Текст книги "Политика аффекта"

Помимо этого, на выставке «Великая война» важным моментом была композиция предметов – то, как они расположены в пространстве музея. Именно конфигурация предметов отражала основную идею выставки.

Возникла идея показать, что мир изменился в Первую мировую. И мы создали два блока. Один блок самых ярких предметов кануна войны. И другой зал – образ войны. Тут уже страшные вещи, которые появляются в войну. Обезличенность войны, с одной стороны. Все ужасы войны. Колючая проволока, газовая атака. Вот на контрасте. ‹…› Была изначально заложенная композиционная идея. Что мы хотим на выходе получить. Какие ощущения… Мы знали, что люди придут в первый зал, там расшитые золотом мундиры придворные. Как было до войны. И ты им объясняешь, что вот через день уже все по-другому. ‹…› Помните: «нет страшнее толпы, чем толпа цвета хаки». Вот у нас в одном зале расшитые золотом яркие мундиры, лейб-гвардии семеновского полка, преображенского, измайловского, кавалергардского. А в следующем зале – те же эти полки, только они все одинаковые. Очень сложно понять, кто есть кто, потому что они все одинаковые. ‹…› Это была первая война, которая была столь масштабной. Она превратилась из войны армий в войны вооруженных народов. Вот на контрасте важно было показать сломавшийся мир. Первое августа, это та реперная точка. Мир «до» и мир «после». Мир уже совершенно другой с точки зрения восприятия мира, с точки зрения организации мира[517]517
  Интервью автора с Алексеем Арановичем. 2014. 2 сентября.


[Закрыть].

Алексей Аранович отметил также, что существенным фактором для того, чтобы установить эмоциональную связь между экспонатом и посетителем, являются культурные референции и ассоциации, связанные с выставленными вещами:

Конечно, всех поражали парадные камердинерские мундиры. Они как раз создавали эмоциональный фон России. Мне не нравится этот казенный термин «Россия, которую мы потеряли», но… помните картину «Заседание Государственного совета», где там все в таких мундирах? ‹…› Есть предметы, которые всех поражают, потому что мы о них знаем, они у нас ассоциации вызывают. Вот тужурка 1888 года. В такой тужурке Государь император изображен на серовском портрете. Портрет с Александрой Федоровной императрицей. Любил государь император такую простую одежду. Очень высокий эмоциональный ряд сразу возникает. Также эмоциональную реакцию вызывали образки, выкопанные на местах боев[518]518
  Там же.


[Закрыть].

Являясь одновременно профессиональным историком и реконструктором, Аранович в своей деятельности стремится «совместить две задачи, научно-историческую работу и living history». По его мнению, «живая история – это одна из форм привлечения людей к теме, и [один из способов] глубокого изучения темы». Неподлинные предметы играют свою особую роль и в понимании, и в популяризации Первой мировой:

Я не считаю, что реконструкция – это только игровые моменты. Это то, что называется «прикладные исторические исследования». ‹…› Фундаментальные направления исторической науки позволяют реконструировать исторические события на глобальном уровне, а прикладные исторические исследования, в частности историческая реконструкция, позволяют это сделать на микроуровне. На уровне жизни человека. Какого-то подразделения. Небольшой общности. Взвод, отделение, рота – это общность людей. Прикладные исторические исследования позволяют понять некоторые явления, которые для нас, если не прощупать все это, непостигаемы, невозможны с точки зрения понимания. Мы мыслим категориями человека XXI века, а реконструкция позволяет нам в какой-то мере построить модель человека конца XIX – начала XX века. Можно пощупать материал, надеть на себя, фактуру понять[519]519
  Интервью автора с Алексеем Арановичем. 2014. 2 сентября.


[Закрыть].

В настоящее время существуют разные формы сотрудничества между реконструкторами и музеями. Помимо предоставления предметов быта для выставок, в период юбилея реконструкторы участвовали в событиях, являвшихся частью культурной программы музеев, демонстрируя применение оружия или военной радиосвязи. Тем не менее присутствие в музеях новых предметов не лишает подлинные экспонаты ауры.

