Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 3"

Подготовка к побегу Кассандры шла тяжело и медленно. Из-за того, что папский посол, доктор богословия фра Джорджо да Казале лично контролировал инквизиторский надзор за ней, приходилось принимать чрезвычайные меры предосторожности. В течение года Леонардо и его знакомые берровьеры никак не могли определиться, к какому начальнику стражи можно было подойти с подкупом и разговором о побеге Кассандры. Папский посол нагнал на граждан Милана такого страха, забив все крепостные подвалы ведьмами и колдунами, что попытки подкупить какого-либо из начальников стражи представлялись берровьерами просто немыслимыми и постоянно откладывались. Летом 1512-го года удача всё же улыбнулась Леонардо. Удалось подкупить швейцарского наёмного капитана стражи, но он заявил, что побег Кассандры может быть осуществлён только в момент временного отъезда доктора богословия в Рим, когда и он вместе с выплаченными ему деньгами за устроенный побег может спокойно, не боясь преследования, покинуть Милан и вернуться к себе на родину в Швейцарию. Такое условие швейцарского офицера обуславливалось тем, что инквизиторский надзор за Кассандрой с отъездом из Милана фра Джорджо да Казале был бы ослаблен Святыми отцами и риск, связанный с её побегом, в таком случае сводился к минимуму. Леонардо понимал, что швейцарец прав, и ему ничего не оставалось делать, как согласиться на его условие. Джованни Бельтраффио, видя, как трудно достигаются учителем положительные результаты в движении к намеченной цели, терпеливо и мужественно ожидал, когда он, наконец, может встретиться со своей возлюбленной…

В августе к Леонардо прибыл из Флоренции тайный посланник от Галеотто Сакробоско. Он привёз от него письмо и приглашение на службу к королю Джулиано Медичи. Увидев приглашение и прочитав письмо, в котором говорилось, что Галеотто стал не только королевским алхимиком, но и главным распорядителем «резервной казны» короля, Леонардо долго от удивления не мог закрыть рот и вернуть себе утерянную речь.

– Вот прохвост! – только и смог он, в конце концов, всплеснуть руками, когда к нему вернулось самообладание и возможность говорить. – Просто-таки удивительный прохвост!.. И просто-таки удивительно улыбается этому прохвосту удача! – он брезгливо отбросил от себя королевское приглашение на стол; его сразу стали рассматривать ученики, Матурина и Зороастро. – Ни о чём у него не болит душа!.. Нет, за приглашение ему, конечно, спасибо! – оговорился Леонардо. – Но Кассандра! О ней он даже не обмолвился в письме… Её няня уже погибла! Кассандре угрожает такая же участь! Мы смертельно рискуем ради неё!.. А он, как скользкий слизняк-спрут, влез в доверие флорентийского короля, наверняка напустив ему в глаза миражей вроде его дурильных диамей и дурдал; и устроился не кем-нибудь, а королевским алхимиком и главным распорядителем королевской «резервной казны»!.. О, Святые ангелохранители, как пробудилась у меня зависть к этой матёрой ехидне! Помилуйте и избавьте меня от этого соблазна… – покачал он головой.

– Так, может быть, мессере Галеотто не обмолвился в письме о Кассандре, потому, что думает, что её уже нет в живых? – неуверенно заметила Матурина.

– Разумеется, именно так он и думает! – в сердцах воскликнул Леонардо. – Целый год молчал и только сейчас дал о себе знать!.. Разумеется, он её похоронил! А теперь, желая перед нами выглядеть хорошим, ссылается на жизненные трудности, как будто его племянница, находясь в камере Святого судилища под надзором инквизиторов, испытывает райского блаженство и трудности для неё могут быть только мечтой!.. Прислал приглашение… Выкиньте его к чёртовой матери! – грохнул он по столу кулаком с такой силой, что крышка стола треснула пополам.

