Текст книги "Психология человека в современном мире. Том 2. Проблема сознания в трудах С. Л. Рубинштейна, Д. Н. Узнадзе, Л. С. Выготского. Проблема деятельности в отечественной психологии. Исследование мышления и познавательных процессов. Материалы Всероссийской юбиле"

Такое представление о рациональности включает в себя более глубокое понимание возможностей познания, нежели в случае простого соблюдения законов и правил логики. Логические методы познания служат лишь инструментом по знания. Главное в познании – деятельность ученого как субъекта познания и адекватное соответствие процесса получения знания, особых стандартов рассуждения субъекта процессу познания в целом. Можно рассматривать данную точку зрения как стремление субъекта познания адекватно отразить в вербальной форме все нюансы взаимосвязи объекта и субъекта познания, как стремление наиболее полно выявить особенности перехода от абстрактного к конкретно-всеобщему с учетом особенностей эволюции взаимосвязи объекта и субъекта познания. Такая рациональность является гибкой. Она дополняет «классическую» (логически «жесткую») научную рациональность.

Поиск истины в науке как смысл деятельности ученого сочетает оба вида рациональности – «жесткую» и «гибкую».

В философском смысле «гибкая» рациональность как логическое познание учитывает роль предпосылочного знания, методологии, культурно-исторических условий научного творчества по знающего субъекта и соотносит ее со своим прошлым посредством оборачивания метода и уплотнения научного знания, обнаруживая в себе ростки будущего. Гиб кость характеризует субъекта со стороны его первичных антропологических и психологических характеристик, а также со стороны приобретаемого нового или проявляющегося латентного качества субъекта в его деятельности по взаимодействию с окружающей средой. Гибкость сознания познающего субъекта рассматривается как эффективное свойство сознания, способствующее совершенствованию, трансформации и модернизации методологии решения практических и теоретических задач.

Исходя из данных соображений, гибкая рациональность характеризуется нами как проявление человеческого интеллекта в сфере философии и науки на основе не только и не столько соблюдения логических законов и правил, сколько с учетом целерациональности и целесообразности познавательного процесса, различных способов, методов (индуктивных, дедуктивных и др.) получения знания, а также эволюции понимания знания самим субъектом. Такое представление о рациональности включает в себя более глубокое понимание возможностей познания, нежели в случае простого соблюдения законов и правил логики. Гибкая рациональность – это свободное развертывание ментальной сущности активно познающего субъекта, его самосознания в процессе деятельности.

Гибкая рациональность свойственна постнеклассическому типу рациональности, сочетающему как диалектическое мышление, достигшее стадии конкретной всеобщности в теоретическом сознании, так и синергетическое мышление, демонстрирующее нелинейность, стохастичность процесса по знания. Истоки гибкой рациональности складывались и в других исторических типах рациональности. При этом гибкая рациональность предстает как высшая форма стратегии познания.

Гибкая рациональность имеет две «ипостаси» – гибкость рациональности как знания и гибкость рациональности как деятельности, включающая гибкость методологии самой деятельности.

Гибкая рациональность – это развертывание ментальной сущности активно познающего субъекта, его самосознания в процессе деятельности. Становление гибкой рациональности – процесс вероятностный, а не алгоритмизированный.

Таким образом, задача и смысл науки, научной деятельности субъекта – дать всеобъемлющую картину знаний не только об объекте исследования, но и о самом субъекте – «живом», настоящем, действующем субъекте, создающем картину мира об объекте в соответствии со своим ментальным опытом; включить субъекта в ту картину мира, которую он изучает – как его неотъемлемую часть, причем – наиболее активную, весомую, результативную, эффективную, системообразующую, без которой нет как объекта познания, так и самого процесса познания в целом.

Можно сказать, что поиск смысла есть познавательный процесс с доминантой гибкой рациональности, а результат этого процесса, т. е. обретение смысла, есть процесс с доминантой жесткой рациональности как ядра деятельности. Ведь, найдя смысл, субъект обретает себя, становится «субъективно неуязвимым», «его ничем не одолеешь». Смысл (ценности, взгляды и т. п.) становится особой духовной реальностью обновленного субъекта.

