Laufe der Jahrhunderte in verschiedenen Schulen // Aleksandr Anisimov: Erforschung der Ikonenmalerei. Begleittext zur Ausstellung: «Denkmäler altrussischer Malerei» in Deutschland 1929 / Hrsg. E. Voigt. Frankfurt am Main, 2011. S. 47–96 (Исследование иконописи. Древнерусская живопись. Ее исследование, открытие, стиль и его развитие на протяжении веков в различных школах); в той же книге 2011 года переиздан первый вариант каталога 1929 года.


[Закрыть]. Хотя следует оговориться, что имя Анисимова как одного из авторов каталога (наряду с тремя его коллегами) было сознательно снято из большинства изданий этой брошюры, но во всех вариантах изданий сохранилось имя Грабаря как автора краткой вступительной статьи и директора мастерских[421]421
  См. подробнее: Кызласова И. Л. О подвиге жизни и научном наследии Ю. А. Олсуфьева (1878–1938) // Грабаревские чтения / Сост. С. Ф. Вигасина. М., 2010. Т. VII. Примеч. 123 на с. 120–122.


[Закрыть].

Несмотря на некоторые неточности, содержащиеся в «Генеалогической базе знаний», в приведенной цитате из книги «Русская православная икона» и в инскриптах на трех статьях Н. П. Шеффер, а также в ее ценных рассказах, дошедших до нас на пленках из архива Е. С. Боровской, по сути самой важной сообщаемой ими новой информации, они вызывают доверие. Это связано и с тем, что сохранилось собственноручное признание Анисимова о его знакомстве с журналистом Шеффером. Констатация этого факта происходила в трагической обстановке. В ночь с 6 на 7 октября 1930 года ученый был арестован. И во время одного из допросов, проходивших 7 октября, отвечая на вопрос о знакомых иностранцах, Анисимов указал лишь восемь имен, среди них Шеффера[422]422
  Кызласова И. Л. История отечественной науки… С. 339. Здесь, как и в самих архивных текстах, эта фамилия написана как «Шиффер», но нет сомнения, что речь идет о П. Шеффере.


[Закрыть]. Кроме того, по-видимому, накануне ареста кем-то из сотрудников органов была составлена справка (дата – октябрь 1930 года), содержавшая перечень политических «грехов» исследователя. Там, в частности, говорилось, что он был связан с высланным из пределов СССР корреспондентом газеты Berliner Tagebllatt Шеффером[423]423
  Там же. С. 328.


[Закрыть].

Мы достаточно подробно остановились на биографических сведениях о Пауле Шеффере, чтобы еще раз задуматься о внутреннем мире Анисимова, который даже в зловещем застенке пытался сохранить прямоту и честность так, как он их понимал. Очень возможно, что он мог и не упоминать среди немногих названных им знакомых иностранцев (реально их круг, несомненно, был более обширным) имени широко известного и одиозного для властей Шеффера. Кроме того, ясно, что общение с глубоким, разносторонне информированным корреспондентом доставляло в свое время Анисимову интеллектуальную радость, было в своем роде отдушиной в атмосфере, о которой он писал: «удушье, которое сейчас царствует в России, почти невыносимо даже для нас, привыкших ко всему нечеловеческому»[424]424
  Из письма Н. М. Беляеву от 28 февраля 1929 года. Цит. по: Кызласова И. Л. История отечественной науки… С. 287.


[Закрыть].

В 1944–1946 годах Наталья Петровна впервые заявила о себе как исследователь и популяризатор древнерусской иконы и шире – русской религиозной культуры, пишущий на английском языке. Как упоминалось, пять ее обширных статей вышли в престижном журнале Gazette des Beaux-Arts. Выход этих работ совпал с периодом, который начался с высшей точки совместной борьбы стран-союзниц против гитлеровской Германии (открытие второго фронта) и завершился началом холодной войны. Поскольку и после 1946 года Н. П. Шеффер оставалась сотрудником Dumbarton Oaks, но уже не печаталась в многотиражных международных периодических изданиях, ясно, что сама разрабатываемая ею тематика оказалась в них нежелательной.

