Текст книги "Перфоманс для эльфийского сафари"

Глава восьмая
в которой пытливый читатель вновь отправится в Междуморье (Алжир-Ег) в компании с молодожёнами Кириллом и Наташей, бывшим младшим научным сотрудником корпорации «Руссо-вирт» Василием Башариным и с примкнувшей к ним бывшей эльфийкой, племянницей тётушки Гастии и личным агентом Сенергеч-Бопа очаровательной и коварной фройляйн Барби Юнгкрайн.

Границу с Междуморьем теперь охраняли вооружённые силы «Интеркосмо». Это были матёрые наёмники, родившиеся во внеземелье и ненавидевшие землян за своё трудное детство, голодную юность и гиблое будущее. За то, что им, не привыкшим к земному тяготению, приходилось носить потные экзоскелеты, за то, что все они рано или поздно сгорят в лучах бластеров меркурианских сепаратистов, или их расплющит гравитация Юпитера, или, что всего вероятней, прикончит холодный вакуум. Они протянули ряды колючей проволоки между надолбами накопителей и поставили блокпосты с автоматчиками, собаками и громкоговорителями. Громкоговорители транслировали весёлую музыку, которая каждый час прерывалась хриплым гавканьем: «Стоять! Не с места! Вы находитесь в запретной зоне.».

Ну а на подхвате у них были десантники ООН, те самые, отряд которых под командованием Джо Парети так бездарно провалил задание по поимке стажёра корпорации «Руссо-вирт». Впрочем, сержанту за эту операцию дали медаль «Лучший из лучших сержант второй степени», и он полюбил запугивать новобранцев рассказами о кровожадном капитане Шорте Форсе, безжалостном драконе Кайдене и чудовищно хитроумном Сенергеч-Бопе.

– Вы думаете, они очеловечились и всё? – вопрошал он, вразвалочку прохаживаясь перед строем. – Хрена там они очеловечились. Они те ещё зверюги. В их планы знаете, что входит? А? Забыли? А я вот помню, как по пескам в гоблинском обличии скакал! Они же всех нас хотят в этих вот самых превратить, а сами человеками оставаться.

– Когда прорыв магии был, я в эльфа начал превращаться, – сказал молодой боец в необмятой форме. – Намного прикольней, чем плац топтать.

Сержант не был злым человеком. Он был служакой, уставником и патриотом. Поэтому он просто приказал:

– Выйти из строя. Сто раз отжаться.

***

Кирилл, Наташа и Васька Башарин посадили флаер за пределами зоны отчуждения и, оставаясь невидимыми для локаторов «Интеркосмо», чапали к границе Междуморья пешком. Кирилл с Наташей планировали обзавестись каким-нибудь транспортом, но Васька, помятуя печальную историю с вездеходом БТРМ-2067, категорически настаивал на пешем походе.

– Так-то оно надёжней, – говорил он, вытирая пот со лба. – Всё своё несу с собой и рассчитываю только на себя.

– Конечно, надёжней, – соглашалась Наташа. – Но, надо сказать, лететь на драконе было куда как приятней. Не говоря уже про флаер.

– Флаер сразу засечёт ПВО «Интеркосмо», а драконов нынче у нас для вас нет, – сказал Васька.

– А у меня было помело, – мечтательно улыбаясь, сказал Кирилл.

Наташа остановилась и внимательно на него посмотрела. Её бесило, когда Кирилл вот так мечтательно улыбался. Это значило, что он опять вспоминает Междуморье, а её, Наташу, вовсе даже не вспоминает.

– Что? – спросил Кирилл.

– Ну попробуй.

– Да что?

– Сам знаешь.

– Да нет. Ты что? Не может такого быть.

– Просто попробуй.

Кирилл пожал плечами и сказал:

– Эй.

Наташа уже приготовилась сказать: «Ну и нечего мечтать попусту», но тут с неба рухнул промышленный пылесос вакуумного действия «Ветерок-2». Размером и формой он больше всего напоминал двухсотлитровую бочку, да и весил, наверное, примерно столько же. Только в отличие от двухсотлитровой бочки у него по бокам были колёсики и ещё на длинном шланге болталась металлическая щётка.

– Я такие в документальном кино про звездолётчиков видел, – сказал Васька. – Они ими космическую пыль с обшивки собирают.