В процессе становления участвуют различные методы и формы рационального познания и формы иррационального познания (например, интуиция, воображение, сомнение), адекватные раскрывающимся новым возможностям познающего субъекта, заинтересованного в реализации своих потенциальных когнитивных возможностей и способностей. Ведь «всякая собственно мыслительная форма по идее должна снимать и свертывать в себе длинный и сложно организованный процесс последовательных и звездообразно стыкующихся мыслительных, рефлексивных и метамыслительных фиксаций, а понимание этой мыслительной формы предполагает обратный процесс развертывания (по сути дела, декодирования) всей этой сложной последовательности мыслительных, рефлексивных и метамыслительных преобразований» (Щедровицкий, 1986). А генератором всех этих переплетений и преобразований является субъект, активность его сознания и самосознания, проявляющиеся в деятельности. Как говорил Ницше, «свет внутри меня».

Говоря о гибкой рациональности поиска смысла, отметим еще две его составляющую – лингвистическую и коммуникативную.

Все свои действия познающий субъект сопровождает в общении посредством языка, речи (внутренней или внешней), выражает свои знания, мысли в знаковой форме. А смысл есть содержание того или иного выражения (знака, слова, предложения, текста). Употребляя те или иные языковые выражения, субъект показывает уровень познания смысла, а также осмысленность самого языкового выражения. Язык выступает средством, инструментом членения и осмысления мира (Витгенштейн, 1921). В основе осмысления лежит понимание. Смысл и есть структурное представление процессов понимания, структурный коррелят самого пони мания, задающий особую форму существования знаков.

С рождением когнитивных наук фиксируется форма гибкой рациональности – когниция, концепт, категория (как грамматическая форма). Различные языковые структуры соответствуют формам выражения когнитивного содержания. Они всегда адекватны культуре мышления познающего субъекта, его исторической эпохе. В настоящее время интенсивно развиваются исследования по совершенствованию языковых средств выражения новых форм рациональности. Когнитивная наука выделяет и описывает концепт как опорный пункт человеческого знания. Концепт как языковое средство есть универсальный способ превращения объективного мира в мир человеческого (смыслового) бытия. Концепт реализуется в слове, в словосочетании, высказывании, дискурсе. Результаты исследования генезиса и функционирования языкового сознания подтвердили актуальность выдвижения и дальнейшего изучения когнитивными науками, прежде всего когнитивной лингвистикой, антропоцентрического фактора, подчеркивающего значимость и активную роль говорящего субъекта в процессах смыслопорождения и конструирования языковой, а вместе с ней – и общей картины мира. Язык фиксирует индивидуальные характеристики познающего субъекта как части этноса, а за ним стоящие характеристики самого этноса, его культуры, бытового и иного дискурса.

Концепт, являясь элементом языковой картины мира как частного вида модели мира в целом, выполняет свои вербальные и мировоззренческие функции: языковая картина мира строится как результат речемыслительной деятельности; выражаются глубинные смыслы познающего субъекта и его этноса; аккумулируется культурный уровень каждой языковой личности, включенной в конкретно-историческую эпоху; фиксируются культурные ценности, отношения, идеалы, этнопсихологические и этнолингвистические особенности определенного исторического времени. Подтверждается антропоцентрический принцип устройства языка, согласно которому в основе языковой действительности находится сам человек. В концепте субъект, реферируя получаемую в культурно-этническом социуме информацию, обрабатывает и перерабатывает ее, опираясь на определенные методологические предпосылки, установки, ценности. Концепт как «новый продукт» представляет собой объективную информацию в субъективном видении, на основе и в соответствии со своими ментальными особенностями, «когнитивной матрицей», аналитическими способностями, включая также и иррациональные формы познания. Так концепты, прежде всего философские, предстают как регулятивы гибкой рациональности.

Концепт вербально фиксирует результаты восприятия мира в процессе поиска смысла. Здесь уместно проанализировать высказывание С. Л. Рубинштейна: «Чувственное и смысловое содержание восприятия… не рядоположны; одно не надстраивается внешним образом над другим; они взаимообусловливают и взаимопроникают друг в друга» (Рубинштейн, 2005, с. 235).