Назовем статьи, опубликованные в то памятное для автора трехлетие: «Symbolism of the Russian Icon» (1944), «Religious Chants and the Russian Icon» (1945), «Days of the Week in Russian Religious Art» (1945), «The Akathistos of the Holy Virgin in Russian Art» (1946), «Historic Battles on Russian Icons» (1946)[425]425
  См. выше примеч. 3–5 на с. 232; есть также издание: Scheffer N. Symbolism of the Russian Icon. [New York], [1944] – оно осталось нам недоступным, возможно, это репринт упоминавшейся статьи. См.: Scheffer N. The Akathistos of the Holy Virgin in Russian Art // Gazette des Beaux-Arts. 1946. No. 29. P. 5–16. Ill.; Idem. Historic Battles on Russian Icons // Gazette des Beaux-Arts. 1946. No. 29. P. 193–206. Ill.


[Закрыть]. Сами названия работ говорят о том, что автор посвящает их рассказу о религиозной основе русской иконы и как бы вплетает свой голос в прославление Богоматери, покровительницы русского мира, который зиждился на православии и помнил свои славные битвы. Статьи были рассчитаны на широкого читателя, но снабжены достаточно обширным научным аппаратом и немалым числом иллюстраций. Автор весьма добросовестно и корректно излагает материал, обильно цитируя Библию, Толковую Палею, творения Святых Отцов и т. д., а также ряд сказаний, народных поверий. Она привлекает работы историков Церкви (митрополита Евгения Болховитинова, Е. Е. Голубинского, митрополита Макария Булгакова и др.), а также некоторые труды И. М. Снегирева, И. П. Сахарова, Д. А. Ровинского, В. А. Прохорова, А. С. Уварова, Ф. И. Буслаева, Н. П. Кондакова, А. И. Кирпичникова, Н. В. Покровского, А. И., М. И. и В. И. Успенских, Г. Милле, Л. Дюшеня и др. Из исследований, опубликованных начиная с 1920-х годов, упомянуты лишь отдельные статьи, например Д. В. Айналова и А. Н. Грабара, работ же А. И. Анисимова нет. В выборе литературы по истории искусства чувствуются не только лакуны, но и некоторый элемент случайности.

В статьях использованы фотографии и репродукции из собрания Dumbarton Oaks и Библиотеки Конгресса, иллюстрации из изданий, вышедших в России до 1917 года. Среди них нередко встречаются иконы из коллекций Н. П. Лихачева и И. С. Остроухова, но без указания их современного места хранения. Научный уровень статей Н. П. Шеффер несколько снижает также почти полное отсутствие датировок приводимых произведений, нет и названий храмов при воспроизведении фресок (пример подписи: Ярославль, XVII век). Как мы увидим на примере книги 1967 года, то была принципиальная установка. Отметим также, что собрания, находящиеся в США, привлекались редко (главным образом вашингтонская коллекция Е. К. Савича).

Все эти наблюдения относятся также и к книге Н. П. Шеффер «Русская православная икона» 1967 года. Монография стала итоговым трудом автора и все работы 1944–1946 годов в сокращенном виде были в нее включены.

Основному тексту предпослано разъяснение: «Отцы Церкви учат, что для правильного восприятия иконы следует уяснить значение ее скрытой сущности. Руководствуясь этим указанием, предлагаемая работа является попыткой подойти к иконе на основании Веры, Религии и выяснить источники, вдохновившие ее создателей»[426]426
  Шеффер Н. Русская православная икона. С. 6.


[Закрыть]. На первой странице вводного раздела «Краткий обзор» приведена цитата из Иоанна Дамаскина: «Икона является для зрения тем, чем является слово для слуха. Она – божественное явление, и ее символическая сущность дает нам представление о Божестве. Я иду в церковь, которая есть прибежище души, я смотрю на св. иконы и моя душа просвещается»[427]427
  Там же. С. 7–8. Приводим часть цитаты.


