Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 3"

Леонардо, отягощённый возвратом долга в казну, находился в таком состоянии духа, что ему было безразлично, что происходит во Флоренции, хотя о всех событиях он был хорошо осведомлён от Матурины, учеников и сеньора Пьеро Мартелли. Отсутствие денег ввергло Леонардо в отчаяние. Судебная тяжба о наследстве у ростовщика Бенджамина не продвигалась, и денег взять было неоткуда. Часть на погашение долга пожертвовал Пьеро Мартелли, ещё часть, к большому удивлению Леонардо, собрали флорентийские жители, спасённые им на строительстве канала от болезни во время эпидемии болотной лихорадки. Узнав о том, в какое бедствие он попал от гонфалоньера Флорентийской Республики, горожане – в основном это были монархисты, ненавидевшие Содерини, – приходили к нему и отдавали последний флорин, чтобы спасти его от верховного правителя. Оставшуюся часть денег из своих сбережений отдала ему Лиза. Леонардо последнее время очень редко видел её и очень тосковал по ней и по Катарине. Девочке близилась третья годовщина. Златокудрая, голубоглазая, озорная и весёлая, она вихрем заводила дом сеньора Пьеро Мартелли, наполняя его радостным визгом, играми и весёлой кутерьмой, втягивая в них всех обитателей дома. Разумеется, больше всех ей радовался Леонардо. Он и придумывал для неё игры и развлечения, и рассказывал ей сказки, и мастерил игрушки, и кормил, и укладывал спать.

Близился конец июня. Долг надо было погасить не позднее начала июля. Лиза пришла с Катариной и конвертитой Камиллой к Леонардо, как всегда, под предлогом неоконченного портрета. Стояла жаркая погода без единого облачка на небе, давящая на людей нестерпимой духотой, делая их вялыми. Ученики Леонардо находились в мастерской, а он с Матуриной сидел в гостиной, пересчитывая имевшиеся у него деньги и прикидывая в уме, где взять недостающие для возвращения их в казну Совета Синьории.

– Чёрт бы побрал этого Содерини! – в сердцах приговаривал он, видя, как много денег ещё недостаёт для нужного количества. – Я же знал его ещё со времени Святого отца фра Джироламо Савонаролы!.. Знал, понимал, кто он, и всё-таки угораздило меня связаться с ним… А ведь, если бы не Мартелли… Я при одном взгляде на Содерини понял, что за прошедшие годы он ничуть не изменился!.. Хотел же сразу убраться в Валенсию, но Пьеро остановил…

– Не казни ни его, ни себя, – ласково успокаивала его Матурина, – он хотел как лучше…

– Да, теперь-то уж, конечно…

– Лиза!

– Что? – не понял Леонардо.

– Лиза идёт! – кивнула Матурина на окна, выходящие из гостиной на двор дома.

Леонардо, выпрямившись, глянул в окно и подпрыгнул от радости. Лиза вместе с Катариной и Камилой приближались к дверям гостиной. Леонардо бросился их встречать. Матурина с улыбкой на губах посмотрела ему вслед и принялась досчитывать то, что он не досчитал. Ворвавшаяся в дом Катарина, сразу преобразила его радостным смехом. В красном атласном платьице с жёлтыми кружевными оборками воротника и рукавов, в резных детских цоколях на ножках и серебряной заколкой в золотых локонах волос она походила на маленькую ожившую, сказочную куклу. Бросившись на шею Леонардо, она поцеловала его в щеку, потом быстро слезла с его рук и, стуча по полу резными туфельками, побежала в мастерскую. На её звонкий смех уже вышли Чезаре, Андреа, Джованни и Зороастро. Поцеловав каждого из них, она закружила их озорством детской причуды и увлекла за собой на двор поиграть.

– На горный ручеёк похожа, – с грустной улыбкой заметил Леонардо, любуясь ей. – Такая же быстрая, с радужным веером искрящихся солнечным светом брызг радости!..

– А почему ты говоришь об этом так грустно? – удивилась Лиза.

– Потому что не смогу всю её жизнь быть рядом с ней… Потому что умру раньше, чем она, и не смогу ни радоваться за неё, ни переживать…

– У тебя настроение печальное…

– Да, – кивнул Леонардо. – Я что-то и впрямь в последнее время упал духом… Обезволился!.. Никак не могу собрать себя… – дёрнул он от безысходности головой. – Чёртов Содерини!