– И что нам с этим делать? – ошарашено спросил Кирилл.

А Наташа просто взяла и уселась на пылесос.

– Гораздо удобней, чем на драконе, – сказала она. – Нигде не колется.

– Думаешь, полетит? – спросил Кирилл.

Наташа подумала, постучала пальчиками по корпусу пылесоса и решила:

– Надо что-то сказать.

Кирилл немного подумал и сказал:

– Ну. Это. Лети, а не мети.

Но ничего не произошло.

– Э нет, так ничего не произойдет, – сказала симпатичная девушка, которая так недавно встречалась с человеком, ряженым в костюм буки из бамбука. Племянница тётушки Гастии, личный агент Сенергеч-Бопа, завербованная им ещё во время учёбы в университете Барбара Юнгкрайн, агентурная кличка «Барби». Несмотря на юный возраст на её счету уже были несколько удачных операций. Глядя на эту красотку, никому и в голову не пришло бы предположить, что недавняя отставка председателя комиссии ООН по делам Республики Алжир-Ег дело её нежных ручек. Кстати, эти ручки без труда могли бы свернуть шею взрослому мужчине средней комплекции.

Она появилась столь же внезапно, как и свалившийся с небес пылесос, но это почему-то не вызвало ни малейшего удивления у Кирилла и Наташи. Лишь Васька Башарин на секунду приподнял бровь в недоумении, но тут же отмахнулся. Дескать, мало ли какие девушки по пустыне бродят…

– Так не выйдет, – согласился Кирилл и спросил, явно размышляя о чём-то о своём: – А как надо?

– Если бы знать, как вернуть игровому инвентарю былую сущность, – горько усмехнулась симпатичная девушка.

– Но это же помело? – спросила Наташа.

– Погоди, Наташа, – сказал Васька. – Ты кто?

– Экскурсовод, – нагло соврала лихая контрразведчица.

– А как звать тебя?

– Барбара Юнгкрайн. Но вы меня лучше по-простому Варей называйте. Мы все после очеловечивания потихоньку себе нормальные имена подыскиваем.

– Так ты из Алжир-Ег? – догадался Кирилл.

– Ну конечно!

– А здесь что делаешь?

– Вас встречаю. Мы заинтересованы в интеграции в мировое сообщество, поэтому охотно принимаем туристические группы. По сути, наше агентство взяло на себя функции «Руссо-вирт», но деятельность наша полулегальна, ведь проникновение через границу карается у вас принудительными работами на астероидах. Да и наш президент Сенергеч-Боп крайне неохотно идёт на контакт с внешним миром и не жалует иммигрантов. По факту, иммиграция у нас запрещена. Но наше агентство борется с политикой изоляционизма всеми доступными средствами. Правда, пока получается не очень.

– Вот хорошо! – чрезвычайно обрадовался Кирилл. – А мы голову ломали, как нам в Междуморье проникнуть.

– Не всем в республике нравится прежнее наименование нашей страны, – деликатно заметила шпионка. – Вас могут неправильно понять.

– Извини, больше не буду, – заверил её Кирилл. – Варя, но ты нам поможешь пройти через блокпост?

– Конечно. Я здесь именно за этим.

– Не нравится мне всё это вообще, – негромко, так чтобы стоящая поодаль Варя не услыхала, сказал Васька. – Подстава какая-то.

Наташа встала с пылесоса и подошла к Ваське, глянула на него снизу вверх.

– А у тебя самого «вообще» есть какой-нибудь план? – спросила Наташа, передразнивая Васькину интонацию.

– План, – задумчиво повторил Васька. – Знаешь, вот в прошлый раз, когда мы с Мишкой нагрянули в Междуморье, у нас был план. Вернее это был план Гнутоноса. Но всё сразу пошло не по плану, а в итоге закончилось очень хорошо.

– Хорошо? – иронично спросила Наташа.

– Да. Мы нашли тебя, а это было нашей главной задачей, мы остановили прорыв магии на большую землю и мы уравняли в правах народ Междуморья.

– Вы остановили? – уже переводя иронию в высшую степень сарказма, снова поинтересовалась Наташа. – Вы уравняли?

– Ну, Кирилл остановил, да. Но ведь, подумай сама, всё это были частью плана Гнутоноса, которому мы и следовали. Вообще.

