Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 3"

Встреча была бурной. Давно не видевшие друг друга, они долго не могли разжать своих объятий; причём Леонардо один сгрёб всех, – встречающие, в свою очередь, довольствовались лишь радостью и возможностью чуть-чуть дышать. В следующие мгновения их бурной восторженной встречи произошло то, чего никто из них не ожидал – ни Марко д’Оджоне, ни Джакомо Капротти, ни гостеприимные хозяева, ни даже сам Леонардо: его взгляд упал в открытую настежь мастерскую, он разжал объятия и прошёл в неё – яростный до безумия гнев, какой крайне редко бывал с ним, охватил его, когда он осмотрелся внутри мастерской. В бешенстве он стал разбивать ногами леджо, поставцы, картины

*Трисмегист – античный бог Гермес.

на них, заготовки; наборы палитр и керамические чаши с растёртой в них разноцветной охрой, приготовленной для масляных и темперных красок.

– Вот во что вы превратили мастерскую! – свирепо хрипел он, растаптывая и раскалывая деревянные срезы досок с недописанными на них картинами. – В канцелярию шарлатанов преобразовали Академию!.. Под именем моим выпускаете из неё мелких и дешёвых пасквильников палитры!..

Марко д’Оджоне и Джакомо Капротти затряслись от страха. Марко Камилани и его супруга кинулись его успокаивать. Услышав шум, с улицы в гостиную вбежали новички Академии: им сразу стало ясно, кто приехал к ним. За ними в дом вбежали Матурина, Чезаре да Сесто, Джованни Бельтраффио и Андреа Салаино; с опозданием пришёл Зороастро. Никто из них ещё не видел Леонардо в таком безудержно иступлённом гневе, граничащем с безумием. Матурина бросилась успокаивать его, остальные не сдвинулись с места: их парализовало от страха.

– Вы предали меня!.. Предали! – страшно хрипел он. – Завистники, враги мои – от них ожидать можно было худшего!.. Но я и представить себе не мог, что тех, кого я люблю… Вы смрадные гнилые души, имя моё в грязь втоптали!.. А у меня, кроме моего имени, и нет больше ничего!.. Мне имя Богом дано, чтобы с почётом его нести через жизнь!.. А вы… Вы – хуже моих врагов!..– и он топтал и растаптывал всё, что попадало ему на глаза, и казалось, что его безумной ярости не будет конца, однако, разбив и растоптав всё, он всё же остановился, перевёл дух и свирепо сверкнул взглядом на собравшихся в гостиной академистов. – Марко, Джакомо! – гневно рявкнул он.

– Да, учитель! – одновременно пролепетали д’Оджоне и Капротти.

Леонардо, тяжело ступая, так, что стук его кованых со звенящими шпорами сапог отдавался в самых дальних уголках притихшего дома, подошёл к ним. Взяв их обоих, одновременно, за грудки курток, он подтянул их к себе и заглянул им по очереди каждому в глаза. Губы у Леонардо дрожали, веки оплыли слезами.

– Я верил вам!.. Я любил вас!.. – почти беззвучно выговорил он. – Как вы могли?!

– Учитель! – нашёл в себе силы ответить Джакомо Капротти. – Вы и мы всегда влачили на себе оковы нищенства… Мы думали, что сейчас наступило время…

– Вы имя моё с грязью смешали! – не дав ему договорить, Леонардо брезгливо отшвырнул их от себя. – Псы-падальщики – вот кто вы!.. Вам место не в Академии искусства, а среди падали скотомогильников!

– Учитель!.. – отчаянно крикнул Джакомо.

– Марко д’Оджоне – он, мелочный барышник, надоумил тебя?!.. Отвечай!

Джакомо, понурив голову, опустил глаза.

– Мы думали вас обрадовать, – виновато пробормотал он, – полагали, что так будет лучше…

Леонардо подошёл к нему, взял за подбородок и, заглянув в глаза, грустно усмехнулся.