– Я сейчас помогу тебе воспрянуть духом! – загадочно улыбнулась Лиза и, потянувшись к пышной ажурной сумочке в руках Камилы, достала из неё большой, расшитый бисером кошель и протянула его Леонардо.

– Что это? – разинул он рот от удивления.

– То, что тебе поможет уйти от зависимости, как ты выразился, этого чёртова Содерини! – улыбнулась она и, приблизившись, поднялась на носочки и поцеловала его.

Леонардо стоял, не двигаясь и не сводя с неё изумлённых глаз. Не оборачиваясь на Матурину, он протянул ей кошель с деньгами и затем обнял Лизу.

– Ты моё чудо!.. Моё спасение! – нежно поцеловал он её.

– Я пришла попрощаться с тобой, Лео, – положила она ему голову на плечо. – Муж едет в Калабрию и хочет, чтобы и я с Катариной поехала с ним…

– Зачем?

– Там его родственники. Он собирается погостить у них и заодно договориться с местными фермерами о забое скота на поставку во Флоренцию мяса и шкур… Сегодня он получил письмо от них, в котором имеется их приглашение, и завтра мы уезжаем.

Леонардо отстранился от неё и взволнованно посмотрел ей в глаза.

– Какой ещё забой скота? – откровенно недоверчиво и подозрительно прозвучал его голос. – В это время года – сейчас июнь – скот поставляется живым, а его забоем занимаются только в конце осени и зимой, когда наступают холода, чтобы не портилось ни мясо, ни шкуры!.. Это знает любой…

– Синьор Джоконда собирается пробыть в Калабрии до конца осени, – подтвердила Лиза. – А до той поры он будет вести переговоры с фермерами.

У Леонардо лицо побледнело, превратившись в безжизненную маску. Матурина, уже знавшая, что ничего просто так у него не бывает, обеспокоенно потянулась к нему и взяла его за руку.

– У тебя плохое предчувствие, Леонар?!

– Да… Всё сны-сны… – угрюмо вздохнул он.

Со двора в гостиную вбежала со звонким смехом Катарина и принялась бегать вокруг стола. Её догоняли один за другим Андреа, Джованни и Чезаре. Зороастро, опираясь на костыли, остановился в дверях гостиной и, молча, с улыбкой на губах стал смотреть на них. Леонардо, Лиза и Матурина тоже не сводили с них глаз.

– Что ты молчишь, Лео? – дёрнула его за рукав Лиза.

– Да! – поддержала её Матурина. – Ты не ответил на мой вопрос…

Леонардо взял Лизу за плечи и опять заглянул ей в глаза.

– Не знаю, как и сказать тебе… – судорожно выдохнул он.

– Скажи всё, как есть…

– Я, рассчитавшись с Содерини, собираюсь навсегда покинуть Флоренцию!.. Куда мне отправиться, я пока не знаю!.. Но мне важно знать, приедешь ли ты ко мне, когда я найду пристанище?

Лиза прильнула к нему и снова положила голову ему на плечо.

– Я и сама хотела просить тебя, чтобы ты уехал отсюда… Флоренция не для тебя, Лео! – со смиреной грустью сказала она. – А с тобой я хоть к новым землям Колумба!.. Только Дианору возьму с собой!

– Дианору?! – отстранил Леонардо её от себя и с удивлением заглянул ей в глаза.

– Да… Ты против?!.. Она ни за что не захочет оставаться с отцом… Она пропадёт с ним!

– Да я ничуть не против! – озарился Леонардо радостной улыбкой. – Чем больше семья, тем лучше… Веселее! Смотри, как они рады! – жестом указал он на визжащую от восторга Катарину и бегающих за ней Чезаре, Андреа и Джованни.

Катарина от бега раскраснелась, волосы растрепались, серебряная заколка болталась и подпрыгивала, держась на нескольких волосках. Её преследователи тоже раскраснелись, с них ручьями текли струи пота, рубашки взмокли, волосы всклокоченными прядями падали на лицо и плечи.

– Ну, ладно, хватит вам! – поймала Лиза на бегу дочку и подняла её на руки. – Пожалей взрослых… Пора тебе и в порядок себя привести, а то посмотри, на кого ты похожа!.. – потянулась она к зеркальцу, стоявшему на столе в оправе из резной слоновой кости.