С. Л. Рубинштейн не говорил непосредственно о концепте, но его отношение к идее Гельба и Гольдштейна, выдвинувших положение о том, что основной особенностью нормального восприятия человека является его «категориальность», вызвало резкую критику: «Мы отвергаем эту идеалистическую концепцию категориальности восприятия и исходя из диалектического тезиса о единстве общего и единичного в восприятии человека» (там же, с. 238).

Используя концепт в качестве вербальной характеристики гибкой рациональности, мы тем самым солидарны с С. Л. Рубинштейном, что восприятие – это еще не логика, не рациональное, выраженное в категории. «Концепт – форма про то типической категоризации и ее результат. Иная ипостась концепта – быть регулятивом гибкой рациональности, проявляя свою сущность как единство и форма рационального и иррационального познания в деятельности эмпирического субъекта, включенного в конкретный культурно-исторический социум» (Масалова, 2006, с. 11). Организуя способы видения, конструирования реальности, концепт отличается от других конструктов, обладающих чисто познавательными инструментальными функциями, именно своей онтологической «наполненностью» – отражением целостности способов видения, конструирования и конституирования картины мира познающим эмпирическим субъектом.

Сущность смысла открывается также в его коммуникативной природе. Коммуникативная модель гибкой рациональности поиска смысла характеризует индивидуальность восприятия познающего субъекта в процессе деятельности и общения и проявляется в социальном взаимодействии, в котором действующий субъект предстает «живой формулой», социальным «Я», предзадающим содержание знания об объекте индивидуальными «перспективами» (Мead, 1950). Гарантом его «объективности» является не тот факт, что он адекватно отображает реальный мир, а то, что он является выражением коллективного опыта, передаваемого куль турой и существующего в этом плане независимо от индивидуального сознания.

Поиск смысла диалогичен, «актуализироваться он может, лишь соприкоснувшись с другим (чужим) смыслом, хотя бы с вопросом во внутренней речи понимающего» (Бахтин, 1986).

Таким образом, мы нашли аспект поиска смысла в деятельности посредством гибкой рациональности, которая характеризует познающего субъекта во всей полноте его когнитивной природы. Проблема гибкой рациональности не решена, она находится лишь на стадии окончательного осознания необходимости ее дальнейшей более глубокой теоретической разработки. Впереди работы по нахождению механизма, форм, методологии гибкой рациональности. Смысл и здесь выступает как динамическая система сознания, а мышление предстает и как процесс, и как деятельность. Идеи С. Л. Рубинштейна получают в постнеклассической науке новую трактовку, новое видение.

Литература

Асеев В. Г. Мотивационные характеристики реализации смысловых установок // Вопросы психологии. 1999. № 6.

Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники: Ежегодник 1984–1985. М., 1986.

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1921.

Гилфорд Дж. Три стороны интеллекта // Психология мышления / Под ред. A. M. Матюшкина. М., 1968.

Ермакова Е. С. Изучение гибкости мышления дошкольников // Вопросы психологии. 1987. № 2.

Золотухина-Аболина Е. В. Рациональное и ценностное (проблемы регуляции сознания). Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1988.

Калмыкова З. И. Продуктивное мышление как основа обучаемости. М., 1981.

Масалова С. И. Философские концепты как регулятивы гибкой рациональности: трансформация от античности до Нового времени. Ростов-на-Дону: Изд-во РГПУ, 2006.

Ойзерман Т. И. Рациональное и иррациональное. // Вопросы философии. 1977. № 2.

Порус В. Н. Цена «гибкой» рациональности (о философии науки Ст. Тулмина) // Философия науки. Вып. 5. М., 1999.

Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 2005.

Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957.

Тулмин С. Человеческое понимание. М., 1984.

Чудновский В. А. К вопросу о структуре смысла жизни //Вопросы психологии. 1998. № 6.

Чудновский В. Э. Смысл жизни как психологическая реальность // Вопросы психологии. 1999. № 1.