– Для этого, Джакомо, в душе должна быть Любовь!.. У вас же вместо неё – смрадная мертвечина алчности! Любовь – это терпение, какие бы оковы на тебе не были… И кроме Любви ничего и никогда не бывает лучше… Вы мою Любовь к вам осквернили… – он отпустил его подбородок и направился к выходу из гостиной, попутно кивнув Матурине, Зороастро и трём ученикам идти за ним. – Всё, нет больше Академии! – опустошённо и безысходно вздохнул он; обернувшись возле двери, он опять гневно сверкнул глазами на Марко и Джакомо. – Я распускаю Академию!.. Не позволю, чтобы именем моим отсюда выпускали шарлатанов-черномазников!.. – и, обратившись к Марко Камилани, грустно вздохнул: – Простите меня, сире Марко, но я не могу оставаться в вашем доме…

– Да, я понимаю, – развёл руками Камилани. – Я говорил им, что мессере Леонардо будет вами недоволен, но они меня не послушали… – у него из груди вырвался судорожный вздох с гортанным всхлипом. – Так радостно встретились и так… Жаль так расставаться! – воскликнул он.

– Может быть, останетесь, мессере Леонардо? – поддержала мужа жена.

Но Леонардо не слышал их. Он вышел из гостиной на улицу и пошёл отвязывать коня. Последовав за ним, Матурина, Зороастро и трое учеников направились к экипажу. Марко д’Оджоне, Джакомо Капротти и новички-академисты пристыжено смотрели им вслед.

– Подождите! – крикнул Марко Камилани и побежал за ними вдогонку.

Леонардо, отвязав коня, приготовился запрыгнуть в седло и вставил уже для этого ногу в стремя, но остановился, вопросительно уставившись на Камилани; тот подбежал к экипажу, забрался на дроги и, заняв место рядом с Чезаре да Сесто, забрал у него вожжи.

– Всё равно сейчас вы скитаться будете по Милану в поисках, где можно снять жильё, – скороговоркой пробормотал он. – А мне младший брат дом оставил для присмотра… Он недавно женился!.. Жена у него из Генуи, так он к ней, поближе к морю перебрался, а дом оставил мне, чтобы я за ним присматривал!.. Дом пустой!.. У Верчельских ворот он!.. Вам понравится в нём, мессере Леонардо, и я денег с вас за него не возьму! Живите в нём, сколько хотите, лишь бы дом был под присмотром! – он стеганул длинным концом вожжей по спинам лошадей, они дёрнулись и потащили за собой тяжёлый экипаж; Марко Камилани направил его на дорогу Порта-Верчелина.

Леонардо понял, что ему стыдно перед ним; что он считает себя отчасти виноватым в том, что Академия стала притоном для мошенников-карикатуристов, кое-как копировавших «Тайную Вечерю» для массового спроса приезжающих в монастырь Мария делле Грацие паломников. Вскочив на коня, он бросил прощальный взгляд на дом, в котором долгое время жило его сердце и добрая память, вонзил шпоры в конские бока и поехал догонять удалявшийся экипаж.

Марко Камилани остановил экипаж у большого красивого дома рядом с речной таможней на Катаранском канале. Городские Верчельские ворота и виноградник, подаренный Леонардо герцогом Людовико Сфорца были от него в двух шагах, поэтому мастер остался очень доволен. А осмотрев дом, он обрадовался ещё больше: в нём было всё необходимое не только для жилья, но и для работы. Гончарная и столярная мастерские, кузница; тигельные печи для плавки железа и обжига керамической посуды; мастерская скульптуры и чеканки и даже стеклодувный цех. Такого многообразия мастерских не было в Академии, и, хотя Леонардо не собирался надолго задерживаться в Милане, он очень обрадовался новому дому.

– Я чрезвычайно благодарен вам, сире Марко, за оказанную услугу, – сказал он, стоя в апельсиновом саду и глядя с пригорка на Катаранскую таможенную пристань, куда причаливали небольшие рыбацкие и торговые судёнышки для досмотра миланскими доганьерами; вид из сада открывался прекрасный, и Леонардо с восторгом смотрел на окружавшую дом местность. – Красиво-то как!.. Лучшего и желать нельзя!..

– Живите здесь, мессере Леонардо, в своё удовольствие! – улыбнулся ему Марко Камилани. – Да, я ещё вот о чём вам хотел сказать, – при Марко д’Оджоне и Джакомо Капротти мне это сделать было неудобно, а здесь никто не мешает… – замялся он застенчиво.