Особенная значимость подлинных предметов по сравнению с копиями заключается в том, что они свидетельствуют об эмоциональном состоянии человека на войне. Как отмечает Аннетт Беккер, подлинные личные вещи, принадлежавшие военным, имеют особую ценность как музейный предмет благодаря их невоспроизводимости в значении Вальтера Беньямина. Смысл выставленной вещи в том, что она привязана к времени и месту ее использования. Вещь, прошедшая войну, отражает мысли, чувства, эмоции (национальную гордость, стыд у военнопленных, ожидание любви, скуку). Беккер приводит в качестве примера принадлежавший военнопленному швейный набор, выставленный в историале в Перроне (Франция). Обычно швейный набор не является типичным атрибутом мужчины. Однако для военнопленного поддержание в порядке военной формы выступает продолжением борьбы, поскольку форма символизирует принадлежность к нации. Поэтому иголка с ниткой репрезентирует и продолжающуюся борьбу с врагом. Но она символизирует и своеобразный досуг, поскольку с помощью этого же инструмента пленные вышивали макраме вокруг фотографий любимых женщин. Иголки с нитками часто упоминались пленными в письмах как свидетельства их особой жизненной ситуации[520]520
  Becker A. Art, Material Life and Disaster. Civilian and Military Prisoners of War // Saunders N. J. (ed.) Matters of Conflict. P. 26–34.


[Закрыть].

Послание музейных предметов публике в контексте юбилея заключается также в том, каким образом они коррелируют с «сувенирами», оставшимися от войны и хранящимися у людей дома, и, соответственно, с семейной памятью. Значимость этой корреляции мы видим, например, в ходе празднования годовщины победы во Второй мировой войне 9 мая, когда награды и другие реликвии в той или иной форме «выходят» из домов в публичное пространство. В Великобритании и многих других европейских странах семьи хранят различные предметы, оставшиеся от Первой мировой или напоминающие о ней. Помимо подлинных реликвий и личных вещей ветеранов, в домах хранится утварь и посуда, отсылающая к военному быту, например вазы, изготовленные в послевоенные годы из снарядов. Согласно британским антропологам, вещи создавали «мост памяти» между военным и послевоенным периодами, являясь модераторами отношений между живыми и убитыми[521]521
  Saunders N. J. Material culture and conflict: The Great War, 1914–2003 // Saunders N. J. (ed.) Matters of Conflict. P. 5–25.


[Закрыть]. Между музейными предметами и семейными реликвиями, таким образом, существует тесная связь.

Что касается ситуации в России, то музейным предметом, который напоминает о семейных реликвиях, является, по-видимому, лишь фотография. Других примеров посетители музеев не приводили. В силу различных обстоятельств ХХ века – миграций, репрессий, потери имущества – сувениры Первой мировой были утеряны или же была забыта генеалогия этих вещей, в результате чего существует достаточно большой разрыв между музейной предметной средой и семейной.

Эмоции современников войны в текстуальных и визуальных документах 1914–1918 годов

Благодаря эмоциональному повороту в социальных науках был сформулирован тезис, что преобладание определенных эмоций в обществе может обусловить установление в нем политического и социального порядка, соответствующего этим эмоциям[522]522
  Nussbaum M. C. Political Emotions.


[Закрыть]. Следуя этой логике, можно предположить, что эмоции современников войны – это ключ к пониманию политических событий периода 1914–1918 годов. Поэтому большое значение имеют документы, свидетельствующие о мыслях, чувствах, переживаниях, надеждах, страхе, гневе, любви и ненависти на фронте и в тылу; документы, которые посетитель может сам прочитать и интерпретировать. Показ таких документов на выставках может позволить ему самому вступить в диалог с современниками.

Наибольшее количество отобранных кураторами текстуальных и визуальных документов (письма, открытки, плакаты, фотографии, распоряжения муниципалитетов, афиши культурных событий) иллюстрирует тему патриотического подъема элит и всего населения в первые два года войны, который проявлялся прежде всего в благотворительности.