Андреа, Джованни и Чезаре наконец-то с облегчением вздохнули и перевели дух. Лиза взяла зеркальце и поднесла его к румяному личику дочери, но та, не желая в него смотреться, а желая продолжить игру, ударила по нему ладошкой; зеркальце выпало из рук Лизы и, упав на стол, треснуло, разойдясь мелкими трещинами. Два осколка, большой и маленький, выпали из него на скатерть. В одном из них, в большом, Леонардо увидел отражение Матурины и снова побледнел, став белее мраморной скульптуры. Перед его глазами встала картина событий, когда он первый раз потерял Матурину.

– Сны… сны… сны… – лихорадочно пробормотал он.

Никто на его бормотание не обратил внимания. Все были увлечены тем, что пытались заступиться за Катарину перед рассердившейся на неё Лизой. Мать и дочь, надувшись, не разговаривали и только исподлобья, молча, бросали взгляды друг на дружку.

– Ну, вот и ходи лохматой! – наконец недовольно бросила дочери Лиза.

Катарина, потянувшись ладошками к голове, принялась приглаживать волосы, что в гостиной вызвало общий смех.

– Не велика беда! – убирая со стола разбитое зеркало и осколки, рассмеялась Матурина. – В мастерской большое есть!.. Леонардо, ты позволишь Катарине полюбоваться в твоё зеркало в мастерской?!

Леонардо рассеянно посмотрел на неё.

– Я говорю: ты позволишь Катарине привести себя в порядок в мастерской перед твоим зеркалом? – повторила она, поняв, что он её не слышал.

– А-а!.. Да, конечно!..

Лиза, Катарина, Камила и его ученики отправились в мастерскую. Матурина пошла, выбросить разбитое зеркальце и осколки. Леонардо окликнул её и попросил, чтобы она осталась.

– Матурина, я тебе раньше этого не говорил… – запнулся он, понимая, что то, что он собирается ей сказать, покажется ей нелепым и вызовет у неё отторжение. – Я даже не знаю, как тебе это объяснить…

– Что с тобой?.. – озабоченно посмотрела она на него. – С приходом Лизы ты бледен и рассеян!..

– Нет, дело не в них!.. То есть, я сначала думал, что мои опасения касаются их, но на самом деле они касаются тебя!

У Матурины лоб прорезала длинная морщина.

– Что случилось?!.. – упал у неё голос.

– Я прошу тебя быть осторожной! – взял её за руки Леонардо.

– А ты можешь мне объяснить, что произошло?

– Нет!.. Только верь мне! В ближайшее время тебе непременно надо быть осторожной!

Матурина пристально вгляделась в его глаза, потом кивнула.

– Хорошо!

Леонардо поцеловал её руки и, направившись в мастерскую, обернулся и на ходу через плечо бросил:

– Ты умная женщина! Я знаю, что тебе ничего не требуется объяснять, потому что молитвой обращённой к Богу о даровании тебе раскрытия тайн, ты получаешь от него больше знаний о жизненном бытие, чем любой учёный философ-исследователь!

Пожав плечами, Матурина пошла, выбрасывать осколки и зеркальце. Зороастро отправился на кухню распорядиться насчёт обеда…

**** **** ****

Лиза уехала с мужем, сеньором Франческо Джоконда, Катариной, и Дианорой утром следующего дня. Леонардо вместе с Пьеро Мартелли в это время направлялся в палаццо Веккьо, к гонфалоньеру Содерини для возврата денег в казну и столкнулся с их экипажем на улице Торнабуони. Сеньор Франческо Джоконда, видимо, издали и гораздо раньше заприметил Леонардо, поэтому, когда экипаж поравнялся с ним, он не удосужился на него взглянуть и поприветствовать, а, отвернувшись, держал голову высоко и надменно. Лиза лёгким кивком поприветствовала и одновременно попрощалась с ним; Дианора и Катарина помахали ему руками. Сеньор Франческо прикрикнул на них, и они зажались в глубину экипажа под кожаный навес. Леонардо почувствовал, как у него всё запылало в груди и вновь появилось ощущение мрачного предчувствия чего-то надвигающегося и непоправимого. Он остановился и долго смотрел им вслед, пока экипаж не скрылся из виду, но и даже тогда, когда он скрылся среди городских домов и его не стало видно, Леонардо не находил в себе силы сдвинуться с места.

– Что с тобой, Леонардо? – недоумевал Мартелли. – Со вчерашнего дня ты словно в затмении… Пойдём!

– Пьеро, обещай мне, что, когда я уеду из Флоренции, ты сделаешь всё, чтобы помочь Лизе, Катарине и Дианоре приехать ко мне по возвращении их из Калабрии…

– Мы уже обсуждали это… Зачем повторяться?