Леонардо отвёл взгляд от Катаранского канала на него и насторожился.

– Ну!.. Что ещё натворили эти стервецы?! – не выдержал он затянувшейся паузы.

– Они-то ничего, – дёрнул головой сире Марко. – А вот Академию вам, мессере Леонардо, распустить не удастся…

– Почему?! – не понял Леонардо, в недоумении вытаращившись на него.

– Я бы сказал: не просто! – угрюмо развёл руками Камилани. – Её куратором является сам казначей французского короля Людовика XII и его наместника в Милане Шарля д’Амбуаза, сеньор Флоримонд Роберто!.. Они ни за что не закроют вашу Академию, если вы даже лично обратитесь к Шарлю д’Амбуазу с ходатайством о роспуске её учеников… Слишком большие дивиденды получает сейчас французская корона от вашей Академии, мессере Леонардо, а на то, что под её крышей за вывеской с вашим Именем собираются, как вы выразились, шарлатаны-черномазники, – это им только золотит руку!.. Они постановили указом, что даже я не имею права отказать в аренде дома этим шарлатанам!

Лицо Леонардо опять потемнело, глубокая морщина прорезала лоб. Он бессильно опустился на пригорок, на котором стоял, и задумался.

– Конечно же, такая вещь не прошла без участия и согласия с казначеем Фларимондо Роберто самих учеников Марко д’Оджоне и Джакомо Капротти, но сейчас уже ничего сделать нельзя… Поздно, – удручённо продолжал Камилани. – Я вот и подумал: берите в пользование этот дом и сделайте на нём ещё одну вывеску вашей Академии художеств, а я, в свою очередь, всех приходящих посетителей в мой дом буду отправлять по мере моих сил сюда… У вас здесь хорошие ученики, мессере Леонардо, и я уверен: постепенно ситуация выправится!.. Вот увидите! – с весёлой улыбкой закончил он.

Леонардо посмотрел на него тёплым, благодарным взглядом, поднялся с пригорка и по-дружески пожал ему руку.

– Благодарю вас, сире Марко! – глубоко и грустно вздохнул он. – Вы и так сделали для меня очень много… Идея ваша прекрасна, но я очень прошу вас: не предпринимайте ничего… Джакомо Капротти имеет преступное прошлое, и я думаю, что и среди пришлых в Академию шарлатанов таких немало найдётся… В общем, ничего не предпринимайте, – дружески похлопал он его по плечу. – А то они отомстят вам за вашу добродетель ко мне таким коварством, что вы долго потом будете жалеть, что помогали мне…

– Добрый вы человек, мессере Леонардо! – покачал головой Камилани. – А вот добрых людей на вашем пути почему-то не попадается… Всё какие-то… – не договорив, махнул он рукой.

– Ну, это вы зря! – с усмешкой возразил Леонардо. – А вы что же?!.. Разве вы не добрый человек?

– Да что я!.. – небрежно отмахнулся Камилани. – Я про ваших учеников да про тех правителей говорю, которым вы служите… От моих знакомых из Флоренции сюда такие слухи о вас дошли…– опять сокрушённо покачал он головой. – Удивляюсь я вам: какое терпение надо, чтобы всё это вынести?!

Леонардо вновь помрачнел и отвернулся. В памяти всплыли мгновения, проведённые с Лизой и Катариной, их блестящие задором глаза и радостные улыбки. Он опять опустился на пригорок и, глядя на корабли у Катаранской пристани, предался воспоминаниям. «Да, быстротечно было моё счастье, – думал он, мысленно осязая прикосновение к ним. – Казалось, вот он: миг, когда мы будем вместе, но всё вышло иначе…» И мысли, одна горючей другой, захлёстывали его сознание. Когда же, наконец, он отвлёкся от них и обернулся, то Марко Камилани уже рядом не было. Он, видимо, поняв, какой горечью отозвались его слова в памяти Леонардо, не желая больше быть виновником его грустных воспоминаний и бередить его душу ещё каким-нибудь неосторожным высказыванием, ушёл тихо, не попрощавшись…