Выставка «Москва в годы Первой мировой войны» в Музее Москвы была посвящена благотворительной деятельности москвичей. В начале войны Москву охватила филантропическая лихорадка. В частных домах, учебных заведениях, театрах были организованы лазареты для раненых. Собирались деньги и вещи для фронта и всех нуждающихся. «Кружечный сбор» денег «на табак солдату», на борьбу с чахоткой и в помощь беспризорникам позволял собирать по копейке немалые суммы. Значительное место на выставке занял показ «Фургонного сбора», осуществлявшегося в городе на протяжении пяти недель. К каждому дому в определенный день и час подъезжал запряженный лошадью фургон или даже автомобиль, куда можно было положить все, «что может напитать и утешить раненого». Внимание большинства посетителей привлек наиболее заметный объект на выставке – фургон Ford, с помощью которого собирали вещи[523]523
  Пыхова Н. Три выставки о Первой мировой; Принцева П. Москва в годы Первой мировой войны // GEO. 2014. 22 сентября / http://www.geo.ru/geo-priglashaet/moskva-v-gody-pervoi-mirovoi-voiny.


[Закрыть].

Музеи бывшей имперской столицы уделили теме благотворительности еще большее место. На выставке «Петроградский дневник», представленной в Особняке Румянцева, специальный раздел был посвящен военно-санитарным поездам, которые организовывали на свои средства состоятельные горожане, члены императорской семьи и представители высшей аристократии. Одна из владельцев особняка Дарья Лейхтенбергская (1869–1937) организовала санитарный поезд и сама отправилась на Юго-Восточный фронт. В самом здании особняка в годы войны находился лазарет артистов императорских театров. На фотографии, экспонировавшейся на выставке, были запечатлены артисты Мария Савина, Владимир Теляковский, Юрий Юрьев в день открытия лазарета. На выставке реконструирован быт лазарета с использованием подлинных предметов и военной формы, произведенной реконструкторами.

Музей-квартира Александра Блока сделала акцент на благотворительных концертах, спектаклях и поэтических чтениях, в которых участвовали деятели культуры. Благотворительная деятельность русской аристократии, в том числе царской семьи, в госпиталях и в Красном Кресте была показана на выставке «Эра милосердия», организованной в Конюшенном корпусе Центрального парка культуры и отдыха им. С. М. Кирова. На выставке Русского музея «Первая мировая война. 1914–1918» смысловой доминантой стало участие художников в создании патриотического дискурса. Как показано и в этом и в других музеях, благотворительные акции военного периода были немыслимы без визуальной агитации[524]524
  Визуальной агитации была также посвящена выставка «Образы войны. Первая мировая и художники авангарда» (1 января – 4 мая 2015) в Музее петербургского авангарда (Дом М. В. Матюшина). Там была представлена деятельность издательства «Сегодняшний лубок». Оно публиковало работы художников-футуристов, работавших в жанре русского лубка и сатирически изображавших противника. На выставке в петербургском Государственном музее политической истории России «Два мира одной войны» (30 июля – 15 сентября 2014) были сопоставлены русский и иностранный агитационные художественные дискурсы.


[Закрыть].

Тема благотворительности военного периода интересна сегодня именно своими деталями, формами этой деятельности, которые сегодня уже не существуют или видоизменились до неузнаваемости. Количественное преобладание материалов, связанных с патриотическим подъемом, объясняется обилием этой продукции в период войны, но отражает и общую ориентацию государственной исторической политики нашего времени, на которую ориентируются музеи в своей работе. Агитационно-благотворительная визуальная продукция является консенсусным экспонатом, достаточно интересным и экзотичным, чтобы заинтересовать публику, и прекрасно иллюстрирующим правительственный юбилейный дискурс. Тем не менее российские музеи делают свои выставки таким образом, что они видятся по-разному при беглом и при внимательном просмотрах. Например, выставка «Первая мировая война. 1914–1918» в Русском музее была посвящена произведениям, созданным в военные годы, и, соответственно, отражала все художественные тенденции этого периода. Визуально на ней доминировала агитационно-патриотическая художественная продукция. Однако текст аудиогида и каталог уделяли много внимания всем остальным художественным направлениям, что позволяло заинтересованному посетителю выстроить иначе свой визит и получить более объемное – и совершенно иное – представление о настрое современников.

Отметим, что тема патриотизма и благотворительности, занявшая столь важное место в российских музеях, была мало отражена на аналогичных европейских выставках, что показывает, что в европейских странах существует иной запрос общества и государства, иной социальный консенсус по поводу того, какие экспонаты имеют первоочередное значение для широкой публики.