– Я ещё раз хочу услышать от тебя дружеское слово! – в упор глянул Леонардо на Мартелли. – Я и так тебе многим обязан, но Лиза для меня не просто…

– Я тоже любил в своей жизни и понимаю, Леонардо, что она значит для тебя! – перебил его друг. – Только в моём случае та, которую я любил, была также как и ты незаконнорожденной! И вот я по прошествии многих лет жалею, что в молодости мне не хватило решительности – от нехватки, конечно, жизненного опыта – воспротивиться воле родителей и жениться на ней!.. Ничего бы они не сделали мне и без наследства не оставили!.. – он сокрушённо покачал головой, и из его горла вырвался подавленный крик отчаяния. – А вот теперь я вынужден влачить жизнь одинокого болвана!.. И ей жизнь сломал, и себе!.. И поверь мне: я завидую тебе, точнее, рад за тебя, что, несмотря на то, что ты незаконнорожденный и что ты обещал самому себе не влюбляться и не влюблять в себя… У тебя есть всё: ученики, Матурина, Зороастро, я, – чёрт побери, в конце концов, – Лиза, Катарина и, наверное, уже будет и Дианора!.. И всё это – твоя семья! Как же мне тебе не помочь, если я являюсь её частью, а, Леонардо?!

Леонардо подошёл к нему, молча, его обнял, и потом они снова продолжили путь в палаццо Веккьо.

Гонфалоньер, сеньор Пьеро Содерини, принял их с такой любезностью, какой обычно удостаивают королей зарубежных держав. Расплывшись в располагающей к себе улыбке, он предложил им не только пройти и присесть за стол, но и перекусить с ним и выпить вина ввиду того, что сам он ещё с утра не успел позавтракать.

– Благодарю, – сухо ответил ему Леонардо, немало удивлённый поведением гонфалоньера. – Но я пришёл сюда не за этим… К тому же, – он покосился на Мартелли, – мы уже позавтракали!

– Да! – так же сухо кивнул комиссарий Синьории.

– Как жаль! – изображая искренность, посетовал Содерини. – А я думал, что мы присядем за стол: за бокалом душистого вина обсудим наше дальнейшее развитие дел…

Леонардо и Мартелли переглянулись.

– Вы каждое утро так думаете, ожидая нас?! – колко заметил Леонардо, продолжая изумляться смене поведение гонфалоньера и пытаясь разгадать, чем оно вызвано.

– Вы напрасно, мессере Леонардо, делаете из своего языка острый шип, – ничуть не возмутился Содерини, всё так же продолжая улыбаться. – Нам, Совету Десяти, Совету Синьории и Совету Учёных, хорошо известно, насколько быстра ваша мысль и насколько точно ваше слово, но вряд ли вы сами зауважаете себя, поглубже осмыслив, что пользоваться этим преимуществом перед теми, кто не обладает таким даром, непорядочно!

– Обратите ваши претензии к Всевышнему! – невозмутимо отреагировал Леонардо. – Это Он распределяет, кому и сколько вложить в голову ума!.. Если вы чувствуете в нём острую нехватку, то утешьтесь: Господь любит своих глупцов – Он наделяет их вместо разума властью! Чем не утешенье для таких убогих, как вы?!.. И не поэтому ли во власти так много кретинов?!.. Я же незаконнорожденный, и всё моё богатство – это мой разум!.. А вы хотите укорить меня в том, чтобы я стыдился божественного дара!.. Кто из нас глубже мыслит и кто из нас более непорядочен: вы или я?!

– Леонардо, у тебя помимо божественного дара имеется и дьявольский дар наживать себе врагов! – шипя, как напуганный кот, толкнул Мартелли в бок Леонардо. – Что ты делаешь?!.. Уймись!

Содерини смотрел на Леонардо такими глазами, что зрачки в них, покрывшись бельмами злости, сделались матовыми.

– А ну его к чёрту! – небрежно махнул на него рукой Леонардо. – У него за этим красноречием, каким он пытается нас ублажить, наверняка, скрывается не шип, – как он выразился, – а стилет или ещё того хуже: осиновый кол для моего, как ты выразился, дьявольского дарования!.. Но у них не получится отравить меня так же, как они это сделали с Александром VI Борджа… И вообще теперь они ничего не смогут мне сделать! – он подошёл к столу и бросил на него три кошелька с деньгами. – Вот, сеньор Содерини, окончание наших дел, о продолжении которых не может быть и речи!.. Заберите назад свои деньги, и на том сделаем друг другу подарок: не видеть, не слышать и не разговаривать друг с другом – это для нас обоих, я думаю, будет настоящим блаженством!.. Во всяком случае, для меня – это точно!