**** **** ****

К наместнику французского короля Людовика XII синьору Шарлю д’Амбуазу Леонардо отправился только на третий день после приезда в Милан. Первые два дня он занимался перевозкой своих вещей из исследовательской научной мастерской-студиоло дома Марко Камилани в новый дом у Верчельских ворот. Он надеялся, что за эти два дня Шарлю д’Амбуазу уже станет известно о его приезде в Милан; и не только о приезде, но и о переезде его со старого места на новое, что, безусловно, должно было, по разумению Леонардо, озадачить французского наместника: почему основатель художественной Академии её покинул?.. Как он предполагал, так оно и вышло: и первый вопрос, заданный ему Шарлем д’Амбуазом, когда он прибыл к нему на приём, касался именно его переезда из Академии на новое место. Случилось это за роскошным обеденным столом, который в честь Леонардо устроил французский правитель Милана и Ломбардии в сокровищнице Кастелло ди Порта-Джовиа, ставшей ему резиденцией; раньше сокровищница служила спальней супруге герцога Людовико Сфорца, герцогине Беатриче д’Эсте. Взору Леонардо она предстала совсем в ином виде, нежели тогда, когда он был здесь в последний раз: в день смерти Беатриче д’Эсте. Она сверкала изысканностью резной позолоченной мебели, мраморными статуями и картинами современников Леонардо: Браманте, Боттичелли, Пентуриккьо, Боргоньоне, Монтенья. На видном месте, над изголовьем кресла французского наместника, висела и его картина «Благовещение». Такая радушная показательность Шарля д’Амбуаза вызвала у Леонардо усмешку. Он её не показал, но понял, что французский правитель использует этот дипломатический приём гостеприимства для всех известных живописцев, которым он устраивает аудиенцию. «…Окажись на моём месте кто-нибудь другой: Перуджино, Микеланджело или молодой Рафаэль, – подумал он иронично, – над изголовьем Шарля д’Амбуаза висели бы их картины…» Перехватив его взгляд, Шарль д’Амбуаз изобразил на лице многозначительность, от чего его толстые губы стали тоньше, уголками утонув в обвислых щеках, и закивал головой.

– Да, мессере Леонардо, не так много настоящей чистоты в наш нелёгкий век, – затряслись его губы вместе со щеками. – А ваша картина – это что-то особенное!.. Ощущение у меня такое, когда она за спиной и над моей головой, что, как будто, в дополнение к ангелу-хранителю я получаю божественное благословение!.. И каждое утро, глядя на архангела Гавриила, приносящего деве Марии благую весть о будущем рождении Спасителя, у меня сердце наполняется радостью и верой в то, что новый день принесёт мне столь же радостное известие, что и божественный посланник светоносной Деве!

– Для девственницы, синьор д’Амбуаз, у вас пол не тот, да и слишком стары вы для невинности! – без злой иронии в голосе улыбнулся Леонардо.

– О-о!.. Вы меня не так поняли, мессере Леонардо!..

– Ровно настолько, насколько вы выразились…

– Я имел в виду… – запнулся Шарль д’Амбуаз, заострив внимание на безмятежной улыбке Леонардо. – Я неплохо осведомлён, мессере Леонардо, о непреклонности вашего характера, равно как и о язвительности вашего языка!.. Но уверяю вас: я имел в виду совсем другое… Встречу с добрыми, порядочными и умными, как вы, людьми – вот что я имел в виду!

– Простите, ваша Светлость, если вам показалась скучной моя неразумность, – остался Леонардо безмятежно улыбающимся.

Шарль д’Амбуаз растерялся. Вскинув густые брови, он широко открытыми глазами посмотрел на мастера.

– Вовсе она не скучная…– тряхнул он двойным подбородком и растерялся ещё больше. – То есть, я опять имел в виду другое… Я имел в виду, говоря о вашей картине, что от неё веет подлинной благодатью хорошего настроения! У меня, когда я гляжу на неё, всегда возникает вопрос: как вам удаётся одухотворить неподвижное красочное изображение такой чуткой осязаемостью, что невольно чувствуешь себя участником нарисованных на картине событий?.. Можно только себе представить, как преобразится Италия и Европа выпущенными из вашей Академии живописцами, обладающими вашим мастерством, мессере Леонардо!.. – расплылся он широкой улыбкой и после небольшой паузы, как бы, между прочим, добавил: – А почему вы переехали на новое место, мессере Леонардо, покинув стены старой Академии?!