Щедровицкий Г. П. Схема мыследеятельности – системно-структурное строение, смысл и содержание // Системные исследования: Ежегодник. 1986. М., 1987.

Мead D. The philosophy of the act. Chicago, 1950.

В. Н. Носуленко, И. В. Старикова (Москва) Предпочтение и субъективная оценка различия акустических событий, преобразованных средствами звукозаписи[3]3
  Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 08-06-95072а/Чел.


[Закрыть]

В экспериментальном исследовании изучались особенности восприятия и оценки человеком звуков, преобразованных современными системами звукозаписи. Необходимость такого исследования определяется отсутствием систематического анализа влияния новых характеристик акустического окружения человека на его восприятие. Подобное влияние возможно в связи с массовым распространением новейших разработок в области записи и кодирования аудиоинформации. При этом в окружающей человека среде увеличивается доля «искусственных» звучаний, у которых нет выраженной предметной отнесенности к источнику. Возникают новые качества акустической среды, что требует новых подходов к их анализу (Носуленко, 1988).

При организации исследования мы опирались на перцептивно-коммуникативный подход и идею о воспринимаемом качестве объектов и событий окружающей среды (Носуленко, 2007).

Воспринимаемое качество характеризует систему субъективно значимых свойств события, образующих ядро перцептивного опыта. Имеется в виду та сторона анализа предметного образа, которая связана с опосредованностью восприятия практической деятельностью человека (Ананьев, 1960; Рубинштейн, 1957, 1959). Отношение субъекта к явлениям действительности формируется для каждого человека индивидуально в процессе всей его жизни. При этом «динамика осознания человеком различных сторон и явлений действительности тесно связана с изменением их значимости для человека» (Рубинштейн, 1959, с. 159). Эта значимость выводит на передний план те или иные свойства действительности, те или иные ее стороны, которые «осознаются прежде всего в их жизненно, общественно существенных свойствах, закрепленных практикой» (там же, с. 158). Такие существенные для субъекта свойства или стороны действительности составляют ядро воспринимаемого качества и тормозят осознание незначимых (в данной ситуации, для данного субъекта и т. д.) характеристик, создавая «своеобразный рельеф того, что нами в каждый данный момент осознается, с выступлением на передний план одного и стушевыванием, схождением на нет другого, с фокусированием сознания на одном или ограниченном числе объектов» (Рубинштейн, 1957, с. 272).

Такое представление о воспринимаемом качестве дает основание предположить, что содержание воспринимаемого качества современной акустической среды будет связано с опытом прослушивания людьми звучаний и, в частности, с особенностями образования (прежде всего – музыкального) слушателя. Эта связь должна проявляться как в особенностях выбора предпочтений звучаний, обработанных разными способами, так и в субъективных оценках их различия. Учитывая относительную «новизну» сформированных при помощи современных технологий звуков, интерес представляет анализ выбора предпочтений по параметру «искусственности» – «естественности» звучания.

Метод

В наших экспериментах испытуемые прослушивали несколько музыкальных фрагментов. Каждый фрагмент был закодирован двумя наиболее распространенными в настоящее время способами. Таким образом были сформированы пары звуков, в каждой из которых можно было сравнить звучания разного типа кодирования.

Исследование состояло из трех экспериментальных серий.

В первой серии задачей испытуемого было выбрать из двух прослушанных звучаний то, которое ему «больше нравится» (ответы: «первое», «второе» и «все равно»). Кроме того, испытуемый должен был оценить степень различия между двумя звучаниями по 8-балльной шкале.

Вторая серия эксперимента была организована аналогично первой, но в ней была изменена основная задача испытуемому. Его просили выбрать из двух прослушанных звучаний то, которое является «более естественным». Так же, как и в первой серии, испытуемые оценивали степень различия между двумя звучаниями по заданной шкале.

В третьей серии испытуемый прослушивал те же пары звучаний, но главной его задачей было подробно описать вслух, чем эти звучания различаются, в чем особенность каждого из звучаний в паре, какое из них больше ему нравится и почему. Так же, как и в первых двух сериях, испытуемого просили оценить степень различия между двумя звучаниями.