Содерини стоял позеленевший от злобы, но с его губ по-прежнему не сходила улыбка. Он плавным движением руки отодвинул от себя кошельки с деньгами и с надменностью, достойной чёрного властелина Вселенной, Велиара, процедил сквозь зубы:

– В который раз, мессере Леонардо, вы убеждаете меня в вашем поистине непревзойдённом умении мыслить, правильно формулировать предложения из слов и убеждать, доводя до сознания слушателя скрытые от него философизмы простым словом, – он щёлкнул пальцами, и в его рабочую залу вошли Николо Макиавелли и секретарь-летописец Форфаниккьо. – А откуда – не взыщите за мой вопрос – у вас такие сведения об Александре VI Борджа?!

– Тому, кто обладает ясновидением, не нужны тайные кубикуларии, – ледяным тоном ответил Леонардо, поняв, какое коварство скрывается за словами Содерини.

– Гм… М-да, – задумчиво промычал гонфалоньер. – И всё-таки вам придётся продолжить разговор о наших с вами делах, мессере Леонардо, потому что к этим вот деньгам, – указал он на кошельки, – вам придётся добавить ещё и сумму долга за провал в строительстве канала от реки Арно к Ливурнскому болоту, которое было прекращено по вашему распоряжению. Иначе я распоряжусь заключить вас под стражу джустиции и предать вас суду! А если взять во внимание ваше ясновидение по поводу смерти Александра VI, то Папа Юлий II с удовольствием его рассмотрит на судилище Святой Инквизиции, на котором мы выступим законными свидетелями вашего собственного в этом признания, – указал он жестом на себя, секретаря Николо Макиавелли и секретаря-летописца Форфаниккьо. – А зная отношение к вам Папы Юлия II, с позором изгнавшего вас из Рима, без всякого ясновидения нетрудно догадаться, какой будет вердикт этого Священного судилища!.. Так что вам рано блаженствовать, удалившись от глупца власти, – расплылся он в ядовитой усмешке. – Возвращайтесь в новый зал Совета и продолжайте прерванную работу над «Битвой при Ангиари», а я подумаю, что с вами делать дальше… Да, и заберите назад деньги, они вам ещё пригодятся! – швырнул он кошельки на угол стола, ближе к мастеру.

Леонардо стоял сам не свой. В голове проносились мысли о разбитом зеркальце и двух осколках, отколовшихся от него. Ему представлялось, что большой – это он; а маленький – это Мартелли; его друг сейчас мог бы пострадать из-за него только потому, что именно был его другом и находился в момент его очередного раздора с верховным правителем Флоренции рядом с ним. «… Отражение в осколке лица Матурины, – подумал Леонардо, – могло быть простым совпадением…» Он не взял обратно деньги, так как не хотел к ним прикасаться. Его распирало одержимое чувство очередного охватившего его труднопреодолимого желания раздавить гонфалоньера, как слизня. Пьеро Мартелли, взглянув на него и поняв, что он на грани срыва и может натворить непоправимой беды, заторопился. Забрав со стола кошельки и забыв откланяться, он схватил его под руку и в очередной раз уволок с глаз ненавистного ему правителя, спасая от грядущей катастрофы. Справился Леонардо со своей внутренней одержимостью охватившего его свирепого гнева только на углу улицы Мартелли, неподалёку от дома друга, выговаривавшего ему всю дорогу, какой же он всё-таки негодяй, что не бережёт ни себя, ни друзей, ни тех, кого он любит; ни тех, кто любит его. Леонардо не возражал ему. Он понимал, что Мартелли прав, потому что своей необузданной вспыльчивостью он, чуть было, не погубил его и себя. Сжав кулаки так, что они посинели, и, стиснув зубы, он шёл, испепеляя взглядом всех встречных прохожих, шарахавшихся в сторону от встречи с его глазами.

– Эти, как ты их называешь, глупцы с надменным высокомерием воспринимают твою непокорность им не как чувство твоего собственного достоинства, – о нём они и понятия-то не имеют – а как твою гордыню! – всё больше распалялся Мартелли, с ужасом осознавая, что сейчас могло бы произойти, не уведи он Леонардо из приёмных покоев Содерини. – Ты ведёшь себя, как наивное дитя, которого любящие родители постоянно прощают за озорство и проделки!.. Мне только остаётся диву даваться: как тебе, действительно, это всё сходит с рук?!