– Вам уже и это известно! – деланно изобразил Леонардо удивление.

– Ну, а как же?!.. Вы ведь уже не первый день в Милане…

– Значит, вам должно быть известно от тех, кто вам доложил о моём прибытии в Милан, и то, что, переехав из старой Академии на новое место жительства, я, таким образом, желаю лишь раздвинуть её границы для дополнительного приёма в неё новых будущих преобразователей Италии и Европы!..

Шарль д’Амбуаз вновь озадачился.

– Послушайте, мессере Леонардо, у меня складывается такое впечатление, что вы принимаете меня, по меньшей мере, за человека недалёкого, – прикусил он нижнюю толстую, выпирающую вперёд губу; в его глазах появилось лёгкое раздражение. – Мне хорошо известно, что в первый день по прибытии в Милан, побывав в мастерской старой Академии, вы устроили там погром с обращением к её ученикам о роспуске Академии! Так что давайте начистоту…

– Именно с чистоты в наш нелёгкий век вы и начали наш разговор, сеньор д’Амбуаз, – согласился с ним Леонардо. – Поэтому прошу простить меня за резкость: я не вижу необходимости отвечать на ваш вопрос!.. Я лишь удивляюсь, как такой человек, как вы, стремящийся к настоящей чистоте, да ещё и с такой одухотворённостью о ней говорящий, спрашивает меня о том, что и так яснее ясного!.. Вы, ваша Светлость, скорее не недалёкий человек, а бессердечный по отношению к настоящей чистоте! И ваше поведение в обращении со мной вызывает у меня не – как вы выразились – язвительность, а досаду и негодование!.. Кстати: те, кто известил вас о моём прибытии в Милан; о погроме, устроенном мной в Академии, и моём переезде из неё на новое место, рассказали мне, что чистоту в ней курировал ваш казначей, сеньор Флоримонд Роберто!.. – Леонардо понизил голос до таинственности. – По большому секрету они поведали мне, что он так привык там наводить порядок, что ему не составит большого труда ещё раз провести там уборку!

Шарль д’Амбуаз, вытаращив на него глаза, подавился недожёванным куском ветчины. Схватившись за бокал пухлой пятернёй, он запил его вином, затем вытер губы салфеткой и раздражённо бросил её в руки сенешаля, чтобы он заменил её на чистую.

– Как они могли вам такое сказать?! – взвился его голос вибрирующим дребезжанием.

Леонардо с не сходящей с его губ безмятежной улыбкой положил себе в тарелку кусок запечённого в фасоли палтуса и без помощи сенешаля налил в свой бокал вина.

– Если бы я был один из них, то я, разумеется, ответил бы вам на ваш вопрос, сеньор д’Амбуаз, а так… – развёл он руками. – Я могу лишь добавить к вышесказанному только то, что они восхищались тем, как ваш казначей любит наводить там настоящую чистоту уборкой, по их выражению, золотого мусора, которым он неустанно пополняет вашу казну!.. Ну, а если серьёзно, то у меня к вам есть предложение, – сделал Леонардо паузу, чтобы усилить внимание французского наместника; он прожевал и проглотил кусок рыбы, запил его вином.

– Какое предложение? – не выдержал затянувшейся паузы Шарль д’Амбуаз.

– Закрыть Академию.

– Вынужден вас огорчить, мессере Леонардо, но я не могу удовлетворить вашего предложения, – покачал головой француз. – Этот вопрос может решить только король Людовик XII! Обратитесь к нему с письменным ходатайством, возможно, он рассмотрит его!.. Хотя… Я не уверен…– в дополнении как-то скользко прозвучала у него эта фраза.