Из исторических публикаций и мемуаров известно, что энтузиазм первых месяцев войны в дальнейшем уступил место другим эмоциям. То, как постепенно уходил из общества патриотический подъем, уступая место безразличию и нигилизму, осталось за кадром российских выставок. Также мало отражения нашли пацифизм и антивоенные настроения части интеллигенции, особенно ее левого крыла[525]525
  Исключение составляет выставка «Русские социалисты в Первой мировой войне 1914–1918 гг.: поиски решений проблем войны и мира» (21 ноября – 5 декабря 2014) в Российской национальной библиотеке (РНБ) в Петербурге.


[Закрыть]. На европейских выставках, наоборот, уделяется значительное внимание критике войны, страданиям и разочарованиям военных и мирного населения, изнуренных долгими годами лишений и ограничений.

Также на российских выставках чаще, чем на европейских, присутствовали визуальные и текстуальные свидетельства эпохи, связанные с религиозными чувствами военных и с присутствием церкви на фронте. Развивая идею Софи Ваниш о том, что исторический музей музеализирует не историческое знание, а символические системы, можно заметить, что «православная вера» является (наряду со значимостью фигуры царя) одним из символов, усиленных и закрепленных во время юбилея. Многие выставки содержали экспонаты, намекающие на религиозность элит и народа, причем обычно это была не содержательная презентация, а именно намек на то, что это важно. Эта непроговоренность и молчаливое присутствие на стенах, как бы самоочевидность икон или знамен с девизом «С нами Бог» позволяют институционализировать значимость религиозности через выставочные проекты. При показе музеями религиозности народа и религиозных символов, как и в случае с «героизмом», наблюдается нехватка дистанции по отношению к языку современников.

В отличие от этих повсеместных намеков, специализированная выставка в Музее истории религии, посвященная роли Русской православной церкви в событиях начала ХХ века, очень четко продемонстрировала определенную роль священников как профессионального корпуса в армии, а также весь сложный спектр верований, бытовавших на фронте[526]526
  «За веру, царя и отечество». Выставка, посвященная 100-летию начала Первой мировой войны и роли Русской православной церкви в событиях начала ХХ века. 24 июля – 15 сентября 2014.


[Закрыть].

Выставленные экспонаты открывали малоизвестные стороны войны как морального противостояния. В России, как и в других странах, на фронтах были распространены, помимо христианского мистицизма, различные суеверия, вера в сверхъестественные явления, наличие в полках маскотов[527]527
  Фр. mascotte (амулет, фетиш, живое существо, приносящее счастье). Маскотами называли животных, которые жили при полках, которых возили повсюду с собой, кормили, оберегали и которые, как считалось, приносили удачу.


[Закрыть], амулетов и чудотворных икон. Военные считали, что высшие силы на их стороне; солдаты воспринимали необычные явления как «знамения» и верили, что смертельно раненым воинам «является господь». На выставке в Музее истории религии был также сделан сравнительный анализ «явления ангелов» во время сражения при Монсе (Франция) и явления русским солдатам Восточного фронта Божией Матери осенью 1914 года перед битвой под городом Августов (Сувалкская губерния Российской империи).

В ситуации падения морального духа войск вследствие отступлений и потерь задача влияния на умы солдат была возложена на полковых священников. Им предписывалось «вести отечески простые задушевные беседы с нижними чинами, наблюдая за слабейшими и поддерживая их» и убеждать, «что каждый шаг неприятеля вперед ослабляет его, что впереди у нас множество сил и средств, тогда как неприятель мобилизовал свои силы и теперь расходует последние свои резервы»[528]528
  Протопресвитер военного и морского духовенства – духовенству воинских частей действующей армии. 14 сентября 1915 года. № 3287. Ставка Верховного главнокомандующего (экспонат выставки «За веру, царя и отечество»).


[Закрыть]. Мы видим на этом примере возможность показа церкви, священников и паствы в музее как определенной исторической конфигурации, а не как вневременного внеисторичного намека на божественное присутствие.

Отметим также, что в музеях Москвы и Петербурга за редким исключением не было отражено участие мусульманского населения империи в войне, хотя ситуация военных-мусульман была еще сложнее, чем православных[529]529
  Габдрафикова Л. Первая мировая война глазами солдата-татарина: нехаляльная еда, отсутствие муллы и запрет на родной язык // Реальное время. 2016. 19 октября / https://realnoevremya.ru/articles/45813.