[Закрыть]. На этой высокой ноте Н. П. Шеффер начинает свое умело написанное краткое изложение особенностей русской иконы, точнее ее основных иконографических типов и важнейших, по мнению автора, исторических обстоятельств ее жизни; затрагиваются и проблемы места иконы и других священных предметов, несущих изображения, в религиозном обряде. Проблемы стиля сознательно оставлены за пределами книги, хотя то здесь, то там в тексте разбросаны отдельные ремарки, например о «великом искусстве», развивавшемся до XVII века: «Поздние иконы сложных сюжетов утрачивают красоту и четкость великого искусства, но изучение их заслуживает внимания, как летопись веры и благочестия»[428]428
  Там же. С. 15.


[Закрыть]. Уловить какие-либо закономерности в стилевой эволюции или составить самое общее представление о школах в иконописи Древней Руси читатель не может. Ограничимся лишь одним примером: «В XV веке Андрей Рублев, монах Троице-Сергиевой Лавры, создал исключительно вдохновенный и гармонический образ Трех Ангелов Святой Троицы, сохраняя учение Православной Церкви». Далее в немногих строках приведено описание композиции и указано, что на Соборе 1554 года икона была избрана как образец для изображений подобной иконографии[429]429
  Там же. С. 44.


[Закрыть] (хотя последнего понятия автор явно избегал).

Текст монографии подчинен законам жанра популярного учебника – формулировки весьма обобщенные, далеко не всегда удается уяснить, к какому периоду русской истории относятся те или иные строки. Ссылки на литературу отсутствуют. Книга содержит вводную главу и двенадцать основных глав: ангелы и архангелы (4 типа); образы Господа Нашего Иисуса Христа (9 типов); иконы Пресвятой Богородицы (20 типов, систематизированы по алфавиту); Богоматерь Знамения и Печать Бога Живого (7 вариантов и параграф «Брачные венцы»); Печать Бога Живого в руках архангелов; Акафист пресвятой Богородицы (4 типа); Покров пресвятой Богородицы; Страстное Благовещение (Недреманное Око); церковное песнопение и икона (5 параграфов); дни недели или седмица; Страшный Суд; русские исторические бои на иконе (3 параграфа). Затем помещены краткие «Дополнительные заметки»: 1. Москва XVI–XVII века; 2. «Сорок Сороков» и происхождение хоругви; 3. Колокола; 4. Святой великомученик Георгий, Святой Николай Чудотворец, святой Меркурий в русских народных поверьях; 5. Апофеоз Меча и Корабль Веры; 6. Кресты и распятия; 7. Металлические складни. В конце располагаются 37 иллюстраций в лист.

Достаточно обширная, но не во всем точная библиография завершает каждую главу: помимо старой литературы (с большим числом статей из периодических изданий), в нее включены некоторые работы из томов Seminarium Kondakovianum, Byzantino-Slavica и ряд зарубежных русских изданий (среди них книги Л. А. Успенского, Г. П. Федотова, статьи и одна из книг А. Н. Грабара). Среди советских исследований указаны монографии В. Н. Лазарева «История византийского искусства» (1947) и «Искусство Новгорода» (1948), некоторые статьи М. В. Алпатова, М. К. Каргера, Н. В. Малицкого, Л. А. Мацулевича, а также отдельные сборники, такие как «Материалы по русскому искусству» (вып. 1, 1928), «Вопросы реставрации» (вып. 2, 1928). Число западных авторов невелико, среди них укажем Г. Милле, Э. Маля, Ф. Швейнфурта. Из исследований А. И. Анисимова находим лишь одно указание на «Владимирскую Богоматерь» (1928) и статью «Этюды о новгородской иконописи» (1914). Кроме того, повторим, есть общая ссылка на сборник «Вопросы реставрации» (вып. 2, 1928), где помещено обширное новаторское исследование ученого[430]430
  Анисимов А. И. Этюды о новгородской иконописи. 2. Чудо от иконы Богородицы // София. 1914. № 5. С. 5–21; Он же. Домонгольский период в древнерусской живописи // Вопросы реставрации. М., 1928. Вып. II. С. 102–180.