Но ученики его не выкинули, а сберегли, как когда-то Марко д’Оджоне сберёг дарственную грамоту герцога Людовико Сфорца на виноградники в предместье Милана у Верчельских ворот, подаренные ему четырнадцать лет назад. Они убрали королевское приглашение в один из его многочисленных сундучков с документами и дневниками. Спустя месяц после получения от Галеотто Сакробоско известия о его благополучии, Леонардо ожидало ещё одно судьбоносное событие: проработав, как обычно, всю ночь в механической мастерской миланской крепости, он, вернувшись поутру домой на отдых, застал в гостиной молодую привлекательную женщину лет тридцати и юношу лет семнадцати-восемнадцати, внешне показавшегося ему знакомым; юноша вёл себя со всеми домашними по-свойски, видимо, успев уже не только познакомиться со всеми, но и подружиться; молодая женщина выглядела понурой и, как показалось Леонардо, даже чуточку заплаканной. Она сидела на кожаном диванчике, в то время как юноша по-дружески разговаривал с учениками за столом, на котором уже парился вкусным ароматом только что приготовленный Матуриной завтрак. При появлении Леонардо все затихли. В гостиной наступила тишина. Он скинул с себя мокрый плащ – на улице моросил мокрый осенний дождь – снял берет, переобулся в домашние цоколи и усталым жестом указал молодой женщине на стол.

– Вижу, что вы с дороги, мадонна, – смерил он её пытливым взором. – Присаживайтесь к столу и за завтраком расскажете о том, зачем вы пожаловали к нам со своим сыном… Он, как я вижу, уже освоился здесь гораздо лучше вас…

– Он мне не сын! – искоса бросила женщина отрешённый взгляд на юношу. – Я его совсем не знаю… А мой сын ещё совсем мал…

– Вот как?!

– Да!.. Мой сын остался там… – махнула она рукой. – Во Флоренции…

– Во Флоренции…– задумчиво повторил Леонардо. – А как вас зовут, простите?

– Мона Мариетта Макиавелли!

У Леонардо лицо исказилось такой брезгливостью, будто он, надкусив с виду здоровый персик, обнаружил, что он червивый.

– Ну и с чем вы пожаловали ко мне, мона Мариетта?! – с трудом подавил он в себе отвращение, осознавая, что женщина ни в чём перед ним не виновата.

– Мой муж Николо Макиавелли находится в заточении короля Джулиано Медичи, – запинаясь от волнения, заговорила молодая женщина; из её глаз по щекам потекли слёзы. – Я прошу вас, мессере Леонардо: помогите!.. Его пытают!

– Так чем же я вам могу помочь?! – вмиг избавился от усталости Леонардо; в его глазах пылало такое изумление, что лицо приняло чуточку глуповатый вид. – Вы полагаете, что я настолько всесилен, что могу отдать приказ флорентийскому королю выпустить вашего мужа из заточения?! В своём ли вы уме?!.. Я не Бог!.. Кстати: какого чёрта он там делает?!.. Этот ваш муж…

Мона Мариетта достала из рукава платочек и вытерла им выступившие на глазах слёзы.

– Я знала, что вы так ответите, мессере Леонардо, – всхлипнула она. – Но я одинока и больше не знаю, к кому обратиться… Мой муж всегда говорил мне, что вы, несмотря на свою непокорность и свирепый нрав, человек очень добрый. Недавно он собрал народное ополчение и пытался свергнуть с флорентийского Престола короля Джулиано Медичи…

– Ну, милочка, за это предают казни! – перебил её Леонардо, вспомнив слова доктора богословия фра Джорджо да Казале о подготовке Николо Макиавелли к государственному перевороту. «…Не обманул-таки Святой отец!..» – промелькнуло у него в голове.

– Да, я знаю, мессере Леонардо, – судорожно вздохнула женщина. – Но ведь вы можете повлиять на то, чтобы ему казнь заменили другим наказанием…

– Каким образом?! – не выдержал и вспылил Леонардо. – Вынужден опять повторить заданный вам вопрос, мона Мариетта: в своём ли вы уме?!

– Я знаю, что при дворе короля Джулиано состоит на службе ваш друг, алхимик Галеотто Сакробоско, имеющий большое влияние на короля…

– Ах, вот вы о чём! – опять Леонардо исказился гримасой отвращения.

– Да! Мессере Леонардо, я умоляю вас: помогите!.. У нас маленький сын… Если он останется без отца…

– Леонар, помоги ей, – нерешительно подала голос Матурина.