При упоминании Гнутоноса агент Барбара Юнгкрайн (Варя) почему-то нервно тряхнула головой, воровато оглянулась и почти сердито спросила:

– Так вы идёте? Или может быть струсили?

– Мы идём, – решительно сказал Кирилл. – Но вот с этим что делать?

Он указал на валяющееся в песке чудо космической техники – пылесос вакуумного действия «Ветерок-2». Вид у этого пылесоса был какой-то пронзительно одинокий и покинутый, его было жалко почти до слёз.

– А-а, с этим, – Барбара Юнгкрайн (Варя) зачерпнула песок носком элегантного мокасина, швырнула в сторону пылесоса и Кирилл поморщился. – Ну, его только одна сила может оживить.

– Какая?

– Да, это так, легенда, – засмеялась Барбара Юнгкрайн (Варя). – Говорят, что будто бы пресловутый Золотой Додека́эдр Це может вернуть всё вспять. Но в это никто не верит.

Наташа сделала Кириллу страшные глаза, но он, демонстративно не замечая предостережения, спросил:

– Почему же это не верит? Какая же это легенда?

И он с величественной небрежностью выпростал из под клапана рюкзака Золотой Додека́эдр Це. Наташа обречённо выдохнула. Васька Башарин с нешуточной обидой произнёс:

– Вы должны были мне об этом сказать.

– О чём? – притворился, что не понимает, Кирилл, стремительно превращающийся в буку Кривохмыла.

***

Шеф полиции комендант-майор Шорт Форс аккуратно сложил в стопочку отчёты постовых за сегодняшний день и пробил их скоросшивателем. Завтра с утра он внесёт их в компьютер и недельная сводка происшествий для Сенергеч-Бопа будет готова. Президент республики очень живо интересовался криминогенной обстановкой и просто бесился, когда отморозки Галвина совершали очередную вылазку. Шорт Форс и сам не терпел уголовников, но в отличие от бывшего мага, изрядно оторвавшегося от уличной жизни Нововавилонска, отлично понимал, что высокая преступность неизбежная плата за очеловечивание. «Нету теперь у нас магии, у нас теперь всё как у них: и преступления, и наказания», – размышлял комендант-майор, поглядывая на дочитанный вчера роман Достоевского.

Совершенно иначе, нежели к блатным, относился Шорт Форс к политическим преступникам. Ему было интересно, какими соображениями руководствуются эти самые диссиденты, почему они рискуют собственным благополучием ради сомнительной деятельности, направленной на борьбу с политикой Сенергеч-Бопа. Возможно их позиция более приемлема для нормализации обстановки в Междуморье, которое сразу же после очеловечивания валом захлестнули извечные человеческие проблемы: мафия, коррупция, инфляция, безработица…

– Дежурный! – крикнул Шорт Форс и из коридора в кабинет заскочил бравый полицейский, тот самый, который однажды так и не помог Кривохмылу в поисках похищенной Наташи.

– Звали, комендант-майор? – спросил он, прикладывая руку пустой голове. Раньше он был бестолковым гоблином и мало изменился, очеловечившись. Что, впрочем, только укрепило его в должности.

– Вызывал, – брезгливо поправил его Шорт Форс. – Приведи ко мне этого, как его. Который в камере.

– Слушаюсь, господин комендант-майор!

– А ну стой, – Шорт Форс заподозрил неладное. – Подойди. Ну-ка дыхни!

– Как можно, господин комендант-майор…

– Опять на дежурстве сало с огурцами жрал?! – грозно спросил комендант-майор.

– Виноват, больше не повторится!

– Ноги вырву!

– Ни сном, ни духом, господин комендант-майор…

– Во-о-он!! – заорал комендант-майор и запустил вслед вылетающему из кабинета полицейскому массивное пресс-папье, выточенное из копыта единорога.

Форс тоскливо взглянул на портрет Кривохмыла, криво висящий на стене. Вот бы кому ноги повыдергать. Скотина. Как всё хорошо было, какая служба была! Дуэли, банкеты, прекрасные эльфийки, гонки на драконах, эполеты и аксельбанты. А теперь протоколы, визгливые девки из заведения мадам Гастии, вонючая портупея и кирзовые сапоги. И никогда, никогда уже не будет славного эльфийского сафари, великого праздника. Нет, ну скотина же?