– Я изгнанник! – наконец, заговорил Леонардо. – А разве это можно назвать, что мне всё сходит с рук?.. Разве это не наказание?

Мартелли остановился, резко развернулся и обеими руками схватил Леонардо за воротник камзола, но потрясти его, гиганта, как детскую погремушку, ему всё же не удалось.

– Я обещал тебе, что сделаю всё, чтобы ты и Лиза были вместе?! – подпрыгивал он, пытаясь тряхнуть его. – Так вот теперь ты обещай мне, что ты будешь беречь себя для неё, Катарины, меня… В общем, ты будешь беречь себя для всех нас!.. Ты будешь последним негодяем, если этого не сделаешь, потому что когда-нибудь этому придёт конец: «… Не искушай Бога своего…», – сказано в Писании!.. Я очень прошу тебя, Леонардо: уйми свой необузданный нрав: когда-нибудь это может очень печально кончиться и для тебя, и для тех, кто тебя любит! – с тяжёлой горечью закончил Мартелли.

– Даю слово… Обещаю… Пьеро! – глубоко и угрюмо вздохнул Леонардо.

Мартелли отпустил воротник и принялся аккуратно его расправлять.

– Я и сам знаю, что меня ждёт то, о чём ты говоришь, – виновато отвёл от него взгляд Леонардо. – Содерини – это не дон Чезаре Борджа…

– В последнее время он устраивает тайные военные советы, на которые меня, гражданского комиссария Синьории, он не приглашает, – оборвал его на полуслове Мартелли. – Я всё никак не мог понять, что бы это значило?!.. Но сегодня, кажется, всё стало ясно! Содерини проговорился: они опять что-то замышляют со строительством канала от реки Арно… И им для этого нужен ты!.. А иначе, зачем бы он намекнул на то, что строительство канала прекращено по твоей вине и, следовательно, растраченные на его сооружение деньги – это твой дополнительный долг перед казной Яснейшей Республикой Флоренция!.. – он пригладил последнюю сборку воротника и дёрнул головой, словно недоволен своей работой. – Мерзавцы! Разве мы с тобой могли подумать, когда ты только что приехал из Рима, что вся эта возня с каналом, к которой ты не имеешь никакого отношения, обернётся для тебя такими чудовищными последствиями?

– Нет! – задумчиво возразил Леонардо, продолжив путь.

– Что нет?! – не понял Мартелли.

– Не для строительства канала я им понадобился… Они не вернутся к этой провалившейся авантюре, грозящей им очередными денежными тратами, а главное: возмущением флорентинцев и низложением пожизненного гонфалоньера Содерини с его поста – для этого он не настолько глуп и слишком рационален, чтобы повторить безумие… Моя жизнь, Пьеро, не стоит его высокой должности! Я им нужен для чего-то другого…

– Для чего? Не понимаю! – дёрнул плечами семенивший рядом Мартелли.

Леонардо остановился и, прищурив веки, устремил взгляд вдаль, будто что-то разглядел в ней невидимое; потом перевёл его на друга.

– Я не говорил тебе, Пьеро, но два года назад у меня состоялся разговор с Пьетро Перуджино, когда он приезжал из Рима сюда, во Флоренцию, открывать свою школу мастеров, – медленно растягивал он слова, продолжая осмысливать осенившую его догадку. – Он рассказал мне, что из заточения бежал дон Чезаре Борджа…

– Я ничего не слышал об этом! – недоверчиво посмотрел на него Мартелли.

– … и что Папа Юлий II за его голову назначил цену в десять тысяч дукатов! – не обратил Леонардо внимания на его реплику. – Вот почему Содерини в разговоре со мной оговорился насчёт Папы Юлия II и пригрозил мне им… А разговор о канале – это так, для отвода глаз, – махнул он рукой. – Прав был Перуджино, говоря мне, что они сделают всё, чтобы я не встретился с герцогом Валентино… А я-то, наивный, думал, что вот он, наступил мой час, когда я могу отправиться к нему и вновь с ним встретиться…

– Но я ничего не слышал о побеге Чезаре Борджа! – возразил Мартелли, как будто ему, как капитану Синьории, по должности входило в обязанности об этом знать.

– Не удивительно, Пьеро, что ты ничего об этом не слышал, – грустно усмехнулся Леонардо. – Вспомни и подсчитай: скорее всего, что именно два года, как Содерини собирает тайные военные Советы, закрытые от флорентийской Синьории и лично от тебя!..