– … Вы можете обратиться к мессере Галеотто, и он уговорит короля отменить казнь моего мужа! – с надрывом продолжала мона Мариетта. – Во имя покровительницы и защитницы всех детей, Пресвятой Богородицы девы Марии, прошу вас: помогите мне, мессере Леонардо!

– Вы думаете, что ваше женское ухищрение поможет вам растопить сердце шестидесятилетнего мужчины?! – усмехнулся Леонардо.

– Но ведь вы сами когда-то любили!

У Леонардо лоб прорезала глубокая морщина. Он вспомнил Лизу, Катарину, и его сердце сжалось от боли.

– Да, вы правы, – тихо вздохнул он. – И я любил!

– И тебя очень любили, Леонар!.. – уверенней сказала Матурина. – Причём, всегда!..

Он исподлобья взглянул на неё, и его губы озарила улыбка.

– Ах ты умная и хитрая бестия! – рассмеялся он. – Подобрала-таки ко мне ключик!.. Хорошо, мона Мариетта, я помогу вам, но и вы должны учесть мой интерес…

– У меня только вот это, – протянула она к нему руку и, разжав ладонь, подала большой золотой перстень с рубином.

– Нет, деньги меня не интересуют! – отстранился Леонардо от перстня. – Я хочу, чтобы вы меня поняли: я не могу поехать с вами во Флоренцию, потому что здесь, в Милане, в Святом судилище Инквизиции дожидается такой же участи, что и ваш муж, один дорогой нам человек, и его судьба зависит от нашего здесь присутствия! Поэтому я сейчас напишу письмо Галеотто Сакробоско, а вы сами обратитесь к нему с этим письмом – и это всё, что я могу для вас сделать! Прошу понять меня, как я понял вас!.. И да поможет вам Бог!

– Вы очень добры, мессере Леонардо! – просветлело лицо моны Мариетты.

– Ладно, посидите здесь, а я сейчас…– хотел, было, он отправиться в студиоло, но его остановил взгляд сидевшего за столом юноши; он смотрел на него с вопросительным недоумением. – Да, а это кто?! – спохватился Леонардо.

– Как?!.. Вы меня не узнаёте?! – упавшим голосом пролепетал юный незнакомец.

– Нет.

– Вспомните канал Мартезана на реке Адда, когда за вашим полётом на крыльях наблюдал мальчик, прятавшийся за ногу отца… Наступление французов, когда мой отец прислал меня за вами, чтобы вывести вас из Милана в катакомбы…

– Учитель, это же Франческо Мельци! – не выдержал и перебил его Андреа Салаино.

– Франческо! – перехватило у Леонардо дыхание от радости. – Архангел светоносный, что с моими глазами?!.. Или ты, Франческо, повзрослев, так изменился?! – бросился он обнимать сына своего давнего друга. – А что с отцом?! Где он?!

– Он умер, мессере Леонардо…

– Как умер?!.. – отстранился от него мастер. – Давно?!

– Неделю назад…

– Неделю?!

– Да.

– А я за эти проклятые годы так и не смог съездить в Ваприо, чтобы навестить его, – сокрушённо покачал головой Леонардо. – Прости меня, мой милый друг Джироламо…

– Мой отец умер не в Ваприо, а в Болонье, мессере Леонардо.

– Почему в Болонье?

– Мы переехали туда сразу после того, как вы с доном Чезаре Борджа и учениками покинули нас…

– Да, я помню этот день, точнее, вечер, когда мы дружно играли в саду и нашу игру прервал подъехавший к дому кортеж герцога Валентино, – с грустью вспомнил Леонардо событие давно минувших лет.

– Отец продал имение одному торговцу из Орлеана, не желая видеть, как оно будет подвергаться разграблению пришедшими туда в 1499-м году французами, – продолжал Франческо. – В 1500-м году мы переехали в Болонью, и отец от горя, что пришлось покинуть родину, тяжело заболел… Так мы жили все эти годы, пока он не умер, – с тяжёлым вздохом кратко подвёл он итог. – Перед смертью он завещал мне оставшиеся от продажи имения деньги и просил передать вам, мессере Леонардо, вот это письмо…– достал он из манжета рукава свёрнутый вчетверо пергамент, запечатанный сургучом.