Комендант-майор встал, подошёл к портрету и ещё сильнее скосил его на один бок. Вот теперь хорошо. Больше всего на свете комендант-майор жалел, что не проявил в своё время должной расторопности при поимке Кривохмыла. Но не всё ещё потеряно, так он считал.

***

– Я, эт самое, не хотел я. Оно вон как, а я и не думал. Ну, вот так чтоб это… превратиться-то я не собирался, эт самое. Ну.

Наташа ревела в голос и вертела, трясла, крутила в руках отобранный у Кирилла Золотой Додека́эдр Це. Кирилл превратился не полностью, но вполне походил на себя прежнего. Особенно удачно восстановились развесистые уши. А вот промышленный пылесос вакуумного действия «Ветерок-2» не пострадал. Он так и лежал на песке, всем своим видом демонстрируя готовность хоть сей момент ликвидировать межзвёздную пыль с внешней обшивки космического корабля.

– Как?! Как ты это сделал? – вопрошала Наташа, размахивая Золотым Додека́эдром Це перед носом у Кирилла.

– Эт самое, – растерянно произнёс Кирилл и обречённо замолчал.

– Ты говорил что-нибудь? Нажимал? Хоть мысленно к нему обращался?

Кирилл только мотал головой и пожимал плечами.

– Это всё из-за тебя, – ни с того, ни с сего набросилась Наташа на Барбару Юнгкрайн (Варю).

– Я-то тут причём? – вполне справедливо возмутилась шпионка.

– А кто провоцировал?

– Я провоцировала?!

– А кто напевал здесь: «Так ничего не получится, это всё легенды.»?

Барбара Юнгкрайн (Варя), которая сама могла кого хочешь сбить с толку нелепой демагогией, только глаза вытаращила.

– Погодите, – сказал Васька Башарин. – Дай-ка мне.

Он забрал у Наташи из рук Золотой Додека́эдр Це, и совсем как она только что, некоторое время крутил его и вертел.

– Кубик Рубика, – сказал Кирилл и глупо захохотал. – Эт самое.

– Вот именно, – сказал Васька. – Это не кубик Рубика. Нечего его вертеть. Это движок игры. Понимаешь?

Он снова, будто бы пародируя недавние Наташины действия, потряс Золотом Додека́эдром Це перед лицом Кирилла.

– Это ключ управления реальностью. И ты ей уже управлял. Вспомни как.

Он говорил спокойно, размеренно, с той долей уверенности, какая бывает только у человека, абсолютно убеждённого в своих словах. От этого убедительного тона Кирилл тоже успокоился и вспомнил. Как он мог забыть! Восхитительное чувство понимания всего. Универсальный кибернетический алгоритм. Эльфы строятся пятиугольником. Маги входят в центр. Энты возводят защитный периметр такой. Потому что когда хлобыстнёт, мало не покажется. И всё это для эльфийского сафари. Перфоманс такой. Годами отрепетированный, зазубренный наизусть под руководством дядюшки Гнутоноса.

Он взял у Васьки Золотой Додека́эдр Це, сел на пылесос и понял, что мог бы взлететь, как тогда, над «Тремя тухляками», когда он постиг невероятную простоту мироустройства и управления этим устройством. Но это, наверное, очень сильно бы расстроила Наташу. Поэтому он просто взял под контроль разрабовский аккаунт, через него вошёл в свои характеристики, подивился множеству скилов, выбрал нужную аватарку.

– Ой, – сказала Наташа.

– А что это за штучка? – Барбара Юнгкрайн (Варя).

– Как ты это сделал? – спросил Васька.

Кирилл, который уже совершенно не напоминал буку Кривохмыла, не отвечал и Васька с силой вырвал у него Золотой Додека́эдр Це. Кирилл ошалело крутнулся на месте, выгнулся всем телом, широко раскинув руки, как будто собираясь взлететь, и упал.

– Что это было? – спросил он в свою очередь.

– Ничего не помнишь, – утвердительно сказал Васька, помогая Кириллу подняться.

– Какой-то алгоритм, – неуверенно произнёс Кирилл. – И ещё сафари. И энты.