Мартелли на мгновение задумался, потом его веки широко открылись.

– А ведь точно! – выдохнул он. – И всё это под предлогом войны с пизанцами, чтобы о замыслах военных не узнали соглядатаи врагов, притаившиеся среди Синьории… Так что всё выглядит вполне достоверно…

– Ты вот что, – понизил Леонардо голос. – Пока я займусь продолжением работы над «Битвой при Ангиари», ты попробуй встретиться здесь, во Флоренции, с миланским поверенным… У меня имеется письмо от наместника французского короля Людовика XII в Милане, Шарля д’Амбуаза, полученное мной от него ещё в Риме!.. Ты спроси его: остаётся ли в силе приглашение синьора д’Амбуаза взять меня к нему на службу на сегодняшний день? И если да, то постарайся через Совет Синьории надавить на Содерини, чтобы мне дали три месяца отпуска – по месяцу за каждый отработанный здесь год, – которых мне будет вполне достаточно, чтобы связаться с доном Чезаре Борджа и обустроить отъезд отсюда Лизы и всех остальных…

– Я поговорю, Леонардо! – оживился Мартелли. – Такой замысел осуществить гораздо проще!..

– Я надеюсь на тебя!

Они улыбнулись друг другу и, обменявшись рукопожатием, продолжили путь. Вскоре, достигнув дома сеньора Пьеро Мартелли, они скрылись под его сводами от наступавшей нестерпимой дневной жары…

Г Л А В А 6.

Леонардо возобновил работу над «Битвой при Ангиари». Никто его больше не торопил, и он спокойно восстанавливал испорченную им, второпях, картину. На Микеланджело, работавшего с другой стороны стены, он не обращал внимания, хотя тот время от времени продолжал язвить, чувствуя перед ним своё более выигрышное положение, так как был приближён к гонфалоньеру и пользовался его покровительством, что давало ему возможность оставаться безнаказанным за нанесённые Леонардо оскорбления. Он по-прежнему считал, что скульптуру Давида обкидывают камнями флорентинцы, подкупленные Леонардо, и за это мстил ему. А узнав о том, что горожане, спасённые мастером от болезни во время работ на строительстве канала, собирали ему деньги, чтобы он мог вернуть долг в казну Республики за неудавшуюся картину в новой зале Совета, – следовательно, никакого подкупа флорентинцев не могло быть с его стороны, – Микеланджело отмахнулся от этого довода, как от чепухи, выдуманной уличными сплетниками.

– Мессере Леонардо только изображает из себя бедного! – презрительно бросил он сеньору Пьеро Мартелли, когда комиссарий Синьории пытался урезонить его от чрезмерного сарказма над Леонардо, боясь за судьбу обоих. Первый был чрезвычайно щупл и физически слаб; второй – чрезвычайно силён и грозен, способный в порыве гнева переломать хребет первому, как хворостинку, и быть за это преданным суду. Но физически слабый ваятель вёл себя вызывающе. – Мессере Леонардо всегда был обласкан герцогами и королями, так что никто не поверит, что он беден и что горожане собирали ему деньги!.. – продолжал презрительно Микеланджело. – А если это и так, то они глупцы, потому что мессере Леонардо, таким образом, отводит от себя обвинение в подкупе и заодно пополняет золотом свой карман!

В общем, утихомирить создателя скульптуры Давида не удалось. А Леонардо, раздав деньги, возвращённые ему гонфалоньером Содерини, тем, кто их ему собирал, сам жил на то, что от них осталось, и на то, что зарабатывали его ученики. Сеньор Пьеро Мартелли тоже помогал ему и не только материально, но и всячески старался вдохновить его на хорошее настроение. Каждый день он извещал его о том, как продвигаются дела о предстоящей его встрече с миланским представителем Шарля д’Амбуаза, сеньором Сальвидо Гальганеро. Оказалось, что встретиться с ним без соглядатаев Содерини было практически невозможно. В миланском Представительстве простой прислугой служили флорентинцы, находившиеся под жёстким контролем гонфалоньера, докладывавших ему обо всех посетителях, приходивших к сеньору Сальвидо. И всё-таки Мартелли умудрился встретиться с ним один на один без посторонних. Случилось это в конце августа на соколиной охоте миланского представителя на перепелов в долине у подножия горы Монте-Альбано. Мартелли предварительно узнал о его предстоящей забаве и понял, что такой возможности встретиться с ним ему больше не представится. Оседлав коня, он верхом выехал вслед за кортежем Сальвидо Гальгонеро, и вскоре его долгожданный разговор с миланским представителем состоялся. Вернулся он домой возбуждённый и радостный.