Для эксперимента использовался набор из девяти музыкальных фрагментов, условно разделенных на «натуральные» и «искусственные» звучания. Они различались как типом записанных музыкальных инструментов, так и наличием или отсутствием в звучании человеческого голоса. Длительность каждого фрагмента составляла 8–10 с.

Каждый музыкальный фрагмент был подвергнут обработке, с целью получения двух разных форматов записи: WAV (так называемое CD-качество) и mp3-формат. Выбор этих двух способов записи тестовых звуков был обусловлен тем, что стандарт mp3 был создан как более экономичная альтернатива формату WAV. Создатели стандарта mp3 нашли, по их мнению, способ существенно сократить объем аудиофайлов при сохранении качества звучания, аналогичного качеству компакт-диска. Это обусловило удобство записи музыки на мобильных носителях и, как следствие, лавинообразное распространение звучаний mp3 среди огромной массы потребителей, особенно среди молодежи.

Каждая пара звуковых фрагментов записывалось двумя способами, отличающимися порядком следования звучания WAV и звучания mp3. Это позволило составить экспериментальную программу, исключающую влияние порядка предъявления тестовых звуков.

В экспериментах участвовало 35 испытуемых, 19 мужчин и 16 женщин в возрасте от 17–61 года. Каждого испытуемого просили заполнить специальную анкету, позволяющую выявить его уровень музыкального образования и опыт слушания музыки при помощи акустических средств. Таким образом, была выделена группа испытуемых, условно названных «музыканты» (9 чел.), и группа испытуемых, обозначенных как «не музыканты» (26 чел.). Кроме того, испытуемые были разделены на тех, кто имеет опыт слушания «меньше или равно 15 часов в неделю» (18 чел.), и на тех, у кого опыт слушания «больше 15 часов в неделю» (17 чел.).

В первых двух сериях экспериментальная программа содержала 90 пар звучаний, составленных из выбранных 9 музыкальных фрагментов. Пары звучаний предъявлялись с помощью наушников. Использование наушников связано с желанием создать условия прослушивания, максимально приближенных к повседневным условиям, так как основная часть людей в нашей выборке прослушивает музыку в наушниках.

Управление предъявлением звуков происходило на экране компьютера при помощи специальной программы.

Результаты

Полученные в первой экспериментальной серии результаты позволяют с уверенность говорить о том, что звучание типа WAV предпочитается значимо чаще, чем mp3. Эта тенденция отчетливо проявляется для всех типов звучаний и особенно ярко в двух фрагментах, которые являются записью симфонического оркестра. Исключением стали лишь три звучания. Первые два из них являются синтезированными, и только одно из них относится к типу «естественных» (запись рояля). Однако о явном предпочтении того или иного способа записи этого последнего звучания не позволяет говорить высокий процент безразличных ответов.

Сравнение частот предпочтений различных групп испытуемых показало статистически значимое (p < 0,05) отличие данных, полученных в группах «музыкантов» и «не музыкантов».

Частота предпочтений звучания типа WAV почти всех музыкальных фрагментов у «музыкантов» значительно выше, а частота предпочтения нейтральных ответов и звучаний типа mp3 ниже, чем у «не музыкантов». Исключением стал один синтезированный отрывок (№ 7), при прослушивании которого никто из испытуемых не смог отдать предпочтения одному из форматов звучания.

Интересно также то, что, несмотря на относительно низкую частоту предпочтения звучаний типа mp3 «немузыкантами», уровень значимости (p < 0,05) отличия частоты предпочтения звучаний типа WAV от частоты предпочтения звучаний mp3 перешел данные, полученные на натуральных музыкальных фрагментах.

По показателю оценки различия между звучаниями WAV и mp3 значимо выделились два музыкальных фрагмента: № 7 (отдельный синтезированный инструмент) и № 9 (запись звучания рояля). При их прослушивании оценка различия между звучаниями двух форматов существенно ниже, чем для всех других фрагментов. Отметим, что на этих фрагментах нет также и явно выраженного предпочтения одного из форматов звучания.