– Я тебе покажу сафари, я тебе покажу энтов! – Наташа подскочила к Кириллу и замолотила его кулачками по груди. – Я тебе покажу алгоритм.

– Погоди, сказал, – сказал Кирилл, отодвигая Наташу. – Дай.

Он снова забрал у Васьки Золотой Додека́эдр Це, но Наташа коротко взвизгнула и не успели Кирилл с Васькой глазом моргнуть, как она Золотой Додека́эдр Це оказался у неё в руках. Она размахнулась и запулила его в пески, в дюны, подальше с глаз, чтобы не видеть его больше никогда-никогда. Коротко блеснув на солнце, Золотой Додека́эдр Це величественно улетел в никуда.

– Ты что! – возмутился Кирилл и сделал шаг в сторону падения злосчастного артефакта, но Наташа вцепилась в него и заверещала:

– Не пущу, не пущу, не пущу. Пусть пропадает.

– Я сбегаю, – услужливо предложила Барбара Юнгкрайн (Варя), но тут случилось невероятное.

Промышленный пылесос вакуумного действия «Ветерок-2» утробно завыл, затрясся, вытянул хобот шланга туда, где одиноко, всеми покинутый лежал Золотой Додека́эдр Це. Цепенея от ужаса, Кирилл, Наташа и примкнувшая к ним Барбара Юнгкрайн (Варя), увидели, как пылесос начинает втягивать в себя окружающее пространство. Края горизонта выгнулись, как при съёмке широкоугольной оптикой, песок пустыни широкой лентой начал втягиваться в чёрный зловещий раструб, оставляя вместо себя серую сетку текстуры. Даже редкие облака в бездонном небе Междуморья, казалось, колыхнулись в сторону всепоглощающего раструба. Потянуло космической прохладой, мёртвой изморозью. Вот сверкнул золочёным бочком Золотой Додека́эдр Це, и Кирилл заорал:

– Escape!

И всё закончилось.

Пылесос больше не гудел, горизонт встал на место, где ему и положено быть, песка в пустыне тоже не убавилось. А под ногами Кирилла валялся драгоценный, заветный, вожделенный Золотой Додека́эдр Це. Кирилл поднял его и снова засунул в рюкзак. Потом строго взглянул на Наташу и сказал:

– Больше никогда так не делай. Никогда.

Наташа виновато кивнула, а Барбара Юнгкрайн (Варя) сказала:

– Ну вы идёте?

– Идём, – сказал Кирилл.

– А с этим что делать? – спросил Васька Башарин, с опаской посматривая на «Ветерок—2».

– Ничего, – сердито сказал Кирилл. – Пусть здесь валяется.

– А может ему, эт самое. Приказать. И он улетит.

– Нет уж. Не хочу я ему больше ничего приказывать.

– Да уж, – сказала Наташа. – Не надо ему больше ничего приказывать.

– Нам туда, – сказала Варя.

***

Главный изнывал от безделья. Он так не привык. Всю свою жизнь он работал. Много и плодотворно. Он рано попал на руководящую должность, но это никогда не мешало ему заниматься научной деятельностью. Исследования, расчёты, эксперименты, а также планёрки, конференции и симпозиумы. Всё это совмещалось его неуёмной натурой и составляло смысл его жизни. Его боготворили младшие научные сотрудники, лаборантки были все поголовно в него влюблены, а учёный совет Академии не успевал присваивать ему новые звания и регалии, вешать очередные награды. И всё это вполне заслуженно. Поэтому, он чуть не сошёл с ума, когда после кризиса в Междуморье с этим проклятым очеловечиванием, встал вопрос о запрете ему, Главному, заниматься профессиональной деятельностью. А ведь он действительно был главным не только в корпорации, но и в той области научных знаний, которой посвятил всю свою жизнь. Его авторитет был непререкаем, именно он придумал, разработал и продавил разрешение на эксперимент со спичкой.