[Закрыть]. Стоит отметить, что Н. П. Шеффер не упоминает древнерусские тома «Истории русского искусства» (т. I–IV, 1955–1959), многие труды В. Н. Лазарева, хотя бы такие как «СССР. Древние русские иконы» (Нью-Йорк, 1958), «Андрей Рублев» (1960), «Феофан Грек и его школа» (1961), «Russian Icons» (N. Y., 1962); читатель не найдет в библиографии и крупных работ М. В. Алпатова, таких как, например, «Всеобщая история искусств» (т. III, 1955), «Андрей Рублев» (1943, 1959), не говоря уже о трудах менее известных советских исследователей. Не использовался и богатый иллюстративный материал указанных изданий.

Н. П. Шеффер явно не ставила перед собою задачу хотя бы в самой ограниченной форме отразить научную полемику в литературе последних десятилетий. Но все же можно отметить отступления от этой общей установки. Так, «Богоматери Донской» автор посвящает семь строк. Приведем фрагмент этого текста: «Икона приписывается письму Феофана Грека, но В. Лазарев отрицает это предположение, находя в исполнении ликов Богоматери и Христа так много русской задушевности, что исключает авторство Феофана Грека»[431]431
  Шеффер Н. Русская православная икона. С. 61.


[Закрыть]. Завершая очерк, напомним о машинописной сокращенной копии книги как о свидетельстве интереса к ней на родине автора.

Н. П. Шеффер составила каталоги двух небольших собраний русских икон в США[432]432
  De Savitsch E. C., Scheffer N. Russian ecclesiastical art, a descriptive catalogue of the de Savitsch collection. Washington, 1951; Idem. De Savitsch collection of rare Russian icons and other objects of ecclesiastical art (XI to XVIII centuries): icons tempera on wooden panels; auction in Zurich at the Savoy Hotel, October 1st, 1956. Rapperswil, [1956]; Scheffer N. Russian Icons. Ann Putman Collection. San Diego, 1962.


[Закрыть]. Ее перу принадлежит и серия статей под общим названием «Исторические портреты русских женщин», изданная в выходившем в Нью-Йорке журнале «Новое русское слово»[433]433
  В 2010 году Е. С. Боровская писала в своей статье «Материалы для вышитого оклада», что однажды ей пришлось завершать работу над вышитой иконой, не законченной мастерицей около 1954 года, когда та умерла, «исполнив 21 вышитую икону для одного храма в США». Автор хотела «помянуть женщину-изографа, которая следила за правильным православным рисунком вышивальщицы. Вышивала Тамара Данииловна Робсман, а ее изографом была Наталия Петровна Шеффер». Сайт золотошвейной мастерской «Убрус»: http://ubrus.ru/node/5348 (дата обращения: 29.12.2015). В своих письмах ко мне Боровская сообщала: «Н. П. предлагала, и видимо, рисовала некоторые иконы, которые Т. Д. Робсман вышивала. Н. П. расписала часовню, которую она построила у себя на даче где-то в штате Мериленд (где, честно, не знаю). Кто-то мне сказал, что после того как ее дачу продали, эту часовню куда-то перевезли на сохранение. ‹…› Иконы письма Н. П. Шеффер я сама не видала». Из записи рассказа Натальи Петровны 1980 года становится известно, что часовня была восьмигранной, в ней художница написала темперой Христа, Божью Матерь и всех святых. Кроме того, вышитая ею икона «Богоматерь Владимирская» демонстрировалась на выставках в США и Европе. Выйдя на пенсию в 1965 году, Н. П. Шеффер с успехом занималась керамикой, расписывала пасхальные яйца, создавала эмалевые кресты, занималась реставрацией тканей и гобеленов – результатом стали три персональные выставки. См.: Кисина А. Житие… С. 103–104. Вновь обратимся к письмам Боровской ко мне: Н. П. «меня с первой встречи поразила своей духовной силой и добротой. Когда мы познакомились, она была уже в инвалидном кресле из-за больного позвоночника. Я никогда не слышала от нее слова жалобы. И потом когда я больше узнала об ее жизни, она меня продолжала потрясать своей незлобной, все прощающей натурой, ибо у нее было много причин жаловаться. Но никогда никакого укора или роптания от нее не слышала». См. также: Кисина А. Образ Твой, над Русью вознесенный.


[Закрыть].

Так семена знаний и любви к русской иконе, посеянные А. И. Анисимовым в 1920-е годы в Москве, взошли спустя годы за океаном.