Анализ данных испытуемых, сгруппированных по опыту слушания музыки с использованием акустических средств звуковоспроизведения, не показал значимых различий как в характере выбора наиболее понравившегося звучания, так и в значениях субъективной оценки различия звучаний двух форматов.

Во второй серии эксперимента испытуемых просили сравнивать звуки разных форматов по параметру «искусственности» – «естественности» звучания. Это позволило сопоставить две ситуации предпочтения: выбор «наиболее естественного» и выбор «наиболее понравившегося» звучания.

Различие между двумя ситуациями проявилось в общей тенденции выбора предпочитаемого звука: во второй серии формат WAV предпочитается реже, чем в первой. По сравнению с первой серией, увеличилась доля выбора формата mp3 (с 0,27 до 0,35) и снизилась доля ответов «все равно» (с 0,19 до 0,12). Как следствие, во второй серии, в отличие от первой, показатели выбора предпочтения оказались незначимыми для дифференциации звучаний разных форматов.

Сравнивая средние оценки воспринимаемого различия между двумя форматами звучания, можно отметить, что характер распределения оценок во второй серии практически не изменился, по сравнению с первой (коэффициент корреляции r² = 0,98). Нет также значимых различий и между величинами оценок.

В то же время выделилась группа из семи испытуемых, у которых резко изменилась направленность предпочтения. В первой серии эти испытуемые отдавали предпочтение преимущественно звукам WAV, тогда как в задаче выбора наиболее естественного звучания их выбор сместился в сторону формата mp3.

Полученные результаты показали, что ситуации выбора звучания, которое «больше нравится» и выбора «более естественного» звука оказались для ряда испытуемых принципиально различными.

Третья серия экспериментов направлена на анализ критериев выбора предпочтений при сравнении звучаний, закодированных разными способами. Полученные в эксперименте вербализации подвергались анализу с помощью процедуры, описанной в работах (Носуленко, 2007; Носуленко, Самойленко, 1995; Самойленко, 1986).

Результат показал, что частота использования разных вербальных категорий для описания музыкальных фрагментов связана как с типом самого фрагмента, так и со способом кодирования записанного звука. Особенно выражен этот результат в вербальных портретах звучаний, характеризующих представленность значимых признаков сравниваемых звуков. Обнаружены различия между звучаниями разных форматов в конкретном составе и относительной иерархии таких признаков для каждого из прослушиваемых фрагментов. При этом состав вербальных категорий, которые испытуемые используют в своих описаниях, связан с тем, какой формат записи предпочитает испытуемый. Таким образом, можно говорить о различных критериях выбора предпочтений.

Заключение

Полученные результаты показали, что выбор предпочтения определенного способа кодирования связан с типом музыкального фрагмента, с уровнем музыкального образования слушателя, а также с решаемой испытуемым задачей. Величина субъективной оценки различия при сравнении звучаний разного формата также оказалась связана с типом музыкального фрагмента.

Анализ вербальных описаний, полученных от испытуемых в процессе сравнения музыкальных фрагментов, позволил выявить содержание воспринимаемого качества сравниваемых звучаний и тем самым дифференцировать критерии выбора испытуемыми звучаний, закодированных разными способами.

Литература

Ананьев Б. Г. Психология чувственного познания. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1960.

Носуленко В. Н. Психофизика восприятия естественной среды // Проблема воспринимаемого качества. М.: Изд-во ИП РАН, 2007.

Носуленко В. Н. Психология слухового восприятия. М.: Наука, 1988.

Носуленко В. Н. Психологические характеристики человека и изменения окружающей среды // Психологические аспекты глобальных изменений в окружающей среде. М.: Начала-пресс, 1992, С. 81–90.

Носуленко В. Н., Самойленко Е. С. Вербальный метод в изучении восприятия изменений в окружающей среде // Психология и окружающая среда. М.: Изд-во ИП РАН, 1995. С. 11–50.

Самойленко Е. С. Операция сравнения при решении когнитивно-коммуникативных задач: Автореф. дис. … канд. психол. наук. М.: Изд-во ИП АН, 1986.

Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М.: АН СССР, 1957.

Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М.: Изд-во АН СССР, 1959.