Леонардо взял протянутый пакет, распечатал его и пробежал по нему глазами. В письме Джироламо Мельци обращался к нему с последней просьбой умирающего принять сына и взять его в ученики.

– Возьмёте? – с надеждой в голосе, неуверенно, спросил Франческо, видимо, зная содержание письма.

– Да, – кивнул Леонардо. – Я хоть и не беру в последнее время учеников, но для тебя, Франческо, сделаю исключение!.. Надеюсь, что ты достойный сын своего отца и не будешь одним из тех вандалов, осквернивших мою Академию!

– Что вы, мессере Леонардо!..

– Садись завтракать…

– А ты что же, Леонар?! – с недоумение глянула на него Матурина.

– Да, Лео! – поддакнул ей подошедший Зороастро.

Леонардо глянул на стоявшие, на столе, горячие блюда и махнул рукой так, словно отмахивался от навязчивых мыслей.

– И в самом деле, что это я?! – буркнул он себе под нос. – Что я, письма не успею написать, что ли?!.. Мона Мариетта, вы торопитесь?

Женщина, чувствуя неловкость под его прямым взором, пожала плечами.

– Ну, а раз вы сами этого не знаете, то и я не собираюсь отказываться от горячего завтрака! – повеселел Леонардо. – Присаживайтесь к столу, мона Мариетта, и разделите с нами приготовленные мастерицей Матуриной её лучшие блюда! Поверьте: она превосходный мастер вкуса! – учтиво взял он женщину под руку и, подведя к столу, помог ей сесть на свободное кресло. – Вы сегодня собираетесь вернуться во Флоренцию? – с галантностью молодого кавалера поинтересовался он.

– Вообще-то, хотелось бы, мессере Леонардо!

– В таком случае вам просто необходимо хорошо подкрепиться!.. А письмо для спасения вашего мужа я напишу сразу, как мы утолим голод!

И мона Мариетта, покорённая его изысканностью в обращении, ответила ему той же учтивостью, согласившись принять угощение. После завтрака Леонардо отправился вместе с ней в свою рабочую студиоло и написал к Галеотто Сакробоско письмо, в котором он достаточно подробно и требовательно изложил ему предложение о ходатайстве перед королём Джулиано об освобождении Николо Макиавелли из заточения флорентийской королевской джустиции на том основании, что в Милане он делает то же самое, чтобы спасти его племянницу Кассандру от судилища Инквизиции. Излагая в письме подробности той тяжбы, что ему приходится вести для спасения его родственницы, попавшей из-за него в лапы Святых отцов-инквизиторов, Леонардо не надеялся на то, что Галеотто как-то отреагирует на его письмо. Но, как позже показало время, он, вопреки его ожиданиям, принял самое активное участие в судьбе секретаря бывшего гонфалоньера Флорентийской Республики, и тот был не только помилован от казни, но и освобождён из заточения королевской джустиции. В благодарность за свою свободу Николо Макиавелли написал для короля Джулиано Медичи хвалебный трактат «О государе», а с Леонардо стал вести постоянную дружескую переписку…