Зацепив его взглядом, Леонардо понял, что Шарль д’Амбуаз лукавит. Есть что-то такое, что заставляет его прятать от него глаза. Он задумался. Выезжая из Флоренции в Милан, Леонардо, под предлогом геологического исследования горной местности на севере Ломбардии для поисков медной руды, надеялся получить у наместника французского короля пропуск, позволяющий ему беспрепятственный проезд по всем дорогам Ломбардии. С помощью этого специального пропуска он намеревался отправиться в Наварру на встречу с доном Чезаре Борджа. Неожиданно возникшее препятствие с вопросом о закрытии Академии заставило его пока не оговариваться с таким обращением к Шарлю д’Амбуазу. Он решил, что сначала он добьётся роспуска Академии, а уж потом заговорит о геологической экспедиции. Вид француза настораживал Леонардо. Он боялся, что неосторожным словом он погубит задуманное… И вдруг Леонардо осенило: никакого письменного ходатайства Шарль д’Амбуаз скорее всего не будет передавать королю Людовику XII; уж очень силён интерес французов в сохранении его Академии и получении от неё прибыли в их казну. Они просто будут делать видимость, что письмо отправлено, что его рассматривают, а сами начнут тянуть время, пока он, Леонардо, не предложит им взамен что-либо подходящее с такой же прибылью; причём прибылью, как понял он по виду французского наместника, от которой Шарль д’Амбуаз мог бы отделить без причинения вреда казне и трагических для себя последствий солидный кусок куша и положить его в свой карман. Можно было, конечно, послать письмо в обход наместника, обычной почтой, но такой способ миновать инстанцию значил бы только одно: его ходатайство никогда не будет рассмотрено Людовиком XII, потому что оно обращено к королю без принятого в таком случае правила аристократического этикета и юридического правила, предусматривающего его передачу в Канцелярию королевской почты от одной инстанции к другой, вышестоящей.

– Ну, раз дьявольский соблазн для вас так велик, – задумчиво высказался вслух Леонардо, решив повернуть ситуацию в свою пользу, – то я помогу вам приобрести уверенность…

– Вы о чём? – не понял Шарль д’Амбуаз.

– О золоте!.. О «медном» золоте, ваша Светлость!

Француз выжидающе смотрел на Леонардо, когда он покончит с рыбой.

– Вы стали алхимиком, мессере Леонардо?! – подстегнул он его медлительность.

– Упаси Бог!

– Тогда что значит с ваших слов «медное золото»?!

– Это значит, что я обойдусь без письменного ходатайства вашему королю Людовику XII, – с удовольствием Леонардо отбросил в тарелку последнюю рыбью кость. – Вместо ходатайства у меня есть кое-что получше…

– И вы можете сказать, что?

– Разумеется!

– Я слушаю вас.

Леонардо запил рыбу прекрасным Верначчио, вытер салфеткой губы и, откинувшись на высокую спинку кресла, с облегчением вздохнул.

– Семь лет назад в Кастелло ди Павия я получил от тогдашнего кардинала Валенсии и герцога Романьи, дона Чезаре Борджа, разрешение на проезд по всей северной Италии…

– Для составления военных карт… Мы это знаем! – заносчиво усмехнулся Шарль д’Амбуаз.

– Вы не всё знаете, – в свою очередь таинственно усмехнулся Леонардо.

– Да?.. А что ещё?

– Наряду с военными картами я составлял и геодезические карты…

– Что это значит: геодезические? – отупел взгляд французского наместника. – Преферанс, покер, деберц, рамми, марьяж… Я это знаю!.. А о геодезических я ничего не слышал!

Такое количество перечисленных азартных игр заставило Леонардо сначала разинуть рот, так как он не сразу понял, что имеет в виду Шарль д’Амбуаз; когда же смысл сказанного до него дошёл, то Леонардо, не сдержавшись, расхохотался.

– Нет, ваша Светлость, геодезические карты никакого отношения к преферансу и марьяжу не имеют, и обменять их на экю можно только в том случае, если подтвердится их правильность!.. На них указаны залежи медной руды и олова в Альпах!..

– Ах, вон вы про что!.. – загорелся взгляд француза.

– Да! Мне только от вас нужна выдача пропуска, чтобы поехать на места исследований и ещё раз убедиться в достоверности указанных мной на карте месторождений!