При этом он не был амбициозен, авторитарен и никогда не позволял себе ни капли высокомерия. Он активно продвигал молодых, если у них имелись свежие идеи, учредил стипендию для подающих надежды студентов, а ветеранов расселял на лучших курортах планеты. У него была единственная слабость: он не переносил дураков. Он гнал их от себя поганой метлой, не стесняясь в выражениях, высмеивал публично и за глаза, в авторских статьях и многочисленных интервью. А корпорация была его заповедником. Сюда он не допускал не только дураков, но и карьеристов. Ему нужны были энтузиасты, бессребреники, истовые фанатики научной работы. Остальных он быстро отваживал. И беспощадно избавлялся от тех, у кого исчезал блеск в глазах, лихорадочная увлечённость разрешением очередной научной задачи. Такие были не нужны, таких и без того хватало. Такие сидели на социальном пособии и в ус не дули.

И вот теперь в этом заповеднике паслись унылые наблюдатели ООН, торговые представители и шустрые ребята из дипкорпуса. Научная работа была остановлена, все исследования свёрнуты, уникальные специалисты, выпестованные, откалиброванные, заточенные на конкретный результат – все они сидели по домам или мотались в турпоездках. И хотя в результате разбирательства специальной комиссии лично против Главного не было выдвинуто никаких санкций, он всё равно чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Так не могло больше продолжаться.

Главный проверил аппаратуру, блокирующую любые виды внешнего контроля. Ещё раз крепко задумался и всё же решился. Хоть и рановато, но ничего не поделаешь. Потому что уже невмоготу. Он выдвинул ящик стола и достал картонную коробку, очень похожую на ту, в которой Васька Башарин хранил домино. Из коробки он вынул пробирку, а уже из неё аккуратно, тонким пинцетом выудил спичку.

И произнёс загадочное слово:

– Инклайдер.

***

Сержант издали заприметил странную процессию: гружёные рюкзаками два парня и две девки пёрли прямо на блокпост, а за ними следом, пропахивая глубокую канаву в песке, двигался промышленный пылесос вакуумного действия «Ветерок-2». Да, своим ходом. Сержант видел такой в документальном кино про звездолётчиков. При этом шланг пылесоса задорно развевался и кажется, издавал какую-то мелодию. Да, точно. Пылесос дудел «Hello, Dolly!».

Сержант опустил бинокль и приказал бойцам:

– К бою.

Бойцы, все как один новобранцы, несмотря на то, что услышали такую команду первый раз в жизни, дружно защёлкали затворами автоматов и заняли боевую позицию.

– Наблюдать. Без команды не стрелять. Я иду к ним. Ты за старшего.

Новобранец, заявлявший, что быть эльфом прикольней чем топтать плац, коротко ответил:

– Есть!

А сержант пошёл навстречу дудящему пылесосу и четвёрке незнакомцев. Он был смелым человеком. Но Варя уже сама почти бежала вперёд, скинув рюкзак, широко раскинув руки, демонстрируя отсутствие оружия и наличие лишь добрых намерений.

– Не комбатант! Не комбатант! – кричала она, и сержант подивился знанию молодой девушкой древней военной терминологии.

– Стоять! – приказал он на всякий случай, уже понимая, что странная четвёрка не представляет явной опасности. – Ты ко мне, остальные на месте.

Варя кивнула и приблизилась к сержанту. Она подходила всё ближе, пока уже на расстоянии пары метров сержант не дёрнул стволом автомата. Тогда она остановилась и тихонько, чтобы не слышали оставшиеся позади Кирилл, Наташа и Васька, сказала:

– Четыре билета на балетное шоу «Песчаный театр Наны Вониной».

Сержант даже крякнул от разочарования. С большой земли нечасто, но всё же ходили. Перебежчики, туристы, контрабандисты. И он рассчитывал на обычную в таких случаях мзду: толстенькую пачечку фунтовских рублей. С контрабандистов брали больше, со всех других – по обстоятельствам и внешнему виду. Теперь же, поняв, что от агента, назвавшего личный пароль Сенергеч-Бопа подношения не дождаться, сержант испытал острейшее разочарование. Но делать нечего, придётся пропускать. Контрразведки сержант опасался гораздо больше, чем своего армейского начальства.

– А этот с вами? – сержант кивнул на продолжающий музицировать пылесос. Только теперь он наигрывал «For Bales».

– Нет! – решительно сказал Кирилл, отрекаясь от того фарта, который когда-то помог ему выиграть помело у моложавой пьяненькой ведьмы в придорожной гоблинской харчевне.

– Он сам по себе, – сказал Васька Башарин, кивая на пылесос.