**** **** ****

Время неумолимо отсчитывало свой ход. День за днём откладывалось освобождение Кассандры. Доктор богословия фра Джорджо да Казале, отъезжавший из Милана в Рим в 1511-м году каждые четыре месяца, в 1512-м году не совершил к Папе ни одной поездки. За него это делал его секретарь-письмоводитель фра Микеле да Вальверда, получавший от Понтифика личные указания по поводу казней колдунов и ведьм в Ломбардии и передававший их папскому послу в Милане. Всё это время Леонардо не прекращал попыток уговорить швейцарского начальника стражи организовать побег Кассандры, но он был неумолим. План, по которому мастером предлагалось ночью вывести её из подвала крепости под предлогом вызова к ней заклинаниями её дяди, алхимика-оборотня, представлялся швейцарцу неубедительным. Леонардо знал, что инквизиторы, осуществлявшие надзор за Кассандрой, чтобы доказать, что она ведьма, согласились бы на этот эксперимент, – а для него только и надо было, чтобы Кассандра оказалась на улице, – но швейцарский капитан ни в какую не соглашался на его уговоры известить инквизиторов об эксперименте. Леонардо видел, что швейцарец суеверно трусит, оправдывая себя тем, что Святые отцы не станут его слушать; оговаривался он и сомнением по поводу его успешного нападения на инквизиторов: якобы, невозможно одному человеку справиться с двумя здоровыми, упитанными Святыми отцами, окружёнными многочисленной охраной. Когда же Леонардо на его глазах с лёгкостью согнул ствол его аркебуза, как тонкий прутик, швейцарец дал согласие; но, согласившись, ушёл и больше на глаза мастеру не появлялся. О том, что он избегает встреч, Леонардо не мог рассказать Джованни Бельтраффио. Его ученик от переживаний за возлюбленную становился с каждым днём мрачней и чах буквально с каждой минутой. Иногда мужество изменяло ему, и он выплёскивал накопившуюся в нём душевную боль безудержными слезами; и никто не мог его утешить. Разумеется, у Леонардо язык не поворачивался ему сказать, что возможность спасти Кассандру из-за трусости швейцарского начальника стражи сведена на нет.

Весной 1513-го года гарнизон наёмных швейцарских кондотьеров тайно покинул миланскую крепость. Оказалось, что французский король Людовик XII вступил в переговоры со швейцарцами о выдаче ему герцога Максимилиано Сфорца, чтобы решить его участь точно так же, как он когда-то решил участь его отца, герцога Людовико Сфорца, отправив его умирать в затворничестве в замок Лош. Вместе с гарнизоном наёмников крепость покинул и швейцарский начальник стражи. Об этом Джованни узнал сразу, как только по городу распространилась новость об измене наёмников. Он упал духом настолько, что силы покинули его и он слёг. К Милану подошли французские войска маршала Джан-Джакопо Тривульцио и расположились лагерем неподалёку от него в долине Ломеллино. В городе поднялась паника. Святые отцы-инквизиторы свирепствовали, отлавливая колдунов и ведьм, желая поскорее исполнить указ Папы Юлия II о «чистилищных казнях» и затем убраться из Милана. Леонардо надеялся, что Кассандра по приказу герцога Максимилиано не будет тронута ими, и во время входа французов в город, её всё-таки удастся освободить из заточения. Об этом Леонардо каждый день твердил Джованни, чтобы вернуть ему утерянный дух. Он указывал ему на то, что инквизиторы торопятся, и впопыхах вряд ли вспомнят о Кассандре, и вряд ли будут обращаться к герцогу Максимилиано о снятии с неё неприкосновенности. Постепенно под его уговорами Джованни пришёл в себя, и к нему вернулась прежняя надежда, что его возлюбленную удастся спасти. Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, он вновь взялся за прерванную работу.

Неожиданно и Леонардо получил от герцога Максимилиано заказ на его портрет. Герцог охладел к его изобретениям, сочтя, что старческая память мастера не восстановит утерянных чертежей его некогда наводящих ужас на врага конструкций «железных пауков». От страха перед штурмом французами Милана он беспробудно пьянствовал, бравируя, что никого и ничего не боится, а между тем ситуация для него ухудшалась с каждым днём. Французы не наступали, но было очевидно, что они чего-то выжидают, и это «чего-то» со всей ясностью говорило о том, что они вовсю занимаются подкупом горожан, чтобы жители добровольно и бескровно сдали им город, а вместе с городом и их Великого герцога Максимилиано Сфорца Моретто. Летом в Милан пришла весть из Рима, что неожиданно скончался римский Папа Юлий II, и Святые отцы-инквизиторы засвирепствовали с новой силой, желая исполнить его прижизненную волю в охоте на тысячу «ведьм». На 14-е сентября они назначили казнь 139 колдунов и ведьм и объявили, что после этого торжественного события они отбывают в Рим, чтобы принять участие в избрании на папский престол нового Понтифика. Леонардо был уверен, что после их отъезда Кассандру, наконец-то, удастся спасти, и его мнение разделяли все без исключения, включая, разумеется, и Джованни Бельтраффио…

**** **** ****

С рассветом 14-го сентября над Миланом разнеслось множество колокольных звонов, возвестивших о казни еретиков. К рыночной площади Бролетто, где были установлены помосты со столбами для приговорённых к чистилищному сожжению, со всех концов города потянулись толпы народа. Пошли посмотреть на казнь и Леонардо с учениками. Матурина и Зороастро, не терпевшие подобных зрелищ, остались дома.