– Я могу взглянуть хоть на одну из этих карт?

– Можете хоть на все, но в обмен на выдачу пропуска и приостановление деятельности моей Академии до тех пор, пока я лично не встречусь с вашим королём! – жёстко заявил Леонардо. – Величина дохода от разработок медных руд и олова несоизмерима с теми «чистотами», что производят обосновавшиеся в моей Академии шарлатаны под покровительством вашего казначея Флоримондо Роберто!.. Я думаю, что вы и сами, сеньор д’Амбуаз, понимаете, какая вам от моего предложения прямая выгода: вы своим влиянием останавливаете затянувшееся чернение моего имени – я частично передаю вам права на разработку найденных мной месторождений!.. – он перевёл дыхание и ненавязчиво заметил: – Флоренция находится под вашим протекторатом, поэтому вам не составит труда привлечь капиталы их сеньоров к разработке найденных мною руд. Они с удовольствием вложат деньги в это предприятие, так как уже много потеряли на войне с пизанцами, ссужая деньгами Совет Десяти!

Леонардо полагал, что такое предложение сразу заставит Шарля д’Амбуаза согласиться на его условие. Он очень не хотел, чтобы найденные им руды, вывозились из Италии; в крайнем случае, он предполагал их минимальный вывоз из страны. Однако то, что он услышал от французского наместника, стало для него полной неожиданностью и вызвало в нём возмущение, с трудом удавшееся ему преодолеть и подавить, чтобы внешне оставаться спокойным и сохранять безмятежную улыбку.

– Война! – восторженно воскликнул Шарль д’Амбуаз, подпрыгнув на кресле и колыхнувшись грузным телом. – Вы сказали «война», мессере Леонардо!.. Она-то и заставляет нас тратить большие деньги на её необходимость, поэтому мы вынуждены не только не закрывать, но и расширять различные производства, облагая их налогами и порою, не обращая внимания на некоторую нечистоплотность их служителей!.. К сожалению, мессере Леонардо, и ваша Академия в этом случае не стала исключением… Но причина всему – война!.. Да-да-да!.. Вы сами принимали участие в сражениях!.. О вас ходят слухи, как о славном и доблестном воине! И вы хорошо знаете, что представляет собой эта бестия! Не вам ли в тяжёлых битвах приходилось побеждать?! – его улыбчивость приобрела тошнотворную приторность. – Хотя нет, я ошибаюсь… – поубавил он пыл. – Для вас, мессере Леонардо, победа – это всего лишь лёгкая виртуозность вашего ума!.. Сначала росчерк карандаша на пергаментном чертеже страшного самоходно-сухопутного тарана, потом его постройка – что, наверное, наиболее тяжкое из всех затраченных вами на него усилий – и, наконец, военный поход за победой, похожий на праздничную прогулку!. Мой король, Людовик XII, давно ведёт войну с венецианцами – о, проклятые итальянцы!.. – оговорился он, даже не заметив и не дав себе отчёта, перед кем он это сделал. – И мы никак не можем их победить!.. Мессере Леонардо, мы знаем, какие необыкновенные военные тараны вы создавали для дона Чезаре Борджа, и какой ужас вы наводили ими на всех, – его восторг снова возрос. – Когда вы находились у него на службе, одного вашего имени было достаточно, чтобы враги герцога Валентино сложили перед ним оружие!.. Не могли бы вы и нам создать нечто подобное?!.. Или хотя бы указать место, куда последние кондотьеры Церковного войска дона Чезаре Борджа спрятали ваши необыкновенные машины после ухода из Рима?! Вы наверняка знаете, где они находятся… – он пытливо посмотрел на Леонардо, словно застывшего с безмятежно улыбчивым лицом, но, не дождавшись от него никакой реакции, продолжил: – Мы уже посылали в Апеннины несколько экспедиций на поиски изобретённых вами таранов, мессере Леонардо, но, увы, пока всё безрезультатно… Людовик XII даже как-то изъявил желание пригласить к себе на приём принцессу Шарлотту д’Альбре и её супруга дона Чезаре! – его брови вдруг поползли на лоб. – Да, мессере Леонардо, имеется слух, что герцогу Валентино удалось влюбить в себя нашу французскую принцессу только благодаря тому, что когда-то он имел возможность прикоснуться к вашей бороде! – указал он пальцем на поседевшую бороду Леонардо. – Мой король приглашал их на беседу о спрятанных военных машинах, но и тут, увы, оказалось поздно… – выдохся он, не договорив причины, почему стало запоздалым приглашение дона Чезаре Борджа и его супруги Шарлотты д’Альбре к королю Франции.