[Закрыть]. Конечно, эта тема была отражена в региональных музеях, но молчание на эту тему в бывшей и нынешней столицах указывает на то, что наследие Российской империи показывается как русское и православное. Вопрос об участии мусульман в войне является также неоднозначным и даже конфликтным для региональных элит, поэтому его освещение еще ждет своего часа.

Самым универсальным способом передачи эмоций современников войны оказались фотографии эпохи. Фотография – документ, интересный, понятный и доступный посетителям всех возрастов, мужчинам и женщинам, вне зависимости от их уровня образования и знания военной истории. Фотографии были представлены почти на всех выставках.

Самая крупная специализированная выставка фотографий периода 1914–1918 годов из разных стран была организована Мультимедиа Арт Музеем (МАММ/Московский дом фотографии). Она была показана в Москве и в нескольких городах Поволжья. На выставке были представлены сотни фотографий из музеев и частных коллекций и другие аудио– и видеосвидетельства. В публикациях журналистов, пишущих о выставках, проскальзывала мысль, что фотографии наряду с аудиозаписями, возможно, наилучшим образом передают эмоции современников:

Эта выставка была одной из первых, открытых в Москве к 100-летию начала войны, и остается одной из самых интересных, «личных», «эмоциональных». ‹…› Все это помогает видеть и слышать войну так, как ее видели и слышали люди, жившие в эти годы и в ней непосредственно участвовавшие[530]530
  Пыхова Н. Три выставки о Первой мировой.


[Закрыть].

Фотографии описывали многие аспекты военного быта (окопы, поля сражений, быт солдат, развлечения и досуг на фронте, лазареты, лагеря военнопленных, заводы, разоренные деревни). Если Дом фотографии выставил зарубежные фотодокументы, то Музей артиллерии показал фотографии, сделанные в российских военных частях[531]531
  Белогубцева Н. Военный альбом. 100 фотографий Первой мировой войны (1914–1918). СПб.: Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи, 2014.


[Закрыть]. Фронтовые репортажные фотографии российских фотографов носили в основном постановочный характер. Тем не менее и постановочные фотографии способны передать ощущение тягот военного быта как в землянках, так и в лазаретах. Посетители отмечали в интервью, во-первых, лица современников войны («совсем другие лица»), во-вторых, понимание того, что многие из изображенных людей не пережили войну. Произвел впечатление и полевой быт, трудности которого посетитель способен легко домыслить. Также фотографии в большей степени, чем другие предметы, напоминали о семейных историях:

Во-первых, уровень этих фотографий меня очень удивил. Они очень хорошего качества и, в общем, достаточно разнообразные. Особенно удивила фотография с аэроплана. Очень было интересно смотреть «женский батальон», где я никак не могла увидеть женщин. Потом есть вещи, которые накладываются на семейный контекст. Например, моя бабушка работала в Красном Кресте. И вот я увидела там медсестер. У нас дома есть фотография – она в таком же облачении. Тоже она в 1914 году где-то на турецкой границе работала, где-то там. И я увидела таких вот медсестер и подумала, что вот, это как-то координируется с тем, что я видела и слышала дома (женщина, 67 лет, высшее образование, биолог).

Придание смысла опыту переживания войны через обращение к литературе и к поэзии Серебряного века

«Приближался не календарный – настоящий двадцатый век», – из динамика на входе в зал выставки в МАММ на шестом этаже звучит хрипловатый голос Ахматовой. Строки «Поэмы без героя», написанной Анной Андреевной о предреволюционных – и предвоенных – годах, размеренно читаемые автором – словно эпиграф к экспозиции музея о Первой мировой[532]532
  Речь идет о выставке «Война, покончившая с миром» (9 июля – 19 октября 2014) в Московском доме фотографии (Мультимедиа Арт Музей): Пыхова Н. Три выставки о Первой мировой.


[Закрыть].

Во многих выставочных пространствах в той или иной форме присутствовала поэзия Серебряного века. Строки из стихов Анны Ахматовой, Александра Блока, Николая Гумилева, Сергея Есенина использовались в названии выставок[533]533
  Выставки «О доблестях, о подвигах, о славе» (24 сентября – 5 ноября 2014) в Оружейной палате, «Мир начинался страшен и велик» (20 сентября – 24 ноября 2014) в Государственном литературном музее в Доме Остроухова, «Петроградское небо мутилось дождем, на войну уходил эшелон» (27 ноября 2014 – 26 мая 2015) в Музее-квартире А. А. Блока.