– Привязался, – со злостью процедила Наташа. – Упёртый, гад. Третий час за нами шурует.

– Вообще-то с остаточными проявлениями магии мы боремся, – сообщил сержант. – Принимаем меры.

– Ну так примите! – раздражённо буркнул Кирилл.

Сержант глянул на него исподлобья, быстро снял с плеча автомат и выпустил по «Ветерку-2» короткую очередь. Наташа присела и испуганно зажала ладонями уши, Варя одобрительно кивнула. А пылесос, безвольно уронив шланг на песок, затих. Из пробитых пулями отверстий в корпусе пошёл дымок, запахло горелой изоляцией.

– Вот так вот, – удовлетворённо произнёс сержант. – Можете проходить.

Кирилл с непонятной печалью глядел на пылесос, а Наташа тянула его за рукав. Сержант повернулся к блокпосту и крикнул:

– Пропустить!

Так группа в составе Кирилла, Наташи, Васьки Башарина и примкнувшей к ним Вари Юнгкрайн проникла в Междуморье.

***

Бывший маг, а ныне почётный легальный диссидент Республики Алжир-Ег Солодарь (имя, заявленное после очеловечивания – Джон Джонович Джонсон) не только не выказывал боязни перед грозным комендант-майором, но даже напротив, вёл себя ёрнически, явно издеваясь над следствием. Он сидел на стуле развалясь, закинув ногу на ногу, и ковырял в зубах спичкой.

«У них же всё забирают, откуда у него спичка?» – подумал Шорт Форс.

– Опять будете пугать катакомбами? – первым начал беседу Солодарь. – Надоело ведь.

– Да не собираюсь я вас пугать.

– Тогда к чему это всё? По новому республиканскому кодексу мне светит триста штрафа и полгода исправительных работ в песчаных пещерах. Ну и отправляйте.

– Вы как будто на кичу торопитесь.

– Раньше сядешь, раньше выйдешь.

– Когда успели нахвататься?

– Вот такие мои университеты.

«Точно, у него же второй срок. Рецидивист!», – подумал Шорт Форс.

– Можете не беспокоиться, следствие по вашему делу закончено и двенадцать добропорядочных горожан, уроженцев Нововавилонска и Новокарфагенска в скором времени вынесут свой вердикт.

– Я не сомневаюсь в его содержании, – усмехнулся Солодарь.

– А вы как хотели, милейший? – воскликнул комендант-майор. – Вы же среди бела дня, посреди главной площади агитировали за, страшно сказать, отмену визового режима. За это вас по головке не погладят.

– Вы, правда, так думаете? – неожиданно став серьёзным, спросил Солодарь.

– Что?

– Ну вот, что отмена сегрегации так уж страшна для Междуморья?

– Я бы просил вас употреблять официальное наименование нашей республики.

– Хорошо, хорошо. Алжир-Ег. Ну, так всё-таки.

Потом Шорт Форс не раз удивлялся тому факту, что его потянуло на откровения с подследственным. Возможно, по старой памяти, Солодарь всё ещё оставался для него одним из великих магов, столпом общества. А может быть, комендант-майору просто захотелось разобраться в собственных сомнениях. А может, просто стало плевать. Во всяком случае, он тогда сказал:

– Ну а всё-таки я вообще не уверен, что перемены последних лет пошли на пользу нашему такому уютному прежде анклаву.

– Значит вы тоже? – довольно осклабясь, спросил Солодарь.

– Что?

– Хотите, чтобы было как раньше?

– Мало ли чего я хочу? – рассердился Шорт Форс. – Что теперь толку мечтать о несбыточном?

– А если я вам скажу, что очень даже о сбыточном?

– Вы о чём? – недоверчиво спросил Форс. – Долбаный бука нас всех очеловечил, так тому и быть. Поживём человеками.

– То, что сделал один человек, может сделать и другой человек. То что натворил один бука, может исправить другой бука. И уж точно кто угодно может переиграть всё что угодно, если только вовремя засейвился. Надо только знать, как войти в интерфейс игры.

Сначала слова бывшего мага показались комендант-майору полным бредом, но скоро он почувствовал в них какой-то ускользающий пока от него смысл, забрезжило что-то такое… Что-то такое, о чём он сам всё время собирался подумать, но никак не решался.