Леонардо был приятно удивлён, что герцог Валентино женился, да ещё на французской принцессе. О том, почему он и его супруга не посетили французского короля, мастер расспрашивать не стал, надеясь, что причину этого он узнает в продолжение разговора.

– Ну, так как, мессере Леонардо, вы поможете нам?!.. – спросил Шарль д’Амбуаз со всей имеющейся у него любезностью. – Ручаюсь, что вашу Академию из-за обосновавшихся в ней, как вы выразились, шарлатанов даже закрывать не придётся. Мы их просто выгоним оттуда и всё, а для обучения вы новых наберёте… учеников, я имею в виду, конечно, – оговорился он, поняв каверзную ухмылку Леонардо. – И у вас даже отпадёт необходимость обращаться к королю Людовику XII!..Всё останется на своих местах, только с выгодой для обеих сторон: вас и нас!.. Ну, так как?!

У Леонардо на лице застыло выражение скучающей горечи.

– И всего-то вам нужны были от меня военные сухопутные галеры, – размышляя, высказался он вслух сам себе. – И для этой цели обдумано вами было всё заранее: и уничтожение моей Академии, и приглашение в 1503 году меня к вам на службу, чтобы, глядя на то, как вы глумитесь над ней, я быстрее пошёл вам на уступки и помог воплотить в жизнь ваши задуманные идеи… А тут я ещё – ну чем не подарок? – с предложением к вам о разработке руд…

– Значит, можно считать, что вы согласны? – уцепился Шарль д’Амбуаз за последнюю фразу Леонардо.

– … И ради всего этого столько словесной шелухи вы рассыпали вокруг меня, – не обратил Леонардо внимания на его вопрос. – Как бы мне теперь сделать так, чтобы вас не огорчить?..

– Что вы имеете в виду?!

– У меня нет оригиналов чертежей тех таранов, о которых вы мечтаете, – устало посмотрел Леонардо на французского наместника. – Я их оставил герцогу Валентино после того, как были построены и испытаны сухопутные галеры… Что вы на меня так смотрите?!.. Не верите?!.. Я отдал чертежи герцогу Валентино, потому что между нами было заключено такое соглашение: я изобретаю для него оружие, а он платит мне за него и оставляет чертежи себе, чтобы больше никто ими не воспользовался!.. Думаю, что и вы на его месте поступили бы точно так же, так что нечего удивляться и так смотреть на меня…

– Но вы можете помочь нам в розыске оружия! – сделал ещё одну попытку Шарль д’Амбуаз уговорить Леонардо.

– И этого я при всём желании сделать не могу…

– Почему?

– Потому что тот, кто судит о доне Чезаре Борджа по себе, уверяю: впадает в большое заблуждение…– скривился Леонардо в усмешке. – Вы говорите об Апеннинах, из чего я делаю вывод, что ваши соглядатаи следили за частью церковных войск герцога Валентино, покидавших ночью Рим!.. Так?

Шарль д’Амбуаз не ответил, но помимо своей воли машинально кивнул головой.

– Я полагаю, что ваши соглядатаи плелись где-то в хвосте церковного войска, – продолжил Леонардо, попутно размышляя на ходу. – Они не видели, как за несколько миль до Порто-Чезенатико кондотьеры дона Чезаре Борджа, опять-таки ночью, разделились на два отряда: первый пошёл вперёд в гавань Чезенатико и погрузился там вместе с самоходными таранами на заранее подготовленные корабли; второй, прикрывая отход в гавань первого отряда, оставался на месте, чтобы и их преследователи оставались вместе с ними… Выждав время, потом и он отправился в горы, увлекая за собой соглядатаев… А в горах бесследно исчез…