[Закрыть], они были написаны на стенах или звучали из репродукторов. Биографии поэтов и создание стихов в период войны также были предметом показа. Весомое присутствие поэзии было оригинальной чертой российских выставок по сравнению с европейскими и общей нитью, которая связывала выставки между собой.

Присутствие стихотворных строк придавало выставкам эмоциональность. Помимо этого, оно вписывало переживания, связанные с Первой мировой войной, в контекст всей русской культуры, напоминая о том, что эта война хоть и была забытой в политике, но оставила след в культурной памяти.

Вкрапления поэзии составляли интересный контрапункт визуальным и текстуальным свидетельствам патриотического порыва, усложняя месседж выставок и погружая посетителей в атмосферу смутных предчувствий. Однако эти намеки были значимы в основном для тех, кто мог их понять и вспомнить за строчкой все стихотворение. Они обращались именно к тому типу посетителя, с которым у музея существует интимная связь и чьим мнением музеи особенно дорожат. Апелляция к поэзии придавала смысл переживанию войны и выводила тему Первой мировой за пределы сиюминутных политических задач и интерпретаций.

Использование русской поэзии музеями не совпадало с теми литературными референциями, которые спонтанно выдавали посетители. Они знают эту войну в основном благодаря иностранной литературе, и именно она является для них источником представлений об эмоциях современников. Были упомянуты Эрих Мария Ремарк, Генрих Белль, Эрнест Хемингуэй, Ричард Олдингтон, Луи-Фердинанд Селин. На основе чтения книг эти посетители формулировали запрос к выставкам:

Меня интересует, где правда. Вот есть романы, посвященные Первой мировой войне, где все красиво. Все ходят в атаку… А у Ремарка все другое. «На Западном фронте без перемен» и продолжение – «Возвращение». Там другое. Возвращаются солдаты, и слепые, и калеки. И еще потом в Германии революция. И в Россия была революция. Страшное время и для Германии, и для России. Все люди воевали за свободу. И Ремарк писал, что он воевал за свободу. И французы воевали за свободу. Но цена… мне кажется, что не должна была быть заплачена такая цена (мужчина, высшее образование, 23 года, аспирант, историк).

На этом и других примерах видно, что музейная презентация темы в юбилейный период многослойна, поскольку музеи имеют несколько функций и адресатов. Как государственные институции музеи находятся в диалоге с государственной исторической политикой, но они также находятся в диалоге с гражданским обществом, городской интеллигенцией и туристической индустрией. Познание и осмысление войны через литературу и поэзию свойственно не самой многочисленной, но значимой части аудитории, и музеи ищут способы обращения к ней.

Восприятие выставок посетителями

Восприятие юбилейных культурных событий публикой изучалось социологами в разных странах. Французский проект, называвшийся «Коммеморация на практике», поставил своей целью понять, какое влияние оказывали юбилейные события 2014 года на публику, каким образом люди «практикуют» коммеморацию, в частности, как они смотрят музейные выставки[534]534
  La commémoration en pratique. Usages et appropriations du centenaire de la Première Guerre mondiale // Matériaux pour l’histoire de notre temps. 2016. № 121–122.


[Закрыть]. Исследования продемонстрировали, что восприятие как выставок в целом, так и каждого экспоната по отдельности определяется исключительно жизненным опытом человека и его культурным горизонтом. Послание выставки усваивается лишь частично, оно понимается всегда по-разному, проходя через призму восприятия посетителя, и вполне может превратиться в свою противоположность. Например, Жанна Тебуль и Сильвен Антишан проводили исследования на выставке «Фронтовики Изера» в Музее сопротивления в Гренобле, опрашивая посетителей у витрины, где были выставлены личные вещи летчика Адольфа Селестена Пегу, погибшего в бою в 1915 году. Они получили целый спектр различных ответов касательно смысла выставленных предметов, и эти ответы невозможно свести к общему знаменателю[535]535
  Antichan S., Teboul J. Faire l’expérience de l’histoire? Retour sur les appropriations sociales des expositions du centenaire de la Première Guerre mondiale // Matériaux pour l’histoire de notre temps. 2016. № 121–122. P. 32–39.