– Тут ведь главное определиться, на чьей вы стороне. Чего хотите. Жить скучным чиновником в резервации, не имея никаких перспектив личного роста, или интегрироваться в большой мир. Чтобы вернуть всё к прежнему положению вещей. В политике это называется «восстановить статус-кво».

– Я знаю, что такое статус-кво, – несколько раздражённо сказал Шорт Форс. – Но я не понимаю, каким образом интеграция поспособствует возврату к прежнему положению.

Тут Солодарь выдержал паузу, в течение которой комендант-майор почувствовал, что ситуация странным образом поменялась. Уже как будто бы не шеф департамента полиции Нововавилонска комендант-майор Шорт Форс допрашивал преступника, обречённого на скорый приговор и исполнение наказания, а великий маг Солодарь делился неким тайным знанием с молодым, дерзким и безрассудным капитаном городской стражи.

– Я объясню, каким образом, но вы, сударь, слишком многого хотите сразу, – сказал Солодарь. – С какой стати я вам должен доверять. Мне сначала надо убедиться в вашей лояльности. В том, что мы единомышленники. В том, что вы уже являетесь моим верным сторонником, а не оппонентом.

– Вы меня вербуете что ли?

– Да, – сказал Солодарь и рассмеялся.

«А что я, собственно теряю», – подумал Форс и спросил:

– Ваши цели?

– Прежде всего, отмена политики изоляционизма. Надо чтобы народ с большой земли хлынул в Междуморье. Ладно-ладно: в Алжир-Ег. Они ломануться сюда, потому что тоскуют по любимой игре, где было так уютно драться с гоблинами, гонять на драконах, охотиться за макровирусами и главное – участвовать в уникальном эльфийском сафари. И увидят, что ничего этого больше нет. И ужаснутся. И это всколыхнёт общественное мнение, а у них там, – Солодарь махнул рукой в сторону, видимо полагая, что указывает направление на большую землю, хотя в действительности показал на заведение тётушки Гатии, – у них там очень серьёзно относятся к общественному мнению. И тогда они возродят корпорацию, которая занималась делами Междуморья. «Руссо-вирт» снова примется за исследования пространственно-временного континуума и тогда уже, как говорится, дело техники.

Шорт Форс почувствовал острейшее разочарование. Он ожидал услышать от собеседника конкретный план действий. А такие вот рассуждения, граничащие с государственной изменой с одной стороны и являющиеся пустым сотрясанием воздуха с другой, он слышал множество раз в кабаках, тавернах и харчевнях. От людей выпивших и потому мало соображающих, что говорят.

– Вы серьёзно хотите опять стать персонажем компьютерной игры? – недоверчиво спросил Шорт Форс.

– А вы как будто не хотите, – с глубочайшим сарказмом ответил Солодарь. – Стать отважным эльфом. Сражаться с врагами. Волочиться за прекрасными эльфийками. Кутить напропалую. Не хотите?

– Мало ли чего я хочу? – сказал Шорт Форс и тут же вспомнил, что уже произносил эту фразу совсем недавно.

Он встал, прошёлся по кабинету, открыл окно. Было душно. Недавно с большой земли доставили большую партию кондиционеров и в первую очередь снабдили ими департамент полиции. Через день шестьдесят процентов личного состава мучились острейшим насморком. Поэтому Шорт Форс запретил устанавливать у себя в кабинете кондиционер. А ведь как хорошо было раньше – простейшее, элементарнейшее заклятье «холодок», доступное в Междуморье даже каменюжным троллям, всегда давало приятную прохладу без омерзительных сквозняков.

– Я хочу понять, – сказал Шорт Форс, – Да. На самом деле, я, видимо, больше всего на свете хочу понять, почему раньше, когда мы жили в мире компьютерной игры, я каждый день с восторгом наслаждался полноценностью окружающей меня действительности, а теперь, когда мы живём в реальном мире, меня ежесекундно преследует иллюзорность бытия.

Он даже затаил дыхание в восторге от того, что смог, наконец, так гладко и функционально сформулировать всё то, что не давало ему покоя уже три суетных года. А Солодарь между тем глядел на него с лёгким изумлением. Видимо он никак не ожидал услышать от шефа полиции столь пространного филологического периода.