Приближаясь к рыночной площади, Леонардо услышал в людской толпе разговоры, что якобы в Риме уже состоялось избрание нового Папы и им стал Джованни Медичи, младший брат флорентийского короля Джулиано Медичи. На папский престол он взошёл под именем Льва X. Флорентийского короля Джулиано, то есть своего старшего брата он своим указом возвёл в Знаменосцы и гонфалоньеры Римской Католической Церкви и перевёл на местожительство в Рим, присоединив, таким образом, Тоскану к Римской Компанье, осуществив над ней прямое правление из Ватикана. У Леонардо от этого известия отвисла челюсть, потому что первая его мысль была о Галеотто Сакробоско.

– Ну, просто удивительно, как этой бестии улыбается удача! – непроизвольно воскликнул он в такт своим мыслям. – Наверняка этот прохвост остался во Флоренции, добившись от короля статуса её негласного правителя!.. Представляю: каких дел он там наворочает, и это притом, что теперь сам Папа является его покровителем и никакие инквизиторы ему отныне не страшны!.. – он осёкся, увидев, что люди обратили на него внимание; нагнувшись к Джованни Бельтраффио, он радостно прошептал: – Ну, наконец-то, Джованни, дождались… Теперь нам не надо ничего выдумывать с побегом Кассандры! Сегодня же отправимся во Флоренцию к мессере Галеотто и оттуда вместе с ним поедем в Рим, где он через короля, то есть гонфалоньера и Знаменосца Римской Церкви, Джулиано, добьётся у Папы разрешения на её освобождение!

Джованни озарился счастливой улыбкой. Он благодарно глянул на Леонардо, готовый от радости броситься его обнимать. Они приближались к площади Бролетто. Скопление людей увеличивалось. От Святого судилища к площади тянулась длинная вереница осуждённых на казнь, облачённых в серые платна и прикованных друг к другу железными древками кандальных колодок, надетых им на шею; руки и ноги у них были закованы в цепи, разрезавшие колокольный звон печальным дребезжанием, похожим на мелкую дробь дождевых капель о черепичную крышу. Казалось, что они плакали о тех, кто их нёс на себе. Сопровождали приговорённых на смерть блиставшие латами и оружием кондотьеры военного гарнизона и монахи иезуитского ордена «Баттути» в чёрных, как смоль, мрачных одеждах с остроконечными куколями на головах с прорезями для глаз, скрывавшими их лица от посторонних взглядов. У края площади толпа настолько тесно сгрудилась, что к открытому месту проведения казни Леонардо пробивался только благодаря могучему здоровью и силе. Джованни, Чезаре, Андреа и Франческо за ним едва поспевали. Осматриваясь по сторонам, они видели, что люди находились повсюду: на крышах и балконах домов, на кампанилах церквей, на тибуриях храмов, на монастырских колокольнях и на рингьере городской ратуши. Колокольные перезвоны сливались с гулом толпы. Внезапно раздался крик, что к городу подступают французские войска маршала Джан-Джакопо Тревульцио. На площади началось настоящее столпотворение, в котором ничего нельзя было разобрать. Люди словно обезумели. Сбивая друг друга и растаптывая упавших, они побежали в разные стороны. Кондотьеры, инквизиторы и иезуиты гнали осуждённых к месту казни через строй бегущей толпы. Крики убегающих, стоны упавших, плач обречённых на смерть, проклятия стражей, монотонное пение Святых отцов-инквизиторов слились под общий колокольный церковный звон в трагический реквием предстоящей страшной казни. Глядя на это мгновенно воцарившееся безумие, Леонардо понял, что и ему, и его ученикам здесь делать нечего: надо было выбираться из этой толчеи, пока кто-то из них не пострадал. Сказав им, чтобы они следовали за ним, он двинулся к краю площади Бролетто. И вдруг Джованни, указывая рукой куда-то в толпу осуждённых, исступленно закричал:

– Кассандра!