[Закрыть]. Также опрос на выставке «Взгляд с фронта. Репрезентации Первой мировой» в Музее армии в Париже показал, что одни посетители видят смысл выставки в том, чтобы «гордиться Францией», потому что «патриотизм по-прежнему очень важен», а другие считают ее очередным подтверждением необходимости создания общей Европы[536]536
  Опрос с помощью анкет и фокусированных интервью проводился командой исследователей, включая автора данной статьи, на выставке в Музее армии (Дом Инвалидов) в Париже («Vu du front. Représenter la Grande Guerre». Musée de l’Armée/BDIC. 15 октября 2014 – 25 января 2015).


[Закрыть].

Мой опрос посетителей выставок в Музее артиллерии в Санкт-Петербурге и анализ книг отзывов позволяет сделать аналогичный вывод. Для того чтобы придать смысл тому, что они видят и слышат, посетители мобилизуют самые разные познания, не обязательно связанные с прошлым и историей: недавно просмотренные телепередачи, зарубежные романы о Первой мировой войне, фильмы о Второй мировой, профессиональный опыт, личный опыт, семейную историю, свою и чужую гендерную принадлежность, собственное мнение о политической ситуации в мире. Спектр зрительских ассоциаций оказывается бесконечным и может быть в большей или меньшей степени далек от послания и содержания выставки.

Один и тот же посетитель может ответить противоположным образом или во всяком случае очень по-разному, в зависимости от того, как сформулирован вопрос. Отвечая на вопросы общего характера – «О чем эта выставка?», «Каково в целом послание выставки?», «Для чего нужны такие выставки?», «Какова социальная функция подобных выставок?», – посетители вспоминали медийный юбилейный дискурс о Первой мировой, а также о текущей политической ситуации, который различался в зависимости от их источников информации. Выставка являлась, таким образом, лишь предлогом для того, чтобы утвердить существовавшее до этого политическое мнение. Неудивительно, что при ответе на приведенные выше вопросы посетители разделились на две категории: патриотически настроенные граждане, которые при виде экспонатов испытывали гордость за Россию и ее военную доблесть, и пацифисты, которые обращали внимание на численность потерь, ошибки командования, (не)обоснованность участия в конфликте, тяготы любой войны для населения.

Если же вопрос касался конкретно выставленных экспонатов или группы экспонатов, то, характеризуя впечатлившие их предметы, посетители чаще всего вспоминали свой личный опыт. Разговор о конкретных предметах был более нестереотипным, личным и эмоциональным и мог иногда даже в чем-то противоречить высказываниям общеполитического характера.

Можно, таким образом, констатировать, что выставки порождают как личные, так и политические эмоции. Политические эмоции являются по умолчанию коллективными и во многом определяются тем, в каком дискурсивном поле находятся посетители, а личные связаны с индивидуальным опытом, личной биографией человека и семейной историей. Эти два типа эмоций иногда могут противоречить друг другу. Например, люди гордятся военной мощью России и ее армией, довольны тем, что армия растет, вооружается и проявляет себя в горячих точках, но в то же время осознают, насколько трудно, травматично и опасно для обычного человека участвовать в военных действиях или даже переживать войну в тылу.

Пацифизм, страх войны и отрицательное отношение к оружию

Столетие начала Первой мировой войны совпало с началом российско-украинского конфликта. Лето 2014 года ознаменовалось тревожным настроением населения, смотревшего телевизионные передачи о событиях на Украине. Эта тревожность нашла отражение во впечатлениях от выставок у посетителей. Книга отзывов Русского музея о выставке «Первая мировая война. 1914–1918» содержала 240 записей, из которых примерно пятнадцать процентов прямо или косвенно свидетельствовали о страхе их авторов перед войной. Иными словами, посетители использовали книгу отзывов в качестве трибуны для антивоенного пацифистского высказывания:

Спасибо! Очень интересно и страшно… Думать о войне… Мирного неба!

Очень хорошая выставка. Не нужно никаких войн, только искусство, только творчество.

Спасибо за выставку! Война была несправедлива с обеих сторон, однако оболваненными военной пропагандой стали и россияне, и немцы, и англичане, и французы. Нельзя снова стать жертвой геополитических иллюзий. Жизнь важнее.

Прошло сто лет, опять война, пусть все увидят, ужаснутся и руки протянут…

Удивительно актуальная выставка. Люди, опомнитесь и уразумейте, что несет война!