– Леонардо!.. – одержимый восторгом, кричал он с порога. – Леонардо!.. Чёрт бы побрал твою пропажу, а Бог бы тебя воскресил!.. Где ты?!.. Выходи скорее!..

Леонардо и его ученики выскочили из мастерской, второпях посбивав поставцы и леджо с картинами. Матурина прибежала из кухни. Зороастро приковылял из своей механической мастерской, устроенной ему Леонардо рядом с художественной специально для того, чтобы он мог в ней спокойно заниматься своими делами, разрабатывая там парализованную и малоподвижную часть своего тела. Все вопросительно, с надеждой смотрели в разрумянившееся от жары, вспотевшее лицо Пьеро Мартелли, светившееся непомерной радостью.

– Пляши тарантеллу, Леонардо! – часто дыша, улыбался он до самых ушей. – У меня состоялся разговор с Сальвидо Гальгонеро!.. Он сказал мне, что предложение Шарля д’Амбуаза, присланное тебе в Рим три года назад, остаётся в силе!

У Леонардо и всех, кто в этот момент находился в гостиной, перехватило дух. Несколько мгновений стояла тишина, потом все разом разразились безудержным ликованием. Кто, в самом деле, заплясал тарантеллу; кто-то бросился обнимать Мартелли, а кто-то повис на шее Леонардо. Всё закружилось, завертелось в доме комиссария Синьории. Этот день отметили настоящим праздником. Всем уже порядком надоело влачить жалкое существование во Флоренции. Заказов почти не было даже у учеников Леонардо, потому что вокруг их учителя всё время витали злые и мерзкие сплетни, отпугивающие от них заказчиков; не боялся осуждения флорентийских сограждан, пожалуй, лишь Гравино да Буанакорзи, продолжавший дело покойного отца Чиприано да Буанакорзи и не боявшийся ни сплетен, ни слухов о Леонардо. Он по-прежнему делал заказы Леонардо и его ученикам, тем самым поддерживая их деньгами.

Радость обитателей дома сеньора Пьеро Мартелли была бесконечной, и отпраздновали они знаменательное событие с настоящим размахом. Уже на следующий день он, комиссарий, руководствуясь законом о труде Яснейшей Республики Флоренция, обратился к Совету Синьории с требованием дать Леонардо трёхмесячный отпуск ввиду его трёхлетней беспрерывной работы. А также премировать его отпуск из казны Синьории за спасение больных при строительстве канала от реки Арно к Ливурнскому болоту и освобождение флорентинцев из пизанского плена. С первым требованием о предоставлении трёхмесячного отпуска Леонардо Совет Синьории согласился, а вот со вторым, по поводу выдачи ему премиальных, достопочтенные сеньоры наотрез отказались выполнить. Настоял на таком решении гонфалоньер Республики, сеньор Пьеро Содерини. Впрочем, этот отказ верховного правителя и флорентийской Синьории для Пьеро Мартелли и Леонардо не стал каким-то неожиданным. Объяснялось это не только неприязнью правительственной знати к мастеру, но ещё и тем, что, согласившись предоставить Леонардо отпуск, они исполняли закон, а, отказавшись премировать его за заслуги перед Республикой, о которых в своде законов ничего не говорилось, они преследовали собственный интерес: без денег Леонардо не мог покинуть Флоренции. Но к такому развитию событий Леонардо и Пьеро Мартелли были готовы, и потому сразу занялись накоплением денег. А отпуск они решили взять тогда, когда денежных сбережений будет вполне достаточно для того, чтобы Леонардо мог с учениками, Зороастро, Матуриной и Лизой с дочерью Катариной и, возможно, с дочерью сеньора Франческо Джоконда, Дианорой, покинуть Флоренцию. Леонардо планировал его взять всё-таки после окончания в новой зале Совета Синьории картины «Битвы при Ангиари», гарантировавшей ему выплату за неё остатка жалования. Как позже показало время, флорентийские сеньоры в свою очередь, тоже предвидели такое намерение Леонардо, поэтому предупредили его отъезд из Флоренции страшным ударом коварства: они разослали во все области, провинции, герцогства и королевства Италии письма о том, чтобы его нигде не брали на службу.