У Леонардо от этого крика все внутренности сковало льдом. Он остановился и, обернувшись, посмотрел в ту сторону, куда указывал его ученик. На площади братья-иезуиты уже возводили приговорённых к казни на помосты и привязывали их к столбам. Святые отцы-инквизиторы торопливо зачитывали им приговор и анафему, а палачи быстро поджигали по их команде под помостами сухой хворост. Джованни бросился к оцеплению берровьеров, желая пробиться к своей возлюбленной, но стражники ударами аркебузов по голове остановили его, – он схватился за окровавленную голову руками, – а толпа бегущих, словно, лавиной стремительно унесла его куда-то прочь.

– Кассандра-а! – истошным надрывом донёсся его удаляющийся крик.

– Джованни! – разнёсся над площадью пронзительный женский вопль, и только тогда Леонардо увидел ту, за спасение которой он так долго вёл борьбу. Несколько иезуитов привязывали Кассандру к столбу на одном из помостов, и она вырывалась из их рук с отчаянностью дикого зверя, выкрикивая предсмертным голосом безысходной горечи имя возлюбленного. Серое платно на ней разорвалось, лицо и волосы окрасились кровью от побоев, но непобедимая сила любви заставляла безудержным к ней желанием рваться к жизни. Её пронзительные вопли перешли в хриплые, гортанные, рыдающие крики, заставившие людей приостановить на короткое мгновение безумство паники. Останавливаясь, люди обращали на неё свои взоры и уже больше не могли сдвинуться с места. Леонардо прирос ногами к земле и не мог оторвать взгляда от того, как бессмертная любовь в приговорённом к казни смертном человеке рвалась к своему бессмертию, заставляя человека следовать её неукротимой воле. Кассандру словно охватило неистовое сумасшествие, и иезуиты никак не могли с ней справиться, пока к ним не подоспел один из палачей, ударивший её по голове палашом. Она обмякла, кровь из огромной раны хлынула ей на лицо; её привязали к столбу, пламя взметнулось ввысь, и из дыма доносилось имя того, кого она любила.

– Джованни! – словно вдаль уносился её умирающий голос. – Джованни-и-и!..

Леонардо чувствовал, как у него на голове шевелятся волосы. Он вдруг осознал, что такая же ужасная смерть его кормилицы, цыганки Пресцилы, потеря Лизы Джоконды, с возрастом, при воспоминаниях о них и повторном переживании, обнажили его душу, превратив её в одну сплошную рану. В голове путаницей всплывали обрывки мыслей и фраз: «…Любовь как солнце… Его лучи должны греть… Человек стремится к их ласкающему теплу… Стремиться, но не приближаться… Приблизившись к ней, сгоришь…»

– Господи, какое противоречие! – непроизвольно у него вырвалось так, словно он сам был охвачен пламенем инквизиторского костра. – Любовь – всеобъединяющая сила!.. Вот она, Кассандра, горит, но любовь в ней тянется к любви другого, и как страшно смотреть на трагическую скорбь Любви, когда умирает её частица!.. Бедный Джованни!.. Как он будет после всего пережитого ужаса жить без этой частицы, к которой стремился с того времени, как познал её?!.. О, как хорошо, что толпа удалила его отсюда, и он не видит этого воцарившегося кошмара!..

Кассандру охватило пламя, но и в огне, задыхаясь, она до последнего удара сердца продолжала выкрикивать имя возлюбленного. Густой дым не позволял её хорошо разглядеть, но когда она затихла, стало ясно: она умерла! А в ушах очевидцев ещё долго продолжал звучать пронзительный крик Любви, взывающий из умирающей её частицы к живой; и долго люди не могли отвести глаз от помоста, на котором кривой усмешкой безжалостного и бездумного человеческого зверства была сожжена Любовь!.. Одежда на Кассандре сгорела, и её красивое обнажённое тело, обуглившись, превратилось в чёрную скульптуру Венеры. Вскрикнув от отчаяния, Леонардо отвернулся. Он не смог больше выносить этого ужасного зрелища. Чувствуя, что его покидают силы, он опёрся на плечи учеников. Они тоже были подавлены увиденным. Их глаза, в которых засели страх и смятение от происходящего, яснее всяких слов говорили, какие чувства они испытывают. Опершись на плечи Чезаре и Андреа, Леонардо стоял, понуро опустив голову. Запах горелой человеческой плоти вызывал у них тошноту. Видя, что учеников сейчас вырвет, он усилием воли взял себя в руки, отстранился от них и, с трудом выговаривая слова, приказал:

– Идите, разыщите Джованни!

Обрадованные таким распоряжением, Андреа, Чезаре и Франческо бросились его исполнять. Посмотрев им вслед, Леонардо, с трудом переставляя ноги, пошёл прочь с площади Бролетто домой. В его голове назойливым роем вращались мысли о Джованни и его двухлетней давности рассказанном сне о задохнувшейся в дыму тётушке Сидоне, и о Кассандре, сгоревшей на огненном кресте. Он шёл, и его губы старчески тихо шептали: «Как причудлива и неумолима судьба…»

Г Л А В А 5.

Ученики Леонардо отыскали Джованни Бельтраффио в мастерской иконописи монастыря Св. Франциска. Он попал туда благодаря усилиям его бывшего наставника Святого отца фра Бенедетто, вовремя подвернувшегося ему на пути и буквально вытащившего его из лап Святых инквизиторов, желавших притащить Джованни в Канцелярию Святого судилища за перекличку с ведьмой. Ему удалось убедить инквизиторов, что чары ведьм так сильны, что, даже будучи в огне, они остаются коварными до последнего мгновения своей жизни и способны соблазнить кого угодно, желая, чтобы как можно больше невинных христианских душ погибло вместе с ними. Эти доводы старого монастырского иконописца показались Святым отцам-инквизиторам убедительными, и они отпустили несчастного влюблённого. Целую неделю Джованни пролежал в келье Святого отца Бенедетто, не в силах подняться, и целую неделю Леонардо не отходил от него и пытался поставить его на ноги.

Французские войска маршала Джан-Джакопо Тревульцио не штурмовали Милан в день массовой казни «Охоты на ведьм», а, подойдя к городу, расположились у его стен, ожидая от горожан добровольной выдачи им Великого герцога Максимилиано Сфорца. Миланцы на их требование ответили молчанием. Леонардо, уже принимавший участие в обороне города, знал, что и «милосердие» французов продлится недолго; его шестидесятилетний возраст не позволял ему оставаться в Милане в разгар новой войны. К тому же здесь его уже больше ничего не задерживало: Кассандры не было, и он не желал, чтобы площадь Бролетто напоминала о ней Джованни. Поэтому, как только его ученик поднялся на ноги, он, воспользовавшись приглашением на королевскую службу к Джулиано Медичи, присланным ему Галеотто Сакробоско, 23-го сентября 1513-го года выехал в Рим, где через флорентийского короля, ставшего Знаменосцем и гонфалоньером Римской Католической Церкви, надеялся поступить на службу к его брату, римскому Папе Льву Х…

**** **** ****

В дневнике Леонардо имеется запись! «… Как до меня Птолемей описывал мир в своей Космографии, точно так же и я описываю строение человеческого тела – эту маленькую вселенную – мир в мире… Но ещё более я хотел бы познать самый скрытый в человеке мир – это невидимый глазу организм его сознания, ощутимый лишь внутренним осязанием – свет мудрости, заключённый в скорлупу мышц и скелета; в котором так же царствует и тьма безумия…» Так размышлял он по дороге в Рим о том, что происходило в жизни с ним и с тем, что произошло в последние годы с Джованни Бельтраффио. Он надеялся, поступив на службу к римскому Папе Льву Х, получить от него разрешение на анатомические исследования и возобновить медицинскую практику анатомического сечения. Ему вновь хотелось заглянуть в человеческий мозг и ещё раз попробовать разгадать тайну его памяти; и главным образом, памяти (он считал мысли о прогнозе и планировании действий естественным доказательством этого явления) будущего!