Спасибо за напоминание об ужасах войны! Спасибо художникам, передавшим состояние общества в тот период 1914–1918 гг. Спаси господи от повторения подобного!

Вы что, не понимаете, что это привело мир и Россию к катастрофе? Это была война, на которой погибла Европа. И сейчас она гибнет.

Все повторяется… Может быть, будем умнее?

В Музее артиллерии пацифистская ориентация некоторых посетителей проявлялась в отрицательном отношении к выставленному оружию: «Я к оружию отношусь однозначно отрицательно. Это орудие уничтожения. А я сама мама» (женщина, 35 лет, высшее образование, биолог). Такие посетители, соответственно, сообщали о своем предпочтении иных экспонатов – предметов быта, фотографий, которые воспринимались ими позитивно, как «наша история». Отметим, что оружие в России, как и в других странах, относится к категории «постоянно опротестовываемых вещей», к которым часть общества испытывает огромный интерес, а другая часть – отвращение. Негативные высказывания об оружии позволяют конкретизировать, «материализовать» пацифистский настрой посетителя[537]537
  Saunders N. J., Cornish P. Contested Objects: Material Memories of the Great War. London: Routledge, 2009.


[Закрыть].

Некоторые посетители выставок в целом критически отнеслись к отмечанию столетия Первой мировой войны в героизаторском ключе, к акцентированию мощи и достижений армии, потому что, по их мнению, это способствует росту милитаризма в обществе. Поэтому они посещали мероприятия юбилея очень выборочно или не посещали их вообще:

На выставки о войне я хожу крайне редко и темой военной истории мало интересуюсь. Это мой личный, навеянный политической ситуацией выбор, это мягкая форма фронды. В то время, когда на официальном уровне все больше внимания вооруженным силам, я поддерживаю образ штатского человека, интересующегося невоенными темами (выставка в Российском государственном историческом архиве, мужчина, 29 лет, историк).

Гордость и досада за Россию, ностальгия по империи и долг памяти

На другом полюсе находятся патриотические чувства. На выставках люди испытывали гордость в целом за страну и ее историю, ее «силу», «мощь», «могущество». Для подкрепления своего чувства гордости они вспоминали самые разные достижения и победы России, упоминали важные даты из разных эпох и не забывали об «опасностях», грозящих сегодня России, стараясь не затрагивать не совсем очевидную для них роль страны в Первой мировой войне и малоизвестную им историю этой войны:

Большинство изучает историю, и должны изучать, чтобы не повторялось. Они должны побольше читать и интересоваться. Надо знать историю нашей России. Мы должны гордиться нашей Россией. Тем более сейчас такие катаклизмы происходят. Но мы выдержим все-таки. Нужно гордиться и нашим Путиным, и нашими людьми (женщина, 60 лет, маляр-штукатур, жительница Якутии).

Идея выставки… За родину. Единение. Что Россия – одна большая держава. Великая и могущественная. То есть любой враг… Хоть я, конечно, против любой войны… Но тем не менее, если не дай бог война, вся Россия встанет, начиная от Владивостока, и полностью вся Сибирь (мужчина, 40 лет, высшее образование, финансист).

Первоочередное – это патриотизм. Я просто смотрю – и душа радуется, что такие картины. В последнее время люди забывают про это. На американцев смотрят и забывают про Русь-матушку (мужчина, 16 лет, школьник, житель Самары).

Тем не менее многие гордящиеся историей страны посетители выражали печаль по поводу исхода войны: «Какой могучий народ, герои, богатыри, должны были победить! Очень жаль, что все коту под хвост» (книга отзывов Русского музея, женщина, жительница Санкт-Петербурга). Некоторые посетители также проявляли имперское сознание и высказывали недовольство тем, что амбиции империи не были достигнуты: «К сожалению, Русский народ не воспользовался плодами победы и на Святой Софии до сих пор не водружен Православный Крест!» (книга отзывов Русского музея, мужчина, профессор технического вуза, житель Омска). Наконец, часть посетителей отмечала, что Россия сыграла в Первой мировой войне значимую роль благодаря прежде всего «титульной нации» империи: «Отечественная война, слава русского оружия – это хотелось бы увидеть во вступительном тексте юбилейной выставки» (книга отзывов